Переходный возраст

2.

Вообще Марат себя всегда нормальным считал, четким пацаном. И в Турбо разумеется не втюрился, просто начал замечать, что тот, ну…красивый? Нет, он на девчонку похож не был, не спутаешь. Женственного в нем ничего не было, в свои 17 был обычным жилистым парнишкой, вечно битый, через день ходил с фингалом то под одним, то под другим глазом. Чумазый, одетый черти как, потный и пыльный, громкий и лезущий на рожон. Всегда среди первых и на делюгу, и за пиздюлями. Просто возраст такой – переходный - голос ломается, сердце грудную клетку таранит, ладошки потеют – пубертат одним словом. А Турбо тактильный, всё лезет. По плечу похлопать, обняться при встрече, руку пожать, волосы, ежит короткий, потрепать и подзатыльник дать или фанеру пробить, если заслужил. А Маратку от прикосновений не то чтобы кроет, но приятно это. Задержать хочется, контакт продлить. Нормально это? Непонятно. Вон с Зимой Турбо только так обжимается и никто слово не скажет, что вечно в обнимку стоят руки друг другу на плечи закинув. Они и ходят вечно вместе неразлучники, все привыкли давно: друзья не разлей вода. Хотя, если не поделят что дубасятся так, что страшно – разнимай, поубивают! И спорят так, что не заткнёшь по поводу и без. Глупо спорят, но до талого. Никто другому уступить не хочет, не правоту признать. А если Марат также будет? Коситься станут пацаны, шутить зло в лучшем случае, в худшем думать начнут, что Марат… нет. Просто Турбо Марату же, как брат, с малых лет вместе: Вовка по своим делам, а за ним гуськом Турбо с Зимой и Маратик. Вову в армию забирают неожиданно, вернее как забирают – сам идет с готовностью по первому звоночку, Родину защищать. Мама плачет теперь часто, отец хмурится и молчит. Вроде понимают все, что правильно это, надо так. Просто в окно глядит страшное что-то – Война. И всем неспокойно на душе, мысли нехорошие от себя гнать стараются, у мамы видно получается хуже вот и плачет. Марат как-то раз представляет себе, что вот нет теперь Вовки, убили. И привезут его как многих до этого в гробу закрытом и похоронят. И останутся от брата только медали за победы в боксе и пара фотографий. Не по себе становится, какая-то неправильная это мысль, плоская и трусливая. К брату она не клеится, гранями не пристраивается. Не могут там Вову убить, вот его точно не могут. Вернется однозначно подождать надо только. И Марат бежит от этих мыслей, бежит во двор к пацанам, в компании о плохом думать некогда, всегда дело какое найдется. Зима с Турбо за Вовку тоже переживают, по второму это видно хорошо. Он первые дни после проводов как в воду опущенный ходил, потом подошел к Марату: - Меня брат твой за тобой приглядывать просил – начал кудрявый - Так что если что не так будет, проблемы какие, ты не стесняйся, говори – подсел ближе, руку на плечо закинул – Да ты не ссы, вернется твой Вовка через годик, стриженный под ноль и с орденами во всю грудь. Важный будет ходить с армейки-то, команды раздавать, строить всех. Ещё заебёт так, что вспоминать этот год без него будем с тоской – хохотнул Турбо, но как-то не весело, нервно скорее и в глазах беспокойство плескалось. Показалось вдруг, что это он храбрится, себя и Маратика успокоить пытается, убедить, что нормально все будет. -Не так уж и долго так-то, просто переждать надо – и потрепал по голове прежде чем встал и сиги по карманам искать начал. Закурил – беспокоится все-таки. Не так уж и долго на 2 года растянулось. Маратик за это время тоже вытянулся, в костюме спортивном от брата унаследованном гонять начал, по наследству также и кликуха перешла, так и звали Адидас-младший. Так-то норм, Марата устраивало, он сравнений с братом не боялся никогда, похожим на него старался быть. Не внешне, все-таки только по отцу родные, так в остальном не уступать. На Турбо смотреть все ещё хотелось, но какая-то болезненная неловкость сходила потихоньку. Марат для себя принял, что нормально это испытывать к нему… приязнь. Все-таки свои они, универсамовские. За друг друга всегда впишутся. Валера за это время вымахал сильно, выше многих в группировке был, в плечах раздался и мышцами пооброс, не так чтоб качек. Поглядеть так Кощей в качалку таких бугаев приводил пришиваться, Валерка близко не стоял. Но девчонки только так заглядывались, значит, правда красивый был. Впереди день рождение Турбо маячило, на такой случай в универсаме принято было навар по особому делить, имениннику чуть больше, чем остальным, а тут тем более старший же. Но Марату хотелось проявиться перед Турбо как-то. У Валеры особая страсть была – шапки всякие разные дурацкие, цветастые собирать и носить соответственно. А зима на дворе, сам Бог велел обновку подогнать, чтоб Турбо последние мозги не отморозил, да и приятно ему будет…наверное. Короче с подарком Марат нашелся быстро. В день именин всех удивил Кощей, тот отчего-то с утра пребывал в отличном настроении, улыбался, зубами светя, и трезвым был, правда, сигарет изо рта не выпускал, наоборот кажись к обеду уже 2 пачку начал. Кто-то из пацанов сказал, что утром Кощей письмо получил, кто написал не светил не перед кем, а спрашивать было бы себе дороже. И как прочитал его, так и витает весь день в облаках. Не зная этого, можно было бы подумать, что укололся чем, слухи всякие давно ходят. Но видно не наркота сердце Кощеево растопила, а пара строк от зазнобы. Пацанам-то от этого ровно, не лютует и на том спасибо. Но Кощей Турбо лично поздравил, желал много хорошего долго, а потом с барского плеча ящик водки выделил, и праздновать разрешил в качалке. Часов до 11 праздновали все вместе, на возраст не делили, скорлупе, правда пить не позволяли. А потом Кощей мелочь из качалки погнал, оставив только старших. Марату уходить не хотелось, но его никто не спрашивал, гнали взашей и все тут. Адидас-младший почти до дома добрел, когда про подарок вспомнил. Дарить надо было непременно сегодня, значит возвращаться надо и пусть получит от Кощея за своеволие - неважно. Когда к качалке подходил внутренне к тумакам готовился, но вошел все же, было пусто. В подвале что-то громко рассказывал Зима мягко прокатывая букву р, пацаны дорвавшись до беленькой без стесненья бухали порядком раздобрев и повеселев. Самого Турбо не наблюдалось, как и Кощея. Вахит, заметив Марата: - О Марратиик, ты заблудился чтоль? Ты Кощея не слышал, сказано было – скорлупа по домам - Да, я это. Мне быстро, я к Турбо – разговор есть. Щас поговорим, и свалю сразу – начал оправдываться младший. Зима ровный был, но понятия соблюдал строго, если что не так прописать в дисциплинарных целях никогда не брезговал, а тут накатил. Марат его пьяным впервые в жизни видел – они ж спортсмены все, алкоголь не в почете – и предсказать поведения супера сейчас не мог. Ну, а вдруг бодаться полезет за борзость Мараткину. - Тебе бы по-хорошему влупить конечно, но сегодня день особенный считай, что пронесло. Ты вообще везучий так-то Кощей минут 20 назад свалил, стращать тебя некому. Садись в честь праздника стопку бахнешь – предложил Зима. -Да я, правда, по-быстрому хотел, скажи, куда Турбо ушел? - Не до тебя щас Валере, подожди немного, поздравляют его – и усмехнулся непонятно чему – Говорят тебе, садись! Такая лафа раз в жизни бывает, выпей – налил супер и пододвинул стопку Марату. Младший выпил, сморщившись, закусил хлебом. Горло обожгло, от этого голос прозвучал сорвано: - Куда Турбо-то делся? Ушел куда-то чтоли? -Вот ты как прицепишься.…В каморке он, если огрести не боишься, поторопи - махнув, ответил, наконец, Зима. Марат без задней мысли пошел к коморке, дернул на себя дверь. Перед глазами стоял Турбо, по пояс голый Турбо на уровне паха, которого ритмично двигалась взад-вперед голова какой-то девчонки. Свою он запрокинул назад, открывая вид на горло, вьющиеся заправленные за уши кудряшки и бьющуюся на уровне ключицы вену. От движений совершаемых головой на поджавшемся животе четко прорисовались кубики пресса, послышался гортанный стон. Облизнувшись и закусив губу он, открывая глаза, опустил голову вниз. Несколько раз быстро и часто двинул бедрами вперед, напоследок плотно прижимая к себе чужую голову. В этот момент расфокусированный темный взгляд замер на уровне приоткрытой двери: -Не хорошо Маратик подглядывать, тебя, что стучаться не учили? – хриплым голосом снимаясь с чужого рта, спросил старший С пола взвизгнув, подскочила девчонка. По лицу Адидас-младший узнал Катьку, которую на районе считали «общей». Она впопыхах застегнула блузку и, глядя куда-то в пол, выбежала из коморки. - Тебя кто впустил-то вообще? Вас же всех баиньки погнали. Чё хотел? – натягивая трусы со штанами, спросил Турбо. -Я тебе подарок отдать хотел, день рождение все-таки – с заминкой ответил младший, избегая смотреть старшему в глаза - Круть, погнали тогда на улицу. Жарко тут, да и курить охота, там задаришь – кажется, совсем не смущаясь сложившейся ситуации, будничным тоном заявил Турбо. Когда вышли на улицу старший предложил Марату сигарету и прикурил её. Марат стоял рядом, краснея ушами и лицом. Надеялся, что в тусклом свете фонаря не выглядит красным раком. Они постояли несколько минут, молча дымя сигаретами прежде, чем Турбо вспомнил про подарок: - Ну, показывай что у тебя за презент? Марат вытащил из кармана куртки аккуратно сложенную шапку, теряясь и не зная как вручить. Мысли никак не могли собраться в голове во что-то осмысленное. Всё стало слишком неловким и Адидас-младший начал жалеть, что не дождался следующего дня. Турбо выдернул у него из рук красную шапку-петушок, выглядел при этом действительно радостным. Он нащупал шов с изнаночной стороны и натянул шапку на голову. -Бля, ну ты даешь, где достал?! – просияв, спросил старший – спасибо, Маратик. Подарок зачетный! – Турбо притянул к себе младшего для объятья, мазнув его губами куда-то в висок. Марат замер, тело не слушалось, а руки казались неподъемными, в груди бешено стучало сердце. Голова кружилась, а от лица резко отхлынула кровь. Холодными, сухими губами Марат нашёл губы старшего. Первые секунды он просто стоял, касаясь своими губами чужих горячих. Потом двинул губами оставляя поцелуй на нижней. Также резко оторвался от старшего – сердце мимо ритма больно бухнуло вниз – отклика не было. Марат на негнущихся ногах отошел от Турбо ещё на шаг, казалось сейчас ему двинут в челюсть, начнут избивать. Но тот смотрел на него как-то бессмысленно, не показывая никакой реакции. Младшего кинуло в холодный пот, и он побежал от качалки, побежал от этого тусклого фонаря, от Турбо и от пацанов. Погони не было. За спиной Младший-Адидас оставлял улицу и весь универсам, казалось, мир рухнул, и завтра беспощадно спросит с него за необдуманные действия, его отошьют, заплюют, точно изобьют ногами, лица вчерашних друзей будут перекошены от злобы. Полетят унизительные оскорбления и, если повезет, он умрет там же от побоев. Тогда ему не придется жить с осознанием своей неправильности, ущербности. Тогда о позоре не узнает брат, когда тот вернется с войны. Тогда не придется цеплять взглядом чужую вихрастую макушку и тогда он не поймает на себе ответный брезгливый взгляд.