***
В чарующих тонах вечера разыгрался нежный момент, когда к ним пришли Елена и незнакомая Ванде женщина. Хотя Ванда была затуманена потерей памяти, ее утешал тот факт, что забвение этой женщины не помешало их отношениям. Внезапно близнецы, охваченные неконтролируемым волнением, разразились радостными криками "бабушка" и бросились к женщине, широко раскрыв руки для теплых объятий. Заинтригованная, Ванда осторожно высказала свое предположение, предположив, что эта женщина потенциально может быть матерью Наташи и Елены. Наташа, присоединившаяся к объятиям с сияющей улыбкой, подтвердила предположение Ванды о том, что это, должно быть, их мать. Мягкое приветствие сорвалось с губ женщины, когда она с нежной привязанностью обняла близнецов, постепенно приближаясь к Ванде. — Привет, Ванда, как ты себя чувствуешь? — мягко спросила она, и ее тепло мягко окутало комнату. — Мамочка в последнее время была сердитой, — ответил маленький Томми, воспользовавшись возможностью высказать свои тревожные мысли, и быстро укрылся в утешающих объятиях своей бабушки. По комнате прокатились отголоски нервного смеха, когда Елена насладилась этим забавным наблюдением. Переполненная любовью, Елена крепко обняла Ванду, наклонившись, чтобы тихо прошептать ей на ухо: — Это Мелина, наша с Наташей мама. Хотя Ванда сохранила только фрагменты своих прошлых воспоминаний, она приняла слова Елены понимающим кивком. Чувство утешения охватило ее, когда Мелина нежно поцеловала ее в висок, подтверждая невидимую нить, связывавшую их вместе.***
Мелина была тихой. Ванда боялась ее. Они сидели за столом в уютной столовой, окруженные теплом и смехом. Наташа старательно кормила детей, и пока дети жадно смаковали каждую ложку, Елена, с присущим ей мастерством рассказчика, рассказывала о своей встрече с Кейт и Клинтом. Наташа внимательно слушала увлекательный рассказ Елены, время от времени отвлекаясь, чтобы помочь покормить близнецов. В отличие от нее, Мелина хранила загадочное молчание, время от времени протягивая Наташе руку помощи в удовлетворении потребностей детей. По мере развития сюжета Ванда не могла не заметить неоспоримую связь между Кейт и Клинтом. Казалось, они знали друг друга целую вечность, что объясняло их сверхъестественное сходство. Погруженная в свои мысли, Ванда хранила молчание, как будто боялась нарушить спокойствие момента. Однако среди оживленной беседы и беззаботного подшучивания отсутствие Ванды не осталось незамеченным. Среди этого ощутимого напряжения голос Елены прорезал воздух, прерывая ход мыслей Ванды. — Ванда, ты меня слушаешь? — тихо спросила Елена, ее глаза были полны беспокойства. Внезапное внимание к Ванде застало всех врасплох, их взгляды выжидательно переместились на нее. — Я просто... Я задумалась, — уклончиво ответила она, пытаясь отвлечь внимание от своей собственной внутренней борьбы. Елену, однако, было нелегко убедить. — Ну, ты много думаешь, похоже, ничего не изменилось. Вы уже навещали Клинта? — спросила она с улыбкой, очевидно, пытаясь придать разговору непринужденный характер. — Нет, мы еще не… но мы... э-э-э. Я, пожалуй, пойду в комнату, — пробормотала Ванда, резко поднимаясь со своего места. Атмосфера внезапно стала напряженной, когда Ванда поспешно встала со своего места. Мелина наблюдала за происходящим с понимающей улыбкой, игравшей на ее губах. Ванда не могла избавиться от непреодолимого чувства неловкости из-за того, что Мелина обращалась с ней так, словно она тоже была дочерью. Это была странная динамика, которую она изо всех сил пыталась понять, добавляя еще больше путаницы в и без того запутанную ситуацию. В разгар этого эмоционального потрясения Ванда почувствовала острую потребность в одиночестве. Когда Ванда выбежала из кухни, казалось, что вся комната застыла во времени, каждая пара глаз была устремлена на нее, ожидая ее следующего шага. — Наташа, разве тебе не следует пойти за ней? — тихо спросила Мелина с беспокойством в голосе. — Они поссорились сегодня утром, — сообщил всем Билли, как бы незаметно обвиняя Наташу в том, что она стала причиной внезапной вспышки Ванды. Предатель. Как Билли мог так легко принять сторону Ванды? Они были семьей, они должны были держаться вместе. Она протянула руку и слегка погладила его по голове, пытаясь ослабить напряжение. — Мы не ссорились, Билли, — мягко ответила она, ее слова были полны искренности. — Но вы ссорились, — твердо сказал Томми. Преданность близнецов, казалось, колебалась, и Наташа не могла не чувствовать себя преданной всеми, кто ее окружал. Даже ее собственные дети отвернулись от нее в пользу Ванды. Защищаясь от их обвинений, смесь разочарования и печали окрасила голос Наташи, когда она упрекала своих детей. — Значит, вы мне не верите? Что Ванда говорила о личных границах? — возразила она, надеясь вызвать у них хоть какое-то понимание. Наташа знала, что Ванда была потрясающей матерью. Это было неоспоримо. Все это знали. Но это не означало, что она не могла ошибаться. Когда Наташа оглядела свою семью, она не могла не почувствовать, как в нее закрадывается чувство изоляции. Но она не может замкнуться в себе, не тогда, когда она несет ответственность за Ванду и близнецов. — Я просто поговорю с ней, когда мы останемся одни, хорошо? — предложила Наташа, встретившись взглядом с матерью. Она жаждала минуты уединения, шанса исправить трещину, которая образовалась между ней и Вандой, без любопытных глаз их близких. Вернее, она жаждала, чтобы к Ванде вернулась память и все встало на свои места. — Ей сейчас тяжело, постарайся быть помягче, — посоветовала Елена, и в ее глазах промелькнуло понимание. Наташа ценила поддержку Елены, но не могла избавиться от ощущения, что она просто хотела, чтобы ее оставили в покое, чтобы она могла справиться со своим внутренним смятением. Серьезность ситуации тяжелым грузом легла на плечи Наташи. Она боролась не только с напряженными отношениями между собой и Вандой, но и с потерей памяти Ванды. Это был двойной удар, бремя, которое казалось почти невыносимым.***
Черт возьми, черт возьми, черт возьми. Ванда беспокойно вертится на своей кровати, не в силах найти утешение во сне, поскольку навязчивые мысли постоянно крутились в ее голове. Мягкий свет луны, отбрасывающий тени по комнате, только усиливал ее внутреннее смятение. Она знала, что если наберется смелости покинуть уютную постель и сделает несколько осторожных шагов, то сможет дойти до Наташи и, наконец, начать разговор, который ее беспокоил. Извиниться. Это слово эхом отозвалось в голове Ванды, наполняя ее страхом и благоговейным трепетом. Тяжесть жизни в параллельной вселенной, реальности, столь чуждой и незнакомой, тяжелым грузом легла на ее хрупкую фигурку. Только сейчас Ванда по-настоящему осознала глубину своего страстного желания быть понятой Наташей. Она осознала суровую реальность, которая охватывала их отношения. Наташа ничего не знала об этой другой версии Ванды и воспринимала ее как простую жертву потери памяти. Однако это было совсем не так. Ванда жаждала понимания, сопереживания. Мысль о том, чтобы довериться Наташе и раскрыть правду, наполняла ее ужасом; она боялась, что ей не поверят или, что еще хуже, обрекут на пребывание в холодных стенах психиатрической лечебницы. Но опять же, Наташа всегда была добра к ней. Она была глубоко обеспокоена, даже если не могла понять истинную природу борьбы Ванды. Комната, казалось, смыкалась вокруг Ванды, пока она боролась с этими мыслями, ее разум кружился в вихре возможностей и последствий. Она размышляла о концепции честности и ее потенциальных последствиях. Приведет ли раскрытие ее тайны к катастрофе или проложит путь к пониманию? Она знала, что это риск, азартная игра неизмеримых масштабов. — Давай, Ванда, — тихо прошептала она самой себе, отчаянно цепляясь за проблеск надежды. Страх быть отвергнутой сжал Ванду железной хваткой, угрожая полностью обездвижить ее. Мысленным взором она представила лицо Наташи, искаженное неверием и замешательством, отшатнувшееся от раскрытия правды. Одна только мысль о том, что ее назовут "сумасшедшей", причиняла такую сильную боль, что, казалось, пронизывала каждую клеточку ее существа. Ванда сбрасывает одеяло и тяжело вздыхает, чувствуя тяжесть всего мира на своих плечах, когда неуверенно встает с постели. Она должна открыть Наташе правду, которая поглощала ее каждую минуту бодрствования. Она тихо идет по коридору, движимая нервным ожиданием. В доме тихо и умиротворенно, как будто он каким-то образом осознает, какая эмоциональная буря назревает в его стенах. Сердце Ванды учащенно бьется, когда она входит в комнату, где, как она знает, должна быть Наташа. Когда она заходит внутрь, ее глазам предстает трогательное зрелище, которое немного рассеивает ее тревогу. Билли и Томми лежат посреди комнаты. Мальчики крепко обнимают Наташу, их невинные лица сияют радостью и привязанностью. Ванда не может удержаться от улыбки при виде этого зрелища, на мгновение забывая о тяжелом бремени, которое она несет. В этот момент Ванда всем сердцем желает, чтобы все так и оставалось — картина любви и счастья, запечатленная навсегда. Но в глубине души она знает, что не может продолжать жить во лжи. Она должна освободиться от чувства вины, которое гложет ее совесть и рискует разрушить их (не ее) семью. Собрав все свое мужество, Ванда подходит к кровати, на которой они лежат, ее сердце бешено колотится в груди. Долю секунды она колеблется, прежде чем лечь рядом с женой. Тепло Наташиного тела, прижатого к ее собственному, приносит горько-сладкое утешение, но также усиливает тяжесть ее признания. Когда Ванда обнимает Наташу сзади, прижимаясь лицом к ее спине, она чувствует напряжение в теле Наташи. Почувствовав движение, Наташа просыпается и нерешительно произносит имя Ванды. — Мне жаль, — тихо шепчет Ванда, и в ее голосе слышится раскаяние. Тяжесть ее извинений повисает в воздухе, она не уверена, какой проступок она подразумевает, потому что Ванда знает, что совершила много ошибок. Удивленная извинениями Ванды, Наташа сонными глазами ищет ответы. — Ох, ничего. Ты хочешь поспать с нами? — спрашивает она, ее голос полон тепла и принятия. Наташа отодвигается, освобождая место для Ванды, приглашая ее в их интимное убежище. — Могу ли я? — осторожно спрашивает она, ища подтверждения, проблеска надежды в голосе. Наташа просто кивает, понимание и прощение отражаются в ее глазах. Ванда крепко обнимает Наташу, лелея драгоценные мгновения покоя перед тем, как ей придется открыть правду, которая терзала ее душу. В этих нежных объятиях, когда их тела переплетаются, а сердца бьются в унисон, Ванда размышляет о весомости правды и силе, которую она содержит. Она знает, что приближается время откровенности, но пока усталость и уязвимость окутывают ее, погружая в глубокий сон.***
Когда Ванда просыпается, ее чувства медленно возвращаются к жизни, и она чувствует, как чьи-то конечности вплетаются в ее тело в постели. Томми обнимает ее, все еще крепко спящую. Она нежно смотрит на него, находя его невинность и теплоту по-настоящему трогательными. Высвобождаясь из уютных объятий, она думает о том, как разбудить Томми. С особой осторожностью она поднимает его на руки, его приглушенное бормотание наполняет воздух. Спустившись вниз, Ванда застает своего брата Пьетро занятым на кухне приготовлением чего-то. Билли сидит рядом с ним, поглощенный мультфильмом, который показывают на экране планшета. Они всегда что-то смотрят по утрам? Чувство удовлетворения охватывает ее, когда она наблюдает за этой трогательной семейной сценой. Однако ее глаза ищут Наташу, но ее явно там нет. — Привет, — приветствует она теплой улыбкой, осторожно усаживая Томми за обеденный стол. Пьетро подходит к ней и нежно целует в висок, демонстрируя свою привязанность. Однако по его обеспокоенному взгляду видно, что что-то не так. — Гм, а где Наташа? — спрашивает Ванда, в ее глазах мелькает беспокойство — Она в "Старк Индастриз", работает, — отвечает он, и в его тоне слышится опасение. Ответ Пьетро только усиливает ее беспокойство. Осознание этого на мгновение сбивает Ванду с толку, поскольку она пытается вспомнить, упоминала ли Наташа что-нибудь подобное. — Она тебе не говорила? — спрашивает Пьетро с оттенком удивления. Ванда может только покачать головой, теперь в ней поселяется чувство неловкости. Неужели она забыла? Она помнит, как Наташа упоминала, что выйдет на работу через неделю, но неужели это время уже прошло? Замешательство Ванды усиливается по мере того, как она борется со своими собственными ограничениями в памяти. — Она уходит с работы в шесть, если не задерживается, — говорит Пьетро, ставя на стол тарелки с дымящейся кашей. Его присутствие успокаивало Ванду. — Далеко она работает? Взгляд Ванды метнулся к миске с овсянкой, основным блюдом на завтрак в их доме. — В красивом место, мамочка, — сонно пробормотал Томми, его голос был приглушен полным ртом каши. Ванда не могла не почувствовать укол вины. Возможно, ей следовало вымыть его, создать более чистую и привлекательную обстановку для своих детей. Сомнения затуманили ее разум, заставив усомниться в способностях матери. — В двадцати минутах езды, — ответил Пьетро, с удовольствием набирая полные ложки каши. Его спокойное поведение и осторожные действия только подчеркивали растущую неадекватность Ванды. Она чувствовала себя подавленной стоящими перед ней задачами, неуверенная, хватит ли у нее сил справиться с обязанностями в одиночку. Однако, прежде чем Ванда успела высказать свои опасения и попросить Пьетро о помощи, он перехватил ее мысли сердечным заявлением. — Наташа попросила меня присмотреть за вами, пока ее не будет. У меня сегодня выходной, поэтому, конечно, я согласился, — объявил Пьетро с заразительной улыбкой. Сердце Ванды затрепетало от благодарности и облегчения, когда она приняла его слова. Наташа доверяет ему. Похоже, что они с Наташей действительно близки. Беспокойство Ванды начало рассеиваться. Теперь, когда Пьетро был рядом, Ванда почувствовала, как в ее раздробленный мир возвращается чувство завершенности. — Я скучала по тебе, — тихо прошептала Ванда, слова были едва слышны, но полны эмоций. Возможно, для каждого из них время текло по-разному, но семейные узы выходили за рамки всех вселенных.***
Ванда пытается понять, что строят ее дети, и слышит голос Пьетро из кухни, но не обращает на это внимания. Сосредоточенная на своей задаче, она наблюдает, как Томми обиженно переставляет Лего, которые она только что расставила. Смятение наполняет ее разум, когда она понимает, что Томми думает, что она делает это неправильно. — Все не так, мамочка, — говорит Томми слегка раздраженным тоном, продолжая исправлять детали, — Тебе нужно сделать это вот так. Ванда чувствует, как в ней закипает детское разочарование. Теперь, столкнувшись с критикой своих сыновей, она начинает сомневаться в своих способностях. — Я все делаю правильно. Вы, ребята, просто этого не видите, — отвечает Ванда, чувствуя себя озадаченной и немного обиженной. Как только она заканчивает говорить, в дверях комнаты близнецов появляется Пьетро, чувствующий напряжение в воздухе. — Тебе нужна помощь, сестренка? — спрашивает он, на его лице написано беспокойство. Пьетро всегда был защитником. — Я не знаю, думаю, я справляюсь, — небрежно ответила она, хотя в ее глазах была усталость. Пьетро, однако, легко видел ее насквозь. Он слишком хорошо знал свою сестру, чтобы поддаться случайным отказам. — Наташа сказала, что собирается в японский ресторан купить что-нибудь перекусить, — сказал Пьетро, пытаясь отвлечь ее внимание от переживаний. — Она купит тайяки? — взволнованно спросил Билли. Его улыбка стала шире при одной мысли о традиционном тесте в форме рыбы. — Она всегда их покупает, — подтвердил Пьетро, и в его голосе прозвучала нежная фамильярность. Пьетро присоединился к Томми и Билли в сборке набора лего, и Ванда не могла не почувствовать острую боль в сердце. Она наблюдала, с какой легкостью ее брат участвовал в занятиях их детей, и задавалась вопросом, подходит ли она в качестве родителя. Эти сомнения тихо шептались с Вандой, наполняя ее всепоглощающей грустью. Возможно, подумала она, настоящая Ванда, свободная от ограничений своих способностей, справилась бы со всем с изяществом и легкостью. Возможно, она не заслуживала того счастья, которое ей удалось обрести среди хаоса своего существования.***
Ванда спускалась вслед за близнецами по лестнице, когда они услышали шум приближающейся машины. Веселый шум напомнил им о том, что Наташа наконец вернулась домой. Когда воздух наполнился предвкушением, близнецы с трудом сдерживали волнение. Дверь распахнулась, и в дом вошла Наташа с пакетами японской еды в руках. Переполненные радостью, близнецы бросились к ней, готовые обнять ее со своей невинной нежностью. Наташа, всегда спокойная и собранная, спокойно поставила пакеты на пол, прежде чем заключить близнецов в теплые и любящие объятия. Близнецы завизжали от восторга, чувствуя себя в безопасности в нежных объятиях своей матери. Когда эйфория начала спадать, Ванда подошла к Наташе, ее сердце переполняла смесь эмоций. — Привет, — тихо прошептала Ванда. Наташа улыбнулась, ее глаза излучали обожание, когда она нежно поцеловала Ванду в щеку. Жест был наполнен любовью и нежностью, оставляя приятное ощущение на их коже. Однако через несколько мгновений после того, как она отошла, выражение лица Наташи слегка изменилось, в ее глазах отразилось беспокойство. Застигнутая врасплох, Ванда не могла не задаться вопросом. Не была ли она слишком груба с Наташей? Сомнения затопили ее разум, когда она прокручивала в голове их разговор, отчаянно ища какие-либо признаки бесчувственности. — Я... э-э... думаю, я возьму еду, — пробормотала Ванда, поспешно схватив пакеты. Ее мысли, казалось, были в беспорядке. Обеспокоенный взгляд Наташи на мгновение задержался на Ванде, прежде чем она выдавила слабую улыбку. — Мне жаль, — тихо пробормотала она, ее слова были едва слышны. Тяжесть ее раскаяния повисла в воздухе, сгущая атмосферу между ними. Почувствовав укол вины, сердце Ванды упало. Она задалась вопросом, повлияло ли ее поведение, являющееся отражением ее собственной борьбы за примирение с прошлым, на эмоции Наташи. Мысль о том, что ее действия могли поставить их мать в неловкое положение, пронзила ее душу. Решив дать Наташе немного пространства, Ванда удалилась в убежище кухни. Она достала из пакетов контейнеры с японской едой и аккуратно расставляла их на обеденном столе. Когда она сосредоточилась на предстоящей задаче, знакомый голос нарушил ее сосредоточенность. — Знаешь, вы не похожи на супружескую пару, — сказал Пьетро, небрежно облокотившись на стол руками. Ванда подняла глаза, удивленная его замечанием. Когда он появился? — Наверное, потому, что я не помню, как женилась на ней, — съязвила Ванда в ответ, мгновенно пожалев о своих словах. Она знала, что то, что она только что сказала, может ранить Наташу, их отношения все еще были деликатным вопросом, в котором нужно было разобраться. Пьетро выпрямился, глядя на Ванду с серьезным выражением лица. — Ты должна понять, Ванда, — рассуждал он, и в его голосе слышалась нотка беспокойства, — Для нее это тоже непростая ситуация. Она все еще твоя жена. Уважай ее. Ванда не могла отрицать правды в словах Пьетро. Несмотря на ее замешательство и потерю памяти, Наташа оставалась стойкой и поддерживала ее. И Ванда не могла не почувствовать укол ревности, наблюдая за взаимодействием Пьетро и Наташи. Они казались такими связанными, такими понимающими друг друга в этой вселенной. Это заставило ее почувствовать себя посторонней здесь. (Какой она и была. Посторонней) Когда она открыла контейнеры и начала раскладывать еду, она услышала, как ее близнецы тихо разговаривают с Наташей в другой комнате. Их смех вызвал легкую улыбку на ее лице. — Ты сейчас пытаешься защитить мою жену? — раздраженно спросила Ванда, в ее тоне слышалось разочарование. Она не могла отделаться от ощущения, что Пьетро принимает сторону Наташи, оставляя ее одну разбираться в этом. Улыбка Пьетро исчезла на долю секунды, прежде чем появиться снова. — Твою жену? — повторил он с озорной улыбкой, — О, Ванда, ты случайно проговорилась о своих истинных чувствах? Щеки Ванды вспыхнули от смущения, она не хотела проговориться. Но Наташа была ее женой, по крайней мере, в этой реальности. Она прочистила горло, чувствуя, как жар приливает к щекам. — Она моя жена, — ответила Ванда, ее голос был наполнен смущением, — Почему бы мне не называть ее так? Дразнящая улыбка Пьетро стала шире, когда он наклонился к ней ближе. Он не смог удержаться, чтобы не поддразнить сестру, в его глазах появился озорной блеск. — Ну, несколько секунд назад ты, казалось, думала иначе, — поддразнил он, игривая улыбка тронула его губы. Раздражение Ванды вырвалось наружу, ее фрустрация проявилась во вспышке гнева. — Я не! — воскликнула она с отчаянием в голосе. Она была захвачена вихрем эмоций, разрываясь между реальностью, которую она когда-то знала, и теми, которые теперь танцевали перед ней.***
Ванда сидела за обеденным столом, смакуя каждое блюдо японской кухни, которое ей предлагали. Она не могла не думать о том, насколько вкусной была японская кухня и как им повезло, что она у них есть. Как часто они балуют себя такими деликатесами? — Я же говорила вам, не ешьте только сладости, — сказала Наташа, ее голос был полон беспокойства, когда она собирала тарелки со стола. Ванда замерла с куском суши на полпути ко рту. Нахмурившись, она посмотрела на Наташу, озадаченная ее словами. — Но сейчас вечер. Почему бы им не поесть сладостей? — спросила Ванда, вытирая шоколадное пятно с щеки Томми. Ее разум все еще был погружен в очарование японской кухни, она не могла понять, почему на ужин не может быть чего-нибудь сладкого для детей. — Ты прямо сейчас идешь против своих собственных ценностей! — в отчаянии воскликнула Наташа, с силой собирая посуду в раковину. Увидев усталость на лице Наташи, Ванда почувствовала укол вины за то, что не предложила помощь раньше. Возможно, Наташа устала от работы и ей нужен был перерыв. — Я не был голоден, мамочка, — вмешался Билли, ища утешения в объятиях Ванды. Его тонкий голос был полон невинности и понимания не по годам. — Никаких сладостей перед сном! — добавил Томми, его виноватый вид был очевиден из-за его опущенного положения. Ванда сочувствовала тяге своих детей к чему-нибудь сладкому. В конце концов, как трудно было отказать им. — Это был последний раз, Нат, — защищалась Ванда без особого энтузиазма, в глубине души зная, что ее решимость была слабой, когда дело касалось детей. Однако Наташа только посмеялась над ними, и понимающая улыбка изогнула ее губы. — Я чувствую себя преданной. — сказала Наташа, и в ее голосе был намек на юмор. На мгновение все тревоги показались далекими. В тот момент они были просто семьей, сплоченной и довольной. Без бремени ответственности, врагов или сражений. Мстители, Танос и даже Доктор Стрэндж были просто воспоминаниями в этом мирном месте.