Смертельно важно

Работы в этот день было много, потому, когда пришло время закрывать бюро, и на пороге его возник не клиент, я искренне обрадовалась. Не то чтобы я не отложила закрытие бюро, если бы пришел клиент, в любое время, будь день полон забот или же наполовину свободен, нет: я бы с радостью восприняла возможность заработать. И несомненно с честью бы выдержала испытание «одари заботой человека, которого привело к тебе горе». Я была профессионалом. В свои восемнадцать лет я участвовала во множестве ритуалов, и, с недавних пор, именно я считалась хозяйкой ритуального бюро «Ваншэн». Но искреннюю радость, не омраченную сторонними факторами, у меня вызывало общение с дорогими мне людьми. И Даниэль среди них был одним из самых важных. Хотя, разумеется, я не торопилась ему в этом признаваться. — Дэнни! — махнув рукой, от чего обнажил локоть приспустившийся рукав китайского шелкового платья, ритуальной торжественной униформы служительницы, я разулыбалась. — Здорово, что ты пришел! Иди скорее сюда! Даниэль приходил всегда неожиданно, никогда не предупреждая заранее. Он был китайцем лишь наполовину, мама его жила здесь же, в Пекине, а отец остался после развода в далекой снежной России, подарив сыну скорее славянский, чем азиатский разрез зеленых глаз. Волосы у Даниэля были черными, короткими, а челка, аккуратно стриженная, всегда лежала немного неровно и наискось. Мы познакомились с Даниэлем, на удивление, не на моей работе, где я приобретала девяносто девять процентов своих социальных связей. Даниэль был тем самым исключением из общего правила. Когда мне было шестнадцать, я читала ночью стихи в парке под светом фонаря и завывание дождя. И Даниэль был тем самым чудаком, который смиренно ждал, пока я закончу, не перебивая, а потом подошел и предложил мне зонт. Он был таким же странным, таким же чудаковатым, как я, и мне это нравилось. Хотя моя уникальность была в эпатажности, а он, напротив, был скрытен и тих, я знала, что в его голове тоже есть поющие китайскую оперу тараканы. Еще и, возможно, в антрактах читающие частушки, аккомпанируя себе бубнами. Мне нравился Даниэль. Ему, по всей вероятности, была приятна моя компания. И вот сейчас он пришел без предупреждения аккурат к концу моего рабочего дня, чтобы?.. — Привет, — Даниэль неловко дернул рукой, словно бы планировал поздороваться со мной рукопожатием, но почти сразу передумал и просто опустил руку обратно. — У тебя же завтра выходной? Может быть, сходим в кафе? У тебя, наверное, есть что-то новенькое прочесть. Тут он меня подловил. Попал в самое яблочко. В самую черепушку. К концу рабочей недели у меня всегда накапливается много стихов, что я сочиняю в течение шести дней. На прошлой неделе мы с Даниэлем не виделись. И теперь у меня было в два раза больше стихов! Мне, по-настоящему, нравилось, что Даниэль интересовался моими стихами. Я планирую стать издаваемой поэтессой, и последние два года именно Даниэль является моим слушателем и рецензентом. Он почти никогда не критикует, и это тоже добавляет мне вдохновения. А еще он хорош в математике и поэтому легко правит мои строфы, если я сбиваюсь с ритма. В общем, у нас очень плодотворный симбиоз. Но указывать его, как соавтора, я, конечно же, не буду. Но в посвящении — обязательно! — Да, давай! — я постаралась убрать слишком уж радостную улыбку с лица, не смогла, плюнула на это и разулыбалась еще шире. — Я так рада, что ты пришел! — Возможно, если бы ты дала мне свой номер, я бы смог предупреждать заранее, — буркнул Даниэль, и я впала в ступор. — А я… разве… ой! — ну да, конечно, я же утопила телефон в ванной месяц назад. А до этого мой предыдущий телефон упал и разбился. А еще до этого я теряла телефон. И все это время… Как давно у Даниэля не было моего номера? Я достала телефон. — Твой номер?.. — Не изменился, — губы Даниэля тронула едва заметная улыбка. Возможно, я на миг смутилась, но уже в следующую секунду Даниэль продиктовал мне по цифрам свой номер, не надеясь на мою память. Я записала номер и тут же ему перезвонила. — Сейчас мы закроем бюро, и я выйду! — я кивнула в сторону Чжун Ли, моего лучшего консультанта. Господин Чжун Ли был китайским мужчиной среднего возраста, он работал в бюро уже полтора года, и мне, хоть я сперва немного смущалась, очень нравилось им руководить. Чжун Ли был очень компетентным специалистом, он обладал проницательностью и изысканными манерами аристократа. Он жил при бюро, поэтому закрывать его на ночь было его обязанностью. Кроме тех дней, когда мы проводили ночные ритуалы, и бюро работало вплоть до самого рассвета. Поднявшись по лестнице на второй этаж, я дошла до своей комнаты при бюро и быстро сменила платье из тонкого шелка на более теплое платье. Прическу я сменила тоже, завязав тщательно уложенные с утра волосы в два длинных хвоста. Погладила стоящую на подставке ритуальную кепи, головной убор, оставшийся от дедушки и бережно перешитый на мой размер. И, подмигнув своему отражению в зеркале, торопливо сбежала вниз. Чжун Ли ждал меня в полутемном помещении, освещаемом на ночь лишь флуоресцентными лампами в торшерах. — Молодая госпожа вернется поздно? — со всей возможной учтивостью обратился он ко мне; ничего его не учит. Я дружески ткнула Чжун Ли кулаком в плечо, для чего мне пришлось поднять руку выше своей головы. И, поймав его лукавый взгляд, не удержавшись, прыснула. — Дэнни меня проводит! — пообещала я, выскальзывая за дверь. — Я рад, что господин Дан берет на себя такую ответственность, — цепкий взгляд Чжун Ли проследовал за мной за двери бюро, но я не позволила Даниэлю и Чжун Ли завязать разговор, бедром толкая дверь от себя, захлопывая ее. Чего я не любила, это когда Чжун Ли играл роль строгого папочки, о чем его никто не просил. Как бы он не разнился со мной по возрасту и опыту, я все же была его госпожой, а он моим подчиненным. Я не собиралась переходить грань наших с ним взаимоотношений и позволять ему присматривать за мной больше, чем то необходимо. Достаточно его наставнического отношения на работе, в личной же жизни мне советы не требовались. Даниэль повел меня в новое кафе, чье название я прочитала, как «Вахаха», и не поленилась сразу же прокомментировать. «Мы заходим в «Вахаха», Цены просто «ахаха», И меню смешное тоже, На китайско не похоже». — «На китайско»? — переспросил Даниэль, когда я отложила меню. — Сократила в угоду рифме, — с удовольствием объяснила я. — Можно было бы перестроить, но это же так, для развлечения, в никуда. — Я не про это. Блюда в меню — не китайская кухня? — Ммм, — я притянула меню к себе и стала готовиться отвечать. Несмотря на то, что он прожил в Китае всю жизнь, Даниэль очень трепетно относился к тому факту, что являлся полукровкой. Ему все время казалось, что он не самый что ни на есть китаец, и он упускает из виду что-то, что другие китайцы знают, а ему не говорят. Но в данный момент играло роль то, что я была из аристократической семьи, с детства приученной к этикету во всех его проявлениях, а Даниэль был обычным парнем, пошедшим по обычному пути. В данный момент он, благополучно окончив школу, поступил на математический факультет неплохого ВУЗа, и в то время, как я вовсю работала, возглавляя семейный бизнес, грыз гранит науки. — Смотри, в названии этого десерта используется авторский иероглиф. Его значения смешаны не совсем верно. То, что получается, не отражает то, что представлено в меню. Можно предположить, что для дизайнера меню китайский не родной язык. Или же пойти дальше и поставить на владельца кафе, ведь именно он пропустил такое меню. — Но это говорит только о владельце и о дизайнере, но не о поварах? — заспорил со мной Даниэль. — Может быть, еда здесь соответствует всем стандартам китайской кухни, и лишь меню с ошибкой? — Так я же и говорила про меню, — хитро улыбнулась я. — Да и ты, наверняка, уже проверил вкус здешних блюд, прежде чем пригласить меня сюда? Легкая полуулыбка Даниэля показала, что этот ход он оставляет за мной. Вероятно, как истинный джентльмен, он дал мне фору, ведь не мог же математик так легко просчитаться? Если только не показательно. Хотя иногда математики совершают самые глупые ошибки в логике, когда их что-то сбивает с мысли. Подумав так, я тихо хихикнула, спрятавшись за меню, где мне больше всего хотелось изначально именно то самое блюдо, подписанное неправильным иероглифом. — Я буду это и это, — я ткнула ногтем с рабочим черным маникюром в меню, и Даниэль сделал заказ, добавив что-то себе. Не дожидаясь, пока принесут заказанные блюда и напитки, я достала пухлую тетрадь из сумки, которую принесла с собой. — Может быть, пора переходить на электронный формат? — в который раз спросил Даниэль. Когда математик с завидным постоянством спрашивает одно и то же — он явно уверен в верности своего предложения. Я вздохнула, понимая, что Даниэль совершенно прав. Необходимо перепечатать все стихи и как можно быстрее. Я писала их чем придется, редко пером, чаще ручкой, а иногда и просто фломастером или даже простым карандашом. Кое где иероглифы начали выцветать и исчезать со страниц тетради… — Я перепечатаю, — пообещала я. — Я знаю, что надо. А сейчас слушай. «Жизнь — это не про кресты, Не про конец и начало. Жизнь — и поймешь это ты, Это лишь лоскутное одеяло. Состоит из мгновений она, Из снов и непроизнесенных слов. И то, что ты влюблена, Ты поймешь, когда напечешь пирогов, Не поминальных, а для живых, Для живого. Не для всех других, А для него родного». Нам принесли напитки — я выбрала какао с маршмеллоу, а Даниэль заказал красный чай, — и я не успела увидеть реакцию Даниэля непосредственно на стихотворение, он занялся перестановкой блюдца с чаем, и тогда я тоже сделала глоток какао через трубочку. А через мгновение, подняв взгляд на Даниэля, с удивлением отметила, как покраснел кончик его носа. Раньше такой реакции мои стихи у него не вызывали. — Ну, как? Где поломана строфа? — спросила я. Даниэль, как и всегда, смог отметить на слух, я не сомневалась, но все равно притянул к себе мою тетрадку, чтобы сразу же помочь исправить ошибку. В этом он напоминал мне Чжун Ли, который никогда не говорил прямо, что ты не прав. Он всегда начинал издалека, потом в середине говорил о «недоразумении» и позже приводил цветистые аргументы под видом советов, и, при разговоре с ним, у тебя никогда не оставалось неприятного осадка от собственной неправоты. Напротив, ты чувствовал воодушевление от того, что тебе помогли, наставили на верный путь. Этим мне нравился стиль общения Чжун Ли. Но его манера долгих предисловий иногда выводила из себя. — У тебя нет арифмии нигде кроме последней строчки. И, соответственно, так как там в строфе кольцевая рифма, нарушенная арифмией, то смотри сама, оставлять так или менять рифму, заменяя слово «родного». Возможно, тогда и всю строку придется менять. А касательно поломанных строф… У тебя размер вообще везде скачет. Смотри, у тебя по строчкам… нет карандаша? Насупившись, я протянула Даниэлю карандаш, и он быстро подписал рядом с каждой строкой число. — …По строчкам с первой до последней у тебя получается по количеству слогов 7, 8, 6, 11. А потом 9, 10, 7, 11. А потом… ой. — Что такое? — ледяным голосом спросила я. — Строчку потерял? — Да, — Даниэль широко улыбнулся и почесал голову карандашом, взлохматив черные вихры. — Я не заметил, правда, не заметил, что у тебя вообще сбивается ритм в конце стихотворения. Там просто нет кольцевой рифмы! Там полная арифмия, когда идет парная рифма, а потом просто финальная строка! Как заключительный аккорд! — Так что мне в итоге исправлять-то? — буркнула я и приготовилась ждать, снова отпивая через трубочку какао. Забытое блюдо с неправильным названием, которое нам принесли, пока мы разговаривали, стояло на столе с краю от тетради, в которой Даниэль возился карандашом. Когда он закончил, у меня оставалось какао на донышке, и я поглядывала в сторону десерта. — Ну, вот, смотри, как-то так, — Даниэль кашлянул и вполголоса прочитал исправленную версию: «Жизнь — не про кресты, Не про конец и начало. Жизнь — и поймешь ты, Из лоскутков одеяло. Состоит из мгновений она, Из снов и непроизнесенных слов. И то, что ты в него влюблена, Поймешь, когда напечешь пирогов, Не поминальных, а для живых, Для живого. Не для всех других, А для него родного». — Так у тебя получается размер 5, 8, 5, 8, а потом 9, 10, 9, 10, рифма перекрестная, и в конце она становится парной и финальная арифмия. — Мне нравится, — исправление мне, действительно, понравилось. Даниэль не убрал мои слова совсем, он просто заменил их на синонимы, а фразы перестроил так, что сохранился тот же смысл, что я вкладывала. Я поистине нашла себе незаменимого редактора! — Это ты так хорошо в стихах разбираешься, потому что математику учишь? — лукаво затянула я излюбленную дразнилку. — Да, именно поэтому, — привычно огрызнулся Даниэль. — Люблю когда все строго по правилам. Мы поели заказанные китайские десерты и, по обоюдному желанию, заказали еще излюбленное «зажаренное молоко» — сливочный крем в хрустящей корочке. Я добавила к заказу еще один стакан какао. Даниэль исправил еще восемь моих стихов, и мы в прекрасном настроении вышли из кафе и пошли в сторону бюро, когда Даниэль неожиданно замедлил шаг. — Что такое? — я, все еще витающая в облаках вдохновения после творческого общения, не сразу заметила, что Даниэль идет медленнее и отстает. — Ногу натер? — Нет, — Даниэль поравнялся со мной, а потом вдруг остановился сам и остановил меня, взяв на мгновение за запястье. — Что такое? — подул ветер, и я вдруг ощутила какое-то непонятное чувство смятения. Словно бы что-то должно было произойти прямо сейчас. — Ну? Ты, если хочешь что-то сказать, то говори! Даниэль словно бы сомневался. Но, наконец, он сказал. — Ты ведь завтра выходная? У меня тоже свободен день. Может быть, мы еще завтра… увидимся? Погуляем в парке или сходим в кино? Или я тебе нужен только в качестве литературного редактора? Я на миг растерялась. Вообще-то Даниэль был прав, я, и правда, все время пользовалась его услугами редактуры, все наши встречи переводя в творческое общение. Но у меня так мало времени, чтобы проводить его в праздности… У меня помимо работы в бюро есть стихосложение… и книги… и общение с Чжун Ли… И вообще я очень занята… — Понятно. Давай тогда в следующий раз, — Даниэль очень грустно вздохнул, и я вдруг сама не понимая почему стиснула его руку. — Нет! Давай завтра! Я могу! Во сколько? — я понимала всю многозначительность ситуации, но не торопилась отпускать руку Даниэля. — Я напишу… сегодня вечером, — Даниэль улыбнулся. — И назначим время и место на завтра. Ладно? — Давай! — я выпустила руку Даниэля и, улыбнувшись ему, неторопливо пошла вперед. Даниэль почти сразу нагнал меня, и мы пошли вместе. Чжун Ли, как я и думала, ждал моего возвращения на первом этаже, сидя в кресле возле торшера с книгой в руках. Он ничего мне не сказал, и я ему тоже, просто с улыбкой заторопившись на второй этаж в свою спальню. А, упав на спину на кровать, притянула к груди телефон и зажмурилась в ожидании. Вот сейчас я открою глаза, посмотрю на экран, и там будет сообщение от Даниэля. Вот сейчас, сейчас… Сообщения не было, но меня это не расстроило. Я занялась поздновечерними делами, такими, как переодеться в домашнюю одежду, вымыть и расчесать волосы, подготовив к утренней укладке, пролистать свою тетрадку со стихами, где ровным почерком Даниэля был выведен рядок цифр, подписывающих количество слогов в строчках… Телефон завибрировал, и я тут же схватила его в руки. «Привет, Ху Тао, — вежливо написал Даниэль. — Завтра в час дня есть сеанс на «Как поживаешь?» в кинотеатре твоего квартала. А потом мы можем погулять в парке, что на другой стороне улицы». «Идет!» — написала я, даже не дочитав сообщение. И добавила «Буду с нетерпением ждать нашей встречи, Дэнни!» «Я тоже буду ждать встречи с тобой, Ху Тао». Мое имя Даниэль сокращать не умел, куда уж еще короче. В свое время лишь дедушка называл меня ласково «Малышка Ху». Чжун Ли называл «Госпожой Тао» или же полным именем. Когда он называл меня просто «Госпожа» я стала называть его «Господин» без добавления имени, и он, видимо поняв по моей шутке, что мне это не очень нравится, стал делать так реже. Мне не хотелось быть «Госпожой Тао». И «Малышкой Ху» я больше не была. Пожалуй, именно мое имя — Ху Тао — в его полной версии было моим самым любимым звучанием. Китайское значение моего имени — «грецкий орех», что мне тоже очень нравится. А вот как бы могли звать на китайский манер Даниэля? Наверное, как его называет Чжун Ли — Дан. У имени Дан много значений, как подсказал мне интернет. Это и «судья», и «знающий», и «гордость», и «одинокий», и «шелковый» и даже «уникальный». А еще это «камень». И «близкий». И (чтоб ему!) опять «господин»! Что-то все вокруг сплошные господа, простых людей не осталось. Фыркнув от смеха, я отложила телефон и стала готовиться ко сну. Завтра у меня выходной, и я иду в кино и в парк гулять. Как обычная девушка, а не как аристократка в семьдесят седьмом поколении и владелица ритуального бюро. Это должен быть хороший день.