Человек(?).

      Оглушительный грохот — тяжёлая деревянная дверь отлетела под чьей-то силой и впечаталась в стену, оставив на гнойно-жёлтой стене след отколовшейся краски, как раз в том месте, куда ударилась железная ручка. Пятка в дверном проёме опустилась, явив перепуганным посетителям подчёркнуто спокойное лицо, совершенно не вяжущееся с буйным вторжением. Клинок взгляда метнулся по каждому — вспорол, переворошил и небрежно оставил как есть; вонзился в человека за барной стойкой. Точно меж глаз, насквозь под звуки крошащегося черепа, через мягкое и склизкое.       За его спиной виднелись двое: воинственного вида рыжая девчонка с потешно нахмуренным бровями и такой же обманчиво-спокойный юноша, даром, что в остальном на первого совсем не похож, будто нарочно, для смеху разные ходят.       Мгновение оцепенения прошло. Убогие неряшливые тётки с визгами похватались за дряблую грудь, изображая страшный испуг, заворчали мужчины, бармен отставил мутноватую пивную кружку, которую собирался наполнить, и уставился на гостя во все глаза. Стоило ему перевести взгляд на девочку за его спиной, как он тут же всё понял. И как же он, блять, пожалел. Леви почти ощущал языком прогорклый, сальный страх.       Не тратя время на перестрелку словами, он в несколько молниеносных шагов оказался у стойки, перемахнул через неё, сшибив пару стаканов, и сомкнул пальцы на чужом загривке. После чего с силой опрокинул бармена лицом в столешницу и прижал, не позволяя подняться. В аккомпанемент хрусту кости и приглушённому воплю губы у волосатого уха шепнули вкрадчиво: — Ну что, обманул девчонку, отребье? Многих так дуришь, или только на детей твоей никчёмной смелости хватает?       Он видел, как по стойке расползается багровая лужа из разбитого носа, как некрасиво сморщилось его лицо, прижатое к деревянной поверхности и как скалится рот от смеси ярости и унижения. Бармен глухо прорычал что-то неразборчивое. — Громче. — Пошёл ты нахер, мелкий ушлёпок, — процедил мужчина. — Так слышно? — Понятно, — Леви хмыкнул и снова ударил ублюдка мордой в стол. Всё происходило так быстро и было таким неясным, — коротышка выбивает дерьмо из здорового мужика! — что все просто сидели на своих местах, будто бы абсурд происходящего сковал их по рукам-ногам. — Изабель, — позвал Леви, всё ещё удерживая бармена. — Напомни-ка, сколько он с тебя взял? Вдруг честный человек не ошибся, и три пинты пива действительно стоят по десять монет каждая? — Не надо, — прохрипел мужчина, и Изабель остановилась на полпути. От второго удара всё желание лгать пропало, он кашлял и отплёвывался, но только создавал под своим лицом месиво из крови, слюны и соплей. — Не надо, я верну все деньги, только отпусти!       Гости зашептались. «Десятку за пинту?», «Вот же гад мелочный». Но никто не высказал праведного гнева — такова была подземная человеческая суть, таков её самый страшный яд — безразличие.       Леви поморщился и отнял руку от шеи. Не пожалел, не испугался, просто как же отвратительно было бы коснуться этой дряни, разукрасившей дерево столешницы. Кровь хреново отстирывается. — Давай деньги, — холодом в голосе Леви можно было заморозить целый мир. — И внимательно смотри, как выглядят те, кого ты наёбываешь.       Бармен поднял слезливые глаза на Изабель. Два хвостика торчат в стороны, губы упрямо сжаты и вся она, пусть и немного сконфуженная тем, что дала себя одурачить, была ощерившейся и злой. Но если она была зла, как бывает зол какой-нибудь крошечный блоховоз, лающий из подворотни, то этот бандюган — как смертоносная хищная птица.       В огромных глазах девчонки отражался он сам, жалкий, с задранной кверху задницей, как течная кошка, униженный и побитый. И пусть в полумраке таверны он этого не видел — он знал. И знание это было тошно.       Леви вытащил из ящика под столом горсть монет и ссыпал их на стойку. Методично отсчитал два десятка и единицу, ту самую недостачу, а после — ещё столько же, с совершенно невозмутимым видом. Остальное небрежно смахнул обратно в ящик, рассыпав при этом пару кругляшков. Злобный взгляд мужчины он демонстративно проигнорировал.       Изабель наконец подошла к Леви и, пошуршав в кармане просторных штанов, протянула другу небольшой мешочек из грубой ткани. Он скинул туда деньги и бережно спрятал во внутреннем кармане жилета. — Понял, с кем связался? — с запалом воскликнула Магнолия и пнула один из барных стульев для пущего эффекта. Тот с грохотом упал, описал по полу полукруг и замер, как бы подводя итог всему произошедшему. — Ты ещё легко отделался! — Изабель, уходим, — Фарлан, который должен был в случае чего прикрыть Леви от разгневанных посетителей, настойчиво потянул её за локоть.       Уже на улице, едва злосчастное заведение скрылось из виду, Леви недовольно пробурчал: — Как можно было отдать ему столько? Совсем что ли сдурела? — Я не подумала! — она надулась. — Ну всё ведь хорошо кончилось, даже больше получили! — Нам повезло, что он быстро дал заднюю, — заметил Фарлан. — Но какая же он всё-таки скотина. Зато теперь можно и на рынок заглянуть, дома совсем голяк.       После минутных раздумий Леви утвердительно кивнул. Есть действительно было нечего — можно было бы поискать сносной крупы или овощей. И ещё (на этой мысли он даже ощутил удовлетворение — впервые за сегодня) непременно заглянуть к бакалейщику, отобрать хороших, терпких чайных листьев. Он давно заприметил эту лавку и был доволен, что наконец её посетит. — Да, идём.

***

      Торговая улица в этот день полнилась народу, что было если не удивительно, то несколько необычно. Леви, не теряя времени на лавирование между грязными, дурно пахнущими телами и избавляясь от участи быть зажатым между необъятным задом и чьей-то подмышкой, просто шагал вперёд, спокойно и бескомпромиссно. Народ расступался сам — несложный трюк. Взглядом цеплялся за деревянные и картонные вывески: овощи, крупы, сапожник, аптека. От последней передёрнуло. Леви не удержался и помедлил у окна — эту лавку он видел впервые, видимо, совсем недавняя.       Обшарпанные деревянные полки, на которых редкими рядами блестели пузатые банки с травами и порошками; у прилавка грязный коврик, — больше похож на сдохшую собаку — на окне… Леви отшатнулся, обратив внимание на жирную муху с обратной стороны стекла. Решив дать лавке последний шанс, он вновь приблизился к окну: владелец, будто бы зная, что за ним наблюдают, сунул голую лапу в одну из баночек, зачерпнул пригоршню какого-то порошка и ссыпал в бумажный мешочек с завязками. Затянул их на узел, повертел и широким, абсолютно омерзительным жестом утёр нос ребром ладони.       Леви пожалел, что решил остаться у окна. Давя рвотные позывы, он устремился дальше под хохот Фарлана и Изабель. — Эй, Леви, посмотри-ка, — крикнула ему Изабель, указывая пальцем на сгорбленного деда в окружении мешков с крупой. Он сидел на табурете, пыхая мятой самокруткой и перебрасываясь редкими фразами со случайными проходимцами. — Давай глянем!       Троица столпилась вокруг одного из мешков. Леви скептически осматривал зёрна, морща нос от вони табака. — Это хорошее пшено, детишки, лучше вы тут, — он обвёл рукой вокруг себя. Не на рынке, в городе — Леви смекнул. — Не найдёте. — Почём? — Кило за семь монет отдам. Возьмёте больше — будет дешевле, — Леви пощупал снаружи внутренний нагрудный карман, прикинул и кивнул.       Вдруг люди вокруг заволновалась, послышалось роптание: Леви увидел, как они расступались, пропуская кого-то очень торопливого, послышалась чья-то похабная басистая ругань, а спустя мгновение толпа выплюнула прямо ему в руки молодую женщину. Она споткнулась, неловко взмахнула руками — старенькая корзинка полетела в сторону (и кто ещё с ними ходит?) — и совершенно точно решила свалиться ему на грудь.       Леви ловко подхватил её под подмышки, лёгкую, нелепую, и уставился, не желая верить в идиотизм происходящего. Она похлопала огромными чёрными глазами, невпопад улыбнулась и затараторила: — Ох, прости, прости мою неуклюжесть, господин… Уф, да… Извини, совсем я что-то не смотрю… — она говорила, проглатывая некоторые звуки, и улыбалась, шарила по его груди и плечам, силясь опереться и наконец встать. На впалых белых щеках проступили пятна румянца, глаза заблестели.       Леви в полном недоумении бараньим взглядом пялился на девушку, повисшую у него на руках, и силился разобраться: какого хуя происходит? Это он, что-ли, господин? Захотелось даже по сторонам оглянуться, — не вылез ли он каким-то чудесным образом на поверхность, в столицу — но он задушил дурацкий порыв.       Девчонка всё продолжала смущённо улыбаться и пыталась разогнуться. Леви было подумал, что этот момент из неловкой случайности скоро перерастёт в какой-то дешёвый флирт, как вдруг ощутил телом: рука незнакомки, до этого будто бы искавшая в его груди опору, скользнула змеёй под жилет, царапнула карман и осторожно схватилась за мешочек.       Какая же ошеломительно наглая сука. Он даже не знал, восхищаться ему или злиться — она заметила добычу издалека, стоило ему лишь потрогать карман, и тут же разыграла целую сцену. Прожжённая воровка.       И всё же Леви выбрал разозлиться. — Ага, бывает, — скупо отозвался он, ставя её на ноги. — Смотри в следующий раз, куда несёшься, никто тебя ловить не станет.       Девушка ничего не ответила, удивительно быстро изменившись в лице. Очаровательная, чуть глупая улыбка сползла с лица, как оплывшая свеча, глаза потускнели; будто бы за секунду она вся обратилась в другого человека. На него затравленно и зло смотрела очередная вороватая нищенка, готовая прирезать за монету. Таких он видел сплошь и рядом за всю свою гадкую жизнь. Его ладонь медленно, но настойчиво сомкнулась на её предплечье. Тощее даже сквозь нелепую коричневую куртку — будто не кости там, а ветка, обтянутая кожей. Леви хотел бы ощутить укол сочувствия, но решительно не мог — чересчур живо в нём было воспоминание о подыхающем с голода пиздюке подле материнской кровати. И десятках таких же, как он.       В Подземном городе на всех сочувствия не напасёшься. — Ну… прощай? — неуверенно отозвалась она. Дёрнула рукой — Леви держал крепко. Взгляд его, серый и холодный, словно монолитная каменная стена, давил и прижимал к самой земле, грозясь размазать в кровавое месиво. Он видел, как внутри неё из живота до горла спазмами разрастается страх, как распахиваются безжизненные глаза-пуговицы и румянец пятнами сходит с лица. Испугалась. Леви был почти доволен. — Мне так не кажется. Давай я тебя провожу.       Конечно же нет. Нашла господина. — Спасибо, не надо. Я сама дойду, мне не далеко… — она дёрнулась отчаяннее, уже сильно напуганная. — Отпусти мою руку!       Леви видел, как несколько человек на них обернулись. Дед за его спиной, всё ещё ожидающий, что у него купят крупу, неодобрительно качнул головой.       Он приблизил лицо к воровке (мельком отметил растрескавшиеся полноватые губы и чешуйки сухой кожи у носа) и процедил так, чтобы слышала только она: — Давай ты всё-таки дашь себя проводить, иначе расплатишься за своё воровство прямо здесь, громко и при всех. Поработай головой хоть немного и поймёшь, что я спасаю твою задницу. Я могу решить, что ты этого не заслуживаешь. — Эй, слышь, да что такое? — нетерпеливо воскликнул Фарлан. — Отпусти ты её, у нас свои дела есть. — Тс-с-с! — Изабель ткнула его локтем под рёбра и характерно выпучила глаза. Чёрч усмехнулся, когда понял, на что она намекает, но не согласился. Кто же так знакомится? Девчонка сейчас, наверное, обделается от ужаса, судя по её лицу. — Разберитесь с этим без меня, — отмахнулся он и перехватил воровку за запястье. — Сейчас вернусь.       Сделал пару шагов и нырнул за лавку бакалейщика, скрывая в тени себя и девушку. Носом уловил неприятный запах и осёкся, едва не вступив в коричневато-зелёную лужу сточных вод. Сразу за торговым рядом шли довольно бедные районы.       Видя, что незнакомка больше не сопротивляется, он подтолкнул её к обратной стене лавки. Она глухо впечаталась позвоночником в доски и поморщилась. По её телу, до самого пояса, разметались чёрные волосы. Густые, хорошие, пусть и грязные. Несколько прядей свесилось перед её лицом, отчего она стала похожа на утопленницу.       Леви поёжился. Откуда такие неуместные сравнения? Но если бы она была утопленницей, то непременно из той сточной лужи, да. — Давай деньги, — отчеканил он перво-наперво и ощутил ироничное дежавю. — Нет.       Шаг ближе. Девчонка упрямо смотрела на него исподлобья. — Не испытывай моё терпение. Отдай мешок и пиздуй хоть на край света. — Нет. Не отдам.       Удивительная дура. Леви схватил её за запястье и с лёгкостью вырвал монеты из тощей руки. И тут же, помня прошлую ошибку, сунул его в пришитый к поясу штанов внутренний карман. Можно было возвращаться. Слишком здесь сыро и неприятно.       Он услышал шорох и тоненький, глухой всхлип. Обернулся, проклиная всё на свете — себя, её, этот сумасшедший день и ещё более сумасшедший город, а самое главное — дурёху Изабель и ушлого бармена.       За что, блять? — успел лишь подумать, прежде чем увидел то, чего видеть так не хотел. Неудавшаяся воровка сидела тощим задом в грязи, пачкая старенькое белое платье, от времени и постоянных стирок уже посеревшее, уткнулась лицом в колени и крупно дрожала плечами. Не выла, не кричала — можно было даже подумать, что она и не ревёт вовсе, а дрожит от холода и, может быть, голода. И тут бы уйти, уйти и забыть ебанутый день, но Леви совершил очередную ошибку — грубовато окликнул её. — И что ты устроила? — он скрестил руки на груди. — Обманом попыталась обворовать меня, потерпела неудачу — и теперь ревёшь?       Она пробурчала что-то неразборчивое. Леви это даже позабавило. Она так искренне расстроилась своей неудаче, что расплакалась прямо у него на глазах. Ненормальная девчонка. — Нет, нахер, — решил он и развернулся, чтобы уйти — происходящее вызывало у него такие противоречивые эмоции, что стало мерзко. Чем раньше он её покинет, тем быстрее кончится эта дурацкая, хрен знает чем мотивированная встреча. И тем больше нервов он сбережёт, да. — Леви.       Он обернулся. — Я собираю деньги, чтобы заплатить Леви. Я хочу, чтобы он убил мою мать.