***
У вас двоих много общего — вы оба идиоты. «Доктор Хаус»
— Не хотите помолиться за выздоровление и новые органы? — Хаус спрашивает с открытой насмешкой, почти не глядя на нового пациента — еврейского священника, у которого ни с того ни с сего стали отказывать почки. — Нет, спасибо, я атеист, — отмахивается пациент. Тут-то Хаус удивлённо вскидывает брови, смотрит на лицо мужчины и думает, что над ним стали ответно издеваться. — Что? Чтобы работать в синагоге не нужно верить, достаточно просто хорошо выполнять свои обязанности, — пожимает плечами пациент. — Это несколько лицемерно, не находите? — Хаус улыбается, ему теперь интересно, но недостаточно, чтобы слететь с катушек и устроить допрос. — Как и лечить людей и при этом ненавидеть их, — мужчина улыбается, но в его словах скользит яд, оседающий на лёгких. Сам он выглядит безобидно и приторно невинно, особенно подкупают больше карие глаза, напоминающие собачьи. А собак, больших и добрых, любят все, забывая о том, что зубы любого животного способны перегрызть по желанию глотку в самый неожиданный момент. Хаус об этом помнит, потому и не позволяет себе обмануться откровенно симпатичной внешностью «лицемера». Кажется, его зовут Джеймс Уилсон, если верить словам Кэмерон. Именно она проявило сострадание и фактически впихнула дело Хаусу. — Меня интересуют с биологической точки зрения. Это сложный организм, в котором интересно копаться и который порой страдает по собственной тупости и лживости. Необязательно любить людей, чтобы изучать их. — Знаю, я по первому образованию врач, — Уилсон чуть прищуривает глаза, наблюдая, как Хаус меняется в лице. — А вы, доктор Хаус, видимо не знаете, что религию можно любить без веры. Она интересна как наука и явление, в котором любой отчаявшийся человек может найти утешение, когда все отвернулись. — Это мнимое ощущение, — Хаус рассматривает пальцы Уилсона, не замечает там кольца и думает, что тот ударился в изучение религии после развода, как же банально и до тошноты скучно, ничего примечательного. — Зато оно помогает людям, а разве не это главное? — Уилсон ловит чужой взгляд. — Я в разводе, и поверьте — ни одна из моих бывших не повлияла на моё решение оставить медицину и уйти в религию. — И что же тогда повлияло? Не смогли спасти умирающую шестилетку и с позором сбежали? — Хаус не унимается. И не уймётся. Он заинтересован, пусть и не настолько сильно, чтобы намеренно растягивать процесс лечения. — Я был онкологом, — Уилсон прикрывает глаза. — Таких мёртвых шестилеток было много, не надо сейчас гадать, Хаус, просто выясните, что со мной, и тогда я смогу дальше тихо жить, а вы — ненавидеть религию. — Мало ли вы человека убили, — Хаус «фыркает», а сам пытается понять, от чего ещё мог сбежать «большой пёс». — Не больше вашего, доктор Хаус, — тот улыбается, вроде естественно, а вроде нет. — Может, дадите вашим врачами взять у меня анализы? Вы, конечно, интересный собеседник, умный врач, но мне так хочется вернуться домой. Он до тошноты вежливо обходится и с Кэмерон, и с Форманом, и с Чейзом, а в глазах плещется нечто вроде злобы или… страха? Такой обычно просыпается в домашних собаках, загнанны в угол. Они обычно до последнего выглядят нормально, но стоит чему-то триггерному произойти, как они тут же вцепляются в горло. — Кэмерон, возьми у него пункцию, Чейз, Форман в мой кабинет, — Хаус поджимает губы и замечает бледный шрам на виске Уилсона. — А к вам, святой еврей, я зайду позже.***