В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

Уэнсдей и Фрайдей оставили ульи, начав нелёгкий путь к квадрату в центре Невермора. Фрайдей с энтузиазмом помахала на прощание, на что Юджин и Ленор ответили ей тем же самым. За то короткое время, что она провела с ними, младшая Аддамс успела очаровать пасечника и его помощницу-оборотня. Уэнсдей солгала бы, если бы не признала, что из всех её трёхмерных двойников Фрайдей, пожалуй, в равной степени очаровывала и беспокоила её больше всего. Ву была очень похожа на неё, возможно, больше всех из трёх. Она, безусловно, была ближе всех к тому, чем Уэнсдей была до своего прибытия в Невермор двумя годами ранее. Холодность, жёсткий контроль над своими эмоциями и выражениями, презрение к социальным ожиданиям и очевидная склонность к насилию, как инструменту решения проблем. Не то чтобы Уэнсдей утратила эти качества за последние два года, но она определённо эволюционировала и разнообразила свой подход к взаимодействию с остальным миром. Нидлер была интересным случаем. Уэнсдей всегда проявляла некоторый интерес к инженерному делу и наукам, но её склонность к ним лежала в очень специфических нишах (в основном это были устройства для пыток). Нидлер была отражением того, как могла бы развиваться её личность, если бы её интересы больше склонялись к научному аспекту, оставляя в стороне знания, связанные с более эзотерическими или сверхъестественными областями. Тем не менее она не могла не думать, что даже «наука» Нидлер граничила с тонкой гранью между миром логики и безумием Аддамсов. Её рассказы о воскрешении лягушек, готовых к препарированию в её школе, или её проект по созданию сыворотки для трансмутации генов её домашнего осьминога Сократа в человека указывали в этом направлении. Но помимо этой страсти к науке и очевидной бо́льшей способности к социальному взаимодействию, Нидлер была очень похожа на Уэнсдей и Ву. Спокойная, монотонная, любящая макабрические вещи, и с некоторой садистской стороной (особенно по отношению к брату). А ещё была Фрайдей. Цвет. Увидев свою версию в таком ярком цвете, как розовый, она не могла не испытать шока большего, чем когда-либо. Сколько бы девочка ни доказывала, что это цвет крови, разбавленной слезами (поэтический образ, который, по крайней мере, Уэнсдей могла уважать). Но тут встал вопрос о её характере… Фрайдей разделяла те же вкусы, что и остальные. Может, это и не бросалось в глаза, но тяга к макабрическому и тёмному всё же присутствовала. Может, она и не была такой открытой садисткой, но девочка, которая находила максимум удовольствия в том, чтобы калечить свои игрушки и выращивать ядовитых животных, была Аддамс до мозга костей. Но она была яркой, энергичной, очаровательной, дружелюбной. Она легко улыбалась и без проблем проявляла привязанность. И это её настораживало. И вовсе не потому, что Фрайдей была общительной и ласковой. Вопреки расхожему мнению, эти черты были присущи многим членам её семьи. Гомес Аддамс был, пожалуй, самым ярким примером. Нет, её беспокоило то, что, несмотря ни на что, Фрайдей очень напоминала ей одну маленькую девочку до потери её маленького домашнего скорпиона. В свои шесть лет Уэнсдей не носила розового цвета и не была столь же восторженной, как Фрайдей, — она всегда была более сдержанной и немногословной. Но в первые годы обучения в школе она была дружелюбна и открыта для налаживания отношений со сверстниками. И делала она это с улыбкой. В юном возрасте многие дети ещё не были до конца сформированы боязливым конформизмом родителей, и их терпимость к макабрическим и странным вещам позволила маленькой Уэнсдей завести нечто похожее на… ну, может, не друзей как таковых. Но дружественных знакомых. Правда, многие из этих ранних псевдодружественных отношений не продлились долго (если вспомнить, то пиньята в виде паука была слишком продвинутым уровнем для детей не из семьи Аддамс), но Уэнсдей встретила свою реальность с радостью, любовью к своей семье (тогда она ещё позволяла маме обнимать себя) и… определённым оптимизмом в отношении будущего. А потом мир обнажил свои зубы и свою жестокость и забрал Неро с собой. Невинного маленького Неро, который никогда не ранил ни мухи (сверчков с другой стороны…). Радость угасла, любовь превратилась в яд, от которого нужно было держаться подальше (ведь любить — означало риск потерять любимого, а эта боль была… неприятной, как игра с раскалённым утюгом), и всякое желание дружить исчезло, как и слёзы, и большинство улыбок, не похожих на садистские. Осталась только твёрдая и абсолютная решимость возмездия. Наполнение нижнего белья убийц Нерона яйцами чёрной вдовы, которые вот-вот должны были вылупиться, стало катарсическим действием. Кроме того, это было её первое исключение из учебного заведения. Взгляд на Фрайдей навеял эти воспоминания. Уэнсдей была уверена, что никогда бы не стала такой открытой и яркой, как её молодая версия, но не могла не задаться вопросом… Что, если бы Неро не умер? Что, если бы один из тех детей на её дне рождения не убежал в ужасе, а предложил настоящую дружбу? Какой бы она была тогда, без потерь и с друзьями? «Была бы ты и не было бы тебя», — говорила она себе, — «и в какой-то реальности так оно и есть. Счастливая Уэнсдей Аддамс с улыбкой для своих друзей. И, может быть, тебя не исключили бы из твоей первой школы, из твоей первой гимназии, и ты никогда бы не попала в Невермор и…» Мысль оборвалась внезапно. Никакого Невермора. Никакой Энид. Неприемлемо. Уэнсдей вздохнула, выпуская наружу напряжение, внезапно возникшее в её теле при этой последней мысли. Она заметила, как маленькая рука взяла её. Опустив взгляд, Уэнсдей увидела, как Фрайдей взяла её за руку и улыбнулась. — Ты выглядела так, будто на твоём лице образовалась грозовая туча, — сказала девочка. Два года назад Уэнсдей грубо отдёрнула бы руку, нахмурилась или окинула бы убийственным взглядом любого, кто посмел бы до неё дотронуться. Но даже два года назад улыбка Фрайдей — открытая, искренняя, до боли похожая на улыбку её волчицы — остановила бы её. В памяти всплыли слова Юджина, когда за несколько минут до этого она пыталась опровергнуть его абсурдную теорию путешествий во времени, пока Фрайдей слушала объяснения Ленор о добыче мёда. — Ну, ты не можешь меня винить, — сказал пасечник, — она похожа на тебя и в ней есть дух Аддамсов, но посмотри, какая она дружелюбная и весёлая… это чистая Энид. Ваша будущая дочь вполне могла бы быть такой. Однажды она сказала матери, что никогда не влюбится. Или что никогда не заведёт семью. Первое она уже нарушила без всякого сожаления. А вот второе… Уэнсдей ничего не сказала, но легонько взяла руку Фрайдей, сжав её своей ладонью чуть крепче. Девочка снова улыбнулась ей, и они продолжили прогулку.              

***

              Когда старшая и младшая Аддамс прибыли в квадрат, Уэнсдей сразу же заметила, что произошло нечто значительное. Нидлер сидела за столом, за которым они завтракали, а Энид и Аякс расположились по обе стороны от молодого сумасшедшего доктора, Вещь лежал у неё на коленях. Энид положила руку на плечи учёного Аддамса, как бы частично обнимая его. Ву стояла перед ними, пристально глядя на них, но в её взгляде не было ничего похожего на её типичный гнев. Ещё более удивительным было присутствие Бьянки, которая стояла в нескольких шагах позади Ву и наблюдала за происходящим с некоторой опаской. Сирена первой заметила появление Уэнсдей и Фрайдей, и её глаза расширились, когда она взглянула на последнюю. — Боже мой. Есть ещё одна. И она розовая! — сказала Бьянка, подавив хихиканье. Остальные присутствующие обратили внимание на новоприбывших. Уэнсдей и Энид обменялись взглядами. Без слов между ними завязалось нечто, очень похожее на быстрый и беззвучный разговор. — Что произошло? — Я расскажу тебе позже. Уэнсдей незаметно кивнула, а затем обратила внимание на сирену. — Барклай, я вижу, ты уже познакомилась с моими кузинами. — Ах, об этом… — перебила Энид. — Боюсь, они уже обо всём узнали. Ну, по крайней мере, эти двое… Уэнсдей слегка нахмурилась. — Даже двадцати четырёх часов не прошло? В любом случае, учитывая наше родство с хаосом, я не должна удивляться, — сказала она, затем перевела взгляд на Ву, которая нахмурилась в ответ. — Вижу, Энид, найти её не составило труда, хотя не могу не поинтересоваться, что случилось с твоей одеждой. — Почему, мисс Энид, ваши кроссовки исчезли? — сказала Фрайдей вздохнув, заметив босые ноги оборотня. — Ну, видите ли… — начала Энид, смущённо потирая затылок. Но заговорила Ву: — Синклер агрессивно наказала жалкого червяка, который намеревался неприязненно отнестись к Барклай и прибегал к оскорблениям и нападкам на меня, — Ву посмотрела на Энид с неясным выражением лица. — Твоя возлюбленная — великолепный зверь, ты должна гордиться ей. — Э-э… спасибо, Ву, — пробормотала явно смущённая Энид. Тем временем Фрайдей подошла к Бьянке. Сирена не смогла сдержать недоверчивую улыбку. Мини-Уэнсдей Аддамс в розовом? Увидеть — значит поверить. — Привет, — поприветствовала Фрайдей. — Мне нравятся твои глаза, они очень красивые. Этого она никак не ожидала. Казалось бы, искренняя доброта при первом контакте с Аддамс. Несомненно, это был сюрреалистический опыт. — Ну… спасибо, — ответила Бьянка. — А можно я заберу их себе, если ты умрёшь? — спросила Фрайдей. Подождите, что. — Фрайдей! — позвала Уэнсдей. — Не подражай Нидлер. — Признаться, я уже подумывала задать подобный вопрос, — тихо произнесла Нидлер. Бьянка покачала головой. — Ну, если у меня ещё оставались какие-то сомнения, то это их рассеивает. Даже самая милая Уэнсдей — всё равно Уэнсдей, — сказала она. — Неплохая история с кузиной, она могла бы сработать, хотя вам следовало бы обставить её получше. — Тебе, как никому другому, не следует критиковать личные тайны, Бьянка, — возразила Уэнсдей. — Эй, моя сработала, — ответила сирена, прежде чем на её лице появилось более серьёзное выражение. Теперь говорила не просто Бьянка Барклай, а лидер Общества Белладонны. — Но серьёзно? Что вы собираетесь делать, как это произошло? — Честно говоря, мы всё ещё находимся на стадии сбора информации. Я планирую обратиться к вашей библиотеке и, возможно понять, будут ли мои видения полезными или нет. Кто-то пробрался к нам и украл книгу по межпространственной магии. — Кто-то проник в нашу библиотеку? — возмущённо спросила Бьянка. — Я подозреваю кого-то за пределами Невермора, но знакомого с Академией. Нам также не хватает мотивов, чего этот человек добивается, перенося другие версии меня в эту реальность. — А я тем временем поиграю в ищейку, — сказала Энид. — В буквальном смысле. — Сегодня днем Энид отправится в Джерико под предлогом получения запасной одежды и еды для наших гостей, — пояснила Уэнсдей. — Там она будет искать возможные следы, которые соответствуют недавним запахам, обнаруженным в библиотеке Белладонны. — Звучит рискованно, пушистый комок, — сказала Бьянка, глядя на Энид. — Не более, чем иметь дело с тобой в Кубке По, рыбья морда, — ответила Энид с волчьей ухмылкой. Несмотря на оскорбления, в их голосах не было укора. — Мы можем помочь? — спросил Аякс, подняв руку, как будто речь шла о вмешательстве в урок. — Может быть. Пока мы ничего не знаем, — сказала Энид. — Ничего конкретного. Держите ухо востро. Будьте начеку, если вдруг увидите кого-то странного, бродящего по Академии. И не встречайтесь с ними в одиночку, — сказала Уэнсдей. Бьянка и Аякс кивнули. «Неопределённость», — подумала Уэнсдей, — «вот наш настоящий враг прямо сейчас». Она обменялась последним взглядом с Энид, понимая, как рискует оборотень, который останется один через несколько часов. Но она должна была доверять своей волчице. Уэнсдей должна была. Тем временем три её двойника обменялись взглядами друг с другом.