Кровь мертвеца

      — Отпустите меня! Я кому сказала! Отпустите! — с остервенением вопила Кристина. — Я вам не игрушка! Я все еще человек, хоть и женщина! Поэтому просто бросьте меня в море! Я бежала не для того, чтобы…       Ханнес заткнул пленницу сальной ладонью, но Кристина опять укусила его — и на месте только что затянувшейся раны появилась новая, со свежими кровоподтеками по рваным краям.       Ханнес страдальчески простонал:       — Да сколько можно? Мне тоже больно! Капитан, может, и правда выбросить ее за борт?       — А кто тогда развлечет команду? Хочешь сам этим заняться? — преувеличенно серьезно поинтересовался Себастиан.       — Никак нет.       — Тогда не возникай и тащи ее быстрее.       Члены экипажа потеряли интерес к своим прежним делам и высыпали на палубу. При виде их загорелых лиц, блестящих золотых зубов в улыбающихся ртах и грязных, мускулистых тел Кристина завопила громче и ударила Ханнеса под дых.       — А вы с дьяволенком похожи! Нечеловеческая силища… — прохрипел старик, прежде чем вцепиться в рыжие вихры. — Посмотрим, что на это скажешь…       Кристина ничего не сказала: она заверещала так, словно ее резали заживо. Однако долго это не продлилось: сделав еще пару шагов, Ханнес бесцеремонно толкнул Кристину на доски. Она упала спиной к пиратам, но тотчас же подскочила на колени и развернулась, ужаснувшись тому, сколько мужчин обступило ее со всех сторон. «Это страшнее смерти, — подумала Кристина. — Лучше уж и правда спрыгнуть».       — Господа, мы собрались здесь, чтобы эта сеньорита хорошенько повеселила всех нас перед предстоящим плаванием. Как вы все знаете, она… — начал Себастиан по-голландски.       — Я брошусь вниз! Ни за что! Не позволю! — в ужасе взвизгнула Кристина.       — Как смеешь перебивать капитана, женщина? — возмутился Ханнес. — Понимаю, что ты из публичного дома, но надо же иметь хоть какие-то представления о приличиях. Вас там вообще ничему не учат?       — Заткнись! Я просто спрыгну и все! Закончим на этом!       — Ну так прыгай, — лениво сказал Себастиан, сделав шаг вперед. — Тебя как раз ждут внизу. Подойди поближе и полюбуйся.       Сглотнув, Кристина медленно повернула голову. Она стояла у края борта и могла с легкостью оказаться за его пределами, если бы судно качнулось или если бы подкосились ноги. Море было темно-синим, неприступным, незнакомым и потому пугало. Но больше всего пугали акулы, собравшиеся вдоль корабля в ожидании пищи. Становиться чьим-то обедом у Кристины по-прежнему не было желания.       — Ничего. Это все же лучше, чем достаться мужланам вроде вас…       — Уверена? Акулы еще менее галантны в обращении.       — Все равно это долго не продлится, — Кристина слегка поморщилась: одна из зубастых тварей выпрыгнула из толщи воды. — Несколько секунд мучений — и…       — Адских мучений, — поправил Себастиан. — Ты себе даже представить не можешь, как это больно, когда тебя разрывают на части. Разве не безболезненнее сделать то, к чему ты привыкла?       — Не тебе об этом судить! Я уже устала от такой жизни и не хочу снова…       — Так что, исполнишь свой номер для нас?       Последнюю фразу Себастиан произнес одновременно с пленницей. Кристина застыла, приоткрыв рот. Ее лицо все еще выражало недовольство и испуг, но в глазах отразилось едва уловимое удивление.       — Номер? Ты про гимнастический номер?       — Разумеется. А о чем же еще? Думала, я притащил тебя сюда для чего-то другого?       — Конечно, нет, просто…       — Для той цели, — Себастиан усмехнулся, — я ты отправил тебя в трюм к матросне. На палубе заниматься чем-то подобным неприлично даже для пирата. Или по твоим меркам это в порядке вещей?       — Нет! Я сразу поняла, что ты про номер!       — Тогда приступай, все уже заждались.       — Прямо сейчас? — растерялась Кристина. — Но на мне неудобная одежда.       — Другой нет. Можешь раздеться, если тебе это поможет.             — Еще чего! Ладно, попробую так.       — Очень жаль, — вмешался Ханнес. — Без одежды ты бы была ловчее.       — Оставь свои комментарии при себе.       — Не могу сдержаться! Я человек простой…       — Ты не человек, а вурдалак, — Кристина села на пятую точку и принялась расшнуровывать сапоги. — Так что держи рот на замке.       — Капитан, эта женщина снова обозвала нас вурдалаками! Не знаю, как вы, а я сильно оскорблен и требую извинений!       — Ну, вообще-то она права, — Себастиан развел руками. — Мы и правда вурдалаки.       — Да, но мне не нравится, как это звучит! После таких слов прямо хочется вцепиться ей в шею!       — Пойди-ка проверь мальчишку. Давно ты у него не был.       — А как же танец? Не хочу это пропустить.       — Тогда тебе и правда лучше заткнуться.       Ханнес опешил от такого ответа и с запозданием произнес:       — Как скажете, капитан. Ваша воля для меня выше закона Божьего.       — Если бы это было так, ты бы уже молчал.       — Да я молчу, капитан! Это мои последние слова, честно!       Ханнес прикрыл рот обеими руками и невинно захлопал старыми, подслеповатыми на вид глазками.       — Не знаю, понравится ли присутствующим номер. Я сейчас не в форме, — сказала Кристина, поднявшись на ноги.       — Разве? Когда я тебя обыскивал, мне показалось, что ты в прекрасной форме.       — У вас, у пиратов, действительно ни стыда, ни совести! Разойдитесь!       Но никто не тронулся с места.       — Если продолжите так кучно стоять, я не смогу начать.       — Дело в том, что сцена не тут, — с промедлением заметил Себастиан. — Сцена вон там.       И он указал на мостик, возвышающийся над необъятным ворохом моря.       — Если ты гимнастка, то, должно быть, прекрасно ходишь по канату. Канат намного уже, так что тут ты должна справиться.       — Тогда дай мне веревку.       — Веревку? Нет, это скучно. Пропадает всякий азарт.       — Вот же гад! Сам же недавно говорил, что смерть от зубов акулы — это адские муки.       — Но не говорил, что не практикую подобное. К тому же ты можешь избежать смерти, если проявишь свой талант с лучшей стороны. Все в твоих руках.       — В моих руках? Да выступать без страховки — это самоубийство!       — Все зависит от твоей везучести. Ну, или можешь помолиться Господу-Богу, как тот парнишка, который тебя сдал.       — Вряд ли Бог на моей стороне, — Кристина с досадой приподняла правую ногу и осторожно покрутила ступней, после чего ее черты слегка смягчились. — Если я умру, то клянусь: я вернусь за тобой, чего бы мне это ни стоило!       — Мы с тобой не так близки, чтобы ты давала мне подобные обещания.       — Если я умру, ты станешь мне ближе, чем кто-либо.       Глаза Кристины лихорадочно блеснули, а на губах промелькнула ядовитая улыбка. Взгляд Себастиана заострился, но через секунду в него вернулась привычная веселость.       — Пока еще никто из тех, кто говорил такое, не возвращался.       — Значит, я буду первой.       Кристина хмуро взглянула на мостик, который должен был стать сценой ее сегодняшнего, вполне возможно, последнего выступления. Первые шаги к нему дались на удивление легко, но стоило оказаться рядом и разглядеть акульи плавники, сердце тревожно заколотилось.       Кристина обернулась через плечо, стараясь не показывать страха:       — Может, договоримся о другом способе платы за проезд?       — Ханнес, подтолкни-ка принцессу, — попросил Себастиан. — А то она все не решится.       — Это я с радостью!       — Не надо! Я как-нибудь сама справлюсь!       Кристина вздохнула и поставила правую ногу на мостик. Себастиан был прав: канат на порядок у́же, а устоять на мостике может даже простой смертный. Главное — сохранять равновесие. Но нога…       Кристина закусила губу. Сильная боль прошла, однако опыт подсказывал, что неосторожное движение может стоить дорого. Общее состояние тоже было неважным: тошнить перестало, но слабость не пройдет в ближайшие пару дней, а при нынешнем питании может растянуться на недели. В цирке от рокового падения уберегла веревка, но здесь ее не дадут, сколько ни умоляй.       «Просто представлю, что веревка есть, — решила Кристина. — Она обмотана у меня вокруг ноги. Я, как обычно, выступаю под куполом; ничего особенного».       — Ну давай, покажи нам свои таланты. Сделай колесо, — приказал Себастиан.       — Колесо! Колесо! — поддержали его пираты.       Кристина зажмурилась и поставила на мостик вторую ногу, а потом, затаив дыхание, прошла вперед. Она замерла на середине, едва поборов стихийное желание взглянуть вниз — на разыгравшиеся волны и нарезавших круги акул.       Жаркий карибский ветер поднял волосы в воздух. Солнце над головой слепило совсем не так, как огни, которые обыкновенно расставляли по периметру сцены. Непривычная обстановка мешала сосредоточиться, как и возгласы, раздававшиеся с борта. Тем не менее, Кристина сделала то, чего от нее ждали: взмыла в воздух и приземлилась на мостик с необычайной для человека легкостью.       Мужчины одобрительно закричали. Кристина повторила трюк, оказавшись у самого края. Затем она встала левой ногой на цыпочки и подняла вверх правую.       — Ничего себе! Она и так может! — искренне изумился Ханнес.       Через мгновение он взорвался от оваций: Кристина прижала лодыжку к щеке. А стоило Кристине прокрутиться вокруг своей оси, Ханнес и вовсе по-детски захлопал в ладоши. Другие были не лучше: таращились, как на диковинку. К счастью, взглядов, полных вожделения, Кристина практически не ловила. И это было странно: в цирке она привыкла к тому, что ее пристально разглядывают именно из этих соображений.       — Теперь я покажу вам кое-что получше! Не останавливай меня, — сказала Кристина, отыскав в разношерстной толпе пиратов капитана.       Себастиан нахмурился, следовало ноге гимнастки ступить на фальшборт, но расслабился, когда Кристина сделала тройное сальто, ловко приземлившись под мачтой.       Как у нее вышло добраться до противоположной части борта, ни разу не пошатнувшись, представлялось загадкой. Пираты, увлеченные представлением, пытались поспеть за гимнасткой и бросались из одного угла в другой, поэтому, казалось, корабль качало из стороны в сторону.       Кристина ловко обвязала вокруг запястья веревку, свисавшую с мачты, и дернула на себя, чтобы убедиться в прочности. По ощущениям, веревка была прочной, но кто знает, как оно там на практике. Быть может, этот прыжок последний, но сожалений эта мысль не вызывала. Кристина боялась мучительной смерти, но при этом не сильно-то цеплялась за свою жизнь — жалкую, бестолковую и безрадостную. Единственное, что Кристине нравилось в жизни, — это чувство полета, которое она испытывала под куполом. Большинству смертных оно было недоступно, поэтому Кристина представляла, что ей хоть в чем-то повезло: будучи человеком, она переживает то, что ведомо только птицам.       Вот оно — истинное наслаждение… Оттолкнувшись от фальшборта, Кристина резко упала, а затем, перехватив следующую веревку, взмыла. Из-за солнца она почти не видела, но, чтобы летать, не обязательно видеть. Птицы делают это, не осознавая, как шевелят крыльями. Кристина тоже не осознавала: тело двигалось само по себе.       Сердце все еще колотилось, но теперь в том, как быстро оно отбивало свой ритм, было что-то волшебное. Вновь вспорхнув, Кристина почувствовала себя, как никогда, свободной. Да, все верно: теперь она свободна. В цирке она была как попугай, который может летать только по своей клетке. Лишь выбравшись, она узнала, что такое настоящий полет. Море, которое совсем недавно пугало, казалось невообразимо прекрасным в отблесках света.       Темнота и глубина больше не рождали мрачных мыслей, а заставляли задаваться вопросом, что же таится там — под толщами воды. Кристина и не думала, что враждебный океан пробудит в ней самое светлое и давно забытое из человеческих чувств — любовь.       Последний рывок. Кристина улыбнулась, опьяненная чувством полета, когда притупившаяся боль вернулась резкой вспышкой. Мир перед глазами зарябил и поплыл, рассыпаясь на кусочки. Мозолистые ладони, больно впившиеся в веревку, безвольно разжались.