Но только не в этот раз.
Семья, в которой он родился, на первый взгляд была самая обычная супружеская пара. Мужчина работал помощником кузнеца. В его обязанности входило изготовление самых разнообразных предметов: строительных материалов, оружие для городской стражи, что-то из инструментов. Иногда поступали заказы на изготовление украшений. Жена, в свою очередь, тоже вносила вклад в какой-никакой совместный быт. На рынке за прилавком она торговала рыбой, в основном тухлой, но из-за переизбытка вони в городке гнилым запахом уже никого нельзя было удивить. Носы дэйтов атрофированы и давно ничего не чувствуют. Несмотря на тяжёлое положение как в городе, так и в собственных жизнях, пара очень хотела ребёнка. Долгие годы они упорно пытались заиметь детей, но всё оказывалось тщетно. И когда долгожданная беременность, наконец, наступила, новость окрылила обоих. Они больше всего на свете ждали этой минуты. Обычно дэйты никак не реагировали на новость о пополнении в семье, но не Сури́н и Лау́ра. Для них это известие граничило с чем-то особенным, новым, необычным. Но они и представить не могли, что необычное произойдёт именно с ними.†††
Когда крохотный младенец начал появляться на свет, Сурин испугался увиденного и быстро отполз от жены назад, как от ужасной проказы. Он с вытаращенными глазами уставился на светлые волосёнки ребёнка. «Чистый… нет, нет, нет. Не может быть. Это невозможно!» — крутилось у него в мыслях. Но отрицать происходящее было бесполезно. Рождение малыша пронеслось как в тумане. Сурин от глубокого шока едва мог дышать. Он как сидел на полу, вжавшись в стену, так и продолжал сидеть, покуда не успокоился и не заметил новорождённого в объятиях жены. Счастливая Лау́ра лежала на траве: в одной руке держа младенца, а в другой — грязный кусок какой-то тряпки. Ею она аккуратно протирала личико новорождённого крохи, параллельно покачиваясь взад-вперёд и что-то тихо напевая. Младенец, не открывая голубых глазёнок, лучезарно улыбался голосу матери. Лаура, глядя на сына, вся сияла, как никогда до этого. Она не спеша расстегнула на рубахе две верхних пуговицы и притянула к губам ребёнка свою грудь. В следующую секунду сени окутало тихое чавканье. Малыш открыл небольшие глазки-бусинки и, наконец, встретился со своей счастливой матерью. Пару мгновений они, не отрываясь, изучали друг друга. Потом крохотная ручонка мальчика вдруг потянулась вверх и уверенно легла на щёку Лауры. Глаза женщины распахнулись сильнее. Она мгновенно почувствовала, как чары, наложенные на неё давным-давно некой старухой, туманной пеленой начали развеиваться перед глазами. Сурин же долго и пристально наблюдал за ребёнком. За это время он осознал, что не видит в нём никакого чудовища, не ощущает злого умысла, как и не замечает чёрной души, о которой постоянно твердил судья Пак. Он видел перед собой лишь милого улыбающегося младенца, заливисто смеющегося от щекотки матери. Сердце, долгие годы заточённое в толстой глыбе льда, постепенно начало таять. Оно наполнилось небывалой теплотой, нежностью, любовью, новыми чувствами — всем тем, чего он лишился из-за ведьминского колдовства. Сурин смотрел на ребёнка новыми глазами и уже всем сердцем его любил. А мысль о скором убийстве сына в эту же секунду причинила ему ужасную боль. Простынка, в которую Лаура попыталась обернуть ребёнка, от интенсивного брыкания сползла на пол. Её взгляд привлекло маленькое еле заметное пятно на тазобедренной кости, близ паха малыша. Она подалась вперёд и увидела на светлой коже странный незнакомый символ. Женщина провела пальцами по метке, но та никуда не исчезла. Символ показался ей неким родимым пятном. Он состоял из белой нити, переплетённой в виде знака бесконечности. — Сурин, а ну-ка, поди сюда, — тихо позвала Лаура, не отрывая глаз от метки. Сурин, шаркая коленками по полу, повинуясь, приполз к жене. — Смотри. Видишь? Знаешь, что это? Мужчина пару минут молчал. Затем ответил, почесав за затылком: — Не уверен. Может это грязь вообще? Ты пальцем тёрла? Не стирается? Странно... Они оба стали более детально всматриваться в белёсое пятнышко. Супруги не проронили ни слова, лишь молча сошлись во мнении, что этот младенец — дар. И дар этот не случаен. Ведь не просто же так все прошлые попытки забеременеть заканчивались провалами, верно? Возможно, тело Лауры специально послужило пристанищем для рождения этой священной жизни? Она нагнулась, подняв с пола простынку. — А ничего подобного у других Чистых ты не замечал? — спросила Лаура, по новой обворачивая ребёнка. Сурин недовольно вскинул брови на жену. — Да полно тебе! Когда бы я успел, если всех до единого тут же сжигали. Небось, у кого-то и было это самое. Кто ж их знает. Забыла что ли, в городе запрещено о подобном судачить. Супруга смущённо отвела в сторону взгляд. С улицы посторонних звуков почти не доносилось, будто некто специально притаился около входной двери, вслушиваясь: «Что же там такое происходит в стенах этого дома? Неужели измена?». Сурину эта тишина показалась подозрительной. Он моментально очутился около окна и, убедившись, что во дворе всё идёт своим чередом, задвинул плотнее занавеску. Кажется, у него началась паранойя. — Нам везёт, что он не кричит, иначе бы вся округа вмиг слетелась, — произнёс он и сел обратно около жены на вонючую отсыревшую траву. Ребёнок по-прежнему продолжал лежать в руках у матери, с удовольствием попивая грудное молоко. Его пушистые чёрные реснички были опущены, аккуратный маленький носик слегка подёргивался при причмокивании. Изредка он издавал странные, но совсем тихие звуки, свойственные новорождённым младенцам. Лаура глядела на сына с материнской нежностью, стараясь не упускать даже самую незначительную мелочь в его поведении. До этого момента она даже вообразить не могла, какое это счастье — заиметь, наконец, сына. Так они с мужем просидели долго. Каждый думал о своём. Проблема была в том, что Лаура прожила с ним не год и не два. Она знала о муже всё, включая даже то, чего знать не следует. Вот и сейчас она нарушила тишину, чтобы раз и навсегда дать понять, что ребёнка отдавать она не планирует. — Я не отдам его, Сурин, ясно тебе? Ни за что не отдам этому проклятому ироду! Судья не получит моего мальчика! — Понимаю, милая, но ты прекрасно знаешь, что нас за это ждёт. Лаура грозно посмотрела на мужа. — Знаю. Я прекрасно это знаю. Но ты посмотри на него, Сурин, посмотри! Он всего лишь маленький невинный малыш. Разве это милое личико способно извергнуть зло, о котором твердит судья Пак? Конечно, нет! — Пойми, вся округа, включая судью, располагает информацией о твоей беременности. Рано или поздно ребёнка будут искать. Куда мы его денем, ты подумала? Она поджала губы. — Может скажем, что я его потеряла? — Не говори ерунды! — возразил Сурин, затем встал на ноги и отряхнул колени. — Чьё тело ты им тогда предоставишь? — Ну-у… — Вот именно. Думай, что говоришь. Если мы решим оставить ребёнка у себя, тогда необходимо всё тщательно продумать. Лаура притихла. Она понимала, что муж прав насчёт всего: плана, ребёнка, собственных жизней, за которые они могут в скором времени поплатиться. Нельзя было без подготовки идти в логово врага. Следует для начала всё серьёзно обдумать. Да, Сурина пугал этот малыш. Он знал, что жена тоже была встревожена не меньше. И всё-таки это их ребёнок. В нём, включая кровь Чистых, также течёт и их собственная. Поэтому просто так взять и отправить дитя на самосуд — это как-то… — Скажи, твоё решение окончательное? — сдержанно задал вопрос мужчина. — Окончательное! — решительно ответила Лаура, крепко прижав малыша к груди. — Хорошо, будь по-твоему. Сурин в очередной раз с осторожностью подошёл к окну. Он завёл руки за спину и посмотрел на улицу сквозь грязную, отдававшую пылью тюль. Всё чисто. Никого возле дома нет. Никто не подслушивает. В лучах палящего солнца дэйты еле волочили ноги. Пот градом стекал с их лиц, образовав на одежде мокрые от капель следы. Хватало одного взгляда, чтобы ощутить весь спектр исходившего от них зловония. Отчего-то в носу засвербело. Сурин почесал нос и едва слышно произнёс, не сводя глаз с улицы: — Ночью направимся к матери. Возможно, она сможет нам как-то помочь.†††
В этот самый момент на другом конце городка на свет просился ещё один малыш. Правда, в отличие от Чистого, его рождение началось и происходило не очень-то гладко. Когда схватки усилились, жена судьи Мэриан спускалась по винтовой каменной лестнице вниз. Рези накатывали чаще и чаще, с каждой секундой становясь всё сильнее. Но даже когда боль утихала, ожидание следующего приступа приносило лишь неотвратимую порцию новых страданий. Боль не давала шагнуть, она контролировала тело, заставляла непроизвольно скручиваться пополам. С большим трудом ей давались эти жалкие, ничтожные ступеньки. И когда Мэриан находилась уже на середине лестницы, она почувствовала теплую жидкость, неожиданно хлынувшую между её ног. Чувство растерянности и стыда обуяло разом. Она с трудом нагнулась, чтобы взглянуть себе под ноги, но из-за огромного живота ничего не увидела. Ни с того ни с сего ей сделалось дурно. Голова закружилась. Тело перевесило, и Мэриан кубарем покатилась вниз, к самому подножию лестницы. После жуткого грохота раздался нечеловеческий вопль. Она громко, протяжно мычала, на что немедленно сбежались встревоженные стражники. Перед их глазами Мэриан лежала неподвижно, схватившись за живот, а под ней образовывалась лужа из багровой крови. — Лекаря! Немедленно позовите лекаря! — кричал кто-то из мужчин, склонившись над её телом. Лекарь прибежал в момент. Он опустился на колени и, быстро оценив ситуацию своим профессиональным взглядом, незамедлительно произнёс: — Нужно её спасать, иначе она истечёт кровью! — Ребёнка... умоляю, спасите ребёнка. Глаза Мэриан закатились под веки. Тело от боли корчилось на каменном полу, мешая кровь с грязью и пылью. Она, как безумная, просила извлечь малыша, молила пустить все силы на его спасение. — Чего же вы там копаетесь?! — громко закричал лекарь. Из-за угла выбежала пухлая служанка. — Покои готовы, — протараторила та в попытке отдышаться. — Скорее, несите её туда! Четверо мужчин без лишних слов подхватили беременную женщину (будто она ничего не весила), и быстрым шагом понесли в наспех подготовленные покои. Щёки пылали огнём, чёрные пряди прилипли к лицу. Она тяжело дышала, лёжа на молочных простынях, и каждый новый вдох давался с большим трудом. Казалось, отступившая на мгновение боль вернулась в утроенном размере, и уже через пол часа тело Мэриан не находило себе места на постели. Она крутилась, брыкалась: то тянула простынь на себя, пытаясь разорвать её в клочья, то отпускала, заменяя истерзанную ткань на чью-нибудь кисть. Её руки и ноги держали всей толпой, но в женщине оказалось столько силы, что она в состоянии была оказывать сопротивление. Но что-то изменилось. Что-то… не так. Мэриан вдруг почувствовала, как её промежность начала надрываться. Она выгнулась дугой и заорала не своим голосом, отчего сдерживающие её слуги испуганно вздрогнули. — Ребёнок появляется. Ну же, напрягись! — приказал лекарь, разведя ноги Мэриан в стороны. — Не могу… — Можешь! Давай, Мэриан! По комнате разносились стоны терзаемой страданиями женщины. Её губы иссохли, покрывшись белой коркой. Из глаз лились слёзы. Пальцы, сжимающие чужие руки, побелели. Всё тело ломило от боли. Среди бешеной суматохи и своего же крика она не слышала ничего, только собственное бьющееся сердце, выпрыгивающее из груди при каждом ударе. — О нет… — В... в чём дело? — заплетающимся языком пробормотала она, не открывая глаз. — Мэриан, не тужься! — Что происходит?.. — Пуповина обмоталась вокруг головы. Не тужься, ты его убиваешь! — Скорее, вытащите, вытащите его... В эту самую секунду в покои, словно бушующий ветер, ворвался судья Пак. Он замялся около двери на секунду, а увидев жену, тут же подбежал к изголовью кровати. Глаза Мэриан были закрыты, грудь высоко вздымалась, лоб в испарине, по вискам текли капли пота. Она с трудом вдыхала накалившийся в комнате воздух. Де Матье взял кисть жены в свою руку, и та, отреагировав на прикосновение, открыла глаза. Она смотрела на супруга, но в то же время куда-то сквозь, будто не понимала, где находится и кто стоит рядом ней. — Как она? — спросил встревоженный судья, не отрывая глаз от жены. — Роды тяжёлые, судья Пак. Она страдает. Мэриан тяжело сглотнула сухой ком во рту. — Молю, спасите ребёнка. — Вы должны знать, — тихо произнёс лекарь. — Мы не сможем спасти обоих. — Мой малыш… — твердила Мэриан едва ли находясь в сознании. Лекарь продолжал: — Необходимо сделать разрез, иначе плод погибнет. Решайте, судья, времени осталось мало. Мэриан слышала абсолютно каждое произнесённое рядом с ней слово. Она из последних сил схватила руку лекаря и решительным тоном произнесла: — Нет! Не слушайте моего мужа. Спасайте ребёнка. Только он имеет значение. Она не ставила свою жизнь превыше ребёнка. Он ещё не родился на свет, однако уже являлся для неё центром вселенной, которую было необходимо защитить. — Мэриан… — жалостливо прошептал супруг, но та была непреклонна. — Не смей решать за меня, Джон. Я сделала выбор. Он должен жить, не я. Судье не понравилось такое решение жены. Он разозлился. Встревоженный взгляд его налился кровью. Он отшвырнул от себя руку жены и, замахнувшись на тазик с водой, стоявший на табуретке, опрокинул его на пол. Всё содержимое вылилось на ноги рядом стоящего слуги. — Ты что же думаешь, я смогу терпеть и жить с этим убийцей под одной крышей после всего того, что он с тобой делает?! Очнись, Мэриан! Ты же не настолько глупа! — Это твой ребёнок, твоя плоть, Джон. Ты ему нужен, — упрямо твердила супруга. Но судья не хотел слушать. Ему до ужаса был противен тот бред, что несла эта женщина. Он не мог представить свою жизнь без Мэриан. Не мог вообразить, какого это её лишиться. Как после произошедшего он будет смотреть в глаза тому, кто убил единственного дорогого ему человека? Ребёнок ещё не родился, но Джон уже всем сердцем его ненавидел. Он снова склонился над женой, прожигая её свирепым взглядом. — Имей ввиду, Мэриан, я возненавижу тебя, если ты это сделаешь. С её глаз покатились невинные горькие слёзы. — Прости, любимый, но я не могу поступить по-другому. — Больше нельзя медлить! — послышался торопливый голос лекаря. — Да, лекарь Ким, я готова. Достаньте его поскорее. Судья выбежал из комнаты, не обернувшись. Лекарь с острым инструментом в руках приготовился осуществлять процесс извлечения. Он разорвал ткань, защищающую женский стан от этого мира, и молниеносно, от пупка до лонного сращения, произвёл разрез на живую. Мэриан издала пронзительный крик, ни с чем не сравнимый ранее. После дополнительного надреза кровь полилась ручьями: её затрясло, губы посинели. Сознание медленно покидало тело Мэриан. Она знала, что не в состоянии пережить новый приступ боли: предел её силовых возможностей достиг своего апогея. Но первый крик ребёнка ей всё же посчастливилось услышать. — Это мальчик, — радостно изрёк лекарь, аккуратно кладя плачущего малыша ей на грудь. — Мальчик? Ах, он прекрасен, — тихо произнесла Мэриан. Она улыбнулась, глядя на сына счастливыми глазами и наслаждаясь последними секундами нахождения с ним, произнесла маленькую напутствующую речь: — Чимин. Мальчик мой. Уверена, ты станешь великим человеком, самым добрым и рассудительным из всех, кого я знаю. Не печалься обо мне слишком сильно. Твой отец сможет дать тебе столько любви, сколько я тебе дать не успела. Она оставила нежный поцелуй у него на лбу. Ещё раз взглянула в крохотное личико, пытаясь навсегда запечатлеть его в своей памяти. Затем, прилагая максимум усилий, отдала ребёнка в руки лекарю. Пока передавала малыша, заметила чёрный символ на его коже. А всего через секунду её не стало. Мэриан отдала Богу душу, успев продержаться на этом свете достаточно, чтобы увидеть первую улыбку своего единственного сына.