Сатору уже давно не испытывал страх.
Он даже не уверен, испытывал ли его вообще хоть когда-нибудь. Ведь это побочный эффект силы, у сильных людей нет необходимости в такого рода низменных инстинктах. Сатору всегда гордился собой за то, что никогда не позволял страху или панике овладеть его телом, за то, что, как казалось, никогда не собирался испытывать подобное.
Но когда он видит, что из бока Гето течёт кровь, он как никогда близок к этому.
— Сугуру!
Сатору в панике. Он торопливо делает шаг в сторону Гето, но тот, зажав одной рукой бок, смотрит на него со… злостью в глазах. В них совершенно точно злость. И ненависть.
— Отъебись
от меня, — стиснув зубы, цедит Гето.
У Сатору душа уходит в пятки. Он застывает. Гето смотрит на него так, как будто хочет вцепиться руками в его шею и увидеть, как льётся кровь, как будто он
обвиняет его; Сатору застывает под тяжестью этого взгляда, не понимая, что сказать или сделать.
— Сугуру, — нерешительно произносит Сатору, — дай мне помочь тебе.
Гето не сводит с него разъярённых глаз. Секунда, две, непонятно, сколько времени проходит, прежде чем Сатору отчётливо видит, как в глазах Гето гаснет осознанность, а потом он шатается, теряет равновесие и…
Сатору бросается к нему. Гето падает, всем весом наваливаясь на его плечо.
— Вот дерьмо, — с трудом удержавшись на ногах, шипит Сатору. Гето тяжелее, чем он думал. Его бессознательное, обмякшее тело тянет их обоих вниз. Сатору кладёт обе руки на плечи Гето и, убедившись, что кожа на ране не расходится дальше, опускает его на пол так быстро, как только может.
И когда Сатору убирает руки от прислонённого к стене коридора Гето, они оказываются красными.
— О боже, — шепчет Сатору. — Боже. Дело дрянь.
Крови очень много.
Блядь. Блядь, что это вообще было? Он лихорадочно пытается вспомнить:
откуда шла атака? Это была не техника? Он не ощутил приближение проклятой энергии, но, каким-то шестым чувством уловив надвигающуюся опасность, успел активировать Бесконечность, чтобы прикрыть себя, и он мог бы, мог бы дотянуться до Гето и защитить их обоих. Если бы он только вовремя понял…
Сатору поворачивает голову и смотрит в сторону.
Женщина исчезла.
Её нет. А там, в другом конце коридора, стоит неподвижная фигура.
Фигура, похожая на человека.
Но у этого существа нет лица. Нет ни глаз, ни рта, ни волос. Но у него есть руки и ноги, безжизненные, как у манекена, вместо одежды тело целиком покрыто слоем серого пепла, словно оно побывало на месте лесного пожара и с трудом смогло выбраться оттуда.
По спине Сатору пробегает холодок.
Вот это, доходит до него,
и есть проклятие особого уровня.
— Блядь, — повторяет он и снова и снова, — блядь, блядь, — и в отчаянии смотрит на истекающего кровью на полу Гето. Гето, который сейчас не в состоянии убежать, не говоря уже о том, чтобы защитить себя; да и вообще, есть немаленькая такая вероятность, что та женщина вернётся сюда и нападёт на него, пока Сатору не видит.
Сатору торопливо поднимается и…
Особый уровень оказывается прямо перед ним.
Меньше, чем в полуметре. Стоит неподвижно, его безликая фигура заслоняет всё вокруг.
Это проклятие высокое, почти на две головы выше самого Сатору. Сатору быстро берёт себя в руки и не позволяет себе ни вздрогнуть, ни побледнеть, потому что это не первый раз, когда его застают врасплох вот так, тихо и стремительно, как будто собираются учинить мгновенную расправу.
Вернув самообладание, Сатору упирается ногами в пол и не двигается.
Тело фигуры начинает меняться.
Пепел с туловища осыпается, уступая место чему-то чёрному, чему-то сделанному из ткани.
Это костюм, в какой-то момент догадывается Сатору. На лице проклятия проявляются человеческие черты: нос, рот, прищуренные глаза. Зачёсанные назад седые волосы достигают нижней части шеи.
И через всё лицо проходит трещина.
Эта трещина, напоминающая древесные корни, тянется по диагонали от лба до подбородка. Она похожа на вывернутые ветки, на то, как трескается засохший бетон. Она похожа на разлом.
Сатору пытается сосредоточиться и проанализировать то, что видит, холодной головой. Потому что он должен знать, из какого страха родилось это проклятие.
— Шестиглазый, — произносит проклятие. Его рот испещрён шрамами, разорван на части, и Сатору может поклясться, что слышит треск кожи, когда губы растягиваются в улыбке или когда проклятие разводит руки шире. Даже голос его звучит шершаво, как будто проводят наждачкой. — Очень приятно.
Сатору смотрит на него с ненавистью.
Блядь. Он никогда раньше не сталкивался с проклятием, подобным этому, и дело не только в огромном количестве проклятой энергии, которой оно обладает, но и в том, как оно возвышается над ним — с лёгкой улыбкой на лице, как будто всё это всего лишь шоу. Противостоять проклятию, способному смотреть сверху вниз благодаря своему росту, трудно, но ещё труднее, когда оно выглядит так, словно происходящее вокруг его неимоверно веселит.
Но Сатору и сам по праву рождения является природной силой. Когда он делает шаг вперёд, проклятие притворяется, что отступает.
— Не двигайся, — предупреждает его Сатору.
— Ого, — с восторгом выкрикивает проклятие. — Только посмотри на свою мордашку. Какой серьёзный. Чересчур серьёзный.
— Кто ты такой? — пропустив мимо ушей издёвку, говорит Сатору.
Проклятие улыбается ему. В нём есть что-то изломанное, злонамеренное — изъян, подчёркивающий дьявольскую асимметрию его лица так, что на него становится страшно смотреть.
— Моё имя, — говорит оно, —
Джишин.
Землетрясение.
Так вот что послужило причиной появления этого проклятия особого уровня. Ненависть людей к землетрясениям.
— Эй, я здесь не для того, чтобы драться, — говорит проклятие —
Джишин. Шутливо поднимает обе руки, будто сдаётся, и ехидно скалит зубы. — Просто хочу поговорить. Провести переговоры, договориться, поставить тебя перед выбором и так далее и тому подобное. А всё почему? А только потому, что я очень великодушен, правильно. Здорово, не правда ли? В любом случае, сбежать ты отсюда не сможешь, Шестиглазый. Уверен, что ты это уже заметил.
И это так.
Это
действительно так. В суматохе, вызванной ранением Гето, в попытках удержать внимание на Джишине, чтобы тот чего-нибудь не выкинул, — Сатору всё-таки заметил формирующийся вокруг них барьер. Завеса, поставленная вокруг всего здания. Если раньше в окна проникал солнечный свет, то теперь всё за ними затянуто чёрным. Абсолютно всё снаружи стало на тон темнее.
Они пытаются удержать меня внутри.
И он даже не может сейчас сражаться. Он не может сейчас сражаться, думает Сатору, выставляя одну ногу перед телом Гето, чтобы закрыть его. Нет, чисто теоретически он запросто может выступить против этого пыльного, грязного, покрытого шрамами, катастрофично-дурацкого Особого уровня, но если он это сделает, то Гето станет его слабым местом, потому что сейчас он уязвим, он мгновенно окажется подставленным под удар.
— …Чего ты хочешь? — спрашивает Сатору.
Проклятие какое-то время просто смотрит на него, приподняв одну бровь. Пепел и пыль с его тела валятся хлопьями на пол; то, что раньше было пламенем, падает подобно снегу. Боже, само его присутствие навевает жуть; и как бы Сатору ни раздражала вся эта идиотская засада, этот дешёвый спектакль, его челюсть напрягается так сильно, что он испытывает боль.
— Какая жалость, — надувает губы проклятие. — Мне так грустно, что ты не выглядишь испуганным.
— А я должен? — хмурится Сатору.
— Ты не особо умный, — говорит Джишин, — если это не так.
В ответ Сатору лишь усмехается. Проклятие возвращает ему улыбку, без каких-либо резких движений, без намерения убить. Его глаза похожи на разлитую нефть, думает Сатору, а пальцы, несмотря на то, что выглядят старческими и дряхлыми, совсем не дрожат.
— Ну, отвертеться всё равно не получится, — ласково говорит Джишин и хлопает в ладони. Сатору напрягается. — Я здесь только для того, чтобы сказать тебе, Шестиглазый, что если ты пойдёшь со мной и оставишь
его здесь, — он кивком показывает на Гето, — мы сохраним ему жизнь.
Ух ты, ничего себе… Это предложение вызывает у Сатору смех.
— Что? — у Джишина хватает наглости выглядеть возмущённым. — Что в этом смешного?
— Какой же здесь выбор? — говорит Сатору. — Ты думаешь, что я идиот?
— Ты являешься моей целью, — Джишин небрежно пожимает плечами. У Сатору возникает смутное желание впечатать его в соседнее здание. — А на него мне в целом плевать. Если ты послушно пойдёшь со мной, то обещаю, что оставлю его в покое.
— Это как-то связано с наградой за мою голову? — спрашивает Сатору.
— Ну что ты такое говоришь? — улыбка Джишина слишком жизнерадостна, чтобы можно было оставаться спокойным при её виде. Проклятие приглашающе разводит руки — и во всех его движениях вроде бы присутствует лёгкость, которая Сатору очень не нравится, но в то же время есть что-то медленное и расчётливое, но всё равно энергичное. И его поганая улыбка просто омерзительна. — Только посмотри на свою мордашку. Серьёзно, не усложняй ситуацию. Могу заверить, что застрять здесь стало бы гораздо худшим ультиматумом, — самодовольная пауза. — Отличная сделка для твоего друга, разве нет?
Он не мой друг, чуть не вылетает у Сатору.
— Свали, — вместо этого говорит он. Поднимает обе руки перед собой, складывает пальцы. —
Обратная проклятая тех…
— Эй, стоп! — выкрикивает Джишин, с руками над головой отступая влево. В глазах мелькают отблески паники. — Не нужно всей этой агрессии. Я здесь не для того, чтобы сражаться с тобой, сказал же.
— Сколько вас здесь? — требовательно спрашивает Сатору. —
Отвечай.
Задрав подбородок, Джишин хитро смотрит на него сверху. И это выглядит настолько снисходительно и унизительно, что Сатору хочется врезать ему так, чтобы даже шрама не осталось.
Их должно быть больше двух. Это
точно, думает Сатору, иначе ловушка бы не сработала. Проклятия особого уровня, стоящего перед ним, и той женщины было бы недостаточно, учитывая барьер вокруг дома и удар, который достался Гето. Для последнего, похоже, даже проклятая энергия не использовалась.
—
Сколько? — продолжает настаивать Сатору.
Джишин тяжко вздыхает.
— Что ж, кажется, план А провалился, — он делает несколько шагов назад. По лицу медленно расползается улыбка. Этот ублюдок даже не замедляет шага, пока плавно идёт спиной вперёд, как будто в том, что Сатору собирается нанести удар, нет никакой опасности. И он даже
подмигивает ему. — Я не хочу пока сражаться. Ты просто прелесть, Шестиглазый.
После этого Сатору чувствует, как проклятая энергия Джишина постепенно рассеивается — тело проклятия готовится исчезнуть — и в следующую секунду ему глумливо отвешивают финальный поклон.
— Если передумаешь, подай сигнал. И я приду за тобой в любое время.
Когда он исчезает, раздаётся оглушительный хлопок. Воздух внезапно засасывает в пустое пространство, и Сатору невольно вздрагивает.
Проклятие испарилось.
Сатору продолжает пристально всматриваться в образовавшуюся перед ним пустоту, пробегает глазами по крошащимся стенам, по обломкам на полу и прилипшему к нему пеплу.
А потом смотрит на Гето.
Господи, думает Сатору, и к горлу подступает желчь,
он же истекает кровью. Гето весь в крови, весь мраморный пол в крови, и Сатору на мгновение охватывает отчаянное желание, чтобы здесь оказалась Сёко и помогла ему, потому что сам он пиздец как не готов к тому, чтобы справиться со всем этим в одиночку.
Сатору опускается на колени.
Раздумывать некогда, расставлять приоритеты — тоже, поэтому он просовывает руку между стеной и Гето и кладёт её под его грудью, неуклюже пытаясь не задеть глубокую рану на животе, а затем закидывает руку Гето себе на плечи и поднимает его.
— Ну ты и тяжеленный, — выдыхает Сатору.
Где-то здесь есть спальня. Он это помнит.
Спальня на этом этаже. Чтобы добраться до неё, Сатору приходится преодолеть весь коридор. Подойдя к дверям, он пинком открывает их, а потом заходит внутрь и тащит Гето через всю комнату, чтобы как можно аккуратнее опустить его на кровать.
— Вот дерьмо, — шепчет он, глядя на живот Гето.
А там всё выглядит просто
ужасно. Господи, сколько же тут крови. Рана открытая, но всё равно непонятно, что именно пронзило бок Гето, чтобы Сатору мог попробовать остановить кровь. И только когда его собственное дыхание постепенно выравнивается, паника медленно спадает; Сатору перебирает в памяти события, пытаясь вспомнить, что именно прилетело по Гето, но у него не получается. Единственное — что это сделал не Особый уровень. Но ведь кроме него и того мстительного духа Сатору не чувствовал присутствия никого другого. Что это была за техника? Это что-то, что может поразить цель на расстоянии, что-то, что действует быстро, без предупреждения, что-то, что способно проделать дыру прямо в плоти и, возможно, повредить кость…
— Прекрати, — говорит себе Сатору и пытается вернуть самообладание, пытается не накручивать себя ещё сильнее. — Мне нужно…
В первую очередь он должен позаботиться о Гето.
Бинты. Дезинфицирующее средство.
Они сейчас в доме, и это очень богатый дом. В спальне должно быть хоть что-нибудь.
Сатору роется в каких-то ящиках. Идеальный порядок действует на нервы. Кровать, шкаф, столики, смежная с комнатой ванная, большие окна… Уходит довольно времени, чтобы найти то, что ему нужно, — всё из-за дурацких безделушек на всех поверхностях — но в конце-концов Сатору это удаётся. Аптечка и полотенце. Он бежит в ванную, мочит полотенце и возвращается к кровати.
Гето всё так же в отключке. Он немного хмурится, но, по крайней мере, дышит ровно.
— Блин, — морщится Сатору. — Ты меня убьёшь, когда очнёшься, да?
На всё это нет време…
Сатору садится на матрас. Делает глубокий вдох, пытаясь подавить нарастающее в животе волнение, и начинает расстёгивать форму Гето.
Тот никак не реагирует. Лежит неподвижно, повернув голову набок.
— Отлично, — бормочет Сатору. — Не приходи в себя ещё чуть-чуть, ладно?
Расстёгивает все пуговицы. Справляется с этим быстро, а затем распахивает форменную куртку — максимально осторожно, чтобы не потревожить Гето, — и обнажает надетую под ней простую белую рубашку. Чёрт, на ней точно потом останутся пятна. Сатору задирает рубашку на накачанном теле Гето и смотрит на рану.
— Вот дерьмо, — его начинает подташнивать. — Тут всё плохо.
На животе дыра размером с его большой палец. Может, даже немного больше.
Могло бы быть и хуже, говорит себе Сатору. Не похоже, что задеты жизненно важные органы или сломаны рёбра, так? Ведь в таком случае было бы больше крови? Твою мать, он не сраный врач.
Могло бы быть и хуже.
Сатору прижимает полотенце к ране и начинает её промывать.
Боже, он же совсем ничего не смыслит в медицине.
Я всё делаю очень хуёво, понимает Сатору, оттирая кожу. Кровь вытекает с какой-то немыслимой скоростью, она уже пропитала одежду и простыни. Превратилась в багровое пятно, тёплое на ощупь и пахнущее железом. Ткань под ними насквозь промокла и окрасилась в красный. Но он ничего с этим не может поделать, потому что, сюрприз, Гето вот-вот умрёт, поэтому Сатору матерится и хватает бинты, чтобы перевязать тело своего одноклассника.
Руки его не слушаются, хотя и не дрожат.
Получилось как попало, думает Сатору, наложив несколько слоёв,
но это должно предотвратить дальнейшую потерю крови. Придётся обойтись этим.
Сатору вздыхает.
Опирается одной ладонью на кровать, втягивает в лёгкие побольше воздуха. Адреналин притупляет боль в руках, но чудовищная головная боль и не внушающее доверия чувство тошноты изматывают его. Сатору валится спиной на матрас, бесцеремонно устраиваясь рядом с Гето.
Ладно.
Это полный отстой.
— Это полный отстой, — озвучивает свои мысли вслух Сатору. Прикрывает очки обеими руками, делает глубокий вдох и пытается с выдохом отпустить всю панику и тревогу, которые скопились внутри. Ткань балдахина перед ним колышется слабыми волнами, беспорядочно пропуская свет.
Итак. Их здесь удерживают проклятия.
Но сколько это продлится?
Думай, думай. Сатору берёт себя в руки, фокусирует взгляд на тонких занавесках, устанавливая якорь, и пытается собрать в кучу всю имеющуюся в наличии информацию. Так. В принципе, всё, что у него есть, это:
1. Они в ловушке, которая была спланирована.
2. Целью проклятий является только он. Предположительно.
3. Проклятий как минимум двое. Возможно, больше. Четверо? Помимо чудаковатого Особого уровня и мстительного проклятого духа, должны быть и другие.
4. Никто в школе не заподозрит, что с ними что-то случилось, до позднего вечера. Вероятно, на поиски отправятся завтра утром. Во всяком случае, Сатору нужно будет продержаться до этого времени.
5. Завеса опущена вокруг всего здания целиком, небо за окном выглядит так, будто смотришь на него через затемнённую линзу. Скорее всего, это барьер, который явно не даст Сатору выбраться отсюда.
Интересно, Гето это тоже касается?
Сатору хмурит брови. Было бы логичнее, если бы проклятия держали их в каком-нибудь заброшенном, полуразрушенном месте. Но не в этом претенциозном доме. Это довольно гостеприимно, но, наверное, откровенно тупо.
Что эти проклятия пытаются сделать? Истощить их? Заморить голодом? Но завтра сюда придут их искать. Оттягивают момент? Почему бы не атаковать, пока Гето вне игры? Честно говоря, Сатору не уверен, какой среднестатистический балл IQ у проклятия особого уровня, но оно точно должно обладать разумом, иначе это просто безрассудная попытка… Чего? Они ждут, когда Гето умрёт от потери крови и одним препятствием станет меньше? Этого никогда не произойдёт. Нет. Ни в коем случае. Сатору заставит своего одноклассника, этого раздражающего, заносчивого придурка, прийти в себя и полностью исцелиться, а потом…
А потом Гето сможет просто уйти.
Сатору моргает.
Да. Точно. Именно так. Это самый благоприятный ход событий. Сатору не мог тогда оставить Гето одного и пойти с этими жуткими проклятиями (а после этого победить их, потому что
а как иначе?), даже не потому, что проклятия не сдержали бы своего слова, а потому что Гето не смог бы самостоятельно вернуться домой. Никто не пришёл бы ему на помощь. Никто ещё не знает, в какой серьёзной опасности они находятся.
Но Гето не является их целью. Если дело дойдёт до сражения, то он может просто уйти.
Это хорошо, решительно думает Сатору. Это очень хорошо.
Смотрит на Гето, чьи глаза по-прежнему закрыты, только складка между бровями стала чуть глубже. Голова повёрнута набок, выбившиеся из пучка влажные от пота волосы разметались по лицу.
Сатору наблюдает.
А потом вспоминает:
ты закрыл меня собой.
Ты сделал это, сделал же? Несмотря на все неприятные вещи, которые Гето ему говорил, именно он закрыл собой Сатору. Закрыл своим телом. В тот момент, когда никто из них не знал, что делать, Гето шагнул навстречу неминуемой опасности; и, несмотря на всё, через что им пришлось пройти после, Сатору вдруг чувствует необъяснимую злость.
Как будто ты хоть когда-нибудь хотел, чтобы я был рядом, думает он.
Как будто ты хоть когда-нибудь прилагал усилия для этого.
Какой в этом был смысл?
Сатору аккуратно, сантиметр за сантиметром, пододвигается по матрасу ближе к Гето.
Осторожно, как будто перед ним что-то хрупкое, Сатору касается его волос. Невесомо пропускает между пальцами пряди.
А потом, пока Гето всё так же не двигается, медленно подносит руку к пучку и стягивает с него резинку для волос.
Одно плавное движение — и волосы Гето легко поддаются, чёрные пряди волнами рассыпаются по простыне. Сатору, у которого в груди что-то странно покалывает, никогда раньше не видел Гето с распущенными волосами. Они никогда не были достаточно близки для этого, никогда не проводили достаточно времени вместе. Сатору никогда не доводилось видеть, как спутанные волосы Гето беспорядочно липнут ко лбу, шее, щекам. Как подчёркивают острую линию подбородка.
Почему, думает Сатору, и это вопрос, который он никогда не задаст,
ты так поступил?
И тут Гето неожиданно открывает глаза.
Сатору едва успевает среагировать, прежде чем одна из рук Гето обхватывает его запястье, на котором натянута резинка, а другая взлетает вверх и вцепляется в его шею.
Сатору чуть не задыхается. Он тянет Гето за руку, которая держит его за шею, в попытке вырваться, но, хотя пальцы на горле не причиняют боли, Гето давит так сильно, что Сатору вздрагивает, а затем застывает.
Гето не сводит с него глаз. Мрачный, со сдвинутыми к переносице бровями, он часто и прерывисто дышит. На его лице безумное выражение, глаза застелены пеленой, как будто он не осознает, где находится и что творит.
Включи Бесконе…
— Эй, — неуверенно говорит Сатору. Всё ещё сжимая руку Гето, он пытается совладать со своим голосом, чтобы тот звучал твёрдо. — Сугуру.
Гето не отвечает. Его глаза до сих пор затуманены и не сфокусированы. Хватка на запястье просто железная, и Сатору иррационально боится, что, если он попытается пошевелиться, сдвинуться с места или начнёт сопротивляться, то Гето в таком состоянии его просто сломает.
— …Это всего лишь я, — говорит Сатору.
Зрачки у Гето немного расширены — от боли и паники. Он глядит на Сатору так, словно ищет что-то, в глазах отголоски безумия; и под этим фирменным неприятным взглядом Гето Сатору чувствует себя просто ужасно, будто его раздели до костей. Он говорит себе, что уже слишком стар, чтобы так позорно реагировать. Он чуть не попался.
— Что… — начинает Гето.
— С нами всё в порядке. С тобой тоже всё в порядке, — тараторит Сатору. — Просто мы, э-э, в небольшой ловушке. Но с нами всё в порядке, — Гето всё так же не двигается. Боже, у Сатору на шее точно останутся синяки, если сжать руку посильнее. — Я просто хотел расслабить твой пучок,
э-э, чтобы шея не болела, придурок, — объясняет он, стараясь звучать максимально обыденно. — Если можешь, мм… отцепись от меня.
Гето моргает.
В его глазах появляются проблески сознания. Помедлив, он ослабляет хватку, а потом полностью отпускает и запястье, и шею Сатору.
Сатору хватает достоинства, чтобы не закашляться. Он кладёт пальцы себе на шею, потирая места, где, скорее всего, остались отметины, и снова валится на матрас. Гето молчит, глядя на Сатору, и на его лице по-прежнему смешиваются растерянность, боль и, возможно, что-то ещё. А после он пытается повернуться к нему и корчится от боли.
— Ох.
— Не двигайся, — говорит Сатору, — а то потревожишь рану.
Гето издаёт еще один болезненный звук. Поворачивает немного голову, с усилием втягивая воздух, но его полуприкрытые глаза всё так же прикованы к Сатору. По затуманенному выражению его лица Сатору догадывается, что сознание Гето вновь ускользает и он вот-вот отключится против своей воли. Кажется, он даже не осознаёт, что происходит. И спрашивать сил тоже нет. Молчание между ними затягивается, оно становится всё более и более гнетущим, до тех пор пока Сатору не начинает себя чувствовать совсем неуютно и не открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, чтобы снять повисшее напряжение.
Но, увы, вести себя у постели больного он умеет примерно так же, как ведёт себя падальщик на поле боя. И поскольку
спасибо звучит так, как будто он хотел, чтобы всё это произошло, а сказать
прости не позволяет гордость, Сатору лежит как воды в рот набрал, но потом всё же собирается с мыслями и говорит Гето:
— Тебе не следовало идти вместе со мной.
Уставившись на него, Гето медленно моргает.
Сатору ждёт, что сейчас в него полетят оскорбления. Ждёт вспышку гнева. Но всё, что, к его ужасу, делает Гето, это издаёт негромкий звук, похожий на смех.
А потом что-то неразборчиво говорит. Вероятно, что-то типа
и это твоя благодарность, придурок, но его голос настолько тихий и невнятный, что разобрать не получается. Сатору неуверенно пытается подобраться к нему поближе, но глаза Гето резко закрываются, а рот, наоборот, приоткрывается — и в следующую секунду он вновь теряет сознание.
Сатору смотрит.
На то, как, постепенно замедляясь, поднимается и опускается грудь Гето. На вытянутые вдоль тела руки. На живот, где бинты пропитались уже подсохшей кровью, но всё равно продолжают выполнять свою функцию.
Сатору смотрит — и внезапно чувствует навалившуюся на него усталость.
Мне нужно немного поспать, вяло думает он. Всего несколько минуточек, чтобы дать глазам отдых. После всего пережитого на него закономерно обрушились напряжение и усталость. И раз проклятия всё равно не собираются сейчас нападать, может быть, он может просто…
Со стороны двери раздаётся какой-то шуршание.
Сатору чуть не подпрыгивает на месте. Застигнутый врасплох, он быстро садится на кровати.
В дверях стоит маленькое проклятие. Оно похоже на лягушку, такое же зелёное и склизкое. Маленькими ручками держится за наличник. Оно смотрит на него большими круглыми глазами — почти бесцветными.
Проклятие низкого уровня.
— …Ха, — недоумённо смеётся Сатору. — Значит, вот как он хочет играть.
-----
Он изгоняет его.
Быстро и легко. Всего одно движение запястьем — и его больше нет.
Сатору бросает взгляд на висящие на стене часы.
Без пяти шесть. Но ни одна из стрелок не двигается: ни часовая, ни минутная, ни даже тонюсенькая секундная. Здесь нет ничего, по чему можно было бы определить время.
Но всё в порядке. В течение следующих двенадцати часов Яга отправится на их поиски.
А потом — так незаметно и плавно, что он едва успевает вовремя увернуться, — с потолка вниз головой падает ещё одно низкоуровневое проклятие с улыбкой на лице.
-----
Охуевший Особый уровень.
Он был не один. Их было даже не двое.
Ублюдок запустил в дом
бесчисленное количество проклятий. Джишин и его приспешники, эти мерзавцы, натравили на него целую свору. В основном они низкоуровневые. У некоторых четвёртый уровень, у некоторых третий или полувторой. Сатору даже смог обнаружить одного, которого можно было отнести к полноценному второму уровню. Это, конечно, классно, круто и так далее, ведь он достаточно силён, чтобы справиться с ними со всеми, но всякий раз, когда он заканчивает с одним, появляется другой.
Всё здание кишит проклятиями. Они слетаются к нему, как мухи к куску мяса. Проникают в спальню через двери, стены, скрытые щели. Сатору приходится постоянно отбиваться, не подпуская ни одного из них к Гето, и это выбешивает его так сильно, что он готов сжечь здесь всё к чертям.
Так вот чего он хочет, осознаёт Сатору.
Измотать меня.
Пусть так. Неважно. За спиной вновь раздаётся беспорядочный топот ног по полу. Сатору потирает руки и разворачивается на сто восемьдесят градусов.
-----
Спустя час после того, как они оказались в ловушке, Сатору отбился от семерых.
-----
Спустя три часа их стало двадцать.
-----
Шесть часов: тридцать пять.
-----
И вдруг неожиданно отключается электричество.
На десятом часу освещение в комнате и за её пределами перестаёт работать. Как по щелчку.
К этому времени Сатору изгнал почти пятьдесят проклятий. Следует признать, что это сказалось на его выносливости не лучшим образом. Дело не в отключении света или самом процессе изгнания. Всё из-за того, что ему приходится постоянно быть на ногах и быть настороже. И из-за
этого, считает Сатору, ему не хватает воздуха, глаза болят, а тело становится неповоротливым. Ему бы съесть что-нибудь сладкое, чтобы заставить мозг работать.
Но Гето по-прежнему без сознания.
Гето по-прежнему без сознания. Сатору несколько раз менял ему повязки, и каждый раз края раны становились краснее, оставляя всё более пугающие следы на бинтах, но, по крайней мере, температура у него стабильная. И лицо нормального цвета. Разумеется, Сатору знает, как ухаживать за пациентом, не так хорошо, как среднестатистический человек, но Гето, как минимум, жив.
Пока что придётся обойтись этим, думает Сатору.
А когда он очнётся, я расскажу ему обо всём, и пусть он решает, что делать дальше: уходить, или ждать, или перебраться в другое место. Когда он очнётся.
-----
Все двадцать часов после того, как они попали в ловушку, Сатору не спит.
Прислонившись к прикроватной тумбочке, он наблюдает за входом в комнату. На коже блестят капельки пота, вены горят от выброса адреналина. Сатору судорожно пытается вдохнуть хоть немного воздуха, чтобы продержаться ещё.
Сколько проклятий он убил, шестьдесят? Семьдесят? Слава богу, со временем их становилось всё меньше, и он сбился со счёта. Но Сатору не спит. А когда прикрывает глаза, то понимает, что его выносливость уменьшается с каждой минутой, а запас сил стремительно иссякает.
Прикрыв рукой рот, кашляет так, что чуть не выплёвывает лёгкие.
Сатору устал.
Он устал, и он совсем один.
В коридоре появляется ещё одно проклятие четвёртого уровня, Сатору чувствует его присутствие. Чувствует ещё до того, как видит. Так что Сатору отмахивается от усталости и выходит из комнаты в кромешную тьму холодного коридора. Этот дом превратился в эталонный город-призрак, пустынное обиталище духов и душ. Сатору поднимает руку и посылает волну энергии направо от себя; он даже не оборачивается на звук взрыва, но понимает, что теперь, когда проклятие и его кровь размазаны по расписным стенам этого шикарного дома, его воспалённые глаза видят всё как в замедленной съёмке
Разделываясь с этими тварями, я разрушаю грёбаный дом. Когда-то целая отделка потрескалась по краям. Под отошедшими деревянными панелями кое-где стали проглядываться стены.
Шатаясь, Сатору направляется обратно в комнату и прислоняется к дверному косяку. У него такое чувство, словно он, как какой-нибудь задыхающийся спринтер, пересекает финишную черту, ноги его почти не держат… Сатору делает глубокий вдох. Подносит руку ко лбу и трёт там, где зарождается мигрень.
Тела.
Он должен ещё похоронить тела.
Они до сих пор там, где Сатору их оставил. Стоят на коленях, с зашитыми внутренностями, без кожи. Он не может добраться до сих из-за всех этих проклятий повсюду; и если бы у Сатору была привычка быть более честным, то он бы признал, что не может справиться с этим в одиночку. Не может, не может, не может, но он должен, не правда ли? Он чувствует себя бесполезной лужей на полу, которую нужно вытереть.
Почему, лихорадочно, почти в бреду думает он,
почему всё не может быть хорошо, почему я просто не могу выполнить свою чёртову работу?
Тик.
…Сатору замирает.
Звук больше не повторяется. Сатору стоит неподвижно, как будто он какая-то статуя, но в коридоре тихо. До ужаса тихо.
Он поднимает глаза.
И не видит почти ничего. Тьма вокруг непроглядная, как на дне океана. Но ему всё-таки удаётся разглядеть очертания чего-то, висящего на стене перед ним, в середине коридора. Круглые часы.
Так вот откуда я слышал тот звук, думает Сатору. Но разве часы не были сломаны, когда он в последний раз на них смотрел? Они всё так же показывают без пяти шесть, но если подумать… да, он не обращал на них внимания последние несколько часов, но ведь ему же не померещился тот звук? Тиканье.
…Секундная стрелка сдвинулась?
Сатору смотрит на неё и моргает.
Люди всегда, говорил Яга,
исчезают группами…
…их тела состарены…
…состаренные версии самих себя. Причём прилично состаренные.
Секундная стрелка сдвинулась.
— …О боже, — на Сатору снисходит озарение. По спине мгновенно бежит холодок. — Боже.
И тут, в самый неподходящий момент, он чувствует, что вот-вот потеряет сознание.
Всё его тело сейчас как натянутая струна. Сатору не чувствует кончиков пальцев, не чувствует вообще ничего, кроме онемевших ног, сознание уплывает.
Да, я переусердствовал, но здесь проклятия,
они повсюду, они скрываются в каждом углу этой адской скотобойни, и ещё здесь Гето, Гето ранен, поэтому Сатору придётся делать всё это, даже если он совсем один, потому что…
Не удержавшись на ватных ногах, Сатору падает.
И мир вокруг него погружается во тьму.
Он никогда не признается. Ведь в нём слишком много гордости и упрямства, чтобы признать это. Но в тот момент Сатору так устал, что упустил из виду, что его одноклассник, стоящий позади, неслышно проснулся несколько минут назад.
Он так устал, что едва ли сможет вспомнить, как его подхватила пара тёплых рук, не давая упасть. И голос возле уха — мягкий и тихий, далёкий, как давно приснившийся сон, но всё равно такой узнаваемый. Голос, зовущий его.
