Роса

— Ба! Так это же Даоджан Сун! Какой редкий гость. Пришёл наесться задарма? — Сюэ Ян криво усмехается, едва подавляя в себе дрожь растущей паники. Такого просто не должно происходить. Этого не должно случиться. Этот жалкий заклинатель не может просто так прийти и всё разрушить!       Сун Лань же ничего не отвечает, лишь, покрепче сжав меч, бросается на Сюэ Яна, уже готового отразить удар. Сомнений в том, что Даоджан Сун, в итоге, атакует его, не было с самого начала. Это был единственный возможный путь, дорога, которая была предрешена. Выудив из рукава Цзян Цзай, Ченмэй проворно отбивает удар заклинателя, отступая на несколько шагов назад. Особых усилий стоит Сюэ Яну сохранять контроль над собой, ведь ошибки прошлого он помнит хорошо: эмоции служат дурную помощь в битве, а Ченмэю нельзя проиграть не при каких обстоятельствах. Аккуратно поставив корзинку, переполненную едой, под дерево, Сюэ Ян недовольно язвит: — Ах ты, сучий заклинатель! В кои-то веке я на самом деле захотел сходить на рынок, а тут появляешься ты и портишь мне настроение!       И это ещё мягко сказано. Сюэ Ян сейчас балансирует над пропастью отчаяния, ведь прямо перед ним стоит человек, способный разрушить их с Сяо Синчэнем счастье. Ведь всё было так хорошо! Блядство!       Сун Лань же вновь нападает на Сюэ Яна, отчаянно стараясь ранить противника. Его трясёт и разрывает внутри от обиды и волнения за дорого друга, ведь даже в самых страшных кошмарах ему не могло привидеться подобного! Только подумайте! Злейший враг, разрушавший их с Сяо Синчэнем жизни, долгие годы теперь живёт с ним, и, судя по тому, что увидел и услышал Сун Лань, их отношения с Сюэ Яном очень близки и крепки. — Что за ушлую пакость ты затеял? — голос Сун Ланя сочится ненавистью и гневом. Встреча с А-Цин стала судьбоносной в этой истории, как и то, что она ему поведала. Пройдоха, которого спас Даоджан, пройдоха, что теперь живёт с ними, докучая ей, но радуя Сяо Синчэня, спасая того от одиночества и непонимания — как разрывалось сердце Сун Ланя, когда он слушал эти слова. Какая жгучая обида обожгла его сердце, стоило понять, в каких близких отношениях дорогой, единственный друг теперь находится с мерзавцем вроде Сюэ Яна! — Почему ты так долго остаёшься подле Сяо Синчэня?! — от одной только мысли, на какие ночные охоты Сюэ Ян мог водить даосского заклинателя, мороз по коже.       Сюэ Ян, слушая гневные восклики в свой адрес, разражается истеричным хохотом. — А я голову ломаю, с чего вдруг Даоджан Сун вспомнил про меня. Так значит, ты хочешь задать мне несколько вопросов!       От каждого нового слова с уст заклинателя, ненависть Сюэ Яна начинает разгораться с новой силой. Пламя, что никогда не потухало, но спрятало свои языки, неконтролируемо вырывается на волю.       Сун Лань же продолжает терять контроль над собой из-за не меньшей ярости, что вспыхнула в нём. Ах, какой злой рок она сыграет с ним… — Отвечай! — снова нападая на Сюэ Яна. — Почему отброс, вроде тебя, вдруг проявил любезность и предложил помочь ему в ночной охоте?! — догадка столь ужасающа, что Сун Лань готов на месте казнить Сюэ Яна.       Ченмэй вздрагивает, допуская небольшую промашку, от чего меч Сун Ланя оставляет ровный след на его щеке.       «Откуда он, блять, знает всё?!» — Оказывается, Даоджан Сун та-а-а-ак хорошо меня знает! — привыкший к боли, Ченмэй едва ли обращает внимание на незначительную царапину, с издёвкой отвечая заклинателю. Сюэ Ян трезво взвешивал свои возможности, понимая, что в этом бою ему никак нельзя проигрывать, потому сразу признал факт того, что Сун Лань сражается мастерством, отточенным в благородной школе строго образца, а он — беспризорник, следовал пути жестокости и коварства, привыкший предавать всё огню и мечу. Очевидно, что Даоджан Сун превосходит Сюэ Яна в искусстве фехтования, потому Сюэ Ян решает действовать хитрее. Заодно и высказать ненавистному ублюдку всё, что думает о нём.       Нападающий на Ченмэя Сун Лань, сохранив рассудок, мог бы с лёгкостью нанести более серьёзные и опасные травмы своему врагу, однако, находясь во власти эмоций, меч Даоджана пронзает только руку Сюэ Яна, которую он выставляет перед собой. Только вот в лице Ченмэй не меняется. — Говори! — Ты на самом деле хочешь знать правду? Боюсь, она сведёт тебя с ума. Есть вещи, которые лучше не знать, — холодно, но уже точно зная, что предпринять дальше. — Сюэ Ян! — ненавистное имя вырывается шипением. — Моё терпение на исходе! — вытащив меч из руки, Сун Лань направляет следующую атаку на глаза Сюэ Яна, но тот блокирует её спокойным, повествующим тоном отвечая: — Ты сам настоял, Даоджан Сун. Хочешь знать, чем занимался твой драгоценный друг и товарищ? Он целыми тоннами уничтожал лютых мертвецов, всеми силами изгонял зло из этого мира, ничего не прося взамен. Подобное и впрямь трогает, — сердце на этих словах сжимается. — Конечно же, он вырвал свои глаза и отдал их тебе, став слепцом, но хорошо, что Шуанхуа по-прежнему способен указывать ему направление мёртвой энергии, — от произносимых слов Сюэ Ян внутри содрогается от острой боли. Жгучий комок обиды расползается в груди. — А знаешь, что ещё лучше? — это признание, которое Сюэ Ян так долго избегал, теперь же оно сослужит ему верную службу. — Я обнаружил, что людей, отравленных трупным ядом и лишённых языков, Шуанхуа принимает за лютых мертвецов, так что… — единственная ошибка, которая комом стояла, наконец-то озвучена. Но видеть эмоции Сун Ланя на это признание несомненно стоили этого.       Непонимание, отвращение, ненависть и ярость искрят на лице Даоджана: — Животное… Нет, ты хуже животного…       Сюэ Ян надменно отвечает, чувствуя теперь полный перевес сил в свою сторону. Он сделает всё, что потребуется, чтобы сохранить дом и счастье, которое они обрели с Сяо Синчэнем. — Знаешь, Даоджан Сун. Мне иногда кажется, что воспитанные люди, подобные тебе, из раза в раз плошают, пытаясь оскорбить кого-то, вновь и вновь повторяя одни и те же фразы, — словно издеваясь, показывая свою правоту и отсутствие хоть тени паники, Сюэ Ян ласково проводит по Цзян Цзаю. — Никакого творческого подхода, да и не обидно вовсе. Я так бранился лет в семь.       Сун Лань, подверженный гневу, снова делает выпад в сторону Сюэ Яна, не в силах больше слушать эти гадкие, высокомерные, отвратительные слова: — Ты воспользовался его слепотой! — обида за друга плотным кольцом сжимает горло.       Рука Сун Ланя двинулась безжалостно и уверенно, однако Сюэ Ян, замешкавшийся от услышанной фразы, успевает уклониться от меча, который вонзается в его плечо. Зубы скрипят от подавляемого гнева, а в ушах стоит такой оглушающий грохот, что, кажется, все дальнейший слова Ченмэй вовсе и не слышит: — Его слепотой? — как он смеет говорить об этом. — Даоджан Сун, — искусно улыбаясь, холодно и твёрдо смотря в глаза заклинателя, — неужели ты забыл, для кого он вырвал свои глаза, став слепым?       Слова, что покрыты тенью истины, вышибают из Сун Ланя остатки контроля. Жгучей болью наполняется душа, а взгляд не может ни на чём сфокусироваться. Сюэ Ян же, кроваво улыбаясь, оголяя острые клыки, делает шаг вперёд, не обращая внимания на меч, всё ещё остающийся в его плече. Эта боль просто ничто в сравнении с той, что он испытывает за своего возлюбленного.       Сюэ Ян продолжает, точно зная, что вся эта ужасная правда, от которой тот так долго бегал, сейчас способна окончательно добить его, посеяв семена боли и вины. Он, блять, заслужил это больше, чем Сяо Синчэнь: — А в каком положении находишься ты, Даоджан Сун, что винишь меня? Друга? — нервный смешок. С такими друзьями и врагов, блять, не надо. — У тебя и правда хватает совести называться его другом? Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Даоджан Сун, — хоть голос Сюэ Яна мягок и лелеян, взгляд его переполнен ненавистью и ядом, впрочем, как и слова, — стоит ли мне напомнить тебе слова, что ты сказал Сяо Синчэню после того, как я вырезал храм Байсюэ?       Сун Лань начинает пошатываться, не находя в себе сил сделать даже вдоха, ведь каждая попытка, кажется, выжигает внутри него всё живое.       «— Отныне и впредь, нам больше незачем встречаться…» — собственные слова лихорадочно скользят в памяти.       Сюэ Ян же, полностью переняв контроль над ситуацией, с особым презрением и отвращением выпаливает, схватившись за меч, вынимая его из собственного плеча: — Он повиновался твоему приказу. Вырвав свои глаза, он исчез из твоей жизни! Он так тревожился о тебе, желая помочь всем сердцем, а ты? С каким лицом ты встретился с ним? Какие слова произнёс?!       Сюэ Ян никогда и никого не ненавидел столь сильно и яро. Один вид Сун Ланя, сломленного и пропитанного тяжестью вины, не вызывает в нём ожидаемой радости, напротив, лишь сильнее злит.       Сун Лань же едва может ответить, находясь в полном смятении: — Я… Я тогда…       Сюэ Ян несдержанно обрывает его, отказываясь слушать эти жалкие оправдания. Они настолько мелочны и примитивны, что даже он понимает то, что хочет озвучить заклинатель: — Тогда ты был в ярости? Мучился в агонии? Оплакивал погибших? Не знал, что делать со своим гневом, потому выплеснул всё на Сяо Синчэня?! — зрачки в глазах Сюэ Яна сужаются то едва заметных точек, и теперь лишь огненное, кровавое пламя обиды и ненависти за Сяо Синчэня виднеются в очах Ченмэя. — Должен признать, — уже спокойнее произносит юноша, — я вырезал твой храм только из-за него. Вполне простительно, что ты решил сорвать злость на своём друге, ведь именно этого я и добивался.       Слова из Сюэ Яна льются огромным потоком, подобно водопаду. Вероятно, он даже не полностью осознаёт сказанное, лишь выражает эмоции, что так долго выжирали его изнутри, словесно. И в последней фразе тоже есть осколки правды, вот только Ченмэй вовсе не думал и не хотел, чтобы Сяо Синчэнь лишал себя зрения! Тем более ради такого ублюдка, как Сун Лань!       Но даже если Сюэ Ян не сильно вдумывается в сказанное им, искренность и верность его мыслей, вырвавшихся из сердца, бьют точно в цель. Сун Лань разве сам не думал об этом? Разве его не выламывало от скудной боли и острой агонии за вину перед своим другом, от которого он отвернулся?       Вот только Ченмэя это не интересует.       Он бросается на потерянного от нахлынувшей истины Сун Ланя, стремительно напирая на него теперь не только речами, но и мечом. Движения юноши становятся более плавными и опасными, — хотя Сун Лань пал жертвой именно подвешенного языка Сюэ Яна, способного поселить разруху и хаос в разуме и теле.       Продолжая сражаться, Сюэ Ян вновь начинает подводить Сун Ланя к отчаянию: — И всё же! Кто же сказал эту фразу: «Отныне и впредь, нам больше незачем видеться!» Неужели ты, Даоджан Сун? — изящным коварством и садизмом наполняются слова, рвущие сердце Сун Ланя. — Он сделал то, что ты и хотел. Отдал тебе свои глаза и исчез! Так зачем ты сейчас вернулся? Не думаешь ли ты, — Сюэ Яна начинает потрясывать от подступающего чувства мучительного экстаза возмездия, — что поставил нас всех в неловкое положение? — очередной удар, и Сюэ Ян встаёт в твёрдую позицию, смягчая взгляд, смотря за спину тяжело дышащего, пытающегося справиться с эмоциями, Сун Ланя. Это ужасно подлый ход. — Ты также думаешь, Даоджан Сяо Синчэнь?..       Сун Лань замирает на месте, а глаза его округляются. Он поворачивается назад, чтобы увидеть же лично Сяо Синчэня, которого с ужасающей подлостью использует Сюэ Ян, вот только этот поганец наглым образом сбивает Даоджан Суна с толку, и когда Сун Лань готовится вновь вернуться к битве, Сюэ Ян осыпает заклинателя порошком, что содержит в себе трупный яд. До этого момента никто и никогда не встречал столь тщательно очищенного трупного яда, однако, от неожиданности, Даоджан Сун делает слишком глубокий вдох отравы, начиная осознавать, насколько плохо его положение теперь. Начав сильно кашлять, Сун Лань окончательно теряет бдительность, а Сюэ Ян, снисходительно улыбаясь, взмахивает Цзян Цзаем, чувствуя, как сердце, прятавшееся в пятке, наконец-то порхает обратно в грудину, начиная ритмично отстукивать по рёбрам.       Одним быстрым движением, Ченмэй отсекает язык Сун Ланя. Вопль, доносящийся из горла заклинателя, внушает настоящий ужас. Но у Сюэ Яна всё иначе. Восторг и эйфория, а также вкус сладкой победы над врагом — он покарал человека, что разбил жизнь его возлюбленного, самого дорогого человека в жизни. И это ещё не конец.       Потеряв над собой контроль, Сюэ Ян вот-вот допустит последнюю ошибку, что уничтожит всё то, за что он так боролся.       Сун Лань же от боли не может стоять на ногах. Опираясь на меч, он прикрывает рот рукой, с пульсирующим взглядом наблюдая за обильными сгустками крови. Боль настолько жгучая и волнообразная, что всё вокруг начинает принимать столь же плавные очертания. И всё же, набравшись сил, Сун Лань предпринимает ещё одну попытку атаковать Сюэ Яна, но тот отпрыгивает в сторону, с какой-то больной и безумной улыбкой смотря на него.       Секунды.       Секунды, что проносятся мгновением.       Секунды, что тянутся часами.       Сияющее серебром лезвие Шуанхуа пронзает грудь Сун Лань столь неожиданно, что обречённый заклинатель не успевает ничего понять. Он лишь поднимает глаза, полные боли и отрицания, смотря на спокойное лицо друга. Сюэ Ян же, улыбаясь, как бешеный псих, делает глубокий, медленный вдох. Безоговорочная победа. Победа за их с Сяо Синчэнем будущее. Наказание для прошлого, что столь бесцеремонно постучалось в двери.       «Сдохни же». — Ты здесь? — Сяо Синчэнь, слегка растерянный, обращается к Ченмэю. — Я-то тут, а вот почему ты здесь? — голос столь мягок и нежен, словно ничего и не произошло вовсе. А ведь уста Сун Ланя беззвучно двигаются, в надежде. Хоть на одно слово.       Вытащив меч из тела друга, Сяо Синчэнь поясняет: — Шуанхуа странно себя повёл, вот я и пошёл проверить. Как странно. Мы давно не встречали в этих окрестностях лютых мертвецов. Может, он откуда-то пришёл? — да разве даосский заклинатель мог предположить, что перед ним вовсе не гадкая тварь, а человек, встречи с которым он ждал многие годы. Встречи, чтобы попросить прощения и… попробовать начать всё сначала. Разве он мог?..       Сун Лань падает на колени перед Сяо Синчэнем, а взгляд Сюэ Яна преисполнен самодовольством победы. — Он ещё ужасно визжал, — не сдерживается от лёгкой насмешки Ченмэй. Стоит отметить отдельно, что Сюэ Ян сделал ставку на то, что Сун Лань не посмеет разбить сердце Сяо Синчэня вновь. Ему было бы достаточно вложить свой меч в руку Даоджана, и тот сразу бы узнал его, понял бы, кого только что убил. Но Сун Лань не может так поступить. — Пойдём уже. Пора ужин готовить. Я так проголодался, — он опускает ладонь на спину возлюбленного, с отвращением смотря на Сун Ланя. — А овощи ты успел купить? — Да. На эту тварь наткнулся уже по пути обратно. Ты иди, а я пока корзинку захвачу…       Коротко кивнув, даосский заклинатель возвращается обратно в дом, а Сюэ Ян, дождавшись, когда силует Даоджана скроется, наклоняется к потерявшему волю и жизнь Сун Ланю, с лёгкой улыбкой произнося: — А тебе и миски не достанется.       В мелькающем сознании Сун Ланя крутится лишь одна мысль, затмевая понимание того, что теперь он станет орудием в руках психопата: «Я не смог защитить его. Я не смог…»       Сюэ Ян же, постепенно остывая от вспыхнувших эмоций, начинает приходить в себя. Излишняя эмоциональность — проблема, с которой он упорно сражается, однако в битве с Сун Ланем именно это помогло ему выиграть. До чего же, видимо, вина Даоджан Суна была велика, что он полностью потерял над собой контроль.       Сюэ Ян криво усмехается, искоса посматривая по сторонам. Нигде не видать Слепышки, и ведь ненароком закрадывается мысль: а не могла ли она чего сказать Сун Ланю? Возможно ли, что она, даже неведуя, привела врага в дом? Кровоточащие раны начинают пульсировать, и Ченмэй спешит в дом, чтобы поскорее их обработать. Боль от них даже не чувствуется, а вот сердце его словно исполосовали острейшие клинки. Приход Сун Ланя едва не перевернул всё вверх ногами, едва ли не лишил их дома и… счастья… — Ты в порядке? — доносится обеспокоенный голос Сяо Синчэня, пока бледный, вспотевший Сюэ Ян мнётся возле входа, пытаясь проглотить паническую атаку, которая порывается наружу. В момент битвы он был под влиянием адреналина и ярости, теперь же страхи начинают выбираться наружу. Подняв на Даоджана надломленный, смятённый взгляд, Ченмэй слабо выдыхает: — Слегка поранился. Пойду обработаю раны… — Я помогу. Он что, был вооружён? Как так могло выйти? — Сяо Синчэнь сразу же подходит к Ченмэю, осторожно обнимая за талию. Он помогает юноше дойти до их комнаты, а сам отправляется нагреть воду, чтобы омыть кровавые раны. Они не болят. Душа болит. Словно умирает. А это уже ничто не остановит. Неужели пробивается осознание того, что он свершил? И вовсе не вина за гибель Сун Ланя опепеляет душу, а то, что он позволил Сяо Синчэню нанести роковой удар в сердце его… — Как так произошло, Ченмэй? — с небольшим тазиком и тканью возвращается Сяо Синчэнь, спеша к возлюбленному. У него на сердце неспокойно, и заклинатель очень обеспокоен состоянием любимого человека. — Неожиданно появился, — нехотя отвечает Ченмэй, позволяя Даоджану снять с себя ханьфу. Он смотрит на него пристально, изучающе, словно ища следы понимания того, что только что случилось. Смерть Сун Ланя должна была поселить покой и уверенность в его душе, вот только почему-то паника и смятение начинают копошиться в ней, подобно клубку ядовитых змей. — Яростная тварь… — шипит Сюэ Ян, когда даосский заклинатель начинает обтирать кровавую рану на плече. — Нужно было мне идти…       Даоджан поддаётся лёгкой панике и чувству вины за то, что мог бы предотвратить столь серьёзные раны на теле Ченмэя. Но Сюэ Ян напрягается каждой мышцей, стоит ему только представить, что могло случиться, позволь он Синчэню отправиться на рынок. Это был бы конец. Катастрофа. Безумная буря, что он уже не смог бы остановить.       Но как же быть теперь? Имея в руках такое орудие как Сун Лань, больше Сюэ Яну не нужно беспокоиться о том, что кто-то помешает их счастливой жизни, и возмездие за боль, что пережил Сяо Синчэнь, наконец-то свершилось, вот только что ему делать теперь? Сердце словно наизнанку выворачивается, становясь особенно чувствительным, изнывающим. Честно сказать, у Сюэ Яна появляется истеричное желание распороть себе грудь, чтобы вычистить всю грязь и мерзость, шипящие изнутри. — Прости… — шепчет Сяо Синчэнь, воспринимая вздрагивания и ощутимое напряжение в теле Ченмэя как следствие его обтираний. Вот только дело вовсе не в этом. — Ничего…       Сюэ Ян не может отпустить Сяо Синчэня. Он никому и ничему не может позволить разрушить их жизни, вторгнуться в их мир. Снова и снова Ченмэй совершает одну и ту же ошибку: поддаваясь влиянию ярости и гнева, он теряет рассудок настолько, что свершает изумительные зверства и бесчинства. Сейчас бы, в данный момент, он ни за что не подвёл бы Сяо Синчэня к совершению того поступка, что тот сделал, но в тот момент! Эта смерть справедлива и прекрасна, и раньше бы Сюэ Ян радовался бы и довольствовался своей работой, вот только сейчас он сгибается от тяжести вины, что оседает на него. Своими действиями он вынудил Даоджана стать прямым участником казни его же лучшего друга. Человека, что Синчэнь так верно ждал, человека, перед которым чувствовал столь жгучую, ядовитую вину, человека, что он больше никогда не дождётся и не простится с ним…       «Нужно позаботиться о том, чтобы тело никто не нашёл…»       Хрупкий, трогательный мир, наполненный любовью и искренностью, — жизнь с Сяо Синчэнем, — всё самое лучшее, что появилось в жизни Сюэ Яна, могло разрушиться всего лишь за одну встречу. Сюэ Ян никогда ранее не поддавался такому губительному чувству тревоги и голосящей растерянности, и всё, что понимал юноша, это возникшую опасность перед ним. Сделать всё, чтобы уберечь, пойти на всё, чтобы сохранить, — тыльная сторона ладони ложится на щёку Сяо Синчэня, и тот в ожидании поднимает сосредоточенно лицо на возлюбленного. Но Ченмэй молчит, ища в лице напротив хоть одну причину, чтобы снять с себя душное чувство вины. Вот только чем дольше Сюэ Ян всматривается в уже родные черты лица, чем отчётливее понимает, насколько любит Сяо Синчэня, тем хуже ему становится. — Что такое?.. Больно?..       Больно. Очень больно.       «Эта боль сильна так же, как и моё счастье…»       Он сделал всё это, чтобы защитить их. Он совершил этот поступок, защищая их семью. Сюэ Ян же не сам отправился на поиски Сун Ланя, — да, — он сам нашёл его. Он сам напал на него, сам обвинил в грехах, коих повинен сам! Ченмэй лишь защищался, он лишь сделал всё, чтобы уберечь их. — Я люблю тебя… — сглотнув, Ченмэй нуждающееся прижимается к растерянному Сяо Синчэню. — Так люблю… — тепло и уверенность, исходящие от Сяо Синчэня, помогают Сюэ Яну набраться немного сил, но сейчас эмоционально он слишком уязвим. — Ты же никогда не оставишь меня, правда?..       Сяо Синчэнь слегка напуган состоянием Ченмэя. Он, конечно, знает о его подобной детской, капризной стороне, но сейчас из юноши сквозит паника и страх. И их истоки Даоджану незнакомы. — Что случилось, Ченмэй? Что тебя тревожит так сильно?.. — ладони его уверенно прижимают к себе, нежно поглаживая. Он ласково целует юношу в висок, позволяя тому крепче к себе жаться. Словно напуганный котёнок, Сюэ Ян ищет убежище в безопасных объятиях даосского заклинателя. — Ответь мне! — капризно вскрикивает Сюэ Ян, потеряно смотря перед собой. Слова, что они так часто говорят друг другу, сейчас необходимы ему как свежий глоток воздуха. — Никогда не оставлю. Никогда, — непоколебимо и уверенно. Разве у Даоджана есть хоть одна причина думать о расставании с человеком, что стал его спасением во тьме? — Не оставляй меня, — голос Сюэ Ян так слаб и трогателен, что, кажется, вот-вот и юноша заплачет. И, честно, ему хочется. Хочется разрыдаться прямо на груди у Сяо Синчэня от противоречивых, дерущих его чувств. — Всё хорошо, Ченмэй, — Даоджан чуть отстраняется, мягким прикосновением касаясь его губ. — Тебе нужно немного отдохнуть, хорошо? Я никуда не уйду, — добавляет Сяо Синчэнь, чувствуя, как упрямо сжимается рука на его ладони.       Сюэ Ян с неверием смотрит на человека, которому всецело верит. До чего же тошнит от этих противоречий! Чёртов Сун Лань всё испортил! Пришёл и так нагло испортил ему настроение, вынудив чувствовать себя последним куском дерьма! Но всё же Ченмэй послушно ложится, позволяя даосскому заклинателю закончить обработку ран. Вот ведь ирония! Именно так начинались их отношения в этом доме, — ха-ха, — уже спокойнее проносится мысль в голове юноше, но до чего будет горька ирония, когда Сюэ Ян осознает, что именно этой картинкой и будет ассоциироваться их конец.       Сюэ Ян и правда хорош в красноречии. Он способен убедить человека во многом, в том числе, и себя самого. Для него это является одной из основных задач при поддержании взаимоотношений с Сяо Синчэнем — не углубляться в самоанализ, при попытках принять-осознать-признать. Он должен делать всё, чтобы сохранить их отношения, и единственный способ, чтобы унять эту лихорадочную панику, обвинить во всём Сун Ланя. Потому что вины Сюэ Яна нет. Потому что он просто возвращался домой, когда Даоджан Сун направил на него меч, когда начал кричать оскорбления и кидаться на него. Обманул его, пользуясь слепотой? Да, он не признался в том, что является тем самым Сюэ Яном, однако вовсе не пользовался слепотой Сяо Синчэня, чтобы влюбить в себя, чтобы полюбить его, чтобы позволить им быть счастливыми!       Ченмэй никогда не отрицал того, что они с Сяо Синчэнем смотрят на мир под разными углами, что ими пройдены разные грани и… И как бы надменно это не звучало, да, Сяо Синчэнь — добродетель, следующий истинному пути света и свершения благих дел, и Сюэ Ян в своей извращённой манере верит, что совершает правильные дела. Как следствие истеричного порыва стало участие Сяо Синчэня в убийстве Сун Ланя, но именно его смерть, в понимании Сюэ Яна, является настоящим благословением и спасением их отношений он падения в бездну.