Сублимация.

Узкий коридор. Запах дорогой жизни. Белый потолок, стены, пол. Сверху свисали громоздкие люстры, от стекол которых везде отображались солнечные зайчики. Изумрудная дорожка под ботинками. Холод мраморной плитки ощущался спиной. Запах дорогой жизни. Нет, это было не от посещения люксового отеля. Рыжие волосы, что распространяли легкий шлейф ванили с табаком. Чужие губы на смуглой шее. Тепло контрастирующее с холодом по спине. Мурашки бегали по всему телу, затрагивая каждый нерв. Ладонь непроизвольно зарывалась в яркую копну волос, позволяя брать вверх над своим телом и желаниями. Может Альберих и проиграл два первых состязания....Плевать, возражать не было сил и желания. Сейчас, под ласками Тартальи, весь мир уходил на задний план. Влажный язык рисовал на шее, ключицах, плечах непонятные символы, оставляя за собой красные следы и мимолётную боль. Боль — это то, что делает тебя живым. Когда тебе больно в детстве родители подуют на ранку и все пройдет. Кэйа хотел, чтобы на его теле остались синие, фиолетовые, красные пятна, следы, синяки от рук и ладоней, шрамы от укусов. Он хотел помнить, что был с ним, что они провели ночь вместе. Ноги предательски подгибались. Каждое касание пальцев отражалось неимоверной реакцией по всему телу. Холодная стенка с обоями под спиной. Ночные огни города придавали большей интимности всему происходящему. Воздуха катастрофически не хватало. Жилистые ладони слегка давили на шею, совершенно не давая отдышаться. Черная водолазка летит на пол, красный пиджак её прекрасно дополняет. Бесконечное множество веснушек словно звёзды в космосе. В глазах с каждой секундой все больше темнеет. Ещё мгновение и ты вот-вот потеряешь сознание, упадешь в самый пик, не дождавшись развязки, окончательно принимая поражение. Губы неприятно щиплет. Холодная простыня под спиной и мягкая подушка. Темнота.... Он боялся темноты. Когда погружаешься в хрустальную тишину и бесконечный черный, то первая мысль в голове будет - "Я умер?" Здоровый человек не так часто задаётся этим вопросом. Прожив жизнь, так же как и Кэйа, будешь задавать вопрос - "Почему я не умер?", каждый раз как будешь засыпать и погружаться в этот черный мир. Сначала пьешь бутылку вина в праздники, потом выпиваешь с компанией после трудной недели, каждая неделя становится трудной, а потом тебе становится плевать. Засыпаешь пьяный, просыпаешься пьяный, пьешь до потери сознания, в очередной раз тебя увозят на скорой под веществами или с алкогольным отравлением. И каждый раз, погружаясь в темноту, он задает вопрос - "Почему я ещё не умер?" Синие волосы на шелковой простыне, словно акварельные разводы. Через полу затянутые жалюзи просачиваются лучи уходящего в закат солнца. На коже виднелись грубые фиолетовые пятна, синяки на шее и запястьях. Он хотел, чтобы осталась боль, чтобы остались воспоминания. Солнечные блики играли на лице, заставляя постоянно крутится из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от надоедливого солнца. Вторая сторона кровати пустая, прохлада шёлка чувствовалась кончиками пальцев. Стоп. От резкого подъёма закружилась голова. Свет неприятно ударил по глазам, заставляя жмуриться. Разбитая¹ вдребезги кровать. Кэйа остался один и лишь лёгкий шлейф ванили с вишней оставил призрачное присутствие рыжего. Ноющая боль по всему телу и противное послевкусие во рту, мешавшееся с металлом. Со вчерашнего дня запомнилось все до мелочей. Веснушки на плечах. Холодные ладони, холодная плитка под спиной. Запекшаяся кровь на губах. Зеленый свет и белая дорожка в красном. Вещи были разбросаны по всему номеру. Кожанка возле двери, водолазка вблизи кровати, штаны на месте. Странное чувство. Холод плитки под ногами. Дежавю. Холодный душ смывал все. Все прошлое и настоящее. Все мысли, страхи и сомнения. Душ смывал все, кроме воспоминаний об этой ночи. Переломный момент в жизни каждого чаще всего происходит в подростковом возрасте. Взросление - момент когда ломается что-то важнее костей. Но если жизнь уже и так похожа на одну вечную ломаную линию. Каждое звено - отдельный период, что уходит из памяти под марафонами². Каждая точка превращается в новую линию. Когда ставишь точку, то начинаешь думать, что все станет хорошо и твоя жизнь наладиться. Начинается белая полоса. Но потом сам рисует себе белую полосу карточкой по столу, на утро выпрямляя купюру утюжком для волос. В этот раз белая полоса сменилась на рыжую. И пока он свято верит, что все будет хорошо и это будет точно конечная точка. Маленькие капельки с лёгким голубым оттенком стекают по спине. Мокрые синие волосы были завязаны в пучок. Вызывая такси на последние 10% телефона остаётся только быстро озираться по совершенно незнакомому пространству, пытаясь найти хаотично разбросанные вещи. Запах ванили и табака впитался в ткань. Приторно, аж до тошноты. Глубокие синяки под глазами создавали вид, что синеволосый работает дальнобойщиком и только вернулся с рейса хотя на деле был просто сбит фурой от компании "Аякс". Когда ты стоишь перед выходом из самого сладкого сна, то замечаешь одну деталь, что не поддается объяснению. "В постели ты 10/10. Вырубаешься как только голова касается подушки крутишься всю ночь и стягиваешь одеяло. Я в восторге. Обязательно повторим" Уже сидя в такси в голове Кэйи постепенно складывался пазл, что дополняла записка на выходе из номера. Счёт 2:0 в пользу рыжего ублюдка. Он не переспал с ним, а значит ещё отыграется ведь это далеко не последняя их встреча. Счёт времени был потерян уже давно. Кэйа не помнил, да и не считал, сколько дней прошло с последней встречи с новым знакомым. Он не будет себе врать, что не искал его в толпе глазами в очередной выходной в клубе, что не пытался найти его страницу в какой-нибудь социальной сети. Он искал встречи с ним. Даже алкоголь перестал доставлять расслабление. Всё изменилось с их встречи. Все вокруг стали скучными или они просто не были похожи на него. Влюбился ли Кэйа после первого поцелуя? Конечно нет. Он что идиот? Крупные хлопья медленно падали на землю. Первый снег в этом году. Холод обжигал кожу, от чего оставались трещины. Холод...Альберих мечтал быть похожим на него. Летние цветы в глубине сердца покрывались корочкой льда, но когда-нибудь там расцветут подснежники. Это был самый обычный день, не предвещающий никаких перемен. Он медленно шел с университета домой. Глухое одиночество. Он ненавидел быть один всем сердцем и душой, но и быть с кем-то слишком тяжело, поэтому первый вариант не так и плох, да и тем более у него есть обезбол, огромная доза обезбола. Полюбите одиночество и ваша жизнь наладиться - красивая обертка страшной конфеты со вкусом психотерапии. Когда он будет здоров, то будет не так интересен, не такой безбашенный и харизматичный. Вернется инстинкт самосохранения, значит он больше не будет в центре внимания когда словит белку. Он не хотел быть здоровым. Город постепенно погружался в сон. Медленно зажигались все вывески и фонари. В это время просыпается другая сторона. Темная сторона безбашенных тусовок, разврата и алкоголя. Но не сегодня. Сегодня он придет домой, выпьет таблетки с коньяком и перестанет отличать свет от тьмы, реальность от фантазии. От саморазрушения мы переходим к самосовершенствованию, но это явно не про него. От саморазрушения он перейдет к разложению в гробу. Горбатого могила исправит. Все звуки постепенно отходят на второй план, растворяясь лишь в звуке тормозов недалеко от парня. — Куда идёшь, красавица? голос тонул в шуме машин и электричек, обрываясь на полуслове и разлетаясь в черепной коробке фрагментами. — Иди нахуй — в такие моменты Кэйа чувствовал себя льдом, невероятно холодным и обжигающим таким, каким и хотел стать, но свет прожектора быстро угасает, а ширма закрывает сцену от зрителей. — Кис, ну давай познакомимся, сходим на свидание — до боли в груди знакомые слова и манера общения, шутливость и саркастичность. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Ты двух слов понять не можешь? Я тебе уже сказал... — Не стоило оборачиваться. Он поймет это позже, но тогда это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Рыжий. Это все, что Кэйа различает в ярком свете фар. Взгляд голубых глаз смотрящий точно на него. Наглая улыбка на губах. Конченая улыбка всё-таки лишняя. Голубоволосый лишь сильнее кутается в пальто. В такие моменты можно подумать, что это бестолковый сон и все нереально, через пару часов он проснется, а в душе будет неприятный осадок. Пусть даже это сон, то просыпаться он не хочет. Хлопок двери машины словно отрывает от внешнего мира. Ваниль и табак. Запах кружит голову, все как тогда. В первую очередь в обзор разноцветных глаз бросается потрёпанность рыжего. Темные круги под глазами, что виднелись в темноте. Он явно был не после ночи в клубе, слишком просто одет. В машине было тепло и уютно. Кожаный салон и притягательный попутчик, до того момента пока откроет свой рот. — Как-то ты быстро согласился познакомиться, я думал дольше будешь ломаться — в определенные моменты казалось, что он говорит серьезно, но потом начинает доходить и ты ненавидишь сарказм. — Ты просто даун мне, тебя жалко стало — демонстративно закатив глаза и закинув ногу на ногу сказал Кей. Надо было вообще уйти. Он бы не ушел прекрасно это понимает. Отказываться от наркотиков, когда есть возможность употребить - тяжело, а от рыжих волос ещё сложнее. Он сам не понимал зачем сел в эту машину. Зачем растоптал свою гордость. К чему все эти бессмысленные разговоры? Все совсем так, как и в первую ночь. Странное дежавю, от которого скручивает весь низ живота и суставы. Ему было плевать, но при этом он трезвый и в чужой машине, наплевав на самого себя. Плевать, просто раздевайся уже. Я не хочу обсуждать с тобой свои детские травмы, вспоминать глупые подростковые истории, бывших, что будет после смерти, любимый алкоголь и сигареты, слушая твои глупые плейлисты. Не пытайся занять наше время, выдавая псевдофилосовские попытки завернуть бред в обертку витиеватых и заумных фраз, пытаясь псевдонаучными изреканиями проникнуть глубже в тему, которая на самом деле по уровню напоминает дождевую лужу, давай не будем делать вид, что это несёт огромный смысл. Просто снимай одежду. Я не люблю когда мне лезут в душу, а ты лишь удобный вариант не оставаться одному. Время утекало сквозь пальцы опущенных рук. Они оба отлично играли и делали вид, что между ними ничего не было и словно это первое свидание. Было бы неловко, если бы не вся наигранность всей ситуации, но они явно не из тех кому знакома неловкость. Случайные прикосновения. Как их расценивать? Рассвет постепенно пробивался сквозь высокие здания. Кэйа даже освоился в машине. Закинул ноги на бардачок. Стал включать свою музыку. За эту ночь он понял насколько они с рыжим похожи, пусть он и знает только поверхностно. Чайлд был на год младше, учился на иностранных языках. Впрочем, ничем не отличался от обычных людей. Богатые родители для Кэйи не были чем-то особенным, он сам вырос в семье где денег всегда было достаточно. Он же не лез к нему в душу? Нет. Но все казалось неправильным. Может, потому что их встреча с самого начала была такой? Словно сбой в матрице или сон. Он не верил в судьбу, но такие случайности заставили сомневаться, а с другой стороны все казалось бредовым и поломанным, словно нарушенная перспектива в картине. Машина останавливается на знакомом районе. Пора домой. Аякс что-то бормотал, рассматривая черты лица напротив. Гетерохромия. Он не заметил этого в первую встречу. Один голубой, другой карий. Это так завораживающее странно. — Ну и? Долго ты ломаться будешь? — Вопросы прозвучали резко, перебивая монолог рыжего. А чего стесняться? Они чуть не переспали, пора говорить прямо. Кэйа не даёт вставить и слова. Он наклоняется все ближе, пока расстояние между ними не скручивается до пары сантиметров. Только попробуй сказать, что ты этого не хотел. Проводит кончиком языка по верхней губе. Может он и привык выдавать желаемое за действительное, но он точно знал, что рыжий хочет этого. Они одинаковые. Даже если не так, то ему было плевать каким он будет в синих глазах. Грязным, пошлым, наглым. Все мы животные вопрос лишь в том кто кого сожрёт. Долго ждать ответ не пришлось. Тарталья наматывает голубые волосы в кулак, от чего по машине разносится новый запах, перебивая привычный табачный. Он что, волосы стиральным порошком моет? Смуглые руки опускаются на чужие колени, чтобы создать какую-нибудь опору. Голова кружилась от нехватки кислорода и его присутствия рядом. Старые ранки ещё окончательно не сошли с губ, придавая остроту ощущений. Привкус металла. Становилось неимоверно жарко. Ещё немного и он начнет раздеваться. Руки, покрытые веснушками, тянуться к пуговицам расстегивая, а позже отрывая одну за другой. Духота. Дорожка поцелуев с отпечатками крови с губ. Ещё немного и он пропал. — В машине слишком мало места, но звать домой я тебя не буду. Теперь моя очередь ломаться. — Альберих быстро открывает двери, выходя из машины на улицу. Тянется на заднее сидение, облокачиваясь на передние сидения руками, доставая с задних сидений пальто. Полное непонимание читалось в синих глазах. Кей лишь приподнимает голову пальцем и целует в щеку. Сначала он думал, что все пропало и он отдаться ему в этой чертовой машине. Все же гордость, которой уже нет, превыше всего, нельзя проигрывать всухую. Голубоволосый машет ручкой и уходит в сторону подъезда. Чайлду остаётся лишь смотреть вслед силуэту. Все же их встреча была чем-то свыше. Счёт 2:1 разноглазый гандон скоро сравняет счёт. Они познакомились в странный период жизни. Если бы у Кэйи была бы опухоль, то он назвал бы её Тарталья. Бесконечная череда клубов, левых тусовок, алкоголя и наркотиков. Было плевать на того, кто вокруг и происходящее вокруг, главное, что рыжий рядом. Все знали - они вместе. Отношения ли это? Сложно сказать. Пока они вместе все - просто неинтересная масса. Альберих ненавидел оставаться один, а новый знакомый был надёжный вариант не быть одному, наверное. Но почему он всегда боялся разочаровать его? Стать неинтересным, показаться больным и последним мудаком. Мы всегда причиняем боль тем кого любим. Пока он свято верит, что не влюбился после первого поцелуя, он ведь не идиот, все происходящее просто попытка отвлечься. Свет красный или зеленый. Сейчас все равно. Больше не нужно ждать звоночек в голове. Кожаный диван черного цвета. Синие глаза и рыжие волосы сбоку. Все пространство сокращается до этого стола и дивана. Это их мир грязный, пошлый, пьяный. Картинка перед глазами плывет. Альберих лишь откидывается на спинку дивана. Чужой голос продолжает литься, казалось, отовсюду. В конце каждой бутылки лежит подарок в виде провалов в памяти. Сегодня не тот день. Пора сравнивать счёт. Иногда Кэйа завидовал выдержке рыжего, прям девушка солдата. Теплая рука ныряет под кофту. Чайлд останавливается на полуслове, а по телу прошел разряд словно от небольшого удара тока. У него всегда холодная кожа, словно мрамор, бессовестно испачканный мелкими брызгами краски. Ногти, покрытые черным лаком, царапают, оставляя слегка обжигающие полосы. Синеглазый все так же увлеченно поддерживает диалог. Реально девушка солдата. Кэйе было скучно, чертовски скучно. У него был совершенно другой круг общения: такие же отбитые и явными проблемами с зависимостями. Это был полностью его мир. Без розовых очков, лишь в эйфории и со всей серостью отходняков, которые он видел и не раз. Голубоволосый встаёт с дивана, убирая тёплую руку из под джинсовой куртки, почти идеально ровным шагом идёт в сторону бара. Первый алкоголь в его жизни появился в возрасте 14 лет, тогда он и научился ходить ровно, даже несмотря на всю плывучесть картины перед глазами. У всех есть слабое звено. Ревность. Ревность убивает любовь или любовь убивает ревность? Неважно в случае этих двоих - это особая перчинка. Их отношения полностью усыпаны перцем, но им мало надо, чтобы обжигало до появления язв. Стопка за стопкой. Мир вокруг лишь превращается в небрежную кашу. Он не смотрел сколько прошло времени, он бы просто не увидел. Во рту лишь привкус текилы и лайма. Адское пойло. Что-то светлое перед глазами. Запах бергамота. Темная одежда. Альберих не помнит как вообще завязал с ним разговор, он даже имени толком не запомнил, оно слишком вычурное, длинное и не имеет значения, ведь он с Аяксом, поэтому все остальные автоматически неинтересные. Когда ты пьяный ты не понимаешь, что говоришь и с кем говоришь, мычишь под нос или же просто несёшь бред. Когда ты пьяный тебя не волнует кто рядом и с кем ты начинаешь флиртовать. Тебя вообще ничего не волнует. Кэйа всегда делает больно тем кого любит. Запах табака и ванили с лёгким вишневым ароматом. Холодная рука на своей собственной. Он просто оставит Дайнслейфа там? Точно, Дайнслейф, так звали блондина у барной стойки. Дайн — лишь человек, что оказался в нужное время, в нужное место. Тут не говорит личная симпатия или неприязнь. Он подумает об этом завтра, на трезвую голову, ощущая на себе слой грязи. Они же не в отношениях? Почему же так тошно? Холодная плитка горячие губы. Сколько раз это повторялось? Это была кульминация без развязки. Он проводит языком по сухим, покрытыми многочисленными трещинами, губам. В этот раз Кэйа не планирует останавливаться. В этот раз Кэйа не планирует поддаваться искушению, в этот раз он станет искушением. Запах дорогой жизни. Ваниль и табак. Узкая талия, что идеально ложится в ладони. Блядская татуировка змеи набитая на предплечье, перекрывает белесые полосы. Альберих был без ума от всего рыжего. Он любил каждый его шрам, каждую неровно лежащую прядку, каждую веснушку из десятков тысяч. Холодный мрамор начинал гореть под отпечатками пальцев. Смуглые ладони бессовестно залезают под кофту, начиная вырисовывать незатейливые рисунки кончиками пальцев. Горький привкус табака на губах, лёгкие обжигает. Бесполезно врать - это апогей чувств, что разносились на нервным окончаниям. Граница дозволенного была размыта, страха зайти за неё не было. Его и никогда не было. Разве у таких, как они он может быть? Тягучая истома, от которой после не только на губах, но и на сердце останутся ноющие раны. Духота. Дорожка мокрых поцелуев. Пьяное сознание, которое не высказывало ни единого слова протеста. Руки опускаются ниже, словно случайно касаясь внутренней стороны бедра. Перед тем как спуститься на колени Альберих прислоняет палец к чужим губам. Тише. Плитка под коленями. Слегка дрожащие пальцы тянутся к ширинке, расстегивают пуговицу. Солоноватый привкус во рту и сдавленный стон, что останется штампом в памяти. Он двигает головой в собственном ритме, пока чужая ладонь не наматывает волосы на затылке в кулак, бережно убирая прядки с лица, заставляя подстраиваться под животное желание рыжего. Старается проходить языком по всем чувствительным местам. Он позволил взять власть над тем, что сам и затеял, пока он разрешает Аяксу делать вид, что он ведет. Одно движение руки и на глазах голубоволосого появляются две небольшие льдинки, что падают и разбиваются на тысячи осколков. Дышать становится тяжело. Разноцветные глаза смотрят на рыжего. Он идиотски улыбается, словно выиграл миллион, смахивает капли с глаз. Тарталья строит невозмутимое выражение лица, будто такое случалось с ним тысячи раз. Тысячи раз были до встречи с Кэйей, разноглазый гандон впервые заставил так надолго отказаться от самого простого серотонина, они ведь вместе. Ноги начинают предательски дрожать, а сохранять спокойствие ещё сложнее. Чайлд запрокидывает голову назад, чувствуя под головой холодную плитку, стонет звонко с искрящимися нотками радости в голосе и смешливом придыхании. Его не волнует, что другие могут услышать. Каждое движение отдаётся судорогой по всему телу, маленьким разрядом тока, ввергающим в экстаз. Мысли постепенно превращаются в неразборчивую кашу, растекаются по черепной коробке и налипают на стенки. Думать не хочется, хочется отдаться без остатка и высвободить место для беспричинной радости накрывающей будто наркотический приход. Это как пожар, как накрывающая с головой огненная лавина. Кожа горит, будто изнутри, от каждого мимолётного движения, а попеременно накрывает блаженный озноб, заставляющий подрагивать каждой клеточкой тела. Рыжий закатывает глаза и играет так, словно вся сцена - вырезанный момент из фильма, где он, конечно же, главный герой. Кей увековечит это воспоминание в топях своего сознания, как маленькое напоминание о том, что рыжий был с ним, связался именно в такой грязной и непотребной манере. 2:2. Счёт сравнялся. Это только начало, как думает Кэйа. Он ещё не подозревает, что это начало конца и он кардинально проиграет в этой войне. Альберих никогда не был похож на лёд. Все попытки соответствовать идеалу в голове были вычурными и противоречивыми. Он всегда лгал. Он всегда выбирал тех, кто лжет. Кэйа ненавидел близость, он боялся её, боялся, что он останется один, что потеряется в бесконечной тьме. На витрине в секонд хенде его близость будет самой дешевой. Он хотел быть льдом, чтобы с ним обнимались словно с куском льда. Вся тонкая корочка треснула в момент встречи с рыжим. Альберих растоптал свою гордость в тот момент, как сел в машину, но он все ещё свято верит что война имеет какой-то смысл, а не просто способ доказать самому себе, что чего-то стоит. Обещание больше не повторять собственных ошибок впивается в горло мертвой хваткой, которую, даже не пытайся, самому ни за что не ослабить. Он все равно выбирает его. Он всегда будет выбирать его.