Лешак

      Лагерь стоял посреди огромного выжженного поля с редкими невыкорчеваными пнями. Отдельные палатки и шатры стояли у кромки леса, их количество возрастало к центру. То тут то там стояли мотоциклы и машины самого необычного вида, иногда попадались лошади. Урал с миномётом в кузове, который нас буксировал, трижды проревел гудком и встал, заглушив мотор. Сопровождающие нас байкеры спешились и сгрудились у грузовика, что-то обсуждая, кто-то всё ещё делил вещи Сапога. Труп снайпера раздели почти догола, за его винтовку даже началась драка, которую тут же пресёк ударом в челюсть одному из дерущихся Яр. Закончив мародёрить, кочевники выкинули караванщика на дорогу и напоследок проехались по нему, когда нас взял на буксир обстрелявший диких грузовик.       Яр махнул нам, приказывая вылазить из грузовика. Я уже открыл дверь, когда меня за руку поймал охотник:       — Это не Давлета люди! — зашипел Стас.       — А чьи?       — Понятия не имею. У давлетовских череп со стрелой в глазнице нарисован, а у этих он со стрелой в зубах.       Ситуация усугублялась всё сильнее. С одной стороны, мы хер пойми в чьём лагере с крупной партией наркоты для хана. Если он узнает, что мы отдали его товар непонятно кому, не дай Бог его «конкурентам» — нас найдут даже за Уралом. С другой, мы были всё ещё живы. Обычно кочевые банды человеколюбием не отличались.       — Пойдёте вот за ним. — Яр указал на жирного мужика неопределённого возраста, одетого в какой-то балахон. — Он отведёт вас к начальнику.       Ничего не оставалось, как подчиниться. Мужик буркнул что-то и заковылял впереди. Я буквально чувствовал взгляды кочевников, охотнику тоже было неуютно. Он хмурился и постоянно оглядывался, словно проверяя, не идёт ли кто за нами. Толстяк вёл нас между всё больше увеличивающимися в размерах шатрами. Людей с оружием здесь было меньше, те в основном стояли у входов в шатры. Машин здесь почти не было, только один всадник попался нам на пути. Жирдяй, увидев его, остановился и, поклонившись, насколько позволяло его огромное пузо, опять что-то пробурчал. Всадник на него даже не взглянул. Наконец мы подошли к огромному шатру из чёрной ткани, украшенном изображением черепа со стрелой в зубах.       Двое охранников у входа, вооружённых кедрами, шагнули к нам и молча обыскали. Оружие мы благоразумно оставили в машине, незачем лишний раз нервировать кочевых. Закончив обхлопывать нас, охранники так же молча вернулись на изначальные позиции и замерли, словно статуи. Жирдяй первым зашёл в шатёр, жестом приглашая следовать за ним.       — Мансур хуҗасы, бу ике утырган дуңгызга синең күз алдыңа килергә рөхсәт ит, — раздалось из шатра. Я толкнул замешкавшегося охотника в спину, и мы вошли. Внутри шатёр больше напоминал дом. На полу своеобразного тамбура лежал красный ковёр с каким-то замысловатым узором, за ним начиналось основное пространство шатра. Стены были так же украшены коврами, на полу лежали медвежьи шкуры, с потолка свисал на толстенной верёвке череп какого-то мутанта, размером не уступавший взрослой собаке и по форме походивший на медвежий.В центре шатра стояла огромная железная чаша, в которой был разведён огонь.       У дальней стены, в огромном кресле сидел черноволосый мужчина лет 30, одетый в белую рубаху и чёрные штаны из кожи. Лицо владельца шатра украшал помимо длинной, заплетенной в косичку чёрной бороды ещё и шрам, словно от ожога кислотой, безобразно расползавшийся по правой щеке. Слева и справа от него на шкурах, брошенных прямо на пол, сидели по трое мужчин разного возраста, одетых в просторные рубахи и штаны из кожи. Пятеро были выбриты налысо, только один, сидевший ближе всех к черноволосому, носил ирокез из покрашенных в красный волос.       — Кунакларым турында сөйләгәндә әдәпле булыгыз, яисә мин сиңа әгъзага өстәп телне кисәргә кушам, — хриплым голосом произнёс сидящий в кресле, после чего обратился уже на понятном языке к нам. — Вы от торговца из Речной?       — Да, от Валентина Сергеевича, — поспешно закивал я.       — Мозголом доставили? — последовал следующий вопрос              — Доставили, он в машине, если его байкеры не сторчат. — я прикусил язык, когда мужик с ирокезом, до этих слов не обращавший на нас никакого внимания, резко вскинул голову и недобро уставился на меня.       — Не сторчат, — спокойно ответил главарь. — Это не наша дурь. Они знают это.       — Прошу прошения, — подал голос охотник. — Но мы все ещё не понимаем, кто вы все такие. Мы ехали к хану Давлету, а он явно не обрадуется, если мы не привезём ему груз.       — Аңа шундый кыюлык өчен күзләрен йолкып алырга кирәк, Мансур дип уйлыйсыңмы? — спросил один из сидящих, молодой парень с рыжей бородкой.       — Кунакларымны сиңа өйрәтергә ярамый, Дизель, — отрезал черноволосый и встал, разведя руки в стороны, словно для объятий, — моё имя Мансур. Хан предгорья и степей, владыка мёртвых городов Давлет — мой старший брат, он сделал меня своим визирем. Я отдам ему то, что его. И я знаю про ваш с ним договор.       Охотник склонил голову, я последовал его примеру. Мансур подошел к нам и по очереди крепко обнял.       — Мясо и выпивку для гостей моего дома и доверенных моего брата! — мужик, приведший нас в шатёр и все это время стоявший у стенки, подскочил и бросился к выходу из шатра.       Меня и Стаса усадили на шкуры, брошенные на пол. Прихлебатели Мансура сели в круг, сам кочевой вождь сел напротив нас и, приняв от одного из приближённых длинную трубку из тёмного дерева, закурил.       — Итак, — облако сизого дыма расплылось над головой Мансура. — Мой брат сказал мне о том, что вам нужно топливо, оружие и еда.       — Ещё ремонт грузовика, — поправил я, мысленно проклиная каравнщиков, отжавших у нас цистерну.       — Договора о ремонте не было, — опять встрял рыжебородый.       В шатёр в этот момент вернулся слуга Мансура, а вместе с ним двое мужиков втащили огромный котёл, над которым клубился пар. Вошедшая следом женщина несла огромный самовар, за ней семенила девчонка лет 10, держащая в руках какой-то свёрток.       — Ваша машина не на ходу, что с ней? — Мансур отдал какое-то распоряжение и женщина закинула в самовар пучок трав, после чего что-то забормотала, склонив голову.       — Закипела, — ответил я, наблюдая за тем, как слуги разводили огонь в самоваре.       — Нам пробили бачок с антифризом и радиатор тоже, — влез Стас       — Я спрашивал водителя, а не тебя, — в голосе Мансура прозвучали стальные нотки. Охотник благоразумно заткнулся.       — Там движок прошит с пулемёта, думаю, даже если мы антифриз зальём, то далеко не уедем, — я попытался сгладить конфликт.       Женщина разлила чай по чашкам и поднесла сначала мне и охотнику, потом Мансуру. Я взял чашку, та чуть не сожгла мне руки. Мансур взял чашку и, пригубив чай, с вопросом взглянул на нас. Чай оказался настоящим, с примесью каких-то трав. Дорогая штука, торговцы, что заезжали в Речную, даже не предлагали его купить, ни у кого всё равно не хватит денег. От одного пьяного караванщика я слышал, что его выращивают где-то в горах на юге. Такой чай он называл «ферганской пылью» и жаловался, что по пути туда и обратно приходится влазить в радиационные пятна по несколько километров.       — Механики займутся машиной, — Мансур сделал большой глоток, осушив чашку и не поворачивая головы, протянул её служанке. Та тут же приняла её из рук хозяина и наполнив, подала, склонив голову.       — Нам понадобится оружие, — заговорил охотник. — Оружие и патроны, гранаты было бы ещё неплохо. И приличный запас топлива. У нас есть деньги, если нужно, немного, но есть.       — Мы тебе что блядь, мягкожопые торгаши с низовий Волги?! — взорвался рыжебородый. — Благодари своих богов, осёдлая свинья, что мы согласились вас принять, а не привязали к мотоциклам и протащили 20 длин твоей машины! Не тебе требовать от нас чего-то!       — У нас договор с ханом и ты его будешь выполнять, понял? — не выдержал уже Стас, я набрал воздуха в грудь. Охотник, твою мать, нас же тут убьют!       — Миңа мөһер һәм камчы китерегез мин. Начар атны тамгаларга һәм үзсүзле кешене өйрәтергә телим, — голос Мансура был тихим. Слишком тихим. В шатре повисла тишина, нарушаемая только побулькиванием самовара и шумом лагеря. Я переводил взгляд с одного кочевника на другого, и с каждым мигом мне всё меньше нравились их лица. В шатёр вошёл лысый мальчик, лет 5. В руках он нёс кнут и железный прут в полтора метра, на конце прута был приварен какой-то витиеватый набалдашник       — Ты же хотел, чтобы я научил их, не так ведь, Дизель? — рыжебородый мерзко оскалился.       Стас вскочил, и тут же один из дружков Мансура, не вставая, пнул его в голень, тот ударом ноги опрокинул на него чашку с горячим чаем. Кочевник заорал, руками стряхивая с себя кипяток. На меня навалились с двух сторон, прижав к полу, мужик с ирокезом наступил мне на горло и слегка надавил. Охотник выматерился и, развернувшись, без замаха ударил кулаком слугу в челюсть. Парень свалился, словно мешок. Дизель вскочил и бросился на охотника. Стас пнул его в колено, парень вскрикнул и тут же получил кулаком в кадык. Дизель завалился на бок и захрипел, скрючившись на полу.       Грохнул выстрел, пуля попала в шкуру рядом со стопой охотника. Красноволосый направил на Стаса странного вида пистолет с длинным стволом. Мансур улыбнулся и развёл руки:       — Недурно, недурно. А от водителя я ожидал большего.       — Я отрежу тебе яица и заставлю сожрать, сука! — Дизель приподнялся на локтях. — Я вырежу твою семью, ты у меня свои же кости обгладывать будешь!       — Не думаю, что твоему хану это придется по душе, — Мансур взял у мальчика железный прут, ребёнок поклонился и, что-то сказав поспешил к выходу, бросив кнут на пол.       — Мне разрешение хана не понадобится! — Дизель пошатываясь встал, держась за горло.       — А моё понадобиться. Марат, — красноволосый повернул голову. — Научи гостя манерам.       Один из охранников шатра шарахнул Стаса рукояткой кнута сзади по голове, охотник рухнул на колени и тут же получил сапогом между лопаток. С него стащили куртку и задрали фуфайку, оголив спину. Марат взял из рук Мансура кнут и, подойдя к матерившемуся охотнику, спросил:       — 8 хватит?       — Твоих хватит.       Кочевник взмахнул кнутом. Стас зарычал от боли, на его спине проявилась красная полоса. Кнут снова со свистом рассёк воздух, охотник дёрнулся, но люди Мансура не дали ему вырваться, своим весом прижав к полу.       — Да за что?! — я рванулся и тут же получил кулаком по рёбрам. — Что мы сделали?!       — Оскорбили моё гостеприимство, — Мансур намотал на ладонь платок. — Я прощу вас, но только из уважения к моему брату. А потом я навещу вашего хозяина и поговорю с ним. Пусть обучит своих собак, как нужно вести себя среди вольных людей.       Стас уже не рычал, а тихо стонал. Спина покрылась ранами, кровь стекала на шкуры. Марат смотал кнут и швырнул его под ноги слугам. Меня рывком поставили на ноги и Мансур подошёл ко мне:       — Но я не Давлет. Он слишком много времени пробыл за хребтом, и та земля сделала его больше зверем, чем человеком. Я не сниму с вас кожу. Вы получите всё необходимое и отправитесь дальше, выполнять моё задание. Но сперва, — кочевник подошёл к жаровне и вынул оттуда прут. — Сперва я помечу дурного коня. Дизель, подойди.       Парень, хромая, подошёл к своему командиру и замер, протянув руку за прутом. на лице кочевника заиграла мерзкая улыбка. Мансур покачал головой и вдруг ударил его лбом в лицо. Дизель от неожиданности рухнул, Мансур навалился на него сверху и, оттянув ворот рубахи, прижал железо к коже. Дизель заверещал, забился и попытался ударить визиря, но подошедший Марат наступил ему на кисть.       — Не дёргайся или придётся ставить клеймо заново, — посоветовал красноволосый.       Дизель завыл от боли, и визирь отпустил его, снова бросив прут в жаровню. Меня и охотника подволокли к нему и поставили на колени. Я бросил взгляд на Стаса: по лицу охотника стекал пот, он прокусил себе губу, из ран на спине текла кровь. Кнут продрал мясо до костей, и теперь лохмотья кожи висели на краях ран.       — Отведите их в гостевой шатёр и пришлите медиков. Марат, проследишь, чтобы этот бешенный пёс, — визирь указал на Дизеля. — Не покидал свою стаю и не встречался с гостями. И если он попробует сбежать, то скорми его шурале. Он меня уже достал, а зверю не повредит человеческое мясо.