Второй Шанс

В предрассветные часы по времени планеты затихает даже Город Свободы. Даже казино Крантора, что уж говорить о припортовом баре. Нет, в них далеко до полной тишины и безлюдия, но посетителей заметно меньше: особо крепкие припозднившиеся и особо ранние проспавшиеся. Как и многие в её возрасте, Ченни плохо спала под утро, поэтому вечернюю и ночную смену отдавала одной из помощниц, сменяя её после. Порядок девочки знали и поддерживали, проверять за ними не требовалось, но сидеть без дела было в тягость. Вот потому сейчас она неспешно протирала высокие бокалы, обменивалась приветствиями с редкими завсегдатаями и просто смотрела по сторонам. Полезно знать, что творится у тебя в баре. А творилось что-то интересное: в одном из дальних затемнённых углов за столиком на двоих сидел интригующий незнакомец — высокий, с длинными чёрными волосами, свободно струящимися по спине, в многослойных светлых одеждах и каком-то странном головном уборе, вроде маленькой короны с древних картин. В Городе Свободы необычными нарядами не удивишь, тут принято одеваться под старину, но подобного Ченни раньше не видела. А ещё у незнакомца глаза были как у Солан — узкие, миндалевидные, и кажется, тёмные. Но самое интригующее крылось даже не в нём, а том, что напротив сидел беглец из Федерации, нашедший приют в её баре — бывший офицер, дезертир и военный преступник. И Ченни много бы отдала за возможность узнать, о чём же может говорить со странным гостем Тревис. Цзюнь У нравилась здешняя атмосфера. Просто, ненавязчиво, никто не следит за тобой коршуном, как в более дорогих и престижных заведениях, коих за свою бесконечную жизнь он перевидал в избытке. И при этом, что удивительно, можно быть почти собой, не надевая очередную маску. Вернее, как раз надевая ее — приходить в это место вне образа считалось моветоном. Что ж… Когда за твоими плечами десятки веков одиночества, когда ты постепенно невольно начинаешь забывать, кто ты и откуда, такие заведения приучаешься особенно ценить. Он пользовался подобным каждый раз, лишь только предоставлялся шанс. Благо, здесь это даже не ограничивалось временными рамками, как на каком-нибудь маскараде, которые он тоже всегда с удовольствием посещал. Ранний час оставлял бар практически пустым — выбирай любой, какой на тебя смотрит, столик. Так что то, что, игнорируя все свободные места, напротив бывшего императора сейчас сидел угрюмого вида мужчина, который методично напивался, объяснялось просто: Цзюнь У было скучно и хотелось поговорить. За бездну лет начинаешь ценить простое человеческое присутствие. Пускай даже его дают обычные смертные. Они тоже могут поведать много интересного, а он полюбил слушать чужие истории. Иногда даже мог рассказать что-нибудь о себе. По случаю, когда бывало настроение. Случайные собеседники на космических просторах, что после никогда больше друг друга не встретят — идеальный вариант, чтобы немного снять груз одиночества бессмертной жизни с души. Сегодняшнему незнакомцу определенно хотелось выговориться. Хотелось, но не получалось в силу характера и обстоятельств. Это было очевидно для того, кто веками читал в чужих душах. Поэтому… Всего лишь крошечное воздействие, направленное даже не на конкретного человека, а на весь бар в целом, и вот уже у него есть собеседник, готовый поделиться наболевшим. Цзюнь У тихо усмехнулся в бокал со своим напитком. Почему-то было предчувствие, что сегодняшний разговор окажется занимательнее обычного. — Так как, говоришь, тебя зовут?.. Губы его собеседника сложились в горькую кривую усмешку: — У меня больше нет имени. Кто-то зовёт Маской, кто-то Безликим, — пальцы сами собой коснулись пластика белой полумаски, принесённой Солан. Так безопаснее для всех: и для него самого, и для прочих обитателей бара. Он умеет платить свои долги, а Ченни, Гиссу и Солан должен жизнь, рассудок и шанс выкарабкаться и отомстить. Долгих полгода они втроём не позволяли ему сдаться, лечили, выхаживали, помогали восстановиться и приспособиться к отсутствию руки. Хотя абсолютно не обязаны были этого делать и вообще имели полное право оставить его умирать в грязном доке нижних уровней. Он был им никем — всего лишь ещё один посетитель в баре, всего лишь ещё один неудачливый наёмник, всего лишь ещё один беглец из Федерации. Но они рискнули побороться за его жизнь и поставить под удар свою. Если Севелан узнает… Думать о судьбе — своей собственной и всех причастных — в таком случае не хотелось. Мадам Верховный главнокомандующий, ныне мадам президент, всегда отличалась мстительностью, злопамятностью и наслаждением чужими страданиями. Никто не отделается легко и два месяца почти полной беспомощности после ранения покажутся курортом. Если он вообще будет в состоянии хоть что-то осознавать. Мутоиды не думают о своём положении, знаете ли. Тревис слишком хорошо просчитывал возможные последствия, а в тюремную камеру и на очередной сеанс «мозголомки» очень не хотел. Поэтому смирился даже с необходимостью носить маску вне комнаты за баром, ставшей теперь ему домом. Он слишком приметный, а награда за офицера и дезертира слишком высока, чтобы самонадеянно не прятать лицо. Маска же превосходно отвлекает внимание. В том числе и от прикрытого плащом пустого рукава. Никогда раньше он не думал, что, даже став калекой, можно остаться бойцом. Солан убедила его в обратном. Учила она жёстко, сурово, без поблажек и снисхождения, но Тревис и не думал жаловаться. Такое было привычно и понятно, он даже радовался нагрузкам и усталости. Они не давали думать. А мысли иногда приходили такие, что хоть пали себе в висок или шагай из шлюза. Он гонял их, а они возвращались, нервировали, злили, не давали спать. И как от них избавиться, Тревис не знал. Нагрузки уже не помогали. Он знал, что не поможет и алкоголь, просто решил чуть-чуть расслабиться, вдруг в сочетании с усталостью подействует и хоть несколько часов он проспит без снов? Как и почему он в итоге оказался за одним столиком с каким–то непонятным типом, одетым в помесь халата и платья, Тревис и сам не понял. Поймал только себя на мысли, что странный тип, возможно, соотечественник его напарницы — глаза такие же, скулы, длинные чёрные волосы. А ещё бродило ощущение, что видел он у Солан похожую фигурку на тумбочке — что-то резное, в длинных одеяниях… От «имени», названного собеседником, Цзюнь У едва не поперхнулся. К его чести, сдержать себя все же удалось, только глоток ядреного пойла получился слишком уж большим. Нет, безусловно, он видел на мужчине маску, н-но… Маски — это маски, в них нет ничего особенного, их каждый пятый носит, особенно в таком месте, как это. Но вот прозвища… м-да. Любит всё-таки жизнь пошутить, любит. — Можно, я буду говорить «Маска»? — поинтересовался он, нарочито спокойным тоном. — «Безликий» вызывает слишком уж невесёлые ассоциации. Он подпёр скулу кулаком и с интересом воззрился на собеседника. — Что ж тебе не спится в такую рань, Маска? Кошмары? Похмелье? От Тревиса не ускользнуло это нарочитое спокойствие. Он, может, и не психостратег, но поработай два года с Севелан, покрутись в реакторе интриг верхушки Космического командования, и начнёшь хоть сколько-то разбираться в оттенках и полутонах чужих реакций, иначе не выживешь. Он всегда быстро учился, для выходца из низов, сдавшего экзамен на повышение класса, это был самый важный навык. — Как хочешь, мне всё равно, — учиться притворству получалось сложнее, Тревис привык к простоте и прямоте. Да, он знал о военных хитростях, ловушках и засадах, умел обманывать противников, но всё это оставалось на поле боя или в поединке. Он не строил на обмане общение и взаимодействие. А сейчас приходилось, но только так он мог выжить — отринув прошлое, став кем–то другим. Вопрос вызвал удивление. Похмелье? Плохо же кто-то о нём думает. Тревис покачал бокал с виски. Это всего лишь вторая порция и цедил он её медленно и неторопливо. Хотя всё равно много по его обычным меркам. Всё же он до сих пор не в лучшей форме и никогда уже не достигнет прежней, хорошо уже, что хоть на приемлемую смог выйти. — Кошмары? Лучше бы они, с ними можно бороться. Мысли. Сомнения. Цзюнь У тихо усмехнулся. — Понимаю. Хотя и с мыслями можно бороться, но это сложно и требует опыта. Поделишься, что за сомнения? Расскажешь — станет легче. Ещё одно ментальное касание, на этот раз целенаправленное. Вызвать у собеседника необъяснимое чувство доверия, убрать ненадолго тревогу и опасения. А там, кто знает, понравится рассказ этого Маски, может, и на более долгий отрезок поделится с ним силами. Хоть отоспится нормально парень. Тревис поморщился, потёр переносицу. Спать определённо надо больше, тренироваться тоже, а вот пить — явно меньше. А то уже совсем идиотизм в голову лезет — ответить на вопрос незнакомца. Излишне доверчивые долго не живут. А, впрочем… Он ещё раз внимательно изучил неожиданного собеседника. Точно не федерал, чувствуется властность, умение приказывать и уверенность в себе, свойственная всем альфам, особенно по рождению, но какой-то он в тоже время неуловимо другой. Менее… высокомерный? Менее… отстранённый? Не так явно демонстрирующий своё превосходство и презрение к тем, кто ниже по классу или в иерархии? Облечь в слова пойманное ощущение Тревис не мог, сколько не пытался, махнул рукой и решил рискнуть. Ну что он теряет? Незнакомец его точно не узнал, лицо под маской, а если не трепаться сильно, то и по рассказу вычислить не должен. — Во что верить, если старые идеалы оказались лицемерной ложью? Что делать, если внезапно понял, что всю взрослую жизнь служил не закону и порядку, а чужой славе, власти и интригам, которые презирал? Что твою верность и преданность всего лишь использовали в своих целях, а когда стал не нужен и опасен, потому что слишком много знаешь, избавились и решили убить? Что делать, когда сам себя за часть сделанного простить не можешь, потому что в погоне за местью сам стал не лучше и предал спасшего тебе жизнь? Ого, какой коктейль… Да, парень, родись ты на несколько тысячелетий раньше, и тебе была бы прямая дорога на Небеса. Потому что подобные перипетии — это размах как раз их уровня. Цзюнь У выпрямился и уже серьезно взглянул на собеседника. Подшучивать перехотелось — явно не та ситуация. У Маски, судя по горечи в голосе, и впрямь все серьезно было, не воспримет он лёгкий тон. На первую часть вопросов ответить было легко. — Верить — в себя, всегда. И только в себя. Когда прежние идеалы оказались ложными, когда все тебя покинули, когда кажется, что само Мироздание ополчилось против, у тебя все ещё остаёшься ты сам. И это самое важное. Знаю, что у вас здесь распространено подавление чужой памяти и воли, так вот, твоя задача, после всего пережитого — не допустить этого. Не дать себя затереть, сохранить всё, что узнал, окрепнуть и вернуться за тем, чтобы спросить с обидчиков. Тебя использовали — что ж, прими это. Поблагодари, что вырвался и выжил, узнал правду. А после отомсти. Он задумчиво коснулся края бокала ногтем. — А вот насчёт второй части сложнее. Мне знакомо это — ненавидеть себя за содеянное, за то, что уничтожил кого-то, кто верил тебе. И по опыту скажу, что помогает обычно лишь встреча и откровенный разговор с этим человеком. Часто на нас уже не держат зла, или держат гораздо меньше, чем ненавидим себя мы сами. И честный разговор помогает прояснить это. Или же, если такой возможности уже нет, помощь кому-то, кто похож на преданного тобой, тоже может принести облегчение. Ответ заставил задуматься. До сих пор непривычное занятие, а ведь были уже и долгие дни в тюремной камере, и ещё более долгие месяцы выздоровления после ранения, когда только и оставалось занятий, что упражняться и думать. Раньше было проще, раньше Тревис точно знал, что правильно, а что нет. Точнее считал, что знает, а на деле… а на деле вышло, что он обманывал себя и не замечал очевидного, пока его самого не ткнули во всё это носом, пока с ним не стали обращаться, как с преступниками, как с инакомыслящими, как с нарушителями закона, вроде Блейка. Раньше он считал, что осуждённые сами виноваты и заслужили своё наказание. Узнав на собственной шкуре неправедность суда Федерации, Тревис стал сомневаться. Это мучило и жгло, не давало покоя, злило. Но с хоть какими-то ответами, пусть неприятными и ломающими всю прежнюю картину мира, было хоть сколько-то проще жить, чем с полной неразберихой в голове. Он уставился в стакан, словно на его дне, среди подтаявшего льда, можно было найти понимание. Верить в себя? А ведь он действительно добивался всего сам. Сам выгрызал знания, сам сдал экзамен, сам служил с низов и пробивался до командного звания. За ним не было богатой или знатной семьи или влиятельного покровителя. Когда же и почему он поверил, что ничего не значит вне системы? Что только принадлежность к армии или флоту даёт его жизни смысл? Когда — теперь уже не вспомнить, а вот почему — понятно. Ведь личность-то можно подавить по-разному. Не только так грубо и явно как мутоидам или как Блейку, можно ведь и тоньше, ему-то ли не знать? Ещё ведь и супрессанты. Альфам их не дают, но ведь он-то не всегда был альфой. И, наверное, незнакомец прав: лучше знать правду, это честнее. И к счастью, он не предлагает вместе с принятием простить, а то трудно было бы сдержаться и не подпортить смазливое лицо. Севелан, помнится, нравились такие холёные красавчики, один Карнелл чего стоил. От воспоминаний о бывшем начальстве Тревис скрипнул зубами и сжал посильнее бокал. Отомстить, да. Но второй раз он на эту мину не налетит и ещё раз не позволит мести застить глаза. Хватит с него и Марьятта! Он едва мысль поймать успел, как снова накатило бессильным отчаянием, злостью на самого себя и желанием куда-то это всё выплеснуть. Ведь он струсил тогда, струсил! Просто отступил, промолчал и позволил подлым интригам убить невиновного, а его семью — обречь на рабские ямы. И поговорить ни с кем уже не выйдет. А помощи от него сейчас хоть кому-то… не смешите! Гисс похож на Марьятта, но Гиссу его помощь не нужна, наоборот, это он ему помогает, хотя даже не скрывает ненависти к Федерации. Но долг врача превыше всего. Внезапно Тревис ухватил ещё одну мысль и резко поднял голову. — Откуда ты знаешь про «мозголомку» и супрессанты?! Ты же не федерал! Цзюнь У с интересом наблюдал за сменой эмоций на чужом лице. Парень расшевелился, это хорошо. Может, и задумается о чём-то, чего ещё передумать не успел. На внезапную смену настроения собеседника и его резкий вопрос отреагировал спокойным пожатием плечами. — Пробовал. Специально нарушил закон и подставился, чтобы сцапали. Хотел забвения, потому что слишком давно живу, а умереть пока не могу. Устал смертельно. Думал, хоть новая личность поможет. Ну… Три счастливых месяца забвения, а после все по новой. Даже обидно. Он предупреждающе поднял руку. — Только не подумай, что я смеюсь над подобными методами или умаляю их разрушающее воздействие. У меня особый случай, когда слишком много экспериментов над телом привели к нежелательному долголетию и невозможности просто так расстаться с жизнью. Для обычных же людей это кошмар, и я это прекрасно осознаю. Тревис молча смотрел и пытался уложить в голове то, что услышал. Долголетие и живучесть. Да мужик везунчик, что никто не понял, что он за подарок для науки, и что его не разобрали на запчасти в какой-нибудь лаборатории в поисках того, что же дало такой результат! Та же Севелан вцепилась бы мёртвой хваткой, да и не только она. Перегрызлись бы все, кто у власти: президент, Совет, Штаб, Терра Ностра. — И откуда ты такой взялся, а? Добровольно под «мозголомку» подставиться… Под ней же и свихнуться можно от боли. Вспомнил — и плечи невольно передёрнуло. Солдат умеет терпеть боль, он и до этого много её вынес, потеряв глаз и руку, получая повреждения протеза, но тогда это было мучительнее всего. Потому что не оправдано, потому что ни за что, по чужой прихоти, потому что не было за ним вины. Потому что от своих. Цзюнь У легкомысленно отмахнулся. — Я её почти не чувствую. Боль, в смысле. Когда-то давно чувствовал, как и все, но многократными повторениями все болевые рецепторы мне, похоже, пережгли напрочь. И если через мозг импульсы посылать, то тоже не чувствую, везде сплошное отупение. Честно говоря, это не здорово. Во-первых, сколько раз из-за этого пропускал серьезные раны и после долго приходилось устранять последствия. А во-вторых, это минус много к ощущению себя живым и полноценным. В этот раз молчал Тревис ещё дольше. Подобные откровения тем более нужно осмыслить. Мужик однозначно везунчик, за такое быть бы ему идеальным лабораторным образцом. А может быть, и вспомнили бы про старый проект сверхсолдат — быстрых, сильных, неутомимых, нечувствительных к боли. Именно его итогом когда-то стали мутоиды, правда, за все плюсы пришлось расплатиться мышлением. Но в верхах тогда решили, что это даже лучше. Сам же Тревис не то, чтобы считал боль благом, но и не видел в ней ничего ужасного. Это сигнал, что ты ещё жив; это хороший стимул и прекрасный учитель; это понятный показатель, насколько сильно ты старался ради достижения цели. Совсем недавно она была для него единственной меркой. Пришлось приложить усилие, чтобы не потянуться к повязке на глазу или культе вместо руки. Эти раны давно зажили и не тревожили, а первые месяцы он спать не мог от фантомных болей или ощущения, что глаз и рука снова на месте. Вместо этого Тревис потёр рёбра. Вот они чего-то решили разныться, вроде не холодно. Может, от слова «полноценный»? Легко этому франту говорить: чистенький, гладенький. Нет, может, под одеждой и есть шрамы, но руки-ноги точно на месте. А вот ему полноценным никогда уже не быть, только компенсировать по мере возможного. Тревис не стыдился своих шрамов и увечий, его просто злило, что он не может действовать с прежней эффективностью и во многом теперь ограничен. — Значит, чувствовать себя живым ты всё же хочешь, хоть и устал от своего долголетия? — почему он спросил именно это, он же никогда не отличался любопытством? Впрочем, плевать, вопрос уже задан. Собеседник Тревиса кивнул. Легко, словно этот вопрос не был для него новым, словно сам много раз думал над ним. — Конечно. Я ведь потому и устал, что практически ничего не чувствую. Была бы сила ощущений и эмоции как в юности, и тогда б… Тогда бы я нашел, чем заняться — космос предоставляет огромное множество вариантов. Но в нынешнем состоянии просто не вижу в этом смысла. И подобное существование чертовски тяготит. Я ведь даже убить себя не могу, вот здесь, — он коснулся пальцем виска, — вшито настолько мощное сопротивление, что при одной длительной мысли о том, чтобы свести счеты с жизнью, меня ломает таким ужасом, что в следующий раз тело само отвергает даже попытку подумать о подобном. Уже давно и не пытаюсь, знаю, чем закончится. Мозголомка по сравнению с этим механизмом была лёгким испытанием. — Что, совсем ничего не чувствуешь, не только боль? — а вот это уже реально интересно. Не то чтобы подобное знание несло ему хоть какую-то практическую пользу, но внезапно и впрямь стало очень любопытно. Наверное, потому, что непонятное и непредсказуемое, а такого Тревис не любил. Ещё и потому, что сейчас этот тип сидел в баре у Ченни и стоило бы понимать, чего от него ждать. В конце концов, он тут вообще-то ещё и за порядком просматривает по мере сил. Хотя идиотов буянить рядом с портом обычно не находилось. Контингент тут крепкий, да и Ченни многие уважают, найдётся, кому морду очередному дебоширу набить. Но лучше уж перестраховаться, оно не лишнее. За спиной негромко простучали каблуки, и через секунду на столе появилась большая тарелка с нарезкой из сыра и мяса. — Закусывай, — с выразительной улыбкой посоветовала Солан. Подтекст этого совета-предупреждения не считал бы только полный идиот. Тревис им не был. Он начал медленно жевать подкопчённое, пахнущее дымком мясо. Солан довольно усмехнулась и, покачивая бёдрами, отправилась обратно к барной стойке. Тревис проводил её взглядом. Хороша ж! И вроде он всегда был равнодушен к женским прелестям, а вот ей не получалось не любоваться. Даже в относительно скромном рабочем платье — тёмном, закрытом, с простым узором и длинными рукавами. Всего и соблазнительного, что разрезы по бокам до бедра и мелькающие в них кружевные резинки чулок. Умеет искушать, ничего не скажешь. Он уже знал, что часть постоянных посетителей приходит в бар не столько, чтобы выпить, сколько за тем, чтобы посмотреть на экзотическую красавицу. И за Солан отдельно приглядывал, в конце концов, она — его напарница. Цзюнь У наклонил голову к плечу. — Только слабое любопытство. Да и то, не всегда. Благо, космос полон того, что ещё может удивить. Если бы остался на Земле, наверное, совсем бы свихнулся от тоски… Появление девушки прервало ненадолго их диалог. Цзюнь У с любопытством проводил ее взглядом. Надо же, соотечественница. Или, по крайней мере, раса, что очень похожа… Хотя нет, всё же соотечественница. Удивительно. И чертовски приятно. Словно слабый привет из давно забытого дома. — Так ты получается ещё с доатомной путешествуешь или твоя живучесть и с радиацией вне куполов справляется? В куполах бы ты не спрятался — слишком приметный. Для альфы — по внешности и здоровью, для беты, гаммы и дельты — по поведению, — нет, реально странный тип, надо всё же понять и разобраться. Тревис почувствовал подзабытый азарт, какого не ощущал с погони за Блейком. И взгляд в сторону напарницы от него не укрылся. Солан определённо привлекла внимание, хотя и обычного огонька похоти или вожделения в глазах незнакомца не вспыхнуло. Жить становилось хоть сколько-то интереснее, по крайней мере, на сегодняшнее утро. Он пододвинул собеседнику тарелку. — Угощайся. И кстати, скажи заодно, как к тебе обращаться. Как ко мне-то ты знаешь. *** Солан, наблюдавшая за дальним столиком, покачала головой, не скрывая удивления. — Владыка снова творит чудеса, пора бы уже привыкнуть, а не могу. — Не думала, что ты веришь в мистику, Сола, — Ченни, не менее удивлённая, пусть и по иной причине, всё же не забыла о маскировке. — Я верю своим глазами и ушам. А они ясно говорят о том, что нашего стойкого титанового солдатика вытянули на откровенный разговор. *** — Благодарю. Цзюнь У стянул с тарелки кусочек сыра и принялся неторопливо его уничтожать. Духовные силы позволяли обходиться и вовсе без пищи, но зачем? Вкусная еда весьма скрашивала монотонное существование. — Юншэн, — представился он именем, которое чаще всего использовал при общении со смертным. — И, если честно, на оба твоих вопроса могу ответить положительно: и с доатомной эры живу, и вне куполов могу существовать. В последнем только смысла не вижу — некомфортно слишком, утомляет. Долго восстанавливаться потом. Поэтому, на Земле в последний раз был бездну лет назад. Мне, честно говоря, и в космосе хорошо — все дороги открыты, никакой ответственности… Путешествую, куда глаза глядят. — Значит, точно с доатомной. Но похоже, и после на Земле был, раз про купола и радиацию знаешь, — и похоже, что сразу после войны. Сейчас-то уже фон вошёл в норму, Тревис это знал точно. Ведь Партия Свободы всегда собиралась в развалинах за пределами контролируемых зон: старые склады, заводы, электростанции, заброшенные особняки, разрушенные культовые сооружения. Он знал это лучше, чем кто-либо другой, он охотился на них. И за этим Юншеном стоило бы приглядеть, не нравились Тревису его слова про «никакой ответственности». — И куда же сейчас глядят твои глаза? Цзюнь У не стал уточнять, что он и вправду был на Земле в последний раз задолго до войны, а опыт нахождения в поле радиации получил, высунувшись однажды без защиты прямо в открытый космос. Не было смысла в этом откровении — в подобное ни один здравомыслящий человек никогда и ни за что не поверит. — На дорогу, — ответил он на вопрос собеседника. — На людей, с которыми можно побеседовать, как вот с тобой сейчас. На всё новое, что я ещё не видел, и на что раньше часто не находилось то сил, то возможностей. Изначально, по рождению, я был кем-то, вроде ваших альф. Очень много власти и не меньше ответственности. Тащил это все на себе… долго. Чертовски долго. Так долго, что чуть было не потерялся в том, кто я такой, стараясь всеми силами удержаться за положение, уничтожая всех, кто стоял на пути. И даже не осознавал, как сам от этого устал. Хорошо, нашелся человек, который прервал ту вереницу безумия. Так что теперь держусь за свободу и осознание, что никому ничего не должен. И мне — тоже никто и ничего. Так легче. Он допил остатки виски и оглянулся на барную стойку. — Здесь делают кофе? Безумно хочу кофе. — Делают, и довольно неплохой, — далеко не Линдор, конечно, но и не эрзац с рабочих уровней. Крепкий, бодрящий, в меру горьковатый. Тревис пил самый обычный чёрный без сахара, как привык с юности. И, кажется, стоило повторить за Юншеном и заказать и себе чашку, под кофе думается лучше, чем под виски, а подумать было о чём. Не получалось представить собеседника при власти, да ещё кем-то вроде Севелан. Он вообще не походил ни на кого из известных альф-управленцев… напоминал разве что старика Саркоффа да ту ауронку из команды Блейка, Калли. — Альфа по рождению, уставший от власти, отказавшийся от неё и не желающий вернуть… Да ты живая агитка для сопротивления! Они ещё не пытались привлечь тебя в свои ряды?.. *** Солан заметила взгляд в свою сторону, но сначала стоило отнести заказ предыдущему клиенту. Поэтому кивнула, мол, вижу, скоро подойду. В мистику она действительно не верила, в сказанном Ченни не было ни слова лжи. Скорее всего, этот Владыка из ауронцев или ещё какой другой расы, развившей свои способности до необъяснимых высот и летавшей в космос, когда люди ещё носили шкуры и учились добывать огонь. Сказки, мифы и легенды не на пустом месте возникли, это давно известно. А первые колонисты, покинувшие Землю до атомной войны, сохранили каждые от своей культуры намного больше, чем прятали в куполах среди гамм и дельт. Великая Хань, или как её ещё называли в Федерации, Китайская Империя, одна из немногих оказалась достаточно крепкой и могущественной, чтобы отстоять свою независимость и нейтралитет. Поэтому ханьцы несколько свысока смотрели на уроженцев смешанных колоний, особенно на изначально лояльные Федерации планеты, с какой была родом и её семья. К счастью, оказалось достаточно не упоминать об этом и честно озвучивать желание узнать побольше о своих корнях, чтобы рассчитывать на несколько меньший градус осуждения. Чужое мнение волновало Солан мало, а интерес к ханьской культуре был вполне искренний. Не всё из их традиций она понимала и тем более принимала, но и от насильственной уравниловки Федерации её воротило. А ещё экзотический образ очень хорошо отводил глаза. Среди ханьцев она впервые и услышала истории о Владыке, причём часть из них рассказывались не как легенды из далёкого прошлого, а как байки или случаи из вполне себе недавнего настоящего. И описания, слишком подробные и красочные, совпадали слишком часто для выдумки. Кажется, теперь и ей будет, что рассказать, когда в следующий раз к почти соотечественникам занесёт. А слетать надо будет — её явара и тонфа Тревису не по руке, слишком лёгкие, нужно под него другие заказывать. Она приблизилась к столику, занятому напарником и Владыкой. — Какие будут пожелания? *** Цзюнь У закашлялся от смеха, когда услышал вопрос Маски. — К счастью, нет. Не хотелось бы быть грубым, но я бы точно не согласился, так что хорошо, что никто ничего не предлагал. Один раз только какая-то странная дама сулила золотые горы за вполне определенные услуги. Вот как раз когда под стирание личности подставился. Что характерно, даже не помня до конца себя, я от нее петлял, как лесной заяц, а уж когда память вернулась, сбежал быстрее скорости света. И это, пожалуй, была единственная агитация за какую–либо из сторон, потому что дама та явно занимала высокий пост. Больше подобного не происходило. Снова подошла та соотечественница в ципао, и Цзюнь У попросил себе обычный черный кофе. — И почему не согласился бы, ведь ты тоже ценишь прежде всего свою свободу, — что будет, если спросить в лоб: поведётся Юншен или нет? Ещё подумалось, не на Севелан ли он нарвался тогда? Она могла и заинтересоваться — такие лощёные и холёные как раз в её вкусе. Хотя вряд ли, обещать высокую награду за секс с ней она не привыкла. Молодые офицеры и так чуть из формы не выпрыгивали, стоило лишь поманить. Ну да и хрен с ней и прочими властными потаскухами. Девочки в борделе и то поприятнее будут, честнее так уж точно. Во рту стало так кисло, что захотелось сплюнуть. Тревис сдержался и предпочёл допить виски и закусить ещё мясом. Как раз и Солан подошла. А Юншен внезапно тоже предпочитал простой чёрный кофе. И это удивляло. Альфы по рождению почти все привереды, сибариты и неженки, любители вкусно поесть и выпить, мягко поспать, путешествовать с комфортом и вообще ни в чём себе не отказывать. Многие из получивших класс за экзамен тоже упивались роскошью и всеми доступными благами. Он же так и не смог понять, какой смысл в подобных излишествах. — Мне тоже кофе, Сола. — Как обычно, я помню, — усмехнулась она. — Так вот именно, свободу, — хмыкнул Цзюнь У очередному вопросу. — А у той девицы явно были грандиознейшие планы по захвату власти, уж не знаю — не уточнял — местной ли, или в более широких масштабах. Ей, в первую очередь-то, были нужны мои боевые навыки и стопроцентная поддержка, что бы там она не пела про любовь. Просто пыталась протащить все это через постель, чтобы уж точно наверняка, чтобы верность не поколебалась после. Шито белыми нитками, но будь я и вправду неопытным юнцом, тем более, сразу после стирания памяти, возможно, и сработало бы. А так опыт дал о себе знать. На кой бы оно мне надо, все эти интриги. Спасибо, сыт по горло. Спасибо большое. Последнюю фразу он адресовал девушке, принесшей кофе. — Ну значит, не пытались ещё, не слышал я, чтобы в сопротивлении такие водились, не их методы, — мятежники много чем не брезговали, но вот через секс сторонников точно не вербовали, хотя СБ часто и заявляло обратное. Но Тревис-то и сам допросы не раз проводил и знал, что под препаратами да ещё после «обработки» лгать не выйдет, даже самую сильную волю сломает двойная доза, хотя с высокой вероятностью потом убьёт. А вот в Федерации такое было в порядке вещей. Негласно, естественно, но фаворитизм, злоупотребление служебным положением и карьера через постель никого не удивляли и не возмущали, пока все участники не наглели и не зарывались. Севелан хотя бы вспомнить. Описание очень похоже, кстати. Ему, правда, она про любовь не пела и вообще первыми же поползновениями подавилась, едва попыталась, одного выразительного взгляда хватило. И на что рассчитывала? Что он поверит в её внезапный интерес после высказанного при первой встрече? Если уж заявила, что на шрамы смотреть неприятно, так нечего потом лицемерить. Солан вон, например, реально на них плевать. Тревис кивнул напарнице, принесшей им кофе, и снова посмотрел на Юншена. — Вряд ли мы встречались с одной и той же девицей, но ситуация знакомая. От меня тоже когда-то нужны были только навыки и исполнительность. Только я свою верность и без того давно отдал как дурак. Было бы кому… — Сочувствую, — невесело усмехнулся Цзюнь У, грея ладони о горячие бока чашки. — Мало приятного, когда используют вот так… Я тоже когда-то отдал свою преданность людям, которые после… Ничего хорошего не сделали. Но зато именно после них у меня отключилась возможность чувствовать боль. Как будто всю ее концентрацию я испытал тогда, а на остальной отрезок жизни уже ничего не осталось. Что ж… Я отомстил. И до сих пор ничуть о том не жалею. И тебе советую. Тех, кто предает чужое доверие, нужно карать, и сурово. Иначе они предадут снова, уже других. И, возможно, тех, кто уже не оправится. Так что нужно бить на опережение хотя бы за них, за тех, у кого не хватит сил подняться так, как их хватило у тебя. Он сделал глоток обжигающего кофе и почти зажмурился от удовольствия. — Восхитительно. Буду летать сюда каждые выходные хотя бы за таким вот кофе. — Ченни обрадуется ещё одному постоянному и платёжеспособному клиенту, — кофе и впрямь был хорош и стоил того, чтобы рекомендовать его и «Ринг». А вот мысли Тревиса приятными не назвал бы даже он сам. — Я не благородный герой, чтобы мстить предателям, защищая кого-то незнакомого и чужого. За себя, за своих людей, за тех, кому я должен. Вот только… Он снова горько усмехнулся и откинул плащ, позволяя Юншену увидеть пустой рукав. Если подумать, немыслимое доверие, но собеседник почему-то его вызывал. О причинах Тревис решил подумать потом, когда прояснится в голове. Возможно, действительно надо больше спать и меньше пить. А возможно, в словесной мути психостратегов есть немного истины — иногда надо просто выговориться. — Сейчас я могу только выжидать и строить планы. Я не в том состоянии, чтобы ввязываться в серьёзный бой. На лице собеседника не дрогнул ни один мускул, но в глазах возникло странное понимание. О да, он понимал. Прекрасно помнил, какая боль накрывает от осознания, что ты теперь калека, или урод, или изгнан и бесполезен. И каким воем хочется выплеснуть из себя боль от понимания, что это увечье с тобой навсегда. — Выжидать удобного момента — часть мудрой стратегии, — тихо сказал Цзюнь У. — И ничего зазорного в этом нет. Хотя и сложно. Мне тоже когда-то пришлось выжидать десятилетиями своей мести. Так что могу понять, насколько тебе нелегко. Его взгляд переместился к Солан, которая неторопливо сновала по залу. — Твоя знакомая, судя по языку ее тела — хороший воин. Возможно, она сможет помочь приноровиться и научит сражаться так, как есть? А вот Тревис, напротив, застыл от накрывшего его ощущения опасности и даже дышать несколько секунд не мог. Внутри моментально закипела ярость. — Ты никому не скажешь про неё, — тихо, выразительно, едва сдерживая желание вцепиться Юншену в горло, предупредил он. — Иначе я найду способ убить тебя или заставить почувствовать боль. Солан, конечно, может защитить себя намного лучше него, но, если станет известно, что танцовщица и официантка на самом деле наёмница и боец, это привлечёт внимание Крантора. Владельцу казино до сих пор нужна замена погибшему Чедевику и он пойдёт на всё, чтобы вынудить Солан работать на него. Но хуже всего то, что Крантор может выяснить, кто скрывается под маской увечного вышибалы. И сдаст их всех, выслуживаясь перед Севелан за свой прошлый провал. Обратно в тюремные застенки не хотелось, обрекать на пытки и смерть тех, кто спас ему жизнь, тоже. Загребут же вообще всех, кто работает в баре, даже тех, кто ничего не знает о спасённом беглеце и дезертире. Слишком высокая цена за его болтовню, её не будут платить непричастные. Он не благородный герой и не идеалист типа Блейка, но и сволочью, прикрывающейся чужими жизнями, никогда не был и своих под удар не подставлял. А Солан, Ченни и Гисс ему и правда, уже свои. Всё же полгода бок о бок, да не просто так, а спасая ему жизнь, здоровье и рассудок. Непривычно, незнакомо, непонятно, такое Тревис помнил только по армии среди рядовых и младших офицеров… но отказаться от этого уже не мог и не хотел. Они — свои, какими бы странными, непонятными, раздражающими не были, что бы между ним и этими троими не происходило, как бы он не препирался с Солан или не косился настороженно в сторону Гисса (и как бы медик не выказывал свою ненависть к Федерации и неприязнь к служившим ей). Цзюнь У в ответ на его кровожадные мотивы лишь фыркнул в свою чашку. — Найди способ убить меня, и я же тебе ещё и приплачу. А если серьёзно, то успокойся, парень. Мне действительно нет дела до делёжки власти, а болтать просто так я не привык. Суть твоей подруги для меня очевидна, потому что меня с детства растили, как мастера меча, и всю последующую жизнь я свои умения совершенствовал. Так что для меня очевидно замечать своих. Но это не значит, что подобное очевидно для всех остальных. Он взглянул на мрачное лицо собеседника и понимающе усмехнулся. — Легко догадаться, о чём ты думаешь. Но, знаешь, я немного ознакомился с вашей властью и их методами. Исключительно из праздного любопытства. И скажу так: тех, кто правил похожими методами в мое время, я лично убил — всех до единого — а их прах навечно закатал в бетон. В тогдашней нашей культуре это приравнивалось к невозможности душе отправиться на новые перерождения. Так что сам думай, побегу ли я с доносом к вашим нынешним властям, или мне все это как шло, так и ехало. — Ты не побежишь, но часто достаточно одного неосторожного слова. Раз ты такой умный, то понимаешь, почему я не могу просто взять и поверить тебе. Тревис злился: на свою излишнюю доверчивость, на несвойственную ему откровенность, на промолчавшее чувство опасности. Этот Юншен оказался весьма непрост, раз с одного взгляда понял то, чего сам Тревис не замечал несколько месяцев. И хорошо, что этот нетипичный альфа не жалует Федерацию, а то был бы Карнеллу достойный противник, а Совет психостратегов плясал бы от счастья. И совсем не обязательно Юншену знать, что Солан уже его тренирует. — И она мне не подруга, — они напарники, это другое. Исключительно деловые отношения, ничего больше. — Хорошо, хорошо, не переживай. Словом действительно можно многое натворить, так что запомню вас и буду молчать и о разговоре, и о тех, кого здесь видел. Обещаю. Встревоженность собеседника Цзюнь У понравилась. Ему ли, обрушившему чужое королевство из-за одной неосторожной фразы, не знать, какими опасными порой могут быть бездумно брошенные слова. Маска разумный человек, раз понимает это. На заверения про «она мне не подруга» бывший император лишь покивал, для виду согласно, но ничего не сказал. Конечно, конечно. Видали мы таких «мы просто напарники», уж сколько видали… И почти в ста процентах из ста там, где начинаются отнекивания, уже что-то да зарождается. Сами потом убедятся. — Вот и хорошо, — буркнул Тревис, утыкаясь в свою кружку с кофе. Настроение стало ещё паршивее, чем пару часов назад, когда он опять проснулся спозаранку и не смог уснуть из-за хаоса в голове. Выкарабкавшись из беспамятства после ранения, он радовался возможности ясно соображать. Потом едва не взвыл, когда понял, что сознание и разум — это единственное, что вернуло себе хоть сколько-то сил; когда всё, что он мог — лишь полулежать на постели, смотреть в стену или в потолок и думать. Всё, что он знал, во что верил, чем жил, все его принципы, убеждения, понятия о правильном и нет — всё окончательно разлетелось на атомы в доке нижних уровней вместе с осколками протеза. И выстроить что-то такое же чёткое и понятное взамен утраченного не получалось до сих пор. Происходящее раз за разом вступало в противоречие с прошлым опытом и имеющимися знаниями. Всё это путало, сбивало с толку, а не понимать ситуацию Тревис терпеть не мог. Ченни советовала избавляться от старых замашек, Солан грозилась выбивать их из него, если потребуется, а Гисс скептически предсказывал, что федерала они иначе жить не научат. Не знай Тревис врача получше, точно бы решил, что его берут на слабо. Но нет, Гисс вполне искренне не верил в него, и потому очень хотелось доказать ему обратное. Тревис поправил плащ, Юншен всё уже видел, а кому попало светить пустой рукав не стоит. Цзюнь У мысленно вздохнул. Ну вот, собеседник снова замкнулся. А так хорошо беседовали… Зря он упомянул про девушку. Ничего плохого ведь не имел в виду, а вот… Видимо, этот парень из тех, кто за себя боится мало или совсем не боится, зато за близких трясется так, что ум за разум заходит. Больше он откровенничать не будет, даже под прямым воздействием, это ясно, как божий день. Жаль. Не часто встретишь такого интересного собеседника. — Помни своё обещание, — Тревис медленно поднялся и пошёл к служебному выходу. Надо всё-таки поспать, вечером ему сопровождать Солан на выступление в «Диамант» — дорогой, элитный клуб, специализирующийся на изысканных, а не низменных удовольствиях. Солан ходила туда только танцевать, иногда под настроение позволяла себе немного флирта или бокал-другой слабого алкоголя. Хозяин «Диаманта» хорошо платил и держал марку, охрана у него тоже знала своё дело, так что телохранитель при пользующейся популярностью танцовщице был, скорее, из области статуса и престижа. «Это ещё одна твоя тренировка. Смотри по сторонам, подмечай, запоминай, делай выводы. Ты не должен слишком сильно выделяться» — наставляла его Солан. И Тревис старался, он уже устал без настоящего дела. *** Солан проводила напарника долгим внимательным взглядом. Не стоило рассчитывать, что всё решится за один разговор, она и не рассчитывала. У Тревиса душа запечатана надёжнее банковского хранилища Федерации, не на пяток кодовых замков, а десятка так на два, и все с секретом. Она вернулась к дальнему столику, склонилась, собирая уже ненужные чашки и бокалы, и тихо сказала: — Спасибо, Владыка, — разные истории о нём рассказывали, но все сходились в одном: самая лучшая тактика поведения — хотя бы элементарная вежливость, заискивать не стоит, но и хамить весьма опасно. Цзюнь У вскинул на девушку внимательный взгляд. Совпадение? Возможно, здесь принята подобная форма обращения? Или же… Он чуть склонил голову к плечу, с интересом изучая официантку. — За что вы благодарите? Неужели, за заказанный кофе? — За разговор с Маской. Простите, я немного слышала, когда приносила закуску и кофе. Не могу сказать больше, но… но ему, правда, это было нужно, но сам он никогда не попросит и не признается, просто не умеет иначе. А если не разберётся со своими сомнениями, то они убьют его. Жизнь давно научила Солан осторожности и необходимости слушать свою интуицию, а та сейчас нашёптывала, что стоит довериться и говорить честно. — Колонисты помнят вас, Владыка. Те, что из земных ханьцев. Я слышала истории и видела статуи, — она позволила себе взглянуть ему в глаза. …которые открыто смеялись. Бездна его побери, колонисты… Он должен был догадаться, что его мельтешение не останется незамеченным. А ведь думал, что до него никому нет дела. Подумаешь, беседует время от времени, да помогает то тут, то там. Велика ли важность в нынешних космических масштабах?.. — Присядете? — вежливо указал Цзюнь У на освободившийся стул. — Если, конечно, у вас есть минутка. Солан оглянулась на Ченни, спрашивая разрешения отлучиться ненадолго. Та кивнула: если клиент трезв, прилично себя ведёт и хочет пообщаться, то не принято ему отказывать. Не стоит ломать прикрытие и выходить из роли. Солан присела напротив, аккуратно расправив ципао и прикрыв края разрезов уложенным поперёк коленей полотенцем. Неуместно светить чулками перед Владыкой. Стыдливость и излишняя почтительность ей были не свойственны, в отличие от разумной осторожности. Сидящий перед ней мужчина — из легенд ханьцев, а почти соотечественники в отдельных вопросах те ещё консерваторы. Например, во всём, что касается отношений полов и женской добродетели. По их меркам, если уж быть совсем честной, она — падшая женщина просто за работу в баре и выбранный наряд. И пусть в колониях нравы сложились всё же попроще, но не стоит слишком настойчиво испытывать удачу. — У меня есть столько минуток, сколько будет нужно нам на разговор, — вежливость вежливостью, а полностью спрятать свой характер Солан никогда даже и не пыталась. Она не милая, нежная, невинная и покорная дева, что ценились у ханьцев, отнюдь. Она — девчонка из рабских ям, несостоявшаяся куноичи, наёмница и убийца. Цзюнь У весело фыркнул. Натура девушки была видна ему насквозь, и показная вежливость создавала слишком яркий контраст. — У меня только один вопрос: что конкретно вы обо мне слышали? Честно говоря, сам я никогда не интересовался подобными слухами. И думал, наше племя давно уже кануло в забытье и никто о нем ничего не помнит. — Не кануло. Много чего слышала, не во всё легко поверить. Для колонистов вы кто-то вроде могущественного героя из сказок или мифов или даже божества. Они безмерно уважают вас, поклоняются, даже молятся. Тут уже не вышло сдержать едва заметной скептической усмешки. При всём интересе к ханьской культуре Солан не разделяла их религиозности и суеверности, жизнь приучила её к прагматичности и рационализму. Скептицизм в голосе девушки от Цзюнь У не укрылся. — Не верите в богов? — поинтересовался он, не скрывая улыбки. — И правильно делаете, я тоже не верю. — Не верю, — подтвердила Солан. — Боги — это всего лишь представители иных рас, ушедших в своём развитии намного дальше тех, кто верит в них. Всё, что не могла и не может объяснить наука, называли и называют магией, мистикой, сверхъестественным или божественным. Галактика велика и мало исследована, кто знает, что ещё скрывается на её просторах? Она положила подбородок на переплетенные пальцы, сцепленные в «замок». Локти на стол — невежливо, конечно, но будем надеяться, что официантке из бара простят незнание всех тонкостей этикета. — Колонисты называют вас обычно просто Владыкой. В этом они едины с чистокровными ханьцами, что тоже не используют имён при обращении к своим богам. Владыка, Советник, Учитель, Вечный Генерал, Странник, Госпожа дождя, Господин-Тень. Это так, кого навскидку сейчас вспомнила. Я не оттуда родом, поэтому не знаю всего, так, по верхам нахваталась то тут, то там. Но вот статуи богов они ваяют красивые и картины пишут и вышивают тоже. Искусная работа, высоко ценится, но никогда не продаётся, а за попытку вывезти тайком — смертная казнь. Цзюнь У задумчиво потер подбородок и удивленно хмыкнул. Надо же, он никогда не интересовался стороной, в которой располагалась Великая Хань. Не интересовался ни их нынешней культурой, ни религией. Считал, что люди давно позабыли богов прошлого и живут своей, высокотехнологичной жизнью. Колонистов еще можно было понять — там жизнь часто неустроенная и вера в высшие силы рождается поневоле. Но вот чистокровные ханьцны, с их, насколько он слышал, прекрасным уровнем жизни… Гхм. — Вечный Генерал, Госпожа дождя… Все интереснее и интереснее. Похоже, надо будет наведаться в Великую Хань. Кажется, там интереснее, чем я всегда предполагал. Азарт, предвкушение и интерес захлестнули Солан едва ли не с головой. Любила она непростые задачки и неразгаданные загадки. Ум должен работать. — Побыть вашим проводником? — она шало и весело улыбнулась, склонив голову к плечу и снова взглянув собеседнику прямо в глаза. Предложение девушки было неожиданным, но интересным. — В Великую Хань? Если только вам в ту же сторону, — улыбнулся Цзюнь У. — И если ваш напарник полетит с нами. Мне понравилась наша сегодняшняя беседа. А хорошие собеседники — то немногое, за что я ещё готов держаться. В отличие от всего остального. Солан на мгновение онемела: не врут легенды, Владыка действительно видит всех насквозь. Вот и про неё с Тревисом всё понял. Одно хорошо — он не болтает лишнего и не предаст. Ещё и извиняться умеет, хотя, казалось бы, с его-то опытом и способностями вполне ожидаемо зазнаться. Самый безопасный наниматель, если подумать. Она вздохнула: — Ну будем говорить начистоту, раз от вас ничего не укрылось. Маска болтать не склонен, из него слова иногда не вытянешь, значит, не он вам про напарников сказал. Да, мне нужно по своим делам в Великую Хань. Он бы в любом случае полетел вместе со мной, потому что это касается и его. Солан сменила позу, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Это уже деловой разговор наёмницы с нанимателем, а не официантки с клиентом. — Но вылететь сможем только завтра утром. Вечером я танцую в «Диаманте», не стоит срывать договорённости. И пойдём мы на своём корабле. Она-то была готова довериться Владыке, а вот Тревис точно будет против. Учитывая прошлую жизнь, можно его понять. Откуда в федеральском гадюшнике доверию взяться? Кому-то там верить — гарантированная смерть. Вот и не будем напарника лишний раз нервировать, он и так дёрганный, а маску хоть иногда снимать надо. На «Охотнице» он сочтёт это более безопасным. Цзюнь У ненадолго задумался. Он хотел предложить лететь на своем корабле, который как раз находился в ближайшем охраняемом доке, но раз у внезапных попутчиков свои планы… Логично, что им понадобится и собственный корабль под рукой. Вопрос: куда же, в таком случае, девать его транспорт? Своими сомнениями он без всякой задней мысли поделился с девушкой. — Надолго бросать без присмотра опасаюсь, — честно признался он. — Бездна бы с ним, с кораблем — если что случится, можно и новый взять. А вот за содержимое обидно будет. — Вообще-то я имела в виду, что мы с Маской будем сопровождать вас на своём корабле. «Охотница» всё равно рассчитана только на двоих. Не хочется проверять, сколько мы выдержим на ней втроём. К вашему кораблю мы можем пристыковаться при необходимости. Возможно, это будет даже лучшим вариантом, если вам потребуется собеседник. Солан ослепительно улыбнулась. — Позвольте нескромный вопрос, Владыка: вы сами ведёте свой корабль, доверяете автоматике или у вас есть пилот? Цзюнь У покивал словам девушки. Все верно, так будет даже удобнее. Ему тоже было бы странно видеть кого-то рядом после стольких лет одиночных полетов. — Сам веду, мне это нравится. И скуку развеивает, и спокойнее, когда сам все контролируешь. А он ещё и удивлять умеет! Неожиданно, что такой древний бессмертный не растерял интереса к новому и умения учиться. Владыка заработал ещё несколько очков в её глазах. Одно дело — слышать рассказы благоговеющих ханьцев и скептически делить их минимум на два, и совсем другое — столкнуться и пообщаться лично и проверить правдивость рассказов на себе. Пока они не лгали, а проверять, на что Владыка способен в гневе, Солан не собиралась. Жизнь она любила. Быстро пролистав блокнот для записи заказов, Солан извлекла спрятанный между его страниц прямоугольник из ослепительно-белого плотного картона и положила перед мужчиной. Свет заиграл на серебристом тиснении. — Это пригласительный билет на вечернее выступление в «Диаманте». Самонадеянно было бы думать, что я смогу вас чем-то удивить, но никто не мешает мне на это надеяться. Она легко поднялась на ноги, игриво подмигнула и направилась к барной стойке. — О, не сомневайтесь, вы сегодня вдвоем меня от души удивили, — пробормотал Цзюнь У, беря в руки билет и отвлечённо рассматривая его. Что ж, раз пригласили, значит, можно и сходить. Кто знает, что за представление его ждёт?.. Расплатившись за кофе и выпивку, он покинул бар. Хорошее утро. На редкость интересное. Повезёт — и вечер будет таким же.