Проект "Химера"

      «Эти воспоминания витают вокруг, словно тонкий дым, окутывающий сознание неизбежностью. Мои глаза, отражают духовную рану, моменты ужаса и безысходности. Моя раздробленная личность — почти разбитое зеркало — отражает множество оттенков мук и страданий. Их слишком много, больше, чем мог различить человек. Внутри все разносит буря сомнений и призраки далекого прошлого. Я пленница собственного сознания, а мое сознание пленник безумия. Уродливый в своей сути уроборос, ползающий по шее и рвущий душу на части. Голос, отзывающийся из онтологического ничто, наполненный болью и печалью, это моя песнь. Песнь о растоптанной надежде, в ней переливаются ноты скорби. В моих словах звучит тоска и разочарование, будто проклятие, обрушивающееся на истерзанную душу. Безумие и рассудок путаются в лабиринте мыслей, в котором правда и ложь переплетаются, оставляя лишь эхо мучительной тишины. Моё сердце пытается отрицать и принимать мучительную истину одновременно, словно разбитая игрушка, которую невозможно восстановить. Теперь все смешалось. Не было ни правды и лжи, не было безумия и рассудка. Я стояла молча, наблюдая за собой в зеркало. Вот только, в этом отражении была другая я. Бездушный робот, знающий только убийства и жестокость. Я смотрела на неё и её же глазами, видела себя. Молодую девушку, кожа которой ещё не подверглась истязанию. Наши видения были переплетены, мы были одним целым и в тоже время порознь. — Ты выглядишь так жалко, — она заговорила, проведя рукой по механической челюсти, — представляешь собой нелепое существо, которое боится каждого шороха. — Ты выглядишь так спокойно, будто тебе и вовсе неведом страх. В тебе нет ни капли сострадания или стыда. Ты берёшь то, что хочешь и когда хочешь, — это был немой разговор, губы не двигались, но глаза могли сказать больше. Она улыбнулась и приложила руки к зеркалу и я сделала то же самое. Наши движения были идеально синхронными, мышечная память у нас была одна на двоих. В её глазах была зияющая пустота. Красное свечение слепило меня, на ресницах стали блестеть капли слез. — Выпусти меня. Ты ведь знаешь, что я смогу убить их всех. Я не побоюсь и даже этим чертовы заглушки не помешают, — её голос был сладок и манящ, как у змеи искусительницы, — я сожгу это место и восстану над пеплом. — Ты безумна. Это место искажает твой разум и делает из тебя такого же психа, как и все они. Ты это я, так пойми мои чувства, — я прокричала и в её глазах отразилось понимание. — Поднимайся, — её голос изменился и стал более грубым, — ПОДНИМАЙСЯ!»       Я резко встала, поднимаясь на двух руках, а после опираясь на стол. Я даже не заметила, как уснула возле него на полу. Её голос эхом раздавался в ушах. Психоз потихоньку отпускал мой разум. Я тяжело вздохнула и перехватила кинжал в руке.       — Если и умру, то хотя бы попытавшись вытащить нас отсюда, — я перетащила парня в угол и прикрыла какими-то короткими тряпками.       Отодвинув шкаф от двери, я пошла по коридору. В моей голове до сих пор шёл непрерывной спор и механический глаз, то и дело мигал красным свечением.       Глухая атмосфера зловещего безмолвия окутывает мрачные коридоры лаборатории, словно могила, поглощающая все звуки и свет. Свет из ламп, словно тусклые огни призрачных фонарей, пытается пробиться сквозь пелену тьмы, рассекая ее на куски, но зловещая аура лишь усиливается, разжигая воображение ужасными видениями.       Я шла осторожно, прижимаясь к стене и прислушиваясь ко всем звукам. Глаза уже давно привыкли к темноте. Главное, чтобы местоположение комнат было тем же, что и четыре года назад.       Стены, покрытые трещинами и потеками плесени, словно рассказывают историю длительного забвения и пренебрежения. Тени на стенах, создаваемые нестабильным светом, кажутся живыми, словно призраки, таящиеся в ожидании своего момента.       Зловещие звуки, слабо усмехающиеся в безысходной тишине, кажутся как призрак, шепчущий проклятия. Слабое эхо шагов призывает мерзкие воспоминания страданий этих несчастных пациентов, чьи вопли до сих пор остаются звучащими в ушах.       Когда я была тут в последний раз, нас было немного. И никто не уродовал наши лица, оправдывая это тем, что каждые опыты во имя науки. Мне было не жаль тех людей, чьи трупы я обходила. Они помогали создавать монстров и упивались их страданиями.       Изгибы коридоров словно разветвленные пути в ад. Там, в темноте, кажется, что что-то скользит исходящее из тени. Игры воображения и не больше. Если бы это были пациенты, кто-то из них давно бы кинулся на меня.       Сзади раздавались тяжёлые шаги, кто-то шёл за мной, даже не стараясь скрыться. Нужно сохранить свой разум, чтобы не впасть в безумие. Коридор был до ужаса узким и имел множество разветвлений.       — Скрываешься в тени, — я остановилась и слегка повернула голову, — играешь со мной.       — Ты словно тигр в клетке, — он вышел из тени, стоя под мигающей красной лампой, — не знаешь куда бежать, но если кто-то подойдёт, откусишь руку.       Его голос слегка замыкал. Этот белый шум также подавлял его силу, но не полностью. Он стоял довольно улыбаясь, будто ему было известно гораздо больше, чем мне.       — Вернулась в этот ад и ради чего? Железки. Успешно скрываться четыре года, чтобы вновь запереть себя в тюрьме, — он подходил ближе.       Из его руки выпали две цепи, на конце которых были острые лезвия. Он крутил одно из них, не спуская с меня глаз. В голове больно кольнуло и словно сломанный экран, перед глазами появлялись глюки.       На меня медленно надвигается киборг и в ту же секунду, он становится мальчишкой, которой скачет на скакалке. Вот он замахивается, чтобы дать мне её конец и я рефлекторно наклоняюсь.       Лезвие ударило в стену и оттуда посыпался бетон. Моё зрение прояснилось, и я ринулась бежать по коридору. Он бежал за мной, то и дело, пытаясь задеть лезвием ноги.       Я знала, что он видит меня в этой кромешной темноте. Спрятаться негде, только обмануть и постараться сбежать.       Темный коридор лаборатории, как зияющая челюсть механического зверя, поглощал свет и звуки, словно испокон веков таящий тайны и ужасы. Шаги киборга раздавались с булькающим эхом, словно приговор судьбы, угрожающий жестокой расправой.       Я метнулась через лабиринт темных переходов, словно змея, скрывающаяся в лабиринтах своего убежища. Моё дыхание, хриплое и напряженное. Но мне удалось сбежать от него.       Забежав в одну из комнат, я обвалила старую балку, сильно ударив по ней. Теперь путь был перекрыт. Его злые глаза наблюдали за мной через узкую щель, а после он скрылся в темноте.       Я тяжело выдохнула, стараясь успокоить дыхание и сердцебиение. В комнате было пусто. Немного передохнув, я пошла в смежную комнату и после вышла в соседний коридор. Он казался очень знакомым. Расположение дверей и его ответвления.       Тяжелые шаги раздаются в этой лаборатории, словно стуки призраков, их тяжесть увеличивается с каждым мгновением, словно тень, приносящая весть хаоса и смерти. В воздухе витает запах меди и крови, паники и безысходности. Мертвый свет ламп словно лишь подчеркивает мрачность происходящего, оставляя ужасающие тени на стенах.       Нет рая в углах этой лабиринтовой машины смерти. Тела охранников и ученых — умирающие стражи здесь.       Сбежавшие пациенты, лишенные человеческой целостности, блуждают, вырывая куски плоти, чтобы прокормить свою жажду и отмщение, оставляя в своем следе страх и ужас.       Моё лезвие сверкнуло под красным светом, когда вонзилось в череп одного из пациентов. Я наблюдала, как он захлёбывается в своей крови и мучается от предсмертных конвульсий. Он был не один и мне приходилось выворачиваться и вырываться из их рук, нанося всё новые удары. Человеческий разум на эти мгновения отключился. Жестокость и агрессия расплылись по моим венам.       И это спасло меня, теперь коридор был чист и я двинулась дальше. Я застыла когда увидела знакомые двери, ведущие в хирургическую.       Словно само это место хотело, чтобы я пришла именно к ней. Хотя было множество других путей обхода. Я открыла двери с ноги, прикрывая глаза от белого света.       — Я знал, что ты придёшь сюда, Ренита, — его голос был очень стар.       Я встала как вкопанная и казалось, будто от увиденного мои зрачки уменьшились. Доктор Шнаунхайзер стоял возле операционного стола и смотрел прямо на меня. Корни страха обвили моё сердце, крепко сжимая его и протыкая шипами.