Роса

      Забежав в выделенную им пристройку, чтобы оставить купленные продукты, А-Цин уговаривает Сяо Синчэня отправиться вместе с ней на прогулку к речке, что находится в паре километров от деревни. Возле их города нет открытого водоёма и чтобы достичь ближайшего, нужно немало пройти, так что А-Цин особо сильно хочет увидеть воочию красоту водной глади. Хотя едва ли она в положении заявить об этом прямо, потому и приводит доводы о том, что сам воздух благоухает там гармонией и струящейся чистотой водной глади. Это прекрасно. Сяо Синчэнь знает, ведь сам не единожды прогуливался возле крупных и мелких водоёмов, очарованно наблюдая за ними. Ах, как же он любил эти моменты. — Ты пойдёшь с нами? — недовольно бормочет дева, глядя на притихшего Сюэ Яна. Тот, приподняв бровь, дерзко ухмыляется, но восторга А-Цин не разделяет от слова — совсем. Такой бредятины, как поход к красивому месту, будучи слепым, он понять не в состоянии. Впрочем, высказывать свои грубые мысли парень не торопится. — Что же это? Слепышка не может прожить без меня и дня?       Ченмэю трудно скрывать своё расстройство из-за грубых слов, звучащих со всех сторон. Он бы отсёк им языки прямо там, на месте, но не мог так поступить при Даоджане, который сразу бы бросился на защиту этих тварей. И понимание этого лишь сильнее злит Сюэ Яна. Он и без того не отличался терпением — властный и сильный, непреклонный и стойкий, Ченмэй представляет собой тот тип духа, решения которого, порой, ужасают своим ледяным шлейфом и непоколебимой жестокостью. — Да ну тебя, гадкий и грубый, фу! — отмахивается от него А-Цин, намереваясь покинуть пристройку. От таких предложений ей даже подурнело, хотя понимает, что Пройдоха просто подначивает её. — Ну просто само зло во плоти, — гримасничает Сюэ Ян в ответ, прежде чем А-Цин ворчливо выходит на улицу. Сяо Синчэнь, внимательно слушавший каждое слово парня, поворачивается к Ченмэю, всем своим видом выражая беспокойство. — Что такое? — Ты расстроен?.. — голос Сяо Синчэня звучит приглушённо, отдавая лёгкой тоской. — Поход на рынок, кажется, окончательно испортил твоё настроение…       «Ну надо же…» — хотя удивительного здесь мало. Сяо Синчэнь всегда славился своей проницательностью. — Да что ты, Даоджан, — спешит не согласиться Сюэ Ян, лишь взглядом выражая скорую кровавую расправу. — Всё в порядке, просто я не выспался, немного устал. Да и нога побаливает… — разумеется, он просто в ярости. Сам факт того, что Синчэнь принимает как должное подобное отношение к себе, буквально доводит Ченмэя до белого каления. Лучше бы они в эту деревню вообще не приходили! Блять!       Пара минут тишины начинает казаться весьма неловкой. Сюэ Ян заносит руку к затылку, почёсывая его, и только собирается продолжить диалог, как видит неуверенные движения Сяо Синчэня в свою сторону. Они кажутся робкими, словно Сяо Синчэнь до конца не уверен, стоит ли подходить к нему, однако Даоджан сомневается лишь в том, желает ли этого Ченмэй. — Тебе нет нужды лгать мне, — с осторожностью произносит Сяо Синчэнь, в ответ получая холодный взгляд. — Я понимаю, что тебя задели слова тех людей, но подумай о том… — Задели?.. — нервно ухмыляется Сюэ Ян, сжимая руку, лишённую мизинца, в кулак. — А тебя, Даоджан, нисколечко не задели? — словно мальчишка обиженный, обращается он к Сяо Синчэню как к старшему брату.       От такого детского обращения к себе, на лице Даоджана расцветает улыбка. — Нисколечко. — Твоя наивность тебя погубит, — тяжело вздыхает Сюэ Ян, прикрывая глаза. — Я возьму продукты и двинусь в сторону города И. Вы со Слепышкой погуляете, потом вернётесь.       Сяо Синчэнь растерянно наблюдает за движущимся по комнате Сюэ Яном. Неужели он сделал что-то не так? — От чего ты не хочешь пойти с нами? Возле речки так красиво… — и в отличие от них с А-Цин, Ченмэй может буквально насладиться таким зрелищем. — Я уже бывал на реках, — подходит он ближе к Даоджану, — сомневаюсь, что там есть нечто, что впечатлит меня сильнее, чем озеро в Долине Цветущей Лозы.       На самом деле, Сюэ Ян просто не хочет никуда идти. Злость, что клокочет в нём, требует выхода, и он уже готовит план, по которому будет следовать в ближайшие несколько дней. Прогулка к речке не заботит его вовсе, но заботит Сяо Синчэнь, который столь просто, даже не прикладывая никаких усилий, даже не догадываясь об этом, вынуждает Ченмэя трепетать, испытывая противоречивые чувства. Полегчало бы, достигни Сюэ Ян золотой середины, но такие люди, как он, на это попросту не способны. И не потому что хорошие или плохие. Просто это невозможно. — Это довольно-таки далеко, — удивляется Синчэнь, припоминая, как единожды был в тех краях. Безмерно прекрасное место, покрытое зеленью, наполненное чистой энергией и силой. Вместе с Сун Ланем… Да-а-а-а… Это было началом их путешествия. Тогда всё казалось более красочным и значимым — теперь же кругом одна тьма и страх. С другой стороны, нахождение Ченмэя рядом творит настоящие чудеса. — Мгм… Не задерживайтесь, Даоджан.       Видимо, продолжать диалог Сюэ Ян не хочет. Его нельзя назвать нетерпеливым человеком, но с тем же и особой сдержанностью он не обладает. Потому, захватив корзину с продуктами, он покидает Сяо Синчэня и А-Цин, на радость последней, оставляя их без своего присутствия. Он просто боится сболтнуть лишнего, что ещё не желательнее, сделать то, за что потом не сможет оправдаться. К тому же, Сюэ Яну не помешает немного привести мысли в порядок, ведь, находясь рядом с даосским заклинателем, Ченмэй не может трезво рассуждать…       С лёгкой грустью Даоджан провожает Ченмэя, неспешно идя за А-Цин к реке. Хотелось бы ему, чтобы Сюэ Ян последовал с ними, насладился такой спокойной и безмятежной прогулкой, но от чего-то настроение Ченмэя сильно испортилось. Сяо Синчэнь думает, что всё дело в настроениях жителей деревни: как и А-Цин, Сюэ Ян весьма остро воспринимает колкие комментарии в свою сторону, хотя и старается этого не показывать. Он не имеет возможности выразить свои негодование и злость, от того ему столь невыносимо находиться в этом месте. Даоджан понимает, но слишком идеализирует человека, который вот-вот устроит кровавую расправу над жителями деревни, что не оценили вклад Синчэня в их мирное существование. Но с тем Синчэнь и не подозревает, что в настоящую ярость Сюэ Яна приводит его терпеливое и понимающее отношение к этим людям.       Ченмэй не кажется простым человеком. Он скрытный и сложный, но всеми силами пытается казаться беззаботным и лёгким. И, скорее всего, Сюэ Ян считает, что приглянулся Сяо Синчэню именно из-за этих качеств, но Даоджан, напротив, ценит ту его сторону, которую заклинатель старается скрыть. Понимание и сострадание способны открыть двери к любому сердцу. И каким бы не являлся Сюэ Ян на самом деле, его уязвимость лишь напористее вопрошает желанных чувств. А их способен ему дать Сяо Синчэнь. О! Не дано ни одному человеку понять мотивов Судьбы, что так коварно сплетает людские души!       С А-Цин они достигают похоронного дома, в котором обосновались, уже затемно. Ни огонька от свечки, ни звука в пустом помещении, а нагулявшись вдоволь, насладившись красотой и простотой природных красот, хотелось бы вернуться в уютное, скромное гнёздышко. — Ну и где этот Пройдоха? — недовольно бормочет А-Цин, на ощупь добираясь до печки. В этот раз ей даже притворяться не нужно, так как темнота в комнате не позволяет увидеть и миллиметра перед собой. — Возможно, гуляет?..       Сяо Синчэнь тоже слегка растерян. Ченмэй уже давно должен быть дома, однако тишина, которая их встретила, неприятно настораживает. Не хочется думать, что Сюэ Ян ушёл, но ведь он почти что поправился, а уговором, что озвучил сам Сяо Синчэнь, было как раз-таки то, что пути их разойдутся сразу же, как раненый заклинатель поправится. От этой мысли становится очень тоскливо. Губы Даоджана нервно дёргаются. Не мог же Ченмэй вот так вот молча уйти, не сказав ему и слова на прощание. Разве они стали значимее в жизнях друг друга? Разве только Синчэнь испытал то чувство связи и тяги между ними? — Даоджан! — кричит А-Цин с кухни. — Кажется, наш Пройдоха всё же был здесь!       Спеша в комнату к А-Цин, Сяо Синчэнь взволновано и слепо смотрит на юную деву. — Корзинку с едой он принёс, — довольно заявляет А-Цин. — Надеюсь, он уже далеко… — чуть слышно, буквально на выдохе, произносит девушка, не сдержавшись порыва искренних чувств. Её отношение к Сюэ Яну не стало лучше: да, они вместе могли браниться на наглых людишек, да и помощь его в походе на рынок вовсе не лишняя, однако Сюэ Ян всё ещё оставался Сюэ Яном. Его взгляд и мимика, его жесты и аура… Красные глаза, пожалуй, немалая редкость, как и белые глаза самой А-Цин, но пугает в них вовсе не цвет. Эмоции, холодные и коварные, беспощадные и кровавые — в нём скрыто много злобы и ярости, и переживания о том, что всё это, рано или поздно, выльется на них страшной бедой, девушку не покидает.       Но Сяо Синчэню тоскливо слышать эти слова. — Почему ты так сильно хочешь, чтобы он ушёл?       Задорный и упрямый характер Ченмэя вовсе не является причиной для такого желания избавиться от него. — Как же ты не понимаешь, Даоджан, — тяжело вздыхает А-Цин, — он очень плохой человек, очень опасный. Я всю жизнь скитаюсь по улицам, и, поверь мне, могу понять, кто передо мной находится, — а не лгала бы изначально, могла о многом поведать Сяо Синчэню. Вот только едва ли ей хватит духу покаяться. — А-Цин, — порицательно качает головой Синчэнь, — знаешь ли ты его настолько хорошо, чтобы судить?       «Да ты не видел того, что вижу я!» — Твоя привычка видеть в людях только хорошее добром не кончится…       А-Цин отворачивается, признавая поражение. Ей не выстоять в таком диалоге, учитывая, что она не может сказать правды о себе. Чёрт! Неужели, это её расплата за ложь? Заслуженно, безусловно. Но когда же пропадёт это гноящееся чувство беспокойства? А вдруг Даоджан прав? Вдруг её чувство неприязни к этому парню не имеет под собой каких-то оснований? Ей не понравились его взгляды? Холод в глазах? Характер чужд? — Разве это причины кого-то опасаться? — Обо мне говорите? — вспомнишь солнце — вот и лучик.       Девушка нервно дёргает бровью, моментально отметая все неожиданно возникшие сомнения. — Да кому ты сдался, пронырливый засранец… — и, пользуясь своей слепотой, задевает его плечо в проходе, покидая кухню. Спорить с Ченмэем у неё нет ни желания, ни сил, да и время уже позднее, так что уже давно пора спать. — Без тебя нам было лучше…       Сюэ Ян провожает её холодным и пренебрежительным взглядом, а затем переводит не менее жестокий на Сяо Синчэня, который продолжает неподвижно стоять на месте. — Я решил пройтись по округе, подышать воздухом, — хотя голос и звуччит дружелюбно. — Вот как, — слабо улыбается Даоджан, но в душе пребывает в странном восторге. — Я знал, что ты не можешь просто уйти.       Брови Сюэ Яна удивлённо приподнимаются. Сяо Синчэнь просто поражает своей способностью сражать Ченмэя если не поступками, так словами. Но ведь тепло. Тьфу ты! — Куда же я уйду, Даоджан? — маленькими шагами он начинает подходить к Синчэню, не сводя с него глаз. Он почти что не моргает, наблюдая за слепым заклинателем как охотник за своей добычей. — Я уже решил остаться с тобой, так что останусь рядом навсегда.       Улыбка Сяо Синчэня становится шире. — Не стоит говорить таких громких фраз, ведь, несмотря на всё желание, никто не знает, как повернётся судьба…       Сюэ Ян не сомневается, что это косвенное упоминание Сун Ланя, и взгляд его становится жёстче. Красную радужку почти не видно, зато темнота, что бушует в Сюэ Яне, наглядно рисуется в глазах. — Даоджан, — сладко поёт Сюэ Ян, медленно ходя по кругу вокруг Сяо Синчэня. — Ты совсем меня не знаешь, — ухмыляется он, рукой скользя по спине даосского заклинателя, плавно останавливаясь на груди. Стоя напротив слепого заклинателя, Сюэ Ян с особым удовольствием всматривается в пустые глазницы, что покрыты повязкой, упиваясь чувством власти в своих руках. — Я никогда, — Сюэ Ян делает шаг ближе, — никуда, — крепче прижимает ладонь к чужой груди, — не уйду от тебя… — полушёпотом заканчивает он, взглядом пробегаясь по лицу Сяо Синчэня, кажется, впервые находясь так близко к нему. Впервые Сюэ Ян может видеть идеально белоснежную кожу, аккуратный прямой нос, пухлые губы, островатый подбородок из-за сильной худобы. Изящная шея, скрывающаяся за тканями ханьфу — от Даоджана всегда так хорошо пахнет, но сейчас Сюэ Ян отчётливо ощущает мягкий и головокружительный аромат шалфея и чистоты.       Во рту вдруг становится так сухо.       Услышанные слова приводят Сяо Синчэня в замешательство. Былое время стучит отголосками в голове, но слова, произнесённые Ченмэем, совсем не кажутся пустыми и небрежными. От чего-то сердце замирает, а затем начинает так быстро биться, пока стыдливый румянец выползает на лицо. Ладонь, что покоится на внешне спокойной груди, наверняка уже почувствовала все сил и жар от рвущегося на свободу сердца.       Сяо Синчэнь не может увидеть человека перед собой, но ему так сильно хочется узнать очертания чужого лица. По ладони, что продолжает плотно жаться к груди, невесомо скользят кончики пальцев Сяо Синчэня, двигаясь выше. Сюэ Ян напрягается от этого действия, но позволяет Даоджану провести это исследование, совсем не страшась возможности быть узнанным — его искренне веселит ускользающая опасность быть разоблочённым, будоражит. Но у Ченмэя на сердце неспокойно, поскольку проявленное Синчэнем желание узнать то, как он выглядит, кружит голову и вдыхает больше уверенности. Страшась потерять человека, Сюэ Ян готов опуститься на любую подлость и низость, будь то угрозы, пытки или убийство. Именно поэтому, когда Сяо Синчэнь проявляет к нему такой искренний и неподдельный интерес, Сюэ Ян особо сильно ощущает собственную уязвимость, сталкиваясь с теми проблемами, признание которых даже не стоит на повестке дня.       Подушечки пальцев бережно скользят по линии челюсти Сюэ Яна, на пробу ощупывая кожу. Средней толщины брови, несомненно, густые и чёрные, маленький и аккуратный нос, глаза — лицо юноши полно изящества… С опаской касаясь прикрытых век, уголки губ Сяо Синчэня приподнимаются, пока его пальцы скользят по длинным ресницам Сюэ Яна. — Красивый…       Неосознанно шепчет Сяо Синчэнь, быстро сжимая уста в тонкую линию. Эта фраза вылетает по собственной воле, и не хочется обидеть чувства Ченмэя. Но Сюэ Ян лишь усмехается, хоть глаза его полны глубокой нежности. — А как же губы, Даоджан?.. — разыгранный нежностью и непорочным интересом Сяо Синчэня, клокочущее чувство озорства кружит Сюэ Яну голову. Уверенно он закидывает руки на чужие плечи, смыкая их за шеей Даоджана. Переминаясь с пятки на носок, Ченмэй с хитрой улыбкой ласкает взглядом горящих, алых глаз смущённое лицо. Как-то раньше он и не замечал их разницу в росте. — Неужели не желаешь опробовать и их?       Дразнить Сяо Синчэня оказывается весьма забавно.       Кто же знал, что комната, погружённая во мрак спокойной ночи, способна выразить собой хрупкость глубины романтики. Откровенность незапятнанной грехом души слепо, подобно мотыльку, стремится к пламени горячей, таинственной души, что тянется к нему, что манит своими красками и насыщенностью. Незрячему дозволено видеть то, что глазами человека не узреть никогда.       Лёгкостью наполняется тело Сяо Синчэня, и кажется заклинателю, что буянящее в груди сердце и вовсе замерло. Плавно скользит рука по воздуху, а кончики пальцев робко касаются улыбающихся губ: Сяо Синчэнь с особой осторожностью касается мягких уст, как вдруг чувствует неуловимый поцелуй, теплом оставшийся на подушечках двух пальцев. — И как тебе мои уста? — полушёпотом спрашивает Сюэ Ян, обнажая острые клыки. Происходящее сейчас едва ли входило в его планы, однако Ченмэю нравится это: нравится чувствовать лёгкое головокружение от томности момента, нравится ощущать нарастающее покалывание по телу от упоительной откровенности. — Они красивые… — Хм… Тебя послушать, я просто красавец! — посмеивается Сюэ Ян, кажется, совсем теряя контроль над собой и ситуацией. Озорство всегда сопровождало Ченмэя на жизненном пути, потому уже давно стало его частью. — Даоджан тоже красивый! Столь завидный муж покорил немало сердец… — кажется, совсем осмелев, Сюэ Ян проводит кончиком носа по скуле Сяо Синчэня.       Вздрогнув, Синчэня обжигает изнутри бурлящий поток истомы. Пугающее чувство незнакомого желания не позволяют Даоджану контролировать себя, держать в руках. Он первый раз в жизни испытывает подобные эмоции, и впервые в жизни он напуган собственной реакцией. Невинен и чист по своей природе, Сяо Синчэнь прочёл не мало книг за свою жизнь и вполне может дать определение эмоциям, что будоражат его трезвый рассудок и спокойное сердце.       Рвано выдохнув, Даоджан приоткрывает губы, чтобы дать ответ, чтобы произнести хоть что-то в затянувшейся тишине, но первым её нарушает Сюэ Ян. — Даоджан, тебя так весело дразнить!       Едва ли он признается себе, что испугался возможной реакции Синчэня на такие вольности. Понятное дело, что даосский заклинатель никогда не делал ничего подобного: да чтобы к нему кто-то так страстно жался, шёпотом обжигая кожу на лице — никто не поверил бы в такие истории, оставшись сказками порочного лгуна. Но Сюэ Ян не смог бы справиться, оттолкни его Сяо Синчэнь сейчас. Он увлёкся. Слишком увлёкся этой игрой, что даже сам потерял голову.       Напряжение, которое сковывало тело Сяо Синчэня, отступает, оставляя место горячему, мелкому покалыванию. Испугавшись происходящего, растерянный и неготовый к такому развитию событий, заклинатель чувствует огромное облегчение, услышав, что всё это было шуткой. — Какие проворные у тебя шутки, Ченмэй, — хрипло усмехается Даоджан, делая пару шагов назад. Но так как до конца в себя он ещё не пришёл, Сяо Синчэнь натыкается на угол стола, от чего Сюэ Ян машинально тянется к нему. — Не стоит так играться с чувствами других людей…       Внезапно появляется мысль, что Синчэнь бы крепко мог прижать Сюэ Яна в ответ, уткнувшись тому в волосы. Но они совсем не в тех отношениях, чтобы совершать нечто подобное. — Но это же весело, Даоджан, — посмеивается Сюэ Ян, но с нежностью продолжает смотреть на неспокойного Сяо Синчэня. — Ладно, — вздыхает Ченмэй, — я пойду спать. Ты тоже ложись, отдохни…       Сяо Синчэнь, кивнув Сюэ Яну, молча провожает его взглядом, пальцами пытаясь скрыть ползущую на лицо улыбку. Намного проще было бы списать всё на стрелы Амура или на великую китайскую Богиню Любви, однако ни Синчэнь, ни Сюэ Ян не являются теми людьми, которым посчастливилось испытать сладкий мандраж от взгляда при знакомстве с тем самым человеком. Но эта радость наивная и простая, потому двум заклинателям открыто нечто более глубокое и томное: Даоджан стремится к Ченмэю, так как ощущает с ним особую связь — заклинательство, мир силы и разочарования, последствия веры и боль, что достигла глубин души. Он же так и не оправился от полученных ран, так и не смог совладать с грузом вины, что повисла на его сердце. Сколько не ищи виноватого, только он несёт ответственность за свои ошибки, и та боль, что пережил Сун Лань, и то решение, что единственный друг, в итоге, принял, вина Сяо Синчэня. Он признаёт. Давно признал, от того ночами, когда тьма скрывала его от посторонних глаз, белоснежные бинты на глазах так часто окрашивались в красный цвет. Здесь нет логики и причин весомых нет. Просто рядом с Ченмэем спокойно. Он весёлый и задорный, но также умный и, кажется, талантливый заклинатель. Он не давит, он не требует, он просто находится рядом, и Синчэню кажется, что это его шанс попробовать жить нормально. Относительно, но всё же больше не в одиночестве, не теряясь ночью в охотах и кровавом самобичевании, а с улыбкой ложится спать, ожидая начало нового дня.       Сяо Синчэнь так нуждается в человеке, который может его принять, который может понять его, не бросаясь в осуждения и упрёки. Человеческое тепло и улыбка, поддержка и шутки, досуг и молчание — всё это способно принести неописуемые счастье и радость. Ему всё ещё больно. Но теперь эти раны возможно обработать от заразы, что в них проникла, подарив Даоджану заслуженную мирную жизнь.       Настроение Сюэ Яна оказывается не самым стабильным. Выпорхнув из неподконтрольных эмоций к Сяо Синчэню, его лицо искажается от усталости и злости. Вот только на кого злится — непонятно. На Сяо Синчэня? За то, что враг вдруг оказался человеком, рядом с которым так легко и тепло? Потому что именно рядом с ним душа раскрывается, даже против воли её хозяина? Нет. Злится на себя? За то, что не смог найти в себе силы уйти, зная, во что всё это может вылиться. Но куда бежать, когда каждый раз вторишь себе, что его нахождение рядом — лучшая месть. Как убежать от себя, когда ловишь себя на мысли, что месть не привлекает уже так сильно, а куда больше влечёт он. Банально, злость на жителей деревни, что не оценили вклада Сяо Синчэня, приводит Сюэ Яна в бешенство. Святошность и добросердечность Даоджана ещё с первой их встречи показались Ченмэю забавными. Над этим он мог долго потешаться, но если говорить серьёзно, то выходил из себя, ведь понять этого попросту не мог.       Проверив наличие трупного порошка в нагрудном кармане, Сюэ Ян нахально улыбается, глядя во тьму ночи. Он не мыслит прощением и милосердием. Живёт реальностью и тем, что ему дают другие люди. За оскорбления нужно платить. За хамство нужно платить. Он осудил его за то, что Ченмэй вырезал целый клан, — пять пальцев руки пробегаются по отсутствующему мизинцу в перчатке, — разве неправильно было бы поступить также с теми необразованными тварями? — Ха… Ха-ха-ха…       Чувство привязанности и нужды начало формироваться в Сюэ Яне буквально с первого дня, как Сяо Синчэнь принёс его сюда. Ченмэй ведь так нуждается в человеке. В том, кто примет его полностью: с таковым безумием и любовью к сладкому, кто не испугается его жаркой и всепоглощающей любви, кто нырнёт в это чувство, как безумец срывается со скалы, в надежде, что вспорхнёт как птица. Он так сильно нуждается в любви, и в том, чтобы эту любовь кому-то дарить. Но разве он не озорной психопат, получающий наслаждение от жестоких, кровавых расправ? Так почему же тогда его так волнует Сяо Синчэнь, и почему его присутствие рядом настолько волнительно и важно? Он так желал мести, так хотел вынудить Даоджана пройти ещё больше испытаний в попытке доказать ложность его взглядов, но так почему же, в итоге, именно Сюэ Ян чувствует себя таким потерянным, слабым и задучивым. С какого вообще перепугу он начал беспокоиться о том, что, возможно, не все его деяния были верны, если судить с точки зрения Синчэня?       От этих мыслей паранойя заколотила по мозгу. А она изворотливая, проворная, но, ха-ха, что важно, с юмором. Сюэ Яну не дано понять, но она намерена привести его к чётком и прямому осознанию собственных эмоций. Тем же временем Ченмэй проецирует свои чувства, объясняет и принимает их так, как может.       Сейчас парень зациклен на том, что он не может потерять контроль, он не может лишиться того, что приобрёл такой счастливой случайностью.       Скупой взгляд устремляется вдаль, пока тёмные мысли полностью не заполняют сознание.       «Раз, два, три, четыре, пять, вышел Сюэ Ян играть. Все, кто будет убегать, будут от линчи страдать», — это решение пришло ещё в деревне, когда те три бродяги посмеялись над ними. Они ошиблись. Не знали, на кого направили острые языки, но это незнание с них вины не снимает. Острее гадких и злорадных языков — Цзян Цзай, который коснётся гнилого корня, чтобы освободить грешные души от их порока. — …это будет моей местью. Пускай твои обидчики от твоего меча и падут!       Не страшась, не сомневаясь — одно дело сердце, другое дело разум. Головой Сюэ Ян понимает и осознаёт прекрасно, что принятое им решение более чем верно. Если Сяо Синчэнь когда-нибудь узнает об этом поступке Ченмэя, если он узнает, что Ченмэй — это Сюэ Ян, разломивший его жизнь на до и после, он несомненно откажется от Ченмэя, он непременно выбросит его из своей жизни, всем сердцем возненавидив, но… От одного представления сердце жалобно скулить начинает, ведь проявленная нежность и искренность Синчэнем на Сюэ Яна произвели неизгладимое впечатление.       Он не потеряет его. Никогда и ни за что.       Они необходимы друг другу, и мораль их так похожа. У всего есть обратная сторона, так ведь? Вот и не сыскать гармоничнее пары, чем они.