Everything about this is sorry. — Майк, 01.01
Странное чувство. Непонятное. Наверное, это должно происходить как-то иначе. С какого черта это так пресно? Обычное дело, формальное. Как будто заполняешь бумаги в банке. Эд сказал ему: — Ну, тебя ждут. Прощаться не будем, но здесь я надеюсь больше тебя не увидеть. Они стояли в сером коридоре, Майку выдали его одежду и какой-то хлам в полиэтиленовом пакете. Должно быть, этот хлам действительно был при нём, когда он только попал сюда двадцать лет назад. Он переоделся. Странно и непривычно удобная ткань. В сером коридоре Эд улыбался ему, как хороший товарищ — до Майка как будто всё не доходило, что к чему. Он ничего не чувствовал. Никакой радости. Только неловкость из-за того, что это вообще происходит. Как же дико было думать о том, что за этим серым коридором его ждёт свобода. Хотелось бы ему хоть что-то чувствовать по этому поводу. Когда он вышел, накатил страх. Ненадолго, всего на мгновение — он просто не знал, что с собой делать, но потом на автомате пошел вперед, шаг за шагом. Наверное, в этом и заключалась жизнь. День на воле был солнечный. Это солнце было родным братом того, что он видел в тюрьме. Братом-близнецом. У дороги была припаркована машина, а рядом с ней… Майк вдруг с болезненной ясностью увидел, что Митч постарел. Они не виделись много лет, да и последняя встреча была какой-то несерьёзной. Из-за этого новая реальность стала ощутимой. Саданула по мозгам, как кулак. Майк понял, что изменился и сам. С тех пор, как он в последний раз был свободным человеком, прошла далеко не одна жизнь. Он подошёл и остановился на расстоянии. Митч посмотрел на него. За секунду Майк уловил в его взгляде вопрос, но быстро спрятал глаза. — Я не знал, кого ты захочешь видеть. Никому не говорил, во сколько встречу. Сказал, что сам ещё не знаю. Кайл бы обязательно рассказал маме. Но они дома тебе что-то готовят. Слова звучали так неловко, но Майку понравилось это слышать. Именно речь Митча как-то дала понять, что он действительно вернулся в жизнь. Он слушал внимательно и хотел, чтоб Митч сказал что-то еще, но тот умолк и Майк ответил: — Да. Спасибо. Спасибо, что приехал за мной. Митч фыркнул. — Ты за это благодаришь? Майк, не шути так. Майк заставил себя на него посмотреть и наткнулся на любовь. Любовь резанула, как нож. Митч смотрел на него, как на зацветшую в январе яблоню. Как на россыпь звёзд августовской ночью. Как на рассвет. Митч не должен был ему так радоваться. Майк противился, но не мог ни глаз отвести, ни с места сдвинуться. С места первым сдвинулся Митч — сдвинулся и махнул ему: — Залезай. С невиданной мобильностью автомобиль тронулся по дороге. Майк отвык от этого. Он слишком много времени провел там. В другом мире. И он не мог разобраться, нравится ли ему этот. — Чем хочешь в первую очередь заняться на воле? — снова заговорил Митч. Теперь он звучал бодрее. — Найдём тебе юбку, да? Если ты ещё помнишь, как это делается. Майк усмехнулся и подыграл: — Да, и чтоб под ней было не пусто. Почему ты сразу не привез мне женщину? — Ну, ты был настроен против тех, которым за это платят. Но если сейчас ты хочешь… Это было сказано без улыбки. Серьезно. Но Майк не мог поверить в то, что услышал. Митч об этом сказал спокойно. Если он решил, что Майк стал таким, то это пережить можно. Но каким стал сам Митч, Майк не знал. — Ты правда предлагаешь это? Митч бросил на него внимательный взгляд. — Нет, нет, — за его улыбкой скрылось что-то. Майк не хотел об этом думать. Майк чувствовал себя ископаемым, которое достали из земли археологи. Всего было слишком много. Пространства, движения. Всё это разом обрушилось на него. Но вместе со всей этой удивительной, насыщенной жизнью, которая вдруг навалилась на него, происходило что-то еще. Между ними, братьями. — Смотри, на перекрестке магазин построили. Майк толком не помнил, как выглядела эта улица раньше. — Мы оба здесь остались, — проговорил он. — Мы оба. Вместе. И к черту все. Митч сказал это твердо. Громко. С облегчением. Майк повернулся к нему, но тот смотрел на дорогу, и все. Вдруг он, как будто почувствовав на себе взгляд, спросил: — Тебе не нужно ни с кем из своих повидаться? Майк стиснул зубы. — Мне не перед кем отчитываться. Майк был главным. Снаружи никого не осталось, и внутри тоже. Даже когда в тюрьму попал Харт, Майк все равно стоял выше него, хоть и не хотел этого. Зато теперь никто не мог напомнить ему о долгах. Долгов просто не было. — И как они там теперь без тебя, — напряженно усмехнулся Митч. — Не знаю, разберутся. Убить человека голыми руками непросто. Особенно если человек далеко не слаб. Парная, горячая кровь на руках вязкая и скользкая, как мёд. Быстро подсыхает и становится липкой. Собирается катышками коричневого цвета. — Есть идеи, чем заняться? Майк мотнул головой. — Нет. Похоже, я ничего не умею. Но мне, наверное, не нужно оставаться без дела. Митч кивнул. — Я справлюсь, — скромно добавил Майк. — Тебе больше не нужно ни с чем справляться, — слишком быстро и громко перебил Митч, а потом мягко добавил: — я о тебе позабочусь. — Что-нибудь для тебя найдётся. Поработаем пока вместе. Мы тебя устроим. — Я тебя не подведу. — Ты никогда меня не подводил. — Я обещаю. Митч улыбнулся и покачал головой. — Не надо мне ничего обещать. Майк понял. Он посмотрел в окно — люди не изменились с тех пор, как он видел их в последний раз, хотя выглядели иначе. Нет, нихрена Кингстаун не изменился. — Но знаешь, Майк… — Что? — Гребаные мячики. Митч рассмеялся. У Майка встал комок в горле. — Мне жаль. — Перестань. — Ты же можешь все это бросить? — Зачем бросать? Я этому жизнь посвятил. В этом городе много людей. Ох, ты не представляешь, как их много. И прошло слишком много дней. Двадцать лет, Майки. И два года. Майк, ради бога, ты сегодня из тюрьмы вышел. Сделай лицо попроще. Майк попробовал зацепиться за что-то взглядом. Он очень хотел оказаться где угодно, но не здесь. Не в машине с братом, наедине с их жизнями — такими, какие они есть. Но со своей ему придется жить лицом к лицу. Краем глаза он видел, как Митч мнетсяю Уже знал, что скоро услышит вопрос, и постарался подготовится к тому, каким но будет, но не смог. — Ты же все-таки планировал выйти оттуда, да? Майк почувствовал себя пустым местом. Митч попытался сказать это в шутку, но Майк понимал, что он действительно имеет это в виду. Ответа не требовалось. Когда они подъехали к дому, желудок майка вспорхнул тысячью птиц и чуть не полез горлом. — Идем домой? — мягко спросил Митч. Майк пожал плечами. — Больше идти мне некуда. — Ты всегда можешь прийти ко мне. — Да? — Иди сюда. Митч приобнял его аккуратно. Как будто неуверенно. Майк знал, что запачкался. Это не было сюрпризом. Он, должно быть, навсегда грязный и неуместный. Но с Митчем это все равно обидно, хоть тот и сказал: — Ты же мой братик. Это ни капли не утешало. Даже наоборот. И вот Майк стоял напротив дома, в котором вырос — на последнем месте, где хотел бы быть. Митч был рядом. Не торопил. Майк взглянул на брата. Хотелось подвернуть ему топорщащийся воротник рубашки.***
После ужина Митч сидел в гостиной один. Тихий и задумчивый. Майк наблюдал за ним пару минут. Затем подошел и спросил: — Ты как? Митч не сразу ответил — вздрогнул, как будто задремал. — Что? Ну, я просто рад, что ты дома. Майк смотрел на него и предельно ясно понимал, что между ними ничего и никогда уже не будет просто. Митч щёлкает судьбы людей. Он даже не представляет, что скрывается за стенами, и каждое его решение — это чья-то боль, а Майк все это знает. Никогда не будет смотреть так же на все, что он делает. И на самого Митча тоже. Майк вдруг ужаснулся тому, что Митч не знал, чем занимался все эти годы. На самом деле, не знал. — О чем ты думаешь, Майк? — вдруг нежно спросил Митч. Оказалось, все это время смотрел на него. — Да так, ни о чём. Майк сел на диван рядом с Митчем. Он не должен ничего узнать. — Слушай, Майк, давно хотел спросить… — Да? — Это было очень давно, но мне просто интересно… Майк напрягся. Он не хотел рассказывать об очень многих вещах. — Что? Спрашивай уже. — Я узнал, что ты должен был перевезти партию оружия в тот вечер, когда… В душе Майк облегченно вздохнул. Об этом поговорить можно. — Да. Да, я помню. — Где оно? Его же так и не нашли, а тебя закрыли в тот же день. — В озере. — Что? — Да, я бросил все в озеро. Митч засмеялся и взмахнул рукой — должно быть, хлопнуть по плечу. Майк отшатнулся. — Мне нужно свыкнуться, — объяснил Майк. — Да, да. Конечно. Мама загремела чем-то на кухне. Во время ужина она держалась неплохо. Но все больше молчала, и ей не нужно было говорить для того, чтобы Майк все понимал. Он мало что чувствовал к матери, которую не видел двадцать с лишним лет. Митч осторожно положил руку ему на плечо. — Ты ей напоминаешь. Его. Она часто подолгу смотрит на тебя, когда ты не видишь. Смотрит и улыбается. Я и сам… иногда ты очень похож на отца, понимаешь? Майку не было обидно. Он даже не вдумался в эти слова, но посмотрел на Митча другими глазами. — Не понимаю, как ты справлялся с родителями. — У меня был ты. Не знаю, я бы, наверное, горы свернул, был бы только ты рядом. Если бы тебе это было нужно. — Он вдруг счастливо улыбнулся. — Мы тебя вытащили, Майки. Ты смог. Мы смогли. — Что, если бы тебя убили, как отца? — Я бы отказался от чего угодно ради тебя. От чего угодно. Не раздумывая. Теперь я знаю это. Майку было больно это слышать. И видеть, как Митч смотрит на него с ребячливым восторгом, говоря шёпотом: — Если бы здесь сегодня кто-то сказал что-то не то. Или если бы ты выкинул что-то и всех разозлил. Если бы хоть что-то случилось, я бы послал их всех. Он повел ладонью по щеке Майка. Прикосновение нежное, как цветок. — Если бы ты не захотел сюда, я бы взял тебя и увёз куда угодно. И больше никогда бы сюда не приходил. Если ты со мной, есть только ты. Хорошо, что Майк не стоял на ногах. Его бы шатнуло. — Прости. — Я ни о чём жалею. И ты всегда был идеальным. Со всеми твоими набитыми шишками. Для меня нет никого лучше. — Да? Митч погладил его по скуле и положил ладонь на щеку. — Ну, гордиться мне нечем, — выдохнул Майк. Ему хотелось отшатнуться и уйти. Но он этого не делал. — Я горжусь тобой, Майк. Горжусь тем, какой ты. Сейчас я не знаю, как прошла твоя жизнь, но я знаю тебя. Я знаю тебя, Майки. Майк мог бы возразить, но комок в горле не дал вымолвить ни слова. — Я бы хотел изменить только одно: ты не должен был проводить там столько времени. Не потому, что это делает хуже тебя. Просто тебе там было не место. Майк и не помнил, когда в последний раз плакал, а тут вдруг, из-за одной фразы, слеза скатилась по его щеке в ладонь Митча. — Иди сюда. Майк неловко привалился к брату и закрыл глаза. Прошептал: — Мне кажется, я не был к этому готов. Он не планировал говорить это. Даже не думал то, что сказал. Но это было правдой. Митч обнял, и Майк нырнул лицом в его плечо. Может, Митч не хотел этого. Может, он брезговал. Но Майку слишком хотелось это сделать. Митч обнял крепче. Он сказал: — Как же мне тебя не хватало. Майк вцепился в него. Смял пиджак на спине. — Да? — Да. Каждый день. Майку стало хорошо. Митч рядом. Он расслабился впервые за много лет. Это был настоящий Митч — тот самый, большой и тёплый, каким Майк помнил его, и на самом деле он совсем не изменился. — Я скучал. — Майк… Майки… да, это ты. Это ты. Ты здесь. Но произошло слишком много всего, что Майк не сможет забыть. Даже если оба они остались теми же. Митч прошептал в его волосы: — Но… какого черта тебя не было так долго? — Прости. — Я тебя больше не отдам. Никогда. — Как скажешь. Всё, как ты захочешь. Майк чувствовал много. Достаточно для того, чтобы захлебнуться чувствами. Но это было что-то слишком большое, чтобы говорить вслух. Майк решил, что скажет потом. А пока просто гладил по спине Митча. Ему было жаль брата. — Сварганим тебе новую жизнь, — сказал тот. — И все у нас будет славно.