Back.

Тёплый вздох раздаётся по комнате. Где-то в другом конце пустынной комнаты лежит маска, а рядом с ней и скальпель. Ничего не нужно больше, кроме как милого личика рядом. Мужчина смотрит в потолок. Горло першит из-за частого курения, а открытое окно в комнату заносит холодный ветер. Зимний такой, морозный этот ветер. Он обвивает и сжимает тело. Опять неуютно в своей же постели. Она пустая, по крайней мере, в этот вечер. В прошлый была пустой и ещё раньше тоже пустовала. Светлая головушка просто исчезла. Витя не мог так просто сбежать, не мог сдаться кому-то помимо Эзопа, к которому бежал со всех ног. Не мог оставить бальзамировщика одного. Дурость нахлынула в голову вновь. О чем думает цветик? Отрывают ли от него лепестки? Греют руки во внутренностях? Может вскрыта его грудная клетка, а косточки постепенно продумываются в стремлении достать как можно глубже. Там где-то достанут и сердце, и лёгкие. Ножиком неаккуратно вырежут и продадут. Эзоп же знает места, знает людей. Придет, найдёт и заберёт оставшееся. Никогда не приходилось искать органы близкого человека в кипе черных рынков! Можно ли найти по виду сердца своего родного? Единственного и милого, чью смерть самой красивой ручкой на бумаге вывел Эзоп. Готовился и думал всякий раз, как почтальона не было рядом. Ему не нужно работать, Карл ведь может обеспечить его. В этом есть и свои минусы, но плюсов значительно больше. Эзоп все думал. Потолок давно никто не убирал, оттого на нём приветливо лапками перебирали пауки и на голову падала паутина. В незначительном колличестве не страшна грязь, она наоборот сильнее оттеняет тоску. На спине все ещё ноют царапинки. Ухоженные ноготки Вити выцарапали на лопатках длинные алые линии. Они побаливают, но болью этой напоминают о родном и близком. Глаза закатываются. Кажись, куда уже дальше? Эзоп поворачивается на бок и стискивая зубы шипит. Он ведь царапал эту бедную спину, хотел достать до сердца, хоть и смущаясь до дрожи в руках. Хищный взгляд Карла сковывал оппонента. Эта игра не имела конца, она вытекала из каждой царапины влечением. Для кого-то это такая же грязь, как и везде, но для бальзамировщика – сокровенное. Каждое утро кровать становилась такой же пустой, как и сейчас. Виктор никогда не говорил куда и зачем он спешил. Каждый раз сценарий дополнялся новыми жестами. «мне нужно спешить» или фразами о продолжении вечера после прихода. А Карл что? Карл ждал. Преданно, виня себя в такой не серьёзности, но ждал. Холодными пальцами касаться нежной кожи, чтобы потом впиться в нее зубами и услышав ломанный вздох – прикусить ещё раз, до первого вульгарного вздоха. Он ощущался как нежный стон, что так бархатом стелился и закрывал разум одной большой плотной тканью. К сожалению, тканью грубой. По телу пробегают мурашки. Они подобно разряду бьют по нежной коже. Нежным электричеством вызывают дрожь. Глаза уже не ощущаются живыми, они серые, открытые, а страх в них только растет. С каждым разом в пустоте слышатся слова, когда сердце разрядом переживаний бьёт. Стук раздаётся уже в висках, а потом и во рту. Вот бы выплюнуть ожившее сердце раз и навсегда. Срезать с себя оставшиеся нервные окончания. Не двигаться, только бы застыть как недавний приведённый в презентабельный вид труп. Нет, не труп. Это искусство, которое могут превзойти только розы-засосы на шее любимого блондина. Теперь его можно представить для себя любимым, ведь из-за него в холодном поту вчера проснулся Эзоп. Горят на улице фонари. Чьи-то крики, детский смех и все это слышно. Обострение органов чувств не предвещает ничего хорошего. Скоро тишина упадёт и на город, а улицы покроются светящимися вывесками и огнями. Мало кто их увидит, а в особенности снег, что так красиво начинает падать. Нет метели, всего-то обычный снегопад. Эзоп бы вышел на улицу, но в этом нет смысла. Никто не улыбнётся падающим снежинкам, а на ресницах светлых снежинок тоже не будет. Сладкий запах оставшихся вещей. Рядом на кровати лежит рубашка с красноватым пятнышком. Это от помады след, как раз таки с того вечера, как Витя пришел домой с небольшим сюрпризом. Глянцевая, такая яркая красная помада. Ее он презентовал Эзопу, а точнее, сразу же намазал на бледноватые губы бальзамировщика. Именно эти губы потом касались оголённой шеи, оставляя не только поцелуи красным цветом, так ещё и укусами. Тогда Виктор только зашёл домой и сразу же, с самого входа, его тело обвили бледные руки. На губах застыло только это милое имя, красивое имя «Витя». Витюша... Светлый лик, а сколько лет? Юные, нежные ручки. Рубашечка эта берётся в руку, да поближе к себе прислоняет ее Карл. Серые волосы теперь не собраны в хвост, они распатланы и на подушке валяются. Аккуратно ведёт тот рукой по собственному телу, вспоминая как там гуляли руки почтальона. Как он нежно гладил рёбра, как тепло там внизу было. Своя ладонь касается уже приставшего члена. Все из-за запаха, все от воспоминаний. Вредно уже так наяривать, вспоминая какие милые звуки издавал Гранц. Иногда Витя брал на себя слишком много, поглаживая достоинство любимого, аккуратно касаясь. Руки Вити такие нежные, приятные, что хотелось их съесть. Целовал их Эзоп, а потом так поддавался ласкам, запрокидывая голову. «мой теплый вечер августа.» Вниз, к основанию ладонь идёт. Слишком сухо, слишком мало внимания. Эту же ладонь Эзоп облизывает, увлажняет и после уже куда быстрее по фаллосу двигает. Его глаза закрываются, с губ слетает аккуратный вздох. Тоска так сладко перетекла в нежность. В желание и влечение к своему родному. Сжимая хватку и быстрее двигая ладонью, бальзамировщик даже не заметил, как излился прямо на простынь. Капельки его медленно впитывались в ткань. Придётся менять постель, а ведь не хочется подниматься. В такие моменты Витя аккуратно подползал ближе, ложился на грудь и водил пальцами по телу своего суженного. Длинные пальцы Эзопа в ответ катались по горячему телу, выводили они странные узоры. Холмы, ущелья, долины на Викторе были. Гранц казался неземным. Чем-то лёгким и запретным, зависимым и до ужаса нуждающимся. Лёгкими движениями пальцев тот говорил с Эзопом. Нежно выводил каждый жест говоря: «я люблю тебя». — ах.. я люблю тебя. - тихо шепчет тот, раскрывая глаза. По телу мурашки бегут, а голову пленит вновь Витя. Нежный его Витенька.