keep breathing

Репутация — это маска, которую человеку приходится носить точно так же, как брюки или пиджак.

Ожидание, убивающее нервную систему, и уставший от водительского кресла позвоночник, потихоньку сводило Ханбина с ума. Ранний подъём, чтобы успеть приехать вовремя к дому айдола, был совершенно ни к чему, ведь парень до сих пор не спустился. У Сона были крепкие нервы, которым бы мог позавидовать каждый, но даже они сдали, вынудив Ханбина написать младшему сообщение с просьбой поторопиться. «Поднимайся, мне нужна твоя помощь» «Код от замка 16-33-14» Волнение, взявшееся из неоткуда, побуждает Ханбина увеличивать скорость ходьбы с каждым шагом. По наработанной привычке от ощущения возможной опасности в руке мгновенно возникает пистолет. Хоть оружие и было пустым, ведь другого охране не выдавали, Сон не мог не обезопасить в первую очередь себя от непредвиденных обстоятельств. Стоя на пороге чужой квартиры, парень медленно вбил пароль и с тяжёлым вздохом вломился в дверь, как только та позволила открыться. — Ты с ума сошёл? Убери свою игрушку, – на фоне боевого охранника, укутанный в домашний халат Хао выглядел комично. Никакой опасности, никакой спешки, никого, кроме лохматого блондина и раскиданных по квартире вещей. — Я не могу найти свой чокер. — Что? — Мой чокер пропал, – блондин указывает пальцем на пустующую шею и вновь принимается исследовать свою комнату в поисках пропажи. — Вы издеваетесь? – старший не то чтобы злился, но кто вернёт ему пару минут жизни в стрессе? Да и нервы – ресурс без восстановления. — Без него я никуда не выйду, мы опоздаем и тебя оштрафуют, так что помогай мне искать. Ханбину ничего не остаётся, кроме как помочь в поисках. Он убирает оружие обратно и принимается ходить по квартире, прикусывая свой язык, чтобы не наговорить лишнего. В конце концов, он сам надумал себе опасность, а вина блондина была лишь в его несобранности. Личные вещи часто становятся важным фундаментом в психологическом портрете человека. В каждой из них содержится информация, которая редко произносится вслух, но является чуть ли не самой важной частью личности. Чжан Хао был пуст. В квартире не было ни личных вещей, ни декора, ни даже мебели. Одна комната по размеру больше, чем вся квартира Ханбина, составляла и спальню, и гостиную. Огромная двуспальная кровать серых оттенков казалась неподходящей для такого крошечного парня, как Хао. Рядом с ней расположились три перерытых в спешке чемодана с одеждой и мелкими вещами. На окне жалобно склонялся одинокий кустик помидор черри в компании маленькой фотографии в потёртой временем рамке. В углу был небрежно воткнут старый телевизор не намного лучше, чем у Сона дома. — Вы только переехали? – Ханбин не мог отвести взгляда от небрежно раскинутых вещей возле чемоданов. — Я уже год тут живу, – лишь блондин в ярко-зелёном махровом халате, добавляющем парню милый объём, и его мелкая беготня по комнате как-то разбавляли скучность в интерьере. — Может быть он здесь? — Только вернулись откуда-то? — Сон Ханбин, что за допрос? – Хао прерывает свои поиски, чтобы ещё раз напомнить охраннику, что он здесь тоже для этого. — Ищи, иначе нажалуюсь на тебя Джиун-хёну. Его исследования начались с крошечной кухни таких неприятно скучных и пустых оттенков серого, что казалось будто она создана исключительно для выкуривания пачки сигарет в четыре утра. Комплект посуды на одного, пару фруктов на столе и окно с плотными шторами, не пропускающими свет. Миниатюрный чайник ручной работы немного сглаживал одинокое напряжение своей нежностью. — На кухне пусто, – немного громче обычного произносит Ханбин, мысленно понимая, что речь не только об украшении. Квартира блондина разнилась с представлениями старшего о ней. Вернувшись в комнату, Сон подходит к единственному «живому» предмету в комнате – личной фотографии. Два бледнокожих подростка крепко обнимали друг друга за плечи. Ханбин не узнал его сначала. Натянутая на острые скулы серая кожа, тонкое запястье на чужом плече, демонстративно выпяченные вперёд пухлые губы – всё это не отличалось от настоящего времени. Пара светлых звёздочек счастья в глубоких глазах подростка – вот причина, по которой старший не узнал айдола изначально. — Это вы? – и всё же он решается переспросить. По-настоящему радостное лицо блондина, хоть и на фотографии, где он был намного младше, ещё с натуральным цветом волос – что-то из разряда фантастики. — Не смей трогать мои вещи, просто ищи чокер, – Ханбин и не знал, что у парня могут быть такие силы. Резко выдернутая из его рук рамка заботливо и очень аккуратно возвращается на своё законное место. — Прошу прощения. Нахождение в чужой квартире давило на старшего, но не так сильно, как взгляд Хао, который вновь был направлен враждебно на охранника. Личные вещи содержат информацию, которую редко произносят вслух, и на это всегда есть свои причины. Возможно, Чжан Хао был не так уж пуст, как казалось. — Хао-щи, у меня для вас новость, – найдя пропажу, Сон поспешил сообщить об этом не с целью загладить вину перед младшим, а скорее… повеселиться? — Какая? – Ханбин направляет свой указательный палец вверх и внимательно следит за тем, как светлая макушка поднимается вслед за ним. — Да бля-ять, – с громким, почти хныкающим выдохом Чжан протяжно материться на своё украшение, что с издёвкой висело на люстре. — Всё утро угробил на это, даже макияж нормально не сделал, – краснеющие от злости уши приводили старшего в восторг. Ханбин позволяет себе тихо посмеяться. — Ты что, смеёшься надо мной? — Простите, – откашляв свой смех в кулак, Сон снова принимает строгий вид. — Просто вы смешной, когда злитесь, – «а я мог поспать лишний час из-за вашего чокера, вот и наслаждаюсь». — Я тебя уволю, – Чжан знал, что это невозможно, но всё равно пытался прожечь хотя бы маленькую дырочку во лбу наглого сотрудника. — Но перед этим…, – улыбка победителя никогда не сходила с его губ, даже в такие моменты. — Солдатик, будь добр, достань его, – Хао тычет старшего в плечо, подталкивая его к люстре. — Это приказ, – едкий шёпот раздаётся рядом с ухом Ханбина, а довольный собой младший быстро запирается в ванне для завершения своего макияжа. Привычная гримёрка музыкального шоу наполнилась совершенно непривычной атмосферой. На удивление Ханбина, айдол позволил ему зайти внутрь и присесть за общий стол, чтобы не стоять несколько часов в коридоре. Старший лишь надеялся, что это влияние их договора об уважении, а не щедрое помилование перед увольнением. В первый раз ему было разрешено присутствовать в личном пространстве Чжана перед выступлением. Ханбин не профессионал, но даже он понимал, что момент перед записью очень важный, ведь артисту необходимо настроиться и подготовить себя к выходу на сцену. Именно поэтому охранник даже контролировал громкость дыхания, чтобы лишний раз не напоминать о своём существовании в комнате. Он только неосознанно громко сглатывает в момент, когда блондин надевает на себя чокер, немного сдавливая себе горло. Неужели это так необходимо? — Солдатик, если есть, что сказать – говори, – Хао закатывает глаза, когда замечает любопытный взгляд Сона в зеркале. — Сейчас у меня нет сил на то, чтобы играться. — Зачем вы надеваете его каждый раз? – указательным пальцем Ханбин касается своей шеи, намекая на причину их утреннего переполоха. — Вы говорили на интервью, что это ваша изюминка, но он же неудобный, – от одного вида на туго сжатое украшение, Сон сглатывает ещё раз. — Есть другие варианты, чтобы выделить себя на фоне… — В нём я не забываю о том, что сам себе не принадлежу, – старшего перебивают слишком грубо, закусывая свои губы. Откровенность пугала их обоих. — Что? – Ханбин ожидал любого ответа: «так модно», «а мне нравится», «это выбор стилистов» и любой другой вариант, кроме уже озвученного. Хао сам не понимал, чему удивляться больше: своей открытости перед охранником или искренней заинтересованности старшего. Отворачиваясь обратно к своему отражению в зеркале, боковым зрением Чжан ловил всё более заинтригованный взгляд. «От правды никому хуже не будет» – думает Хао и доверяет часть себя искренности Сона. — Когда ты выступаешь, чувствуешь себя королём: никто не сможет тебя поймать, никто тебя не контролирует и ты сам себе хозяин. Ты неприкосновенен, пока ты на сцене. Такая свобода очень сильно пьянит, – Хао боялся увидеть потухший интерес в глазах смотрящего, но находит лишь ещё большее любопытство. Он слишком долго закрывал сам себя от правды, поэтому так легко выговаривает всё, что накопилось. — К сожалению, как только ты спустишься со сцены, ты – никто, – сдавленное дыхание теперь распространилось не только на шею из-за чокера, но и в лёгкие, что сжались под властью паники. — Контроль над каждым твоим шагом: куда идёшь, что поёшь, делаешь и говоришь, даже как говоришь и как улыбаешься. Ты не можешь сам выбрать себе обед, потому что для тебя уже давно прописали диету; не можешь перекрасить себе волосы в подходящий тебе цвет, потому что за тебя уже всё решили стилисты. Им абсолютно всё равно на то, кто я на самом деле и что думаю. Моё мнение перестало учитываться спустя полгода от дебюта, – взяв свои эмоции под тотальный контроль, ведь иначе он совсем даст слабину, Чжан поправляет украшение на шее ещё раз и встаёт напротив охранника. — Я надеваю его, чтобы всегда помнить, что даже в этом мимолётном чувстве свободы, я не могу дышать полной грудью. Ведь, как только выступление закончиться, мне вновь перекроют воздух. Так, зачем обманывать себя надеждой на лучшее? Он искал что-то. Хао изучал всю палитру чужих глаз от карей поверхности до тёмного дна, чтобы найти то, что давно потерял. Поддержку? Понимание? Младший сам забыл, что именно ищет, но всё равно продолжал это делать по старой привычке. — Тогда зачем так жить? – внутренняя дрожь никак не проявляла себя, кроме лёгких вибраций в голосе Сона. Парень и не думал, что жест доброй воли в виде отдыха в гримёрке закончится подарком ещё более ценным – откровением. — Я просто всегда мечтал выступать, – с небольшим удивлением произносит айдол, которому ответ казался слишком очевидным, чтобы задавать такие вопросы. — Мечта стоит таких жертв? «Дыши» – главное правило Хао в любой ситуации. — Мне нравится петь, танцевать, чувствовать музыку всем телом и душой. Я обожаю подмечать разные вещи, вдохновляться ими и пытаться преобразить их в музыку; люблю пытаться выразить всё это через лирику и показать слушателям эти вещи такими, как я их вижу, – «даже если мне не дают с этим выступать». — Я просто люблю смотреть за тем, как фанаты наслаждаются моими выступлениями, – «и мне очень нравиться обманывать себя тем, что они любят меня именно за это, а не за моё тело, внешность и образ». Самообманом можно легко пережить трудности. Также легко, как и потеряться в нём. Обманывать окружающих, демонстрируя им ту сторону образа, которую они хотят увидеть – Хао привык к этой работе. Но вот затуманить свой собственный разум, заставить себя верить в лучшее и надеется, что весь этот туман однажды станет яркой, чёткой, реалистичной картинкой… Сложнее задачи не выдумать. Чжан Хао справлялся и с этим на «отлично». «Продолжай дышать» – он твердил самому себе каждый раз, когда осознание реальности било по лёгким, а чокер на шее душил своей правотой. — Директор звонит, – врывается в гримёрку Джиун с протянутым телефоном в руке и вновь скрывается за дверью, чтобы решить пару вопросов с организаторами. «Просто продолжай» – Хао в крайний раз хватается за сопереживание Ханбина в его глазах и сразу же отводит взгляд в сторону, отвечая на трезвонящий, возвращающий в жестокую реальность звонок. Подслушивать чужие разговоры, тем более личные, было крайней степенью неуважения. Ханбин обещал хорошо относиться к блондину, но всё же его уши цепляются за парочку слов на том конце провода: — В понедельник… по поводу… мероприятия, – охранник предположил, что директор вновь затаскивает айдола на ненужное ему расписание. Догадаться было нетрудно, ведь скошенное от недовольства лицо Чжана мгновенно подтверждало теорию. — Вы же сами знаете, что я не пойду. — Ты мне многим обязан, но в первую очередь… Обязан подчиняться, – адресованные Хао слова, почему-то мурашками проходят по спине Ханбина. Он сглатывает воздух в пересохшем от напряжения горле одновременно с блондином. — Понедельник, Чжан Хао. Отказа я не принимаю. Услышать от директора своё полное имя, ещё и в грозном тоне – ради своего же блага лучше сразу бежать прочь. Приказ командира всегда вызывал у Ханбина ком в горле и нехилую дрожь в коленях, только вот он уже давно не в армии, а Хао – не солдат, но всё же они оба переглянулись, подметив в глазах друг друга некий страх. И только Чжан знал, что в его глазах страха давно уже нет. Выбор был огромен: отвращение к звонившему, безразличие к себе, несправедливость или даже лёгкая безнадёжность. Только не боязнь, Хао слишком гордый для страха перед его директором. Искра какой-то непонятной самому младшему эмоции угасает, уступая место смирению. — В клуб, – Хао нарушает затянувшуюся тишину, как только садится в машину после успешно записанного выступления. Оставшийся вечер, как и весь день в целом, он предпочитает стереть из памяти бутылкой белого вина и крепким, хоть и непродолжительным сном до обеда следующего дня. — Нет, – охранник его предпочтения не разделял. Вжимаясь сильнее ладонями в ободок руля, Сон дышал прерывисто, постоянно сбиваясь с ритма. Дневной монолог блондина до сих пор метался в голове старшего, разрушая все привычные представления об айдоле. — Я сказал, что мы едем в клуб. — А я сказал, что нет, – поправив зеркало, чтобы лучше видеть успевшее слегка покраснеть от злости лицо младшего, Ханбин решается пойти на поводу у своей интуиции и набирает достаточно воздуха в лёгкие, чтобы сказать: — Вы действительно хотите поехать туда или просто привыкли прятаться там, когда вам плохо? — Я уволю тебя, ты в курсе? — С утра говорили, но на сегодняшний день я всё ещё ваш охранник и обязан заботиться о вас, – пока мысли ещё не успели до конца прийти в порядок, а разум – передумать, Сон заводит машину и везёт их в противоположном от клуба направлении. — Куда ты едешь?! Я сейчас вызову полицию, – хоть усталость и брала верх, Чжан находит пару капель силы, чтобы ударить водительское сиденье и протянуться вперёд, оказываясь над ухом охранника. — Вези меня в клуб! — Позвольте отвезти вас в одно место, – Сон не отворачивается от дороги, но быстро кидает свой взгляд в зеркало, чтобы поймать растерянный Чжана. — Если вам не понравится, то я отвезу вас в тот клуб и больше не буду лезть не в своё дело, – невероятно, но младший лишь громко цокает и оборачивается к окну, не сказав ни слова. Силы кончились. — Где мы? Небольшое помещение с маленькими столиками и большими витринами заманили внимание Хао своей простотой, но уютностью. Уже неработающее кафе легко открывается от быстрой крутки ключом в руках Ханбина. — Иногда зелёный чай и вкусное пирожное способны на большее, чем алкоголь и связи на одну ночь, – старший не смеет касаться парня и только указывает ладонью, что можно зайти внутрь. — Это кафе моего дяди, – по-хозяйски Сон кидает связку ключей на прилавок и скрывается за ним, копошась где-то внизу. — Он всегда оставляет пару сладостей в холодильнике на случай, если я заеду после работы, – на небольшой выступ возле кассы выкладываются три самых красивых и без сомнения вкуснейших пирожных, которые младший только мог представить. — Угощайтесь. — К чему такой прилив доброты? – Хао умело маскирует свою дневную откровенность привычными эмоциями отвращения ко всему живому. — Какая разница? – жаль, что старший больше в это не поверит. Ему было достаточно одной искренней эмоции, чтобы удостовериться, что в Хао кроется что-то большее, чем стервозная звезда. — Вы же всё равно завтра уволите меня, так дайте позаботиться, пока могу, – медленно присаживаясь на столик, младший специально кривит губы и отталкивает тарелку от себя. — Я не ем сладкое, – перекрещенные руки служили доказательством его чёткой позиции. — Я айдол: диеты, еда без сахара и жиров, тренировки, фигура. Не понял ещё? — Алкоголь же более вредный и калорийный, разве нет? Неужели поход в клуб полезнее десерта? – Ханбин пытался отломить кусочек искренности вновь, постоянно ища в глазах Чжана проблеск истинных эмоций. — Я пью только белое сухое вино, в нём мало калорий, – парировал любую попытку Хао, сильнее закрываясь руками. — Я сделаю вид, что не видел того, как вы едите это ягодное пирожное, с которого глаз не спускаете уже несколько минут, – небольшое угощение, как назло с любимой ягодой айдола, пододвигается ближе, соблазняя своим аппетитным внешним видом. — Мне нельзя. — Мы никому не скажем, – как только угощение возвращается к Ханбину, Хао облегчённо выдыхает, не догадываясь, что старший тоже не намерен сдаваться. — Какой чай предпочитаете? — Не делай вид, что мы друзья. Если ты думаешь, что из-за разговора в гримёрке мы теперь близки, то хочу тебя расстроить, ведь… — Я просто уважительно отношусь к вам, – второй раз за день Сон выбивает блондина из привычного состояния. — Если это напрягает и заставляет чувствовать себя неудобно, то я очень вам сочувствую. — Мы ещё играем в уважение? Я думал, что ты умнее и сразу поймёшь, что это бессмысленно, – ядовитая ухмылка капала на Ханбина своей двойственностью: фальшивость и защита сочетались в ней, как ничто лучше. — Извините, но ваши слова для меня, как истерики ребёнка в магазине игрушек. Я не обращаю на них внимания, поэтому вы никогда не сможете меня задеть, – грубо, но правдиво, Ханбин ставит агрессивность младшего на место. — Бесишь. Точно уволю. — Хорошо, только выпейте чай, – теперь настала очередь чашки быть отвергнутой Чжаном, как и тарелка с пирожным минуту назад. — Откуда мне знать, что там ничего не намешано? — Мне жаль, что вы разучились верить в людей, – устало выдыхая, Ханбин больше не принимал поведение Хао в штыки. — Хотя в вашем положении, наверное, так и надо, – отпив пару глотков чая, он ставит чашку обратно. — Просто зелёный чай. — Моём положении? – эти два слова неожиданно резко режут слух младшего. — Всеобщего любимца, – и Хао больше не злиться. Блондин рассматривает подачки охранника наконец-то понимая, что происходит. — Я бы тоже разучился верить в людей, если бы хоть неделю побыл на вашем месте, – слова Ханбина подкупают своей искренностью и младший разрешает себе быть честным перед собой. Новый сотрудник, наслушавшись о тяжёлой жизни певца, просто жалел его. «Почему ты так добр ко мне? Я действительно так жалок?» – не перестаёт крутиться у Чжана на языке вместе с забытым, но приятным привкусом взбитых сливок и голубики. — В понедельник жду машину к семи утра, – сделав один глоток чая, Хао мысленно благодарит охранника за добрую жалость. Больше он такого не вытерпит, поэтому быстро отворачивается от парня и отходит к двери. — Значит, я не уволен? Вам понравилось угощение? – тёплая, но небольшая улыбка появляется на лице Ханбина, когда тот ещё раз смотрит на надкусанное пирожное. — Я сам доеду домой, а ты больше не смей жалеть меня, – недоумевание Сона, с которым Хао совершенно не хочется разбираться, остаётся подвисшим в воздухе. — Одна выходка, Сон Ханбин. Ещё одна и ты больше не выйдешь на работу. «Почему ко мне?» Удаляясь от кафе, попутно вызывая такси, Хао прогонял тысячу вариантов ответа на свой вопрос. Правильного он так и не нашёл, зато ещё долго ощущал вкус любимой ягоды и ненавистной жалости к себе.