I'm in love with a sin

Юнхо стоял на пороге охотничьего домика уже которую минуту. Да, поговорить с Минги до этого казалось единственно верным выходом, только вот сейчас его одолевали смутные сомнения. Сон был той самой третьей стороной, которая могла пролить свет на вопросы и дать объективную оценку происходящему, но вновь вмешивать его в собственные разборки казалось чем-то не до конца правильным. Поэтому, прожигая дверь взглядом, Чон ждал знака свыше — продолжить начатое или дать попятную — и этот самый знак не заставил себя ждать, когда дверь приоткрылась, и из-за неё показалась голова Чонхо. Юнхо подумал было выдавить из себя улыбку, но не смог. Чужое присутствие всё ещё наводило на него лёгкую тревогу, но сегодня от Чхве помимо свойственной ему холодности веяло беспокойством. Чужое лицо перестало походить на маску, и на нём наконец можно было прочесть эмоции, которые парень совсем не ожидал увидеть. — Ты в порядке? — просто не мог не поинтересоваться Юнхо, глядя на осунувшееся лицо и глаза, лишённые блеска. Чонхо, видимо, понял, что его плохое состояние было очевидно, и попытался вернуть лицу привычное выражение. — В полном, — заявил он, наваливаясь на дверь будто бы в поисках опоры. — Чего хотел? — Можно мне поговорить с Минги? Глаза вампира сверкнули, но тут же вновь погасли. — Нельзя. Чужой тон не оставлял никакого сомнения в непреклонности решения, но Юнхо всё же хотел знать почему. И едва он думал задать свой вопрос, как из дома донеслось тихое «Впусти его». Чон едва угадал голос Минги, потому что он был каким-то надсадным и скрипучим. Голова Чонхо пропала, и спустя мгновение вампир отворил дверь, пуская Чона внутрь, пусть явно с неохотой. — Он в гостиной, — пояснил Чхве, давая Юнхо идти первым, но при этом тенью следуя по пятам. Такое положение дел очень напрягало. Что же случилось с Минги, раз Чонхо выглядел так взволнованно и не хотел пускать никого в дом? Чон боялся делать предположения, потому что понимал, что причина наверняка окажется за гранью его понимания. Медленно отворив дверь в гостиную, Юнхо замер на месте и выругался про себя. Хватило одного короткого взгляда на Сона, чтобы понять, насколько он болен: здоровый цвет лица сменился на какой-то серый оттенок, идущий пятнами, под глазами залегли тёмные мешки, а рука, лежащая поверх пледа, мелко дрожала. Юнхо смотрел на парня, теряясь в догадках, но одна из них почему-то казалась ему одновременно необоснованной и имеющей право на жизнь. Минги слишком уж походил на страдающего от ломки наркомана, только вот могло ли это быть правдой? — Да, вот такой я теперь, — усмехнулся Сон не своим голосом и тут же поперхнулся. Чонхо тут же оказался на краю дивана, где лежал Минги, со стаканом в руке, и помог больному сделать пару глотков. Тому немного, но полегчало, и он дрожащим пальцем указал Юнхо на кресло. Парень подошёл к нему на негнущихся ногах и буквально плюхнулся на сиденье, не отрывая взгляда от Сона. — Что с тобой? — идя сюда решать накопившиеся вопросы, Юнхо вовсе не думал, что окажется погребён под тонной новых. Он никогда и представить себе не мог Минги в таком состоянии. Парень всегда был живчиком: брался за любую тяжёлую работу так, будто это было проще простого, любил спорт и игры, много шутил. Тот, кто сейчас лежал на диване, был жалкой копией Сона, которого Юнхо знал. Только вот получалось, что знал Чон совсем немного и даже после вампирских откровений так и не мог понять, кем являлся Минги. Он явно не был человеком, потому что был в разы сильнее и выносливее прочих, но и на вампира совсем не походил ни образом жизни, ни повадками. — Пытаюсь надышаться перед смертью, — даже в таком состоянии Сон не прекращал шутить, но вот сидящему рядом Чонхо явно было не до смеха. — Перестань так говорить, — фыркнул он, поправляя плед скорее на автомате, чем из надобности. Минги, заметив суетливость вампира, положил ладонь поверх чужой, некрепко сжал и вновь перевёл взгляд на Юнхо. — Он всегда переживает так, будто это первый раз. Будто не было тех пятнадцати лет. Юнхо не знал, куда себя деть. Отношения между Минги и Чонхо всё ещё были для него чем-то непостижимым, не просто дружбой или любовью, а нечтом за гранью. Впрочем, так можно было говорить о всех жителях особняка. Их чувства не поддавались простому человеческому описанию, как сам Сон когда-то говорил. — Ладно, — Минги отмахнулся от неприятных мыслей и даже попытался улыбнуться. — Ты ведь хотел о чём-то поговорить? — Вообще да, — нехотя признался Чон. Правда, теперь, видя товарища в таком состоянии, было уже совсем не до этого. Голову наводнило новым потоком вопросов, и разговор с Уёном и Саном планомерно отошёл на второй план, но Минги, а с ним, конечно, и Чонхо всё равно всё поняли. — Ты говорил с ребятами? — Юнхо угукнул себе под нос и перевёл взгляд на окно, потому что смотреть в глаза ни одному из собеседников больше не мог. — И что тебе удалось узнать? Парень долго подбирал слова, не желая скатываться в пространную банальщину, но только она на ум сейчас и шла. — Что всё намного сложнее, чем я думаю. — Это действительно так, — Минги едва заметно кивнул и было видно, что даже это движение даётся ему с трудом. — Я и сам побывал в твоей шкуре, а потом просто… привык. Мы все привыкли. Несложно было догадаться, кто имелся в виду под этим неясным «мы», потому что теперь уже Чонхо согласно закивал, пусть и без энтузиазма признавая справедливость заявления. И правда, какой может быть энтузиазм, когда речь идёт о чём-то, меняющем судьбу в корень столь вероломно и необратимо, чём-то, что вычёркивает тебя из прошлой жизни и заставляет жить новую, непривычную и подчас одинокую. Да, многие вампиры собирались в кланы и, как выходило, обретали семью, но, Юнхо был уверен, были на земле сотни одиночек, так и не сумевших свыкнуться с обращением и оттого ещё более опасных. — Но как? — Чон не понимал, просто не понимал, каково это. — Как вообще можно к такому привыкнуть? За этими вопросами последовала тяжёлая пауза, но торопить собеседников Юнхо не смел, понимая, что нужно время собраться. Потому он просто наблюдал за тем, как Чонхо сжимал и разжимал ладонь Минги в своих, будто это нехитрое действие помогало ему найти слова. — Это непросто, — наконец решился Чхве. — Никогда не было. Ни Ёсану, что первое время кичился происхождением и не принимал нас как своих младших. Ни Сану, что то и дело рвался на фронт, подвергая угрозе тайну происхождения. Ни Уёну, что долго отрицал принадлежность к клану и клял Сонхва… Ни мне, пусть я и был счастливее всех прочих, потому что прошлой жизни, считай, и не помнил. Юнхо открыл рот от удивления. Каждое произнесённое слово было новым кусочком пазла, который он тщетно пытался собрать, только вот чем больше пазлов было, тем сложнее они укладывались в общую картину. Наверное, он и правда никогда не сможет постигнуть всей сложности чужого мира, но всё равно попытается. — Почему ты был обращён? — спросил он, надеясь на чужую снисходительность. Пусть у них с Чонхо так и не сложились близкие отношения, он верил, что ещё не поздно начать всё с начала. Чхве, видимо, и сам хотел наконец открыться, словно высказаться ему было жизненно необходимо. По крайней мере, в его взгляде Юнхо увидел надежду на принятие. — Я не воевал, не боролся за свою идеологию и не сделал ничего великого. Я просто был гиком, любившим компьютеры и лёгкие деньги. Именно благодаря этому я познакомился с кланом. Наверное, ты сочтёшь мою историю скучной и банальной, но она такая, какая есть, — Юнхо кивнул, и Чонхо продолжил, словно ему и правда требовалось разрешение рассказать свою историю. — Я ехал на юбилей бабушки в тот день, а пока был в дороге, болтал по телефону по поводу перспектив электронного архивирования с Хонджуном. Это было моей самой большой глупостью и самой большой удачей. Потому что, положи я трубку, я бы смог вывернуть руль, уйдя от летящей на меня машины в кювет. Положи я трубку, я бы остался умирать на пустынной просёлочной дороге. Он замолчал, понимая, что нужно время на осмысление, и это правда было так. Даже после историй Сана и Уёна Юнхо всё ещё не мог привыкнуть к тому, насколько трагично складывались чужие судьбы. Чонхо был не прав: его история вовсе не была банальной, скорее, очень уж жизненной, и оттого Чона сжимало изнутри ещё сильнее. Он с трудом мог представить смерть на войне или несчастный случай во время побега от режима, но гибель Чонхо была чем-то настолько повседневным, что наводила ещё больший ужас. — Обращение может излечить тело, но не разум. Поэтому, когда я очнулся после перерождения, то не помнил себя. До определённого момента. Я и сейчас ловлю воспоминания — маленькие эпизоды из прошлого, кусочки пазла, которые всё никак не могут собраться воедино, — Юнхо вздрогнул, стоило услышать это сравнение, потому что слишком хорошо понимал, о чём именно говорит Чхве. — Тогда это казалось мне проклятьем, но теперь я думаю, что это спасение. Потому что время лечит, пусть и не сразу. Кому-то хватает десятка лет, чтобы отпустить, а кому-то требуется целый век. Чона пробрало до дрожи после последних слов. Хотелось, очень хотелось верить, что он правильно понял Чонхо, и что, возможно, тот сможет стать тем, кто наконец даст ответ. — Как Ёсану? Он ведь до сих пор не может что-то отпустить. Чонхо отвечать на вопрос не спешил, будто какая-то тяжесть на сердце не давала ему сказать правду, но тогда в диалог включился Минги. — Знаешь, за годы жизни бок о бок с вампирами я понял кое-что, — Юнхо обратился в слух. Сон — человек, которого он считал своим хорошим приятелем — сейчас казался ему всемогущим оракулом, связующим звеном между двумя мирами. — Что им иногда куда сложнее понять людей, чем людям — их. Так ведь, господин Ким? Минги посмотрел куда-то за спину Чона, и тот резко обернулся, чтобы тут же вскрикнуть и схватиться за сердце. Не только у Уёна была дурная привычка появляться незаметно. Хонджун тоже грешил этим, иногда пугая Юнхо до смерти. — Так, Минги-я, — вампир улыбнулся по-отечески и, похлопав пришедшего в себя Чона по плечу, проследовал к дивану. — Как твоё самочувствие? Юнхо не сводил взгляда с Кима, устроившегося рядом с Чонхо. Тот провёл быстрый осмотр, будто мог видеть тело больного, как рентген, и заключил уже без улыбки. — Долго в таком состоянии ты не протянешь. Знаю, что это больно, но иного выхода нет. Чон уже не знал, чего ещё можно было ожидать. Наверное, даже метеоритный дождь показался бы ему обычным погодным явлением после всех тех откровений, что довелось сегодня услышать. Неведение не столько пугало его, сколько раздражало самолюбие, как бы он ни пытался это отрицать. Он больше не хотел тайн и замалчиваний, точно не когда человек, которому он когда-то вверял свои сомнения, выглядел так плачевно. Похоже, напряжение, которым налилось его тело, смог уловить Ким. Он потрепал Минги по волосам и сказал тихо, но так, чтобы Юнхо наверняка услышал. — Юнхо беспокоится за тебя, но совсем ничего не понимает. Наверное, тебе следует рассказать ему. Стоило уже привыкнуть, что старшие вампиры могли читать его, как открытую книгу, но Чон всё никак не мог. Это пугало и доставляло дискомфорт, пусть сейчас парень вздохнул с неким облегчением, потому что сам бы не смог подобрать нужных слов, чтобы вывести Минги на признание. Но тот, кажется, не был против рассказать и воспринял замечание Хонджуна (а вместе с ним и утвердительный кивок Юнхо) как предложение высказаться. — Ты знаешь, кто такие фамильяры? — Минги зашёл издалека, будто прощупывая почву. Чон изо всех сил постарался припомнить всё, что слышал и видел в произведениях массовой культуры, и вычленить хоть что-то близкое, на его взгляд, к правде. — Это слуги вампиров, которых те используют в качестве… источника свежей крови. Хонджун усмехнулся, будто счёл это предположение забавным, а Чонхо стал ещё угрюмее, чем до этого. — Не совсем так, — заявил Минги. — У фамильяров действительно есть хозяева-вампиры, только вот эта связь строится немного по-другому. Не вампиры зависимы от крови фамильяров, а фамильяры — от крови вампиров. Нетрудно было догадаться, к чему именно был заведён этот разговор, но Юнхо всё равно ждал, когда Сон подтвердит предположения вслух. — Я фамильяр Чонхо, а он — мой хозяин. Почему-то прозвучало так, будто Минги давал показания в суде, а не рассказывал это хорошему приятелю. Голос его был таким безэмоциональным и сухим, что его едва можно было узнать, но, судя по всему, это было вызвано новым приступом, от которого парня скрутило спустя пару секунд. Чонхо тут же крепко сжал чужую ладонь, и это действие словно помогло снять часть той боли, что одолела Сона. Тот какое-то время пытался восстановить дыхание, и когда наконец смог это сделать, то тихо продолжил: — Меня каждый раз распирает на смех оттого, как ничтожно мало люди знают о фамильярах, даже меньше, чем о самих вампирах. Чего далеко ходить, и я был таким. Сам знал лишь малую часть того, что должен был знать до первого «кормления». Но я не видел дальше какого-то тщеславного желания получить силы и быть с Чонхо на равных — и за это заплатил дорогую цену. Потому что сам процесс «кормления» — это пытка, которую мне теперь приходится проходить снова и снова. Каждый раз я вынужден испытывать адскую боль, будто вместо крови по венам циркулирует раскалённое железо. К такому просто невозможно привыкнуть, понимаешь? Можно лишь отсрочить момент, выбрав меньшее из зол. Хонджун положил ладонь на плечо Минги, и только тогда Юнхо заметил тоненький провод капельницы, уходящий куда-то в складки пледа. — Тем не менее, долго пребывать в состоянии голода чревато последствиями, — заметил Ким, — и Минги необходимо проходить через процесс «кормления». Мы давно ищем способ облегчить боль, но всё, что нам удалось достичь, это слегка притупить её. Юнхо почувствовал прилив головокружения. Его мозг, кажется, просто отказывался переварить информацию, которую вывалили на него за столь короткий срок. Все эти признания и откровения вводили во всё большее смятение, и словно не проясняли ситуацию, а запутывали её. Наверное, требовалось время, чтобы привести мысли в порядок, но Чон не знал, где это время брать. — Пора, Минги-я, — сказал Ким, ободряюще кивая. Юнхо уловил чужое движение периферийным зрением и попытался вновь сфокусироваться на происходящем. — Не заставляй нас волноваться, особенно Чонхо. Минги едва заметно кивнул в ответ, пусть и с неохотой. — Пойдём, — Хонджун обратился к Чону, после чего поднялся и, напоследок прижав к себе Чонхо, кажется, ещё более подавленного после признаний Минги, прошёл в сторону выхода. Юнхо сам не понял, как встал и с трудом оторвал взгляд от Сона, неуверенно улыбнувшегося ему в ответ. — Я буду в порядке, — пообещал парень, и его словам хотелось верить так же, как и тому, что совсем скоро Юнхо сможет найти все ответы на вопросы и — что даже важнее — принять их. Пока же оставалось лишь найти в себе силы приободрить Минги жестом и покинуть дом вслед за Хонджуном.