Back.

Холодное и безжизненное помещение. За его пределами шёл снег и даже сильная буря. Молодой человек как раз стоял у входа в это безжизненное помещение. Даже не так, почти что целое здание, если быть точным. Тело охлаждалось раз за разом, а если брать явные проблемы с кровообращением – ситуация только усугублялась даже под самой тёплой курткой. Губы суховатые держали сигарету. Кончик ее уже тлел, пуская лёгкий дым. Из-за ветра он носился в разные стороны, путешествуя вместе со снегом по воздуху. Он кружился и рассыпался на что-то меньшее. Просто исчезал. С каждой затяжкой все приятнее ощущалось тело. Мягче становилось, даже дрожь лёгкая по нему проходила. Хотелось лечь и продолжить курение, как дома на кровати. Иногда можно. « В голове всплывали только тёплые руки его. Личность, чьи глаза всегда были необыкновенно яркими и чье сердце своим стуком привлекало. Именно для него он выучил язык жестов, от чего иногда даже не нарушает их взаимную тишину. Виктор всегда улыбается на корявые ответы своего близкого. Щеки Вити розовеют когда намеренно плавными движениями кисти плывут как рыбы. Когда Эзоп намеренно смущает худыми, но сильными руками. Когда он касается трепетно лица, поглаживая скулы и подбородок. Блондин не может удержаться, чтобы не отвести взгляд, а может наоборот – посмотреть в глаза, в душу прям. » Вторая затяжка уже даёт на горло горечь. Привычно ощущается, но обычно на вторую сигарету. Никак не затяжку. Эзоп прячет свободную от сигареты руку в карман, дабы холод так сильно не пробирал его. Новая куртка, главное не прожечь в ней окурком дыры. Прожечь.. «Вспоминается ночь. Первый снег и холодные руки, на этот раз, расхристанный в халатике своем Витя. Квартира на пятом этаже, не самый благополучный район, но даже тут было уютно на кровати тёплой от своего же тепла. Отопление грело, но часто по ночам не помогало. Где-то второй час, а Витя то и смотрит в окошко на краю кровати сидя. На снег смотрит, заколдованный будто бы. Он не отзывается на прозвища ласковые или что-то ещё, пока не приходится подняться к нему. Усесться за спинкой, просунуть руки на талии, прижать к себе. Карл устраивается на плече оппонента, выдыхает прямо в шею. Губы мокрые поцелуи оставляют, пока под ними кожа дрожит. От смущения, от страха какого-то. Потом шеи легонько касаются зубы, только царапая и никак не кусая. Плавно дорожка эта скользкая к затылку переходит. Лёгкий укус все же происходит, прямо у волос. Новый шампунь пахнет приятно, каким-то бризом свежим с моря прям или яблоком. Почтальон часто смешивал шампуни между собой, но не всегда выходило желаемое. Кусается Эзоп и дальше, пока рука на талии не забирается под халат, поглаживая бедро. Пальцы худые, работающие с трупами, с неживыми – они слишком изящные, оттого дрожат у Виктора коленки. Он откидывает голову назад, чем даёт свое полное согласие. Вздыхает довольно громко, похоже на своеобразный стон, но все ещё отдаленно. Даже подобные мурчания бальзамировщик принимает за самую большую награду. Аккуратно ножки блондина раздвигаются. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы лёгкая улыбка на губах Эзопа появилась. Хватает за бедро, сильно врезаясь ногтями. Только дрожь, только ручки Вити по коленкам Карла бегают, пытаются гладить, но не могут. Он отрывается немного, облизав ушко до этого. Стягивает халатик оголяя для себя спину. Да, она побитая жизнью как и весь его почтальон, но она родная. Она единственная, чей вид был приятнее мёртвого тела. — я хочу услышать тебя наконец-то. - томно у чужого уха Эзоп говорил, вздыхал и всячески целовал его. Целовал своего Витю, который уже который год боялся снять эти противные веревки. - тебя никто не тронет, я же говорил. И в правду не тронет никто. Холодная глыба в сердце таяла каждый раз, когда на него Гранц смотрел. За это странное ощущение хотелось рвать любого смотрящего криво, но только с позволения. Здесь же, год второй пошел, а только к рукам Виктор пошёл. Только переехал пару месяцев назад, не спешил, и то, часто из дома пропадает не пойми куда. — я не хочу тобой манипулировать, но. - он тут же кусает горячую кожу, но на шее, прямо под ухом. Ещё раз, ещё и ещё, пока зубы почти до крови не рвут. Бальзамировщик не останавливается, пока тело не выгибается вновь, уже в этот раз в пояснице. Лопатки собирает, плечи максимально опускает. Шею только вытягивает пуская напавшего Эзопа дальше. Пусть заходится, пусть смущение ему не видно. Такая вседозволенность доводит до прокусываний, до облизывания мест укусов и слизывания крови. » Третья затяжка не даёт той горечи в горло, губы хочется облизать. Дым выходит плавно, но ветер его уносит куда-то далеко, наверное туда, где сейчас Витя. Где он может быть? К сожалению, на этот вопрос ответа никогда не будет. он вновь пропал, но уже на больше, чем неделю. Пропала только маленькая сумма денег, которой хватило бы на несколько дней на какой-то очень лёгкой еде. Сосиски в данном случае роскошь. «Руки закрывали рот, сшитый и такой красивый, но сшитый намертво. Хотелось рвать, хотелось просто избавить блондина от ненужных нитей. Что в них такого, что он держит их на месте? В руках скальпель. Самый новый и острый, при лёгком соприкосновении с бумагой мог достаточно легко ее прорезать. Он светился при слабом свету жёлтой лампы. В самой их комнате, на кровати с простынями шёлковыми на ощупь – пожалуй, одна из самых приятных и достаточно дорогих вещей в квартире – там устроился Виктор, зарывшийся в одеяло ногами и руками закрывший свой рот. Загнал его в спальню Карл, на кровать прямо, да так, чтобы от страха даже тело подрагивало. Чтобы собирались ноги вместе, сжимая одеяло до ужаса сильно. Чтобы страх рванул по телу и сковал его. Бальзамировщик не медлит, он одним ловким движением достает из ящика рядом с кроватью довольно плотную черную верёвку. Даже не задумываясь особо, Эзоп стягивает одеяло на пол, заставляет Витю смотреть на него глазами испуганными. Зловеще мужчина держит верёвку, а блондин уже понимает, что деваться некуда. Кое как он поднимается, точнее, садится и отползает. Только успевает ножки поджать, как скажу же их хватает Эзоп. К себе тянет так, что придвигает реально. Скальпель куда-то на столик кладёт, где собственно и был ящик упомянутый выше. Сам же берётся за Витю. Сжимает его тонкую шейку и чувствует всю его дрожь. Такую сладкую. Нет на теле одежды, оно свободно для очередных извращённых рисунков по спине. Никто не узнает, Виктор сохранит тайной и как больной держаться рядом будет. Почти что ноги целовать. Однозначно будет. Резко рука от шеи отрывается, он хватает обе кисти за запястья. Почтальон выгибался в надежде вырваться из хватки партнёра, но все тщетно. Слишком сильны эти худые пальцы и руки. Верёвка сразу же наматывается на запястья, а потом и накрест – дабы завязав не сползла веревка. Теперь руки Гранца почти как в наручниках, но плотно собраны. Слишком хорош стал Эзоп в узлах и в целом связывании. — ну что, сбежал? Получилось? - с хищной улыбкой и такого же рода интонацией слова из уст вылетали. Они как злые звери бежали, кусая Витю за каждый открытый участок кожи. К слову, их было так много, что осталось только бельё и то, к нему уже припали пальцы Карла. - молчаливый какой. Пальцы поддевают резинку трусов, стягивают их чуток, а потом свободная рука гладит ягодицы. Красивые такие. Между них проскользают пальцы, уходят вниз, к бёдрам и ниже, спуская на колени и потом на пол оставшуюся часть одежды. Неважно куда она упала. — весь в моем распоряжении. Ты не сбежишь, тебе некому помочь. - тут же по заднице раздается громкий шлепок. К себе на колени тот укладывает чужие ножки, а потом и таз. Ягодицы краснеют будто бы от стыда, пока бальзамировщик второй раз ударяет. Уже так, чтобы Виктор пискнул. Чтобы кистями пошевелил, пытаясь что-то сказать. Третий удар, четвертый и пятый. На каждый удар Виктор хрипел, даже на крик похожи были его звуки. Эти отчаянные попытки только забавляли и возбуждали одновременно. Красная задница, ее гладит рука холодная, пока руки за верёвочное то крепление удерживает Карл у поясницы своего почтальона. Нижний головой уткнулся в простыни, чтобы его лица спущенного не было видно. От этого стыда внутри горячо стало, а кожа покрылась мурашками. Внизу потянуло так, что напряжение чувствовала чужая нога. — так и знал. - спускаясь вниз к промежности, пальцы Эзопа хватаются за член блондина. Сжимает его рука, раздвигая ножки владельца. Ладонь медленно двигается, привлекает внимание Виктора, заставляя вздыхать дальше в кровать. Член ладонью надрачивается, постепенно темп ускоряет и чувствует как под руками плоть твердеет. Как нравится Вите и то, как его ножки трясутся. Перенапряжение в теле, ещё немного и захочет сдаться. Задницей тот начинает ёрзать, просить пощады будто бы. — нельзя. Будь послушным мальчиком. - облизывает свою руку, а после дальше, но медленно уже ведёт. Вверх, вниз. Только сейчас приходит осознание, что скальпель остался на столе. Приходится остановиться, погладить член и сжать на последок, почувствовав немного смазки и отпустить. На кровать отложить. Именно этот взгляд, связанного и беззащитного Виктора – он отпечатался в памяти как самое яркое о нём. Лежит перед бальзамировщиком голый, худой и как снег белый. Только укусы и поцелуи, только багровые засосы на его теле сверкают. Взгляд надежды и смущения полный в глаза Эзопа режет. Витя на боку лежит, только голова в сторону Карла повернута. Лицо у него худое, волосы серые и такие шёлковые. Всегда чистые, иногда лаком прижатые, чтобы волоски лишние не мешались во время работы.» Сигарете остаётся всего пара затяжек. Мысли смешиваются и всплывает последнее, самое яркое воспоминание. Эзоп затягивается, сжимает зажигалку где-то в кармане и ухе хочет выкинуть окурок, но почему-то все ещё держит. «В руке скальпель, руки связанные у жертвы за спиной. Не смотря на все доверие, Виктор сопротивляется. Вертит головой, пытается избежать участи этой. Блондин не хочет освобождения зная, что совсем скоро об этом узнают и потом будет плохо. Несладко и возможно он больше вовсе не вернётся. Витя сглатывает слюну, чувствует, как пальца Эзопа уже подобрались к шее. Сжали и вжали в чёртову кровать и даже пальцами придерживают подбородок. Волнение испытывают оба, когда скальпель поддевает ниточку. Гранц боится вырываться, зная какие острые инструменты у Карла. Тем более, Витя хорошенько знает о рабочем месте, виде деятельности и даже лично присутствовал во время "реставрации" одного из трупов. Сейчас оба замерли на секунду, друг друга изучают глазами, а потом нити медленно режутся. Режутся и в них режется все внутри. Скальпель проходится сквозь нити и все, рот свободен как минимум в одном месте. — а теперь проси. - и вот, как хищник сероволосый все ещё держит скальпель в руке, но хват с шеи ослабляет. - проси, если хочешь. —... Пожалуйста.» Эзоп поперхнулся дымом, вспомнив голос почтальона. Такой звонкий и необыкновенно приятный. Раньше нравилась тишина, а теперь голос этот в тишине. — когда же ты вернёшься, Витюш... - вздыхает. - столько наяривать уже вредно для здоровья...