Сердца на ладони — и я в агонии

Миха скучающе разглядывает витрину с алкашкой, прикидывая что лучше взять на сон грядущий: джин или коньяк. Водяра жестковата всё-таки. Можно, конечно, вискарика бахнуть, но от него в последнее время с утра ебучая изжога. Джин пахнет ёлками — по началу даже прикольно, но потом начинает тошнить. А коньяк вещь — игра в рулетку: если сразу не проблюёшься, то и утро будет бодрым и беспохмельным. Ну, как там? Один патрон в барабане — либо башку снесёт, либо нет. Такое ему нравится, это ему подходит.    Вообще, они только из бара вернулись, где Миха сенсационно ограничился лишь пивом. Чёрт его знает почему: то ли настроения не было, то ли Князь пиздец вкусно пил этот свой «квак» или как оно там называлось-то по-лягушачьи. Крепкое, густое — правда вкусное и забористое. Князя поднакидало даже, с какими-то ребятами собирался свинтить — продолжить, хотя не очень-то и пьяный был — до номера сам дошёл без помощи, за стены не хватался, как у них принято, полы собой, в помощь персоналу, не натёр.    Пришлось его пыл остудить и напомнить, что завтра у них дорога в новый город. Выезжают, правда, поздно вечером, но это не повод сваливать с хуй пойми кем в хер знает где, чтобы завтра они всей группой ориентировку ментам надиктовывали для его поиска. Тем более, когда Миха такой дохуя ответственный и благоразумный — Князя подменяет. Раз в год и палка стреляет. Так что не в Михину смену, Андрюх, суету наводить и головняки подкидывать.    Миха так-то за сигаретами вышел, но вот присралось на ночь бахнуть чего покрепче. Тихо, спокойно, в номере и без приключений. И чтоб самого себя не сбивать с панталыку и не провоцировать, можно взять не пузырь, а пару шкаликов — с них он точно не уберётся до пения трубы, зовущей на подвиги. Даже с Князем поделится, всё равно опять в одной будке псами цепными спать. Уже даже неясно кто кого пасёт и от чего оберегает.    Интересно, снова его обшманать попытается? Михе нянька не требуется, но Андрей глаз с него не спускает, старается не в напряг, но очевидно же. Боится, что сорвётся. Идиот, как будто, если он развяжется, то тот сможет его остановить.    Миха уходил, когда Андрей был в душе — и нет, не под шумок свалил — просто Князь рванул туда, едва разувшись. И что странно — до сих пор не вышел, хуёвит его там что ли, времени-то уже сколько прошло? Миха собирается позвать мнимого водяного и отговорить от смерти от утопления, когда слышит болезненный жалобный стон из-за двери.    — Андрюх, ты чё там? Дрочишь или блюёшь?   Никто не отзывается, но беспокойства меньше не становится. Блядь, он там реально может подыхает? А вдруг поскользнулся и башку расшиб? Дверь ещё, сука, запер, как будто к нему ворваться кто-то собирался. Хотя Миха сейчас как раз и собирается, и очень надеется, что увидит озвученные варианты развития событий, можно даже одновременно, но только бы не надуманные.    Дверь поддаётся с третьего пинка, шторка в принципе идёт нахуй от его напора, а голый Князь сидит у стены в клубах пара и водит кулаком по красному налитому члену, пока рядом льётся чуть ли не кипяток. Жопу, наверно, себе ошпарил, если не сварил уже.    — Ты чё пугаешь, — возмущается Миха, вырубая воду — пиздец он тут себе сауну без баб устроил. — Острых ощущений захотелось?    — М-и-и-и, — тихо и жалобно тянет Князь, даже не проговаривая конечную «х» и не останавливая руки на члене. Башка опущена к груди, болтается безвольно, Андрей даже взгляда не поднял.    Миху настораживает его реакция: не прикрылся, не перестал передёргивать, да даже не глянул и не распизделся, что он дверь опять выломал — как будто просто не в состоянии остановиться. Присев перед ним на корточки и подцепив его подбородок, разглядывает раскрасневшееся лицо: глаза въёбанные, поплывшие, без намёка на какое-то осмысление, губы сухие, дыхание частое, а рука, блядь, продолжает наяривать. Михе прекрасно известны симптомы — на собственной шкуре проверял. По перваку всех по-разному разматывает, вот у Княже похожий набор — родственные души, блядь, даже в этом.  Пиздец. Просто полный лютейший пиздец.    — Чё ты жрал? Или нюхал? Экстази, меф, амфитамин? — скорее себя спрашивает Миха, потому что Андрей способен лишь простонать что-то невразумительное, и требовать от него хоть какого-то ответа бесполезно.    Да и чё он разбирается что ли — чё дали, тем и закинулся. Долбоёб. Хоть бы не намешанная хуйня была, иначе одним стояком не отделается — может и моторчик прихватить. Глазами мутными на него с мольбой смотрит, вряд ли понимая, что просит, губами сухими шевелит, рвано дыша.    — Пизда тебе, — подводит неутешительный итог вслух. — Точнее пиздец. Пизда как раз была бы кстати. Где я тебе сейчас бабу найду, а?    Бегать и искать посреди ночи шлюшарню — херовый квест в чужом городе, который займёт слишком много времени, да и не нужно, чтоб всплыло, что Князь в такое дерьмо влип. Михина слава на него не должна перекинуться. Придётся справляться как-то по-другому. Андрею охуенно и охуеть как от этого плохо, и станет ещё хуже, если ничего не делать. Отравленный организм выкрутил все сенсоры на максимум, ему каждое прикосновение сейчас в кайф, а их отсутствие — боль. Не как в ломке, но что-то похожее.    Михе больше повезло, он не один был — под боком такая же отбитая оказалась, что химсекс практиковала не в первый раз. Он-то просто дегустировал что было, ну как обычно, не особо понимая на что подписывается. Повторения больше не хотелось, хорошо организм больше таких вывертов не устраивал — толерантность ко всякой херне он у себя давно выработал. Наверно, есть в этом прикол для кого-то, но точно не для него. Больше мучений, чем удовольствия. В одного такое приключение вывезти очень сложно, да и опасно.    Оглянувшись в поисках полотенца, которого, конечно, не оказывается в досягаемости, Миха за подмышки подтягивает Андрея и перекидывает его свободную руку через плечо.    — Да отпусти ты хуй, натёр уже! — убирает его не останавливающуюся руку с паха, вызывая ещё один страдальческий стон и притирание к собственному бедру.    Бля, он же в джинсах — по нежной коже, наверно, пиздец ощущения. Андрей сам закидывает на него вторую руку, виснет и трётся об него мартовской кошкой уже всеми частями, которыми может, мешая идти. Поддерживая извивающегося Князя за спину и дотащив их до кровати, Миха высвобождается из хватки, но тот снова его ловит цепкими пальцами, чтобы притянуть и повалить на себя.    — Андрей, Андрюш, я сейчас вернусь.    Вывернувшись и коротко посмотрев на жалобно всхлипнувшего и скрючившегося в позу эмбриона Андрея, Миха нервно зачёсывает волосы назад, длинно матерится и бросается к сумке. Либо он поможет ему и тот его возненавидит, либо возненавидит сам себя, если бросит одного в личном аду. Андрей сейчас реально в агонии — телу необходимы тактильный контакт и разрядка, которую оно само тормозит. Ему кожа собственная жмёт, каждая клеточка требует к себе внимания. Если оставить его такого, то жажда прикосновений и эйфория обернуться против него же, начнут жрать и вгрызаться, требуя и вынуждая. В таком состоянии действительно плевать на всё и похуй с кем, лишь бы кто — под телом, над телом, в теле. С Андреем что угодно можно делать сейчас. За несколько часов такой пытки легко умом тронутся, а, судя по Князю, — дозы для него не пожалели, держать будет долго.    Достав всю воду, что была в минибаре, Миха оставляет бутылки у кровати, а одну сразу открывает.   — Андрюх, попей, — тот не слышит, продолжает дрожать и прятать лицо в коленях. Миха сам его разгибает и поит, поддерживая голову. — Давай, надо.    Рефлекторно Князь сглатывает и сам начинает жадно пить. Вода течёт по подбородку и груди, Миха стирает её пододеяльником, раздумывая как им со всем этим справится, а потом ещё в глаза друг другу смотреть. На себя похуй, сделает что придётся, потом будет ужасаться. Страшно за Андрея — что он запомнит, как воспримет и не выйдет ли в окно. Миха надеется, что всё будет по лайту, но уже чувствует, что хер получится легко отделаться. Он ему, конечно, объяснит, как сможет, поклянётся никогда об этом эпизоде не напоминать и не вспоминать, попробует убедить, что между ними это ничего не меняет. Ради друга жизни не жалко ведь, да? А тут такая хуйня по сравнению со смертью.    Напившись, Андрей снова тянется к Михе, но тот его мягко отстраняет. Блядь, у самого внутри раздрай полный: и жалко его, что обнять и погладить хочется, дать то, что тому как раз и требуется, да только все прикосновения стирают дружеские границы и имеют самый очевидный подтекст. А он же просто поддержку желает оказать. Без всякой задней мысли.     Андрей скулит и опять прячет лицо в колени, обнимает себя, дрожать сильнее начинает. Миха подрывается, отыскав «норку» и, замешкавшись, достаёт из Княжевской сумки ленту презервативов. Тоненький голосок неуверенности робко интересуется: точно ли нет варианта найти шлюх? Он и сам пока не представляет, как и что будет делать — разбираться по ситуации, видимо. С кровати слышится завывание и Миха ускоряется: хватает всё, что успел найти, раздевается до трусов и делает несколько богатырских глотков коньяка. Переждав позыв проблеваться и почувствовав растекшееся по пищеводу тепло, уверенно и категорично мысленно шлёт все сомнения туда, где Андрею бы сейчас очень понравилось. Князь для него тоже многое делал, когда он в ломках был. Не такое, конечно, но…  Если бы он не знал какого ему — может быть и не осмелился бы. Но он знает — знает прекрасно и очень не хочет, чтобы тому было ещё хуже.    Как только Миха опускается на кровать, Андрей тут же подтягивается ближе, буквально заползает на него целиком, жмётся тесно, дрожит и впивается пальцами в кожу. Сам горячий, влажный — то ли от самодельной бани, то ли от принятого дерьма; тычется носом в волосы, облизывает шею, елозит, выпрашивая прикосновений.    — Андрюх, вот ты в переплёт нас втянул, конечно. Пиздец у нас отношения на новый уровень выйдут после сегодняшнего, — поглаживая затылок и спину Князя, нервно усмехается Миша, пока тот самозабвенно трахает его живот. Собственная болтовня помогает собраться, да и Андрей же его слышит, понимает ли — вопрос. Но на голос должен реагировать.    — Я в курсе, как тебе хуёво, сам тоже как-то, ну, понимаешь, да? Поэтому ты не дрейфь — ща всё сделаем и попустит. И потом это… Ну не злись, короче, ладно? Я не потому, что там чё-то этого с тобой, а потому, что знаю, что ещё хуёвей может быть, понимаешь? — болтает, а сам по пальцам «норку» размазывает и, вздохнув как перед прыжком в воду, втискивает руку между телами, чтобы размазать по твёрдому члену.    — Надо это. Кончить, короче, надо, Андрюх. Столько сколько сможешь. Под этим всем делом сложно, но можно. Одному прям совсем не очень, нужно, чтобы кто-то, ну, помог, да? — Андрей громко стонет, вбиваясь в подставленный кулак, и больно кусает плечо.    Миха только морщится на поползновения вампирёныша, продолжая поглаживать его волосы чистой рукой. И ведь не соврал про новый уровень отношений. Действительно ситуация — хуже не придумаешь, будь кто другой на месте Андрея, он бы на такое не пошёл. А тут — внутри дрожит всё от страха за последствия, нервы натянуты до предела, аж сам подрагивает, а вот омерзения и негативных ощущений нет. Хотя мужика обслуживает, казалось бы. Есть желание помочь, сделать для Андрея всё, что облегчит ему страдания и избавит от лишней боли. Дурная, совсем несоответствующая обстоятельствам, и нехарактерная для Михи нежность собирается в горле.    Мокрый и тяжело дышащий Андрей через время замедляется — усталость никто не отменял под дурью, нужно время, чтобы восстановиться. Миха удобнее обхватывает член и двигает кулаком сам, выбирая средний темп, чтобы рука не так быстро затекла. Но уже ясно, что от одной дрочки толку мало, только раздразнят и так чувствительную кожу и потеряют напрасно время и силы.    — Андрюх, выбора нет, ё-моё, мы так заебёмся, — и сам же не удерживается от смешка. — Придётся добавить… Этой, как её. Экзотики, — Миха давит ему на поясницу, чтобы опустил до конца и подтягивает на себе чуть повыше, почти утыкается носом в его грудь.    Подцепив презерватив, Миха на секунду зажмуривается и вскрывает фольгу зубами. Натягивает на средний палец и смазывает вазелином. Не хватало только поцарапать, и так-то полезет, куда не звали.     Вот теперь, наверно, конечная. Этого он ему не простит уже точно. Миха с трудом осознаёт то, что собирается сделать. Он вообще об этом подумал только потому, что в том трипе заебавшаяся на нём скакать и отсасывать девчонка, несколькими движениями пальцев смогла приблизить кульминацию за пару минут. Миха и думать забыл о такой хуйне и больше никогда не пробовал, и тем более не вспоминал. До сегодня.    — Андрей, это ничего. Это вот вообще хуйня, на самом деле. Как типа у врача, понял? Медицинская процедура. И без иголок, — сам себя подъёбывает, только бы не заострять внимание на том, как палец размазывают «норку» между Андрюхиных ягодиц. Тот абсолютно никак не реагирует, продолжает мелко дрожать и коротко толкаться бёдрами навстречу кулаку. Лицо уткнуто в подушку, выше Михиной головы, дышит тяжело, но не издаёт ни звука.    — Я вообще, знаешь. Ну, короче, если тебе так легче будет — мне так тож делали. Как раз, когда в таком же состоянии был. Помогло. Реально быстрее всё пошло. Оно, на самом деле, ничего такого. Ну, не про пид… гейство всякое. Просто ещё одна приятная хрень в теле, понимаешь?    Миха сам полыхает лицом, но продолжает нести успокаивающую чушь, и кружить пальцем по мягким складкам. Потирает, ласкает, чуть давя, проталкиваясь подушечкой глубже. Ничего страшного не происходит, просто узнает Андрюху с другой стороны. Все же друганы так делают. А внутренний мир Князя ему всегда был предельно интересен. Миха не удерживает всхлип, шалея от той хуйни, которую думает.    Разминая проталкиваясь глубже, палец входит на две фаланги. У Михи с координаций — швах полный, но он упрямо старается подстроить ритм руки на члене и движения внутри. Почему-то кажется, что так должно быть приятнее, горячее что ли.    Чуть согнув палец, когда тот входит до конца, на пробу сгибает и по кругу массирует. Член в руке, не видно нихера, только на ощупь ориентироваться остаётся, презик то и дело скатывается, ещё и затекает всё, а этой всё нет. Блядь, ну, где она? Чуть сместив кисть, наконец-то, подушечкой задевает нужное. Да неужели, нашлась, и полкисти впихивать не пришлось.    Поглаживая неровность под подушечкой с нажимом, Миха увеличивает ритм руки и стискивает член покрепче. Очень надеется, что Андрей успеет до того, как у него сведёт конечности судорогой.    Тот всхлипывает в подушку, бёдрами подёргивает, и чуть подаётся назад, когда палец выскальзывает.    — Андрюх, надо. Тебе очень надо, а то мы тебе точно хуй сотрём, — задрав голову повыше, шепчет Миха.    Андрей мычит, начинает быстрее толкаться бёдрами, вбиваясь и насаживаясь, и Миха чувствует, как тому почти больно от желания уже спустить. Блядь, и это только первый раунд. Да у Князя мозг просто вскипятится, к тому моменту, когда его отпустит.    Но чудо таки происходит, Андрей, измученно простонав, крупно вздрагивает, заливает руку и обмякает.   Бездумно пригладив напоследок раздразненный вход, Миха убирает руку, скидывая презерватив на пол, и только потом понимает, что внезапная невольная ласка, наверно, была лишней. Обтирает руки об простынь и нерешительно кладёт на мокрую, всё ещё подрагивающую спину Андрея.    — Щас полегче должно стать, — голос пропал, приходится прокашляться.    Андрей не шевелится и молчит, может, уже в подушке давно задохнулся. Хотя, вроде, дышит и продолжает вибрировать, блин. Член его даже не думает опадать, и через какое-то время в Миху снова начинают тыкаться.   — На второй круг идём.    Точка невозврата пройдена, а нужная найдена, поэтому Миха вскрывает ещё один презерватив и берётся за «норку». Палец проскальзывает сразу, нужное находит тоже быстро, и уже даже не так перед самим собой стрёмно, реально же просто процедура, просто помощь.    — Видишь, всё не так страшно, ща быстренько управимся и, возможно, даже сможешь поспать. Поломает тебя, конечно, потом, прям херово будет, Андрюх, на отходняке. Но я там тоже подсоблю, я же знаю чё да как…    — Ещё, — внезапно выдыхает Князь.    Миха едва ли не замирает, но встрепенувшись, продолжает двигать обеими руками — уже приноровился и дрочить, и простату поглаживать. Андрей голос подал — это хорошо, значит потихоньку в себя приходит, но он сейчас просит что-то конкретное или просто не останавливаться?    — Давай ещё.    Всё-таки что-то конкретное. Чё ему ещё-то давать? Воды? Палец добавить?    — Андрюх, чё ещё-то?    Недовольно простонав, Андрей проскальзывает по его торсу рукой к животу, а потом ниже, хватаясь за Михин член. Он как-то даже не заметил, что у самого боевая готовность, слишком сосредоточился на Князе. Физиология. Простая физиология, учитывая, чем он занимается и как дышит и трясётся на нём разгорячённый Князь, прижимаясь полыхающей кожей.    Но, то, что Андрей руку не убирает, а продолжает сжимать стояк через трусы прошивает ледяным осознанием. Он же намекает на…    — Андрей, это… Короче, так справимся. Не надо этого, — голос у Михи дрожит.    Но тому поебать на увещевания, ему определенно надо, надо так — что он просовывает руку под трусы и жёстче толкается тазом назад, насаживаясь. Миха готов в голос завыть и зареветь. Ну зачем, ну почему так? Он вписался, сам решил сделать всё возможное, но это уже край для них. Они не вывезут эту хуйню. Трахнуть въёбанного друга, пока тот не в себе и сам просит — Миха не готов. Только не это, пожалуйста, просто нет. Князь же нихера не соображает, ему просто хочется побыстрее удовлетворить тело любыми способами, хапнуть как можно больше, чтобы уже развязаться и выдохнуть. А как потом он на Миху будет смотреть? Как на уебана и насильника? Выебал, блядь, другана, пока тот невминозе кайфы ловил. Да Князь тогда точно с собой покончит.    — Андрюх, Дюш, ты сейчас не в сознанке, понимаешь, да? Хуёвит, хочется пиздец — я знаю, всё знаю, — проглатывая слова пытается достучаться Миха, пока Андрей трогает его член. Остановить не может, руки-то заняты, даже в голову не приходит прекратить. — Но потом, когда отпустит, ты ж сам охуеешь, пожалеешь, понимаешь? Сейчас оно ещё как-то…    — Давай, блядь! — Андрей рычит сквозь стиснутые зубы, вырывается из рук, съезжает ниже и дёргает трусы вниз.    Пиздец, у Михи внутри всё переворачивается. Андрей не успокоится, пока своё не получит — знакомая фишка, когда начинает заедать на одной теме. Попытаться его взять в захват — тот совсем с катушек слетит, да и изначальная проблема некуда не денется, только хуже станет. Агрессия хорошо выливается в драке, да только его бить сейчас, как котёнка пнуть. Один удар — и его снова размажет. Миха же, наоборот, всё это затеял, чтобы тому поменьше больно было.    Абсолютно дурацкая поговорка всплывает в башке и рыдать хочется уже на полном серьёзе. Ну чё, свою жопу ему подставить? Пиздец. Клеймо наркомана есть, пидора ещё обзаведётся. Насильник или пидор, выбирай, Горшок. Сам же орал, что за друга жизни не жалко, а жопу, получается, жалко?    И как Андрей отнесётся по трезвости к такой помощи? Миха сам не верит, на что готов ради него.    — Да убери руки, — нашаривая на полу бутылку и отвинчивая пробку, рявкает Миха и впихивает Андрею. — Пей.    Пока Князь послушно хлещет воду, хватает с пола коньяк и допивает остатки в два больших глотка, и снимает с себя трусы до конца. Миху натурально потряхивает от того, что сейчас придётся делать. Прежним он уже никогда не будет, блядь.    Стряхнув презерватив, Миха пожирнее набирает на пальцы вазелин и сгибает колени, чтобы можно было, господи прости, просунуть руку ниже. Вторую кладёт на член — не свой, а рядом сидящего Андрея.    — Нет лучше влагалища, чем очко товарища, да, Андрюх? — истерично посмеивается Миха, проталкивая в себя палец с комочком вазелина. Какой пиздец, какой ад. О том, кто он теперь есть, лучше подумать потом. А лучше вообще не думать, лучше вмазаться и пошло оно всё.    По лицу Андрея хер что можно разобрать, взгляд всё такой же нездешний и направлен туда, где Михина рука подготавливает площадку для него же. Понимает ли он? Судя по тому, как трётся башкой об его колено и бедро, не отрывая глаз от чужой промежности — нихера он не понимает.    — Ну ты ещё, блядь, смотреть собрался? Я и так тут… Ещё и шоу, блядь, — морщась от собственных движений, ворчит Миха и несильно пихает голову коленом.    Он сильно торопится, пропихивая два пальца, хотя мышцы ещё недостаточно растянулись. Жжёт, тянет, как вообще они это сделают? Его ж порвёт нахрен. Тупая, какая же тупая идея. Он идиот и конченный. И пидор. И друг хуёвый. Лучше бы поставился и передознулся уже с концами. Князь его возненавидит. Он сам себя ненавидит.    За самоедством не сразу замечает, как его тыльную сторону ладони внизу невесомо гладят кончиками пальцев. Миха вздрагивает, замедляет движение и пытается поймать взгляд Андрея, но тот продолжает пялится между разведённых бёдер, касается костяшек и то и дело выныривающих пальцев.    — Уберись, без тебя тошно, — всхлипывает Миха.    Конечно, никто никуда не убирается, Андрей, наоборот, притискивает собственные палец ближе к Михиным, поглаживая края сфинктера. Михе реально тошно, и становится только хуже, даже член Андрея отпускает и, зажмурившись, откидывает голову назад. Въёбанный Князь наглаживает и пытается помочь ему себя готовить для него же. Да лучше бы он ему сразу полез засаживать, чем такую заботу под веществами оказывал. Сука.    Не выдержав больше, Миха вытаскивает из себя пальцы — похуй, и так сойдёт, больше невозможно просто. Глядит на Андрея, его член и теряется. И как? Если его сейчас на себя уложить, тот точно его порвёт к херам. Надо как-то самому, чтобы контролировать. Самый очевидный вариант — уложить Андрея на спину и это. Ну самому сверху, получается. Если в пидоры — так со всего размаху и до конца, чё мелочится.    На презики даже не смотрит, они охуеть как сейчас всё затянут из-за снижения чувствительности. Он Князя ничем не заразит — после рехаба, стерилен, как медицинский тампон, а залететь не страшно — воспитают. Тьфу ты, блядь, какая чушь опять в башке. От Князя, если чё подцепит, то так ему и надо, карма, ёпт.    Андрей не сопротивляется, снова податливый и послушный, без пререканий располагается на спине, смотрит отсутствующим взглядом, воздух трахает. Перекинув через него ногу, Миха нависает и подавляет впервые возникшее желание перекреститься. Трусы он точно наденет нескоро, а крестик вовсе не носил никогда.    — Не шевелись, понял? Я сам, это, — останавливая движения чужих бёдер и кряхтя, пытается разобраться с положением, техникой, механикой и вообще понять чё делать теперь.   Не входит нихуя, расслабиться тоже не получается, даже пидорас из него так себе. Даже для дела. Когда получается втиснуть в себя головку и то не полностью, глаза едва из орбит не вылезают. Как будто на кол сажают. Хотя так оно и есть, только добровольно. Прижимать бёдра Андрея, чтобы тот не торопил лишаться анальной девственности одним махом, и продолжать насаживаться, ощущая, как разрывает на части — и испытание, и мучение, и невыносимое желание — желание пойти искать проститутку.    — Это пиздец чё такое, Андрюх. Пидорский путь не такой простой оказывается, — и тут же осекается. — В смысле, я про себя это.    Почему-то не хочется в отношении Андрея использовать такие слова, он вообще же не виноват, что тут такое. Ну виноват, конечно, что нажрался какой-то хуйни, но всё остальное Михины решения. Тупые, непродуманные, но как смог. Наверно, можно (и нужно) было сделать всё по-другому. Наверно, уберечь Андрея от определения себя, как педика не менее важно, чем не дать ему ёбнуться от перевозбуждения.    Потный, напряжённый до предела, Миха с привычным упрямством лезет на рожон, кидается грудью на амбразуру, присаживается на хер лучшего друга, пока тот даже не одупляет происходящего. Трахнуть себя дружбаном, чтобы ему же было, если не хорошо, то хотя бы не так плохо — что-то из идиотических романов про тупоголовых героев. Или из Библии. Там же тоже бессмысленные жертвы в почёте.    Собственный член от таких упражнений безвольно болтается и Миху это радует. Хотя бы здесь перед собой и Андреем чист — не ради же своего удовольствия он занимается разращением и самоистязанием. Лучше отнестись ко всему как к отвратительной, но необходимой миссии — просто одолжил жопу — безвозмездно и без претензии на что-то. Такое пережить самому проще, ну, когда по нужде типа, а не из-за чего-то там другого.   — Ничё, Андрюх, это мы тоже переживём, да? Похуй вообще, это всего лишь т-т-ело, — голос срывается на хрип из-за кома в горле.    Внутри всё горит огнём, но он почти опустился до конца. То, что духовно или как там говорят, Миха опустился гораздо раньше — рассуждать бессмысленно. В глазах плывёт от слёз, больно пиздец, и не только физически.    Моральных сил удерживать собой Андрея, который царапает ногтями плечи и пытается в него толкаться, глухо рыча, больше нет. Миха меняет их расположение, перекатывает его на себя и сильно зажмуривается. Под веками белеет от боли, крик он сдерживает, а вот скулёж прорывается от быстрых глубоких фрикций. Андрей вбивается сразу на всю, не жалея и не тормозя, что в общем-то понятно в его состоянии, сознанием он точно не здесь. Просить того быть нежнее и осторожнее было всё равно бессмысленно, лишь бы не сильно навредил.    Кажется, что пытка длится несколько часов прежде, чем становится не так больно, или он просто привыкает. Второй мучительный для обоих оргазм Андрей получает трясясь так, что Михе становится страшно, а не разобрала ли того судорога, и выдержит ли такие нагрузки сердце, хотя оно у него, вроде, здоровое. За свою истерзанную задницу не переживает — нехуй себя жалеть, уже всё сделано.    Передышка длится дольше, чем в первый раз, Андрей развалился на нём, даже не выходя, но хотя бы дрожать перестал. Ещё один заход неизбежен, и очень бы хотелось, чтобы стал последним.    — Ну, почти уже, скоро всё закончится. Там уже по-другому крыть будет, — поглаживая дрожащими пальцами лоб со слипшимися от пота волосами, лежащего на плече Андрея, сам себя подбадривает Миха.    Внезапно Андрей начинает возится, всхлипывать, опять трястись и вжиматься лицом в шею. Эмоциональные горки — тоже вариант, понять бы ещё на ржач пробило или на плач. После секса с ним ещё не плакали, а может и плакали — хер его знает, он же тоже невменяемым трахался немало, может, просто не запомнил. За облегчение, что, возможно, рвать задницу больше не будут, даже немного стыдно — Князю плохо, и собой ему теперь сложнее помочь.    Шее мокро, всхлипы становятся явственнее — значит перекрыло в сторону рыданий, ещё умудряется толкаться в него. Ебу и плачу, блядь, ну Андрюх ты, конечно, кадр. Миха сталкивает с себя на бок ревущего ёбыря, взвыв от того, как больно член проехался по раздражённым стенкам, выскальзывая. И воет ещё раз, когда сам поворачивается к нему, чтобы уткнуть себе в грудь. Он ходить-то сможет вообще? Как концерт отыгрывать? Лёжа?    — Эта хуйня тоже бывает. Заебись-заебись, а потом херак — и всё, пиздец, перекрыло, — тихо вибрирует Миха в светлую макушку, поглаживая сотрясающуюся спину.    Андрей, дрожа, жмётся к нему ещё ближе, потирается не только членом, а всем, чем может, даже ногу закидывает. Снова тактильный голод — он как яма бездонная, сколько не закинь — всё мало. Миха подныривает под его голову второй рукой, чтобы удобнее трогать обеими руками. Пальцами одной ласково теребит волосы, всей ладонью гладит от макушки до затылка, с нажимом проводит по шее. Второй рукой чувствительно водит по спине и боку, минуя бедро, растирает закинутую на себя же голень. Ничего чувственного или сексуального — просто прикосновения, только успокоительное и требуемое участие.   Надо бы Андрея попробовать напоить, а то он мокрющий, рыдающий — столько жидкости потерял, что блевать нечем будет. А блевать он точно будет, без вариантов. Но Андрей продолжает заливать его грудь и живот слезами, вперемешку с соплями и слюнями, задыхаясь и хлюпая, и тормошить его лишний раз не хочется.    — Жаль, подмога не пришла, подкрепленье не прислали. Нас осталось только два, нас обоих наебали, — тихонько напевает Миха, не прекращая поглаживать. — Все братушки полегли и с патронами напряжно, но мы держим рубежи, мы сражаемся отважно.   Следующая колыбельная тоже за Гребенщиковым, хорошо идёт «Город золотой», а на Гражданке, Андрей даже затихает, только всхлипывает после истерики. Ну «Отряд не заметил потери бойца» кого угодно успокоит.    — Дюх, попить мож? Ты такую сырость на мне развёл, ё-моё, как ещё не высох сам.    Миха сам отлепляет его лицо от себя и нашаривает одеяло за спиной, чтобы обтереть, да и себя заодно. Чувствует себя Винни-Пухом, когда тот Пятачка в гостях у Кролика умывал. Водой тоже поит, рассматривая раскрасневшийся разбухший нос и опухшие веки. Глаза Андрей не открывает, но на все манипуляции откликается. Член такой же твёрдый, стоять будет ещё долго, но так лихорадить до помутнения, наверно, уже не должно.    Снова уткнув его в свою грудь, Миха легко чмокает макушку, и готовится к бессонной ночи и разбитому дню с больной жопой, пока сердце больно сжимается, от того, что предстоит впереди.