***
Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существованье для тебя. …В который раз на старом пустыре я запускаю в проволочный космос свой медный грош… И.Бродский
Говорят — преступники всегда возвращаются на место преступления. Хаус ничего криминального не совершал в молодости, но всё равно продолжает раз за разом возвращаться в место, где однажды чуть не умер, потерял мечту и стал инвалидом. Боли на том берегу океана было непомерно много, однако она по-странному притягивает к себе. Стабильно раз в год Хаус берёт отпуск на пять дней, отключает телефон, снимает часы с запястья и летит на злополучный берег океана, где не делает ничего из того, о чём говорил команде и Кадди. Хаус не трахается сутками напролёт с обворожительными мулатками, не принимает джакузи с проститутками и не пялится на девушек в бикини. Он так говорит, чтобы люди отстали, прекратили настойчиво лезть в душу и искать правду. Форман говорит, что возвращаться в место, где чуть не умер, глупо и странно. Чейз видит в этом какой-то свой смысл. Кэмерон пытается непонятно что объяснить, отговорить. Но Хаус никого из не слушает и молча уходит, не говоря правды. Она слишком болезненна. Она принуждает приезжать на берег океана, хромать к камням, садиться на один, опускать ноги в воду и смотреть вперёд в ожидании непонятно чего. Хаус не может объяснить, чего хочет увидеть, злится из-за этого, проклинает всё на свете, но не уходит. Он даже не поворачивается в сторону красивых девушек и парней, не реагирует на редкие попытки познакомиться и будто старается отстраниться от всей вселенной. Он смотрит куда-то за горизонт, трёт запястье, на котором красуется узор, след соулмейта, и ощущает, как в лёгкие проникает морской воздух. Он разглаживает морщины, ворошит пряди, ставшие «серебряными» благодаря прожитым годам, проходится по изуродованной ноге, напоминающей о том, что заставляет сюда возвращаться…***
На море было жарко, океан так и манил своей прохладой. Он блестел в лучах палящего солнца, пестрил разнообразием рыб и кораллов, выглядел, как восьмое чудо свете. На него можно было смотреть вечно. Руки будто получали отдельный разум и сами тянулись к воде, где, казалось, существовал параллелельный мир, полный прекрасного, того, чего невозможно было встретить на приевшейся суше. Хаус был молод, полон жизни, страсти к сёрфингу и стремления покорить мир, подмять его под себя и доказать всем непонятно что. Юношеский максимализм бил во всю. Он и принудил во время каникул в университете поехать не в родительский дом, а к берегу океана, начать учиться сёрфингу и наслаждаться молодостью и открывающемуся пейзажу. Он манил, ласкал глаза и будто говорил, что всё возможно и что не стоит плавать в местах, где есть спасатели, ведь смелых парней опасности обходят стороной. Хаус в это верил. Он был слишком самоуверен и тогда, когда одна из девушек на пляже стала кричать, что видела акулу, не поверил, посчитал эти вопли попыткой привлечь внимание и вопреки рекомендациям «товарищей» отправился в плаванье с доской. Первые минут десять всё было хорошо. Внутренне Хаус ликовал, веря, что доказал, что та девушка не права, продемонстрировал свою смелость, получил уважение. Это были самые сладкие десять минут в жизни. Они побудили отплыть туда, где с пляжа почти ничего не видно, в эдакую «запретную зону», где все калечились. Однако десять минут резко прервались, когда Хаус краем глаза заметил в воде крупное тело, серое, а в следующую секунду ощутил нестерпимую боль в ноге, не успев даже закричать. Акула стащила в воду, принялась грызть, топить, а Хаус — бороться за свою жизнь. Он дрался, бил животное по жабрам и сходил с ума от вида собственной крови. Всё болело. Всё перед глазами плыло. В лёгких заканчивался воздух. Смерть подступала всё ближе. Силы покидали тело. И именно тогда Хаус краем глаза заметил, как к нему плывёт нечто, похожее на человека с хвостом дельфина вместо ног. Это мог быть глюк отключающегося мозга. Однако именно это существо накинулось на акулу с яростью, принялось её калечить, кусая, царапая, вырывая жабры. Животное уплыло, а существо схватило Хауса за кисть, которая почти сразу же обдалась приятным теплом, а потом с трудом уложило на доску. Хаус стонал от боли, старался посмотреть на спасителя, запомнить его черты, но зрение слишком подводило. Оно позволило запомнить только тёмные волосы, крупные плечи и голос, такой ласковый и успокаивающий… Он произнёс имя — Джеймс. Однако различить контекста Хаус тогда не смог, ему было слишком плохо. Джеймс вывел доску с Хаусом туда, где его могли заметить люди, и уплыл, бросив напоследок нечто, отдалённо похожее на прощание…***
Теперь Хаус смотрит на океан, где когда-то чуть не умер, трёт метку от истинного и слепо ждёт, что тот самый Джеймс приплывёт и позволит хотя бы коснуться себя. Соулмейты редко приносят счастье, и Хаус это доказывает. Он будто после встречи с Джеймсом потерял часть себя и теперь ждёт, когда же её вернёт океан. Однако он лишь безразлично омывает ноги, не собираясь позволять человеку соприкоснуться с прекрасным «параллельным миром», принуждая довольствоваться скудной сушей. Хаус ненавидит себя за эту тягу. Хаус вернётся сюда снова, но уже через год.***