Шестнадцатый век,
Западная Европа, Финдэйт.
Стальной тяжёлый браслет сильно сдавливал горло, запястья рук, щиколотки обеих ног. Спереди и сзади стража подгоняла словами «Быстрей! Быстрее, я сказал!», с каждым последующим шагом нанося свежие удары плетью. Стражники тянули цепи на себя с такой силой, что, падая, обессилевшее тело волочилось по раскалённым камням до тех пор, пока не появлялись силы подняться снова. Когда перед огромной толпой показался виновник этого события, слабый шум тут же сменился на животный галдёж. Суровая публика жаждала крови, жаждала мести, жаждала убийства. Под громкий ор стражи люди с яростным ликованием расступались, образуя узкий проход к месту судилища. С каждым шагом в ушах приговорённого сильнее раздавался детский плачь. Сердце сжималось от разлуки, пелена слёз застилала глаза. Но вопреки всему, мужчина продолжал волочить ноги и отчаянно искать в толпе ребёнка, в надежде увидеть его в последний раз. Обжигающая мостовая сменилась грубыми неотшлифованными досками. Среди бушующей оравы, прямо посреди главной площади стоял эшафот для совершения смертной казни. Этот подиум служил публичной расправой над любым, кто не следовал закону или заповеди Бога. В паре метров от эшафота стояла тележка, дóверху наполненная соломой. Оттуда-то и доносился одинокий детский плач. На высоком столбе П-образной формы уже висел подготовленный узел для осуждённого. Рядом наготове стоял палач в непроглядной маске. Руки держал за спиной. Поднявшись на эшафот, двое стражников кинули приговорённого прямо громиле в ноги. А тот и рад. Не обращая внимания на брыкание, на унизительную отчаянную мольбу, палач за шиворот подтащил беднягу к карательному столбу и с лёгкостью накинул петлю тому на шею. Толпа смотрела на происходящее с наслаждением, размахивая вилами, лопатами, огромными деревянными крестами. Из их уст доносились самые ужасные пожелания: «Сломать суставы рук и ног, дóсмерти выпороть кнутом, сжечь, распять на кресте, а останки отдать на растерзание падальщикам». Совсем скоро на балконе в сопроводительной свите показался судья Пак Де Матье, занимающий главенствующую позицию в городе. Вальяжной походкой он прошёл в самый центр балконной плиты и с важным видом остановился. Рядом, по правую руку, как обычно, крутился церковный служитель. Судья Пак положил ладони на каменное ограждение и, нарушив гул бушующей толпы, громогласно произнёс: — Слушайте приговор! На площади в мгновение ока воцарилась тишина. Церковный служитель сию секунду зашевелился, спешно передав продолговатый свёрток судье. Тот, развернув шершавую бумагу, бегло оглядел толпу и громко зачитал: — Суд принял решение, что торговец рыбой Кюри Наутис Бьеневьер должен быть сегодня повешен. — Да-а! — крикнул кто-то из толпы. — Будь ты проклят! — заверещали женщины. — Пусть за всё поплатится! — орали в толпе другие. Судья, удовлетворённый воплями толпы, сдержанно продолжил: — А то адское отродье, которое он скрыл от глаз Господа, дóлжно предаться огню! Да пусть его душа горит вечным пламенем на костре нечестивых! Публика восторжествовала. Такой вердикт их, несомненно, устраивал. Судья передал свёрток обратно церковному служителю и, подняв левую руку к небу, дал сигнал к свершению правосудия. У осужденного была доля секунды, чтобы взглянуть в последний раз на своё дитя. По команде безжалостный душегуб с улыбкой безумца нажал на рычаг, и тело торговца под собственным весом рухнуло вниз. Раздался неприятный хруст позвонков. Мужчина в судорогах почти не бился, ибо жизнь покинула его тело почти мгновенно. В тот самый момент, когда палач нажал на рычаг, кто-то из стражи бросил горящий факел в тележку, где лежал беззащитный младенец. Плач новорождённого смешивался с гулом толпы, теряясь в нём. Огонь с каждой секундой всё быстрее подбирался к крохотному тельцу. Но никто не пытался остановить этот кошмар. Наоборот, все только этого и ждали. Когда обжигающие языки пламени добрались до невинного создания, плач сменился на надрывистый крик. Малыш драл горло изо всех сил, неистово прося о помощи. Он горел заживо, находясь в сознании. А толпа, ухохатываясь, смотрела, как крохотные ручки и ножки дрыгались в огне, корчась от невообразимой боли. Через мгновение, когда верхний слой кожи обгорел, огонь забрался глубже. Вся тележка вспыхнула, как фитиль спички. Малыш уже не кричал, не издавал ни единого звука. Вонь от человеческой плоти стояла невыносимая. Она окутала всё: забралась в ноздри, въелась в одежду, в волосы, в кожу. И она останется даже после того, как тельце полностью сгорит. А когда от очертания младенца останутся одни угли, его выкинут вместе с остальными ему подобными в канаву гнить, как безродное создание. Для дэйтов данное наказание, казнь, мучение или пытка — можете назвать это как угодно — являлось абсолютно привычным делом. Такое мероприятие происходило каждый раз, когда на свет появлялись дети, не похожие на народ здесь живущий. Младенцы рождались с внешностью неземной красоты: их волосы пшеничного цвета переливались на солнце и были мягче шёлка, сверкающие голубые глаза приковывали взгляд в толпе, а нежнейшая светлая кожа, напоминающая лепестки только что распустившегося подснежника, казалась чем-то непостижимым. Остальная же раса не могла похвастаться такими дарами природы. Они рождались исключительно с чёрными, как уголь, волосами и тёмным цветом глаз. Дети с кожей подснежника были чисты, безгреховны и невинны. Но, несмотря на столь потрясающе прекрасное отличие, все их очень боялись. Судья Пак считал их исчадием ада, посланниками сатаны, богохульниками. Теми, от кого нужно немедленно избавляться. Вы спросите: «Но в чём же причина?». Что ж, расскажу поподробнее. Городок Финдэйт находился на некогда существовавшем болоте, начинённым горой неразложившихся трупов. Во времена бушующих воинств на этой самой земле полегло немало достойных и не очень рыцарей за право обладать этим крошечным кусочком земли. Битву выиграл некий Пак Диметрий (далёкий предок нынешнего судьи). Он был хитёр и изворотлив, умел искусно оболгать. Искренности в нём не замечалось, как и сострадания. Всю жизнь и до самой смерти он придерживался своего принципа: угроза — путь к свершению великих замыслов. Молодой Диметрий подчинил себе народ, прилегавший по южную сторону болота, а затем покорил и северную часть. В годы его властвования распространялся голод, урожай почти не рос из-за неблагоприятной для высадки почвы. Однако данный недуг совершенно не беспокоил Диметрия. На подданных ему было наплевать. Всё, что худо-бедно вырастало, отдавалось ему во благо. Народ такого правителя откровенно не любил. Однако и предпринять никто ничего не мог, потому что знали, что в случае кончины следующим претендентом на власть станет его подрастающий сын, который не отличался какими-то благими качествами. Смерть настигла Диметрия от опасной болезни — лепры. В те времена эту заразу считали неизлечимым инфекционным заболеванием, которая длительное время себя никак не проявляла. Она привела к выраженной деформации его облика: кожи, кистей, стоп, верхних дыхательных путей. Было принято решение изолировать его от семьи и общества, переместив больного в специальное место, где тот находился в полном одиночестве, обречённый на медленную болезненную смерть. После кончины его сына все последующие правители, связанные между собой кровной линией, умирали в довольно молодом возрасте. Ни один не доживал до тридцати. Никто не мог понять ужасную закономерность этих событий. Однажды, когда Пак Кан Чоль намеревался казнить старуху, незаконно пробравшуюся в город в поиске пропитания, та, обладая способностями, неподвластными обычному человеку, на смертном одре поведала причину, при которой сыновья и отцы отцов умирали в столь раннем возрасте. Как оказалось, дело было в их предке, которого звали Пак Жюль Ян II. Когда тот находился в полугодовом походе в попытке наладить хорошие отношения с городами ближнего Востока, дабы обеспечить поставку заграничных товаров, он привёз с собой женщину, на которой в скором времени женился. Это была красивая женщина, намного миловиднее всех когда-либо встречавшихся ему. От природы она была кудрява. Её длинные пшеничного цвета волосы при свете солнца приобретали благородный золотистый оттенок. Взгляд её голубых глаз ослеплял, словно луна в самую тёмную ночь. Она обладала тонким станом и кожей жемчужного цвета, а походка была такой изящной. Она ступала по земле, будто плыла. Взоры каждый раз были прикованы лишь к её персоне. Она вызывала в сердцах мужчин невообразимый трепет. Ею восхищались, тайно желали и боготворили, будто она являлась существом воистину неземным. Когда их сыну пошёл восьмой год, у супругов в отношениях наступил полный разлад. Из-за своего властного диктаторского характера, который по наследству переходил, как зараза, от отца к сыну, Пак Жюль Ян II начал всячески унижать и избивать свою женщину без каких-либо на то причин. А когда через пару лет среди народа пошёл слух о её связи с городским плотником, он и вовсе потерял голову. Не в силах терпеть измену, Ян II принял на свою долю достаточно безжалостный грех и сжёг мать своего ребёнка перед всеми на главной площади. Но он не знал, что та была из древнего рода первородных ведьм, как и не знал того, что под сердцем она носила ни в чём не повинное создание. Горя́ заживо, она прокляла его и весь его будущий род, а душу своего не родившегося ребёнка переселила в стоявшую неподалёку беременную девушку. Свою же душу она расколола на миллион маленьких частиц и подселила ко всем мужчинам, которые были способны иметь потомство. Старуха поведала Пак Кан Чолю то, что увидела, и поклялась помочь обойти это заклятие в обмен на своё помилование. Кан Чоль согласился. Как оказалось, полностью избавить от проклятия она была не в силах, но замедлить этот процесс ей удалось. Долгие годы ведьма подвергала дэйтов заклятием подчинения, высасывая у бедняг кровь для долголетия Кан Чоля. Но вот на голубоглазых данное заклятие не действовало. А всё потому, что их потомки происходили из первородного рода Чистых. Они обладали самой сильной и светлой магией, не подвластной ни одной живой душе. Когда нога старой ведьмы перешагнула ворота Финдэйта, она не почувствовала на этой земле «Печать защиты». Это значило, что все живущие среди дэйтов Чистые находятся без влияния самого сильного покровителя. Это существенно упрощало ситуацию и жизнь ведьмы, ибо голубоглазым неоткуда было узнать своё истинное происхождение, свои способности, как и умение ими управлять. Ведь последнюю их покровительницу заживо сожгли. Старухе эти засланцы даже при таком раскладе отравляли существование. Они могли повлиять на народ, заставить пойти против всех и вся, что, естественно, не входило в помыслы чёрной ведьмы. Голубоглазые не поддавались магическому воздействию, даже самому мощному гипнозу. Единственное, что могло их сломить, это — огонь. Всех древних вмиг извели с этой земли, как приносящих вред клопов, а простой народ немедленно подвергся чудовищному заклятию. Каждый месяц дэйты жертвовали для своего правителя кровь, неосознанно являясь спасением для его жизни. Но чёрная ведьма не видела самого главного — причину, вследствие которой наказание, оно же проклятие, теряло свою сил󅆆†
Прошло столетие. Городок значительно разросся, в том числе численность его населения. Земля от некогда существовавшего болота прогнила до такой степени, что вся каменная кладка от ввалившегося грунта ходила ходуном. Люди от постоянного колдовского влияния стали до жути противными, злыми и вонючими. Ах, да — «Вонь». Данное слово стало синонимом народа, как и городка в целом. Дэйты воняли грязной нестиранной одеждой, гниющими зубами и пóтом. Те, кто постарше, испускали запах кислой капусты вперемешку с мочёй. От детей же разило плесенью, пылью и птичьим помётом. Все запахи смешивались в одно огромное зловонное месиво в самом центре событий — на рынке. Именно там все ароматы города перекликались между собой и собирались в одну огромную кучу скверно пахнущего дерьма. Все справляли нужду прямо на ходу, не стесняясь прохожих. Дэйты вообще не знали слова «стеснение», как и о существовании мыла или других вспомогательных орудий для поддержания личной гигиены. Женщины и мужчины ходили в каком-то рванье, с нечёсаными волосами. Кто-то и вовсе с огромными колтунами, которые не поддавались расчёсыванию. Нередко можно было встретить полностью лысую женщину, так как в ни разу не мытых волосах зарождалась уже десятая по счёту жизнь, из-за которой они попросту выпадали. С северной части города с помощью тележек из-за границы доставляли продукты питания. Вот только по приезде весь товар успевал испортиться по причине несоблюдения методов транспортировки. Но все к этому привыкли. Организм дэйтов настолько приучен поглощать в себя тухлую пищу, что нормальная еда пришлась бы для них дикостью. Из-за каждодневной невыносимой жары вся рыба портилась буквально за считанные минуты, добавляя к поту, моче и птичьим потрохам мерзкий запах тухлятины. Каждый трудился, жил или, правильнее сказать, выживал, как мог. За целое столетие ничего не изменилось. Роду Пак по-прежнему не удалось сыскать исцеление. Судья Де Матье, по правде говоря, за столько-то лет в существование какого-то там чудесного противоядия не сильно верил, но отказываться от крови горожан всё равно не спешил, а то чёрт его знает, какие последствия могут произойти. Кровь дэйтов за всё время колдовского воздействия стала дурной и грязной. Она в ещё большей степени оказывала влияние на не без того скверную душу судьи. С каждым годом он становился всё мрачнее и суровее, но важная черта в его характере из года в год оставалась неизменной — патриархальный интерес склонный к мазохизму. Он получал истинное удовольствие, наблюдая за болью, унижениями, мучениями и страданиями других, в особенности голубоглазых детей. Эти дети хоть и были когда-то полностью истреблены с этой земли, однако через каждые пять лет продолжали вновь и вновь рождаться среди народа. Судья видел в их глазах чудовищную, нечеловеческую натуру, боялся той неизвестности, что нёс в себе род Чистых. Он счёл своим долгом искоренить зло. Верил, что дьявольщину, сидящую в их душах, смогут очистить только кровавые языки пламени. Он возомнил себя сильнее дьявола, когда возвращал эти плоти обратно в его пылающую обитель. Скрыть каждое новое рождение ребёнка не представлялось возможным. За всеми жителями велся тотальный контроль. Как только новорождённый появлялся на свет, его в срочном порядке приносили и показывали судье, дабы исключить рождение «другого». Если ребёнок рождался из рода Чистых, его немедленно придавали огню. Но в последнее время стали происходить случаи, когда взгляд небесных глаз лишал родителей возложенных на разум чар. Пробудившись от колдовского влияния, они пытались уберечь дитя, отгородить от злых умыслов судьи. Но в конечном итоге конец был один. В Финдэйте запрещено под каким-либо предлогом скрывать Чистых, как и покрывать тех, кто к этому причастен. Иначе всех ждёт один исход — позорная виселица. Но всё же, одного ребёнка они упустили…