Часть I. Глава II.
И ты всё смотришь, но глаза Пустые. Сравнимые с девятым адским Кругом; Мы слишком рано кончились, Остыли. Мы слишком зря поверили Друг-другу*.
03. 09. 2017 год 12:11 Выпускной класс. Класс А. Группа два. Антон Шастун. Я прогоняю это про себя в десятый, сотый, тысячный раз, будто пытаюсь не забыть. Но что-то внутри точно знает — даже если захочу выкинуть из памяти, не смогу. Даже спустя год, два или всю жизнь. Он покинул мой класс ровно минуту назад, вместе с другими, не проронив ни слова. Не взглянув на меня. Даже, кажется, не вздохнув ни разу. Минуту назад, а кажется — целую вечность, миллионы таких вечностей. А может, и не покидал вовсе. А может, его и не было, а мне приснилось, привиделось. Это все бред. Каждое слово, написанное мной здесь — признак белой горячки, температуры, сумасшествия. Я сумасшедший. Но это так странно — однажды встретить человека, который, даже не зная тебя, уже ненавидит. Каждый сошел бы с ума, пытаясь выявить причину такого ледяного взгляда. Буравчики впиваются не в кожу, а сразу в легкие, замораживая и не давая воздуху правильно циркулировать по телу. Он смотрел на меня именно таким взглядом весь урок, гипнотизировал, уничтожал. Пытал меня, не касаясь, не говоря ни единого слова. Вообще не одного… Почему же меня так это взволновало, вывело из равновесия, заставило покачнуться? Почему я так сильно зациклился на этом льде, сковывающим его ресницы, а затем — мои легкие…? *** Арсений, сам не зная почему, боялся третьего урока. Казалось бы, что первый страх должен был уже пройти и уступить место холодной рассудительности настоящего педагога, но у парня почему-то возникало неприятное чувство в груди всякий раз, когда он думал о предстоящей ему встрече со второй группой класса А. Арсений пытался спихнуть это давящее ощущение на свою врожденную нервозность и желание создать драму из ничего, но в глубине души понимал — это действие на него оказывает одно имя. Человек, которого он никогда не видел. Шепот сквозь шипящую коликами связь мобильника. Клякса, скрывающая что-то, должно быть, до ужаса важное, но оставленное навсегда где-то не в этой вселенной. Взволнованное лицо Иры, переменчивой, как ветер, но в ту минуту такой искренне смущенной и напуганной. Парня страшил незнакомый ему, такой загадочный Антон Шастун… Между первым и третьим уроком у Арсения стояло окно, поэтому вместо того, чтобы тухнуть в кабинете в абсолютном одиночестве, он решил пойти в кафетерий. Кофе хотелось жутко. Попов всегда знал, что у него зависимость. С того самого момента, как впервые попробовал этот горячий, обжигающий горло, ободряющий напиток. Его друзья по университету даже шутили, что в его венах вместо крови течет крепкий капучино. Без кофе Арсений уже не мог нормально функционировать. Без зазрения совести выпивал по пять, а иногда по десять кружек в дань, и это только в выходные. Сейчас же, когда рабочий день только начался, а нервы уже были на пределе, парню срочно требовалась перезарядка. Поэтому, спросив у первого попавшегося ученика, где находится столовая, он направился прямиком туда. Когда Арсений вступил на порог кафетерия, уже прозвенел звонок, оповестивший начало второго урока, к тому же время было еще слишком ранним, поэтому в комнате никого не было, кроме грузной хмурой буфетчицы, выкладывавшей на витрину свежеиспеченные булки. Она была, кажется, чем-то очень недовольна, потому что ее широкое красное лицо выражало нескрываемую злобу и вселенское отвращение ко всем и вся. Она постоянно обтирала руки о светло-голубой фартук с рюшками, под которым была скрыта повседневная одежда таких размеров, что в нее влезло бы по крайней мере три Арсения. Тем не менее, увидев заходящего в кафетерий Попова, женщина выдавила из себя добродушную, как ей казалось, улыбку, которая еще сильнее обезобразила ее лицо, и спросила: — Ты чего-то хотел, мальчик? Голос у буфетчицы был такой же тучный, как и она сама. Она говорила практически басом, с явным южным выговором, особенно выделяя звук «а» и делая из буквы г агрессивное придыхательное «х». — Добрый день, — Арсений постарался быть вежливым. — Могу ли я купить кофе? — Конечно, конечно, — женщина быстро-быстро закивала головой. — Тебе…? — Американо. Без сахара, — предотвращая ее вопрос, быстро протараторил Арсений. Если бы его разбудили в четыре утра и спросили бы этот вопрос, он бы ответил также, на автомате, пулеметной очередью, так часто один и тот же заказ слетал с его уст. Буфетчица скрылась в какой-то комнате, оттуда продолжая задавать вопросы. — Я не видела тебя здесь раньше. Ты перевелся из другого учебного заведения? — спросила она своим грубым голосом, ударяя чайной ложкой о керамические стенки стакана. От этого звука у Арсения заныли зубы, но он лишь мотнул головой, отгоняя неприятные ощущения. — Ну можно и так сказать, — отозвался Попов, продолжая улыбаться. — И по какому направлению учишься? — По преподавательскому, — усмехнувшись, бросил парень. Реакция не заставила себя долго ждать. Что-то упало, что-то металлическое, раздалось тихое ругательство, и из дверного проема показалась сальноволосая голова буфетчицы. — Вы учитель? — удивленно спросила она. Арсений весело кивнул, отмечая резкую перемену не только в форме обращения, но и в его интонации. Его забавляла вся эта ситуация. Он знал, что так будет. Он был слишком молод для преподавателя, поэтому всех вокруг это постоянно удивляло. И в конце концов Арсений начал получать удовольствие от людской реакции. Вот только все его наслаждение испарилось, когда он прочитал на лице собеседницы жалость вперемешку с ужасом, появившиеся там всего на секунду. Она быстро вернула добродушную улыбку, но Арсений успел заметить, и его это напугало. — Вы учитель вокала, да? Арсений Сергеевич Попов. Нам про Вас говорили. На место Лазарева, да? — и эта фамилия из ее уст прозвучала как-то чересчур угрожающе, будто какое-то мерзкое ругательство. Захотелось побыстрее отделаться от этой жуткой женщины, забрать свой кофе, отсесть подальше. — Что там насчет моего американо, мадам? — игнорируя поток ее вопросов и нарушая все правила приличия, спросил он. — Ах да, да, конечно, — женщина будто опомнилась от забвения. — Вот, держите. И, пожалуйста, называйте меня Кариной. Я не привыкла к официозу. Арсений кивнул, не говоря ничего вслух, и поспешил укрыться вглубь столовой, подальше от прыткого, любопытного взгляда этих маленьких глаз-бусинок. Ему сделалось жутко некомфортно. Что же натворил этот Лазарев? Почему про него, Попова, неприметного выпускника университета, знает даже персонал? Почему эта женщина так сильно жалела и так сильно боялась его? Вопросов становилось все больше, а ответа Арсений не нашел ни на один. Парень занял место, которое находилось ближе всего к выходу. Он даже под дулом пистолета не смог бы объяснить своего беспокойства, но оно накатывало волнами, то подступая к самому горлу, перекрывая дыхательные пути, то отбегая подальше, давая сделать глоток оживляющего воздуха. Он выбрал место у дверей, потому что знал — ему удастся сбежать, если будет нужно. Он сможет бросить все и свалить, сверкая пятками, туда, где ему будет комфортно. Он уже было собирался отхлебнуть кофе из своего пластикового стаканчика, как кто-то громко позвал его по имени. Арсений сначала подумал, что ему показалось, но потом почувствовал дыхание у самого уха. Обернувшись, он столкнулся лицом к лицу с невысоким полненьким мужчиной ярко выраженной кавказской внешности. У него была густая темная щетина и усы-щетки, которые, видимо, регулярно причесывались. Смольно-черные волосы незнакомца были аккуратно уложены, и Арсений буквально ощутил на пальцах количество геля на них. Этот молодой человек возник за его спиной так неожиданно и незаметно, что Попов чуть не пролил на себя кофе. — Ох, зачем же так пугать? — возмутился он, вглядываясь в улыбающееся лицо мужчины. — Ох, извини, Арсений Сергеевич. Я увидел, как ты сюда заходил, и все думал, подойти или не подойти. А вдруг я ошибся, а вдруг это не тот самый Арсений Сергеевич, а вдруг… — незнакомец затараторил сплошной скороговоркой, переводя дыхание так редко и выговаривая слова так четко, что сам Эминем, скорее всего, позавидовал бы такой дикции. — А потом услышал ваш разговор со старушкой Кариной и понял, что не прогадал. Я Сережа. Сергей Борисович Матвиенко. С буквой о на конце. Украинские корни и все такое… Пока Сережа выплевывал слова со скоростью пулемета, рассказываю что-то про свою бабку из Львова и прадеда из Еревана, Арсений внимательно изучал его. Мужчина, по видимому, был не намного старше него. Его румяное, томатно-пунцовое от волнения лицо напомнило Арсению физиономии тех «дядечек», которые обычно воруют детей на улице, заманивая их различными игрушками или конфетами. Но тем не менее от Сергея шел какой-то нескончаемый позитив. Матвиенко обращался к парню на «ты», в то же время продолжая называть его сухим «Арсений Сергеевич», искусстно пытался скрыть свой армянский акцент, но тот все равно бесстыдно проскальзывал в отдельных словах, и постоянно не мог найти места своим рукам, размахивая ими из стороны в сторону с такой силой, что чуть не попадал собеседнику по лицу. — Так ты педагог вокала на места Серого, да? — завершив перечисление родословной, осведомился Матвиенко, поправляя непослушными руками жирные от геля волосы. — Стычкина отзывалась о тебе, как о хорошем специалисте, знаешь ли? На тебя возложены большие надежды со стороны карги Аси. А ее ожидания лучше не разрушать. — Вы так хорошо умеете поддерживать, Сергей Борисович, — слегка язвительно бросил Арсений, нервическим жестом одергивая складки на футболке. Мозг зацепился на услышанное в последнем предложении имя. «Так вот значит, как ее кличут. Ася Стычкина. И почему она так сильно тянется к официозу и пафосу? Разве не лучше жить, относясь друг к другу проще, не скрывая свою душу за ледяным полными именами и отчествами, за фамилиями, взглядами исподлобья. Сережа же смог расправиться с этой атмосферой. Почему другие не могут?» — Называй меня по имени, Арсений Сергеевич, — будто прочитав его мысли, сказал мужчина, наконец занимая место напротив. — Тогда я просто Арс, — улыбнулся парень в ответ. — Эта обстановка и так давит на меня, чтобы выслушивать эту офисную речь. Это заставляет меня чувствовать себя мужчиной в годах, с проседью и стопками долгов. — Пообщавшись с Асей и не такое почувствуешь, знаешь ли, — Сережа усмехнулся. — Но ты сказал, что обстановка на тебя давит. Почему? Ученики тебя не приняли? — Нет, нет, с учениками как раз-таки все просто прекрасно. Есть кое-что другое, что меня слегка тревожит, — в голове Арсения тут же всплыло толстое, уродливое и очень заинтересованное лицо буфетчицы, ее маленькие глазки будто снова пронзили его спину холодным любопытством. Парня передернулось. Тело будто подбросило от удара током. Через нервные окончания пропустили сотни тысяч вольт. Безболезненно, но так страшно. Он только и смог, что выдавить из себя короткое «Не важно». Сережа будто не заметил этой судороги. Его лицо совсем не изменилось, лишь по лбу прошли волнами маленькие морщинки, но и те скоро исчезли. Но будто какое-то шестое чувство подсказывало мужчине, что с Арсением что-то творится. — Ты какой-то чересчур бледный, Попов. Знаешь, я всем всегда говорю, что лучшее средство от тревоги — пара кусочков шоколада. Я всегда ношу его с собой, чтобы предложить кому-нибудь из своих студентов, если те вдруг сильно нервничают перед контрольной или чем-то похожим. Могу и тебе одолжить, — руки Сережи снова пустились в свободное плавание, начав описывать круги. — Насколько я знаю, наши с тобой кабинеты находятся радом. Да и времени у нас еще достаточно. Ну что, согласен? — Только если ты по дороге проведешь мне небольшую экскурсию, Сереж, — улыбнулся Попов, поднимаясь со своего места. — Я еще не успел осмотреться, поэтому это будет мне очень полезно. — Да вообще без вопросов, — Сережа тоже встал. Они вышли из кафетерия и пошли по сети коридоров, совсем не тем путем, которым некоторое время назад пришел сюда Попов. По пути Сережа показывал парню на какие-то кабинеты, попутно рассказывая об их владельцах, уборные, огромные двери библиотеки («Она у нас одна из самых больших школьных библиотек в области, представляешь?»), кладовые, лестницы, лаборатории и концертные залы, которых, казалось, было тут больше, чем в целом небольшом государстве. Арсений что-то отвечал, удивлялся, кивал, смотрел по сторонам, но в то же время снова упал в свои мысли. Он думал о Сереже, об их неожиданном знакомстве. Матвиенко импонировал Попову. Он был открытым и добродушным и напоминал парню далекое прошлое и близкого друга, которого он навсегда потерял из-за одного неверно брошенного слова. Сережа был самим собой, не прятался за чужими спинам, за громкими обращениями, за титулами и социальным положением. Он тянулся к людям. В этом они с Поповым были чертовски похожи. Арсений так же не выпускал из головы страх. Он все еще жил где-то в самом далеком углу мозга, покрытый пылью, но все еще живой. Он отступил туда на пару минут, но все еще был рядом. — Вот мы и пришли, — неожиданно вырвал его из своих мыслей громкой фразой Сережа, звеня ключами и и пытаясь попасть ими в скважину. — Добро пожаловать в мой кабинет. До того, как дверь открылась, Арсений успел заметить надпись на табличке. «Кабинет обществознания. Преподаватель: С.Б. Матвиенко» — Ох, так ты преподаешь социальные науки, Сереж? — спросил он, проходя за мужчиной в класс. Комната мало чем отличалась от его собственной аудитории, правда не была так сильно освещена солнцем. Видимо окна этого кабинета выходили на противоположную сторону. — Ах, а я и забыл, что не сказал тебе, в какой области специализируюсь, — Матвиенко хлопнул себя по лбу. — Знаешь, обществознание всегда было моим призванием, но никогда не было сильной страстью. Я не просто так пришел работать именно в эту школу, хоть мне и предлагали места в лучших университетах страны. Я не слишком люблю об этом говорить, но… — он слегка замялся, перебирая в пальцах лямки своей рабочей сумки, -… я очень люблю петь. Уж не знаю, насколько умею, но это и не важно, наверное. Главное, что музыка всегда была моей самой сильной любовью… После этих слов Сережа еще сильнее покраснел и, отвернувшись, начал копаться в сумке, будто сказал что-то постыдное, неправильное, отвратительное. — Я уверен, у тебя хорошо получается петь. Когда ты говоришь, твой голос звучит очень мелодично, — решил подбодрить нового знакомого Арсений, расхаживая по кабинету и разглядывая висящие на стенах портреты великих философов. — Мне приятно, что ты так думаешь, — отзывается Сережа, продолжая рыться в вещах. — Да где же она затерялась?! Ах, вот, наконец-то. И он достал из сумки большую плитку темного шоколада «Alpen Gold» со вкусом капучино и протянул ее Арсению. — Можешь забрать ее полностью, все равно у меня их много. — Ну уж нет, это чересчур щедро, — парень смущенно усмехнулся. — Предлагаю разделить ее на двоих. Так сказать, за знакомство. Сережа пришел в восторг от этой идеи, и уже через пару минут на преподавательском столе откуда-то появилась бутылка Колы, а шоколад был разделен на две равные части. Жуя свою порцию и запивая ее большими глотками холодной газировки, Матвиенко вдруг спросил: — А какой класс у тебя следующий? Может я смогу поделиться советом, рассказать о ком-нибудь из учеников, требующих особого подхода. Этот вопрос застал Попова врасплох. Спрятавшийся страх снова выполз из своей норки, показывая наружу морду. Но он ответил. Матвиенко был прав: он мог помочь разобраться в том, почему эта встреча так сильно пугает Арсения. — Вторая группа класса А, — как можно отрешенней и равнодушней отозвался парень. Как бы Сережа не пытался спрятать эти изменения в своем лице, Арсений видел их. Видел глубокую морщину, пересекшую лоб всего на долю секунды, видел искривленный рот, прищур, слышал тяжелый вдох. Мужчина быстро привел себя в чувства, но этой скорости было недостаточно. Но Попов попытался сделать вид, что ничего не заметил. В эту игру должны играть оба. — Ну что, есть там какие-нибудь особые дети, к которым мне стоит присмотреться? Может, великие таланты или отпрыски богатеньких родителей, которым лучше не переходить дорогу? — Знаешь, — Сережа натянуто улыбнулся, — не припомню таких. Но все равно стоит вести себя осторожнее. Вдруг я чего-то не знаю… «Все Вы знаете, Сергей Борисович», — пронеслось у Арсения в голове. «Вы обо всем прекрасно осведомлены, но вам нравится играть в загадки. И я не виню Вас. Мне и самому не хочется сходить с ума раньше времени. Но рано или поздно… рано или поздно это случится. И Ваше молчание может стоить мне рассудка». По школе оглушительным грохотом прокатился звонок со второго урока… *** Арсений не до конца помнил, как вернулся в свою аудиторию. Все было как в тумане. Шоколад и вправду слегка снизил волнение, но не до конца. Голова все еще кружилась, а коленки подкашивались. Солнечные лучи начали постепенно перебираться на сторону класса Сережи, и в кабинете было недостаточно света. По крайней мере, так казалось Арсению. Именно поэтому он попытался включить лампы, но как только он это сделал, холодный свет ударил прямо ему в глаза. Это подействовало на его еще хуже. Аудитория второй раз за день начала заполняться учениками. Попову снова приходилось отвечать на вопросы о том, кто он, представляться, улыбаться, играть роль прекрасного позитивного человека. Он был таким всегда, но именно сейчас, в этот важный момент, быть собой казалось непосильной задачей. Тик. Так. Почему секунды бегут так быстро? Почему эти дети разговаривают между собой так громко? Почему каждый звук доставляет столько боли воспаленному мозгу? Улыбайся, Попов, улыбайся. С тобой ничего не случится. Это всего лишь еще один урок. Первый прошел на ура, так почему же не провести так же еще один? Тик. Так. Громкие, громкие голоса. Типичные подростковые разговоры. Кто с кем начал мутить, кто кому дал, кто устаивает алкогольную попойку, к кому можно завалиться на хату, пока родители уехали в командировку. Арсений вчера был таким же, говорил о том же. Почему же ему приходится быть по другую сторону баррикады? Звонок на урок. Заглушающий все на свете, включая мысли. Натяни улыбку, Попов. Будь собой, это же так просто. Ты же так много об этом думал сегодня. Не прячься за страхом… Но так тяжело. — Добрый день, дорогие. Я уже имел честь представиться некоторым, но для тех, кто только что пришел, повторюсь еще раз. Меня зовут Арсений Сергеевич Попов, и я ваш новый преподаватель вокала, — разговор успокаивает. Он видит подбадривающие улыбки детей, ощущает всеми клетками их внутренний огонек. Они тянутся к знаниям, а значит, потянутся и к нему. но червячок внутри подмывает поставить точку, задушить страх, пока он не свел с ума, не уничтожил, не сжег. Ведь Антон Шастун — обычный ребенок, правда? Мальчик, который не доставит ему проблем, не убийца, не маньяк, не насильник. Он всего лишь ученик, так же влюбленный в свое искусство, в свое творчество, как и остальные. Правда ведь? — Итак, давайте устроим небольшую перекличку. Это поможет нам познакомиться лучше, — он не мог удержать себя от этого предложения. Говорил, а сам сканировал взглядом класс. Кто же, кто он? — Я называю ваше имя, а вы встаете и говорите пару слов о своих хобби. Всего чуть-чуть, чтобы не отнимать много времени. Хорошо? Прекрасно, тогда начнем с начала, от первого номера в списке к двадцать второму. Я уверен, Алиса Афанасьева уже устала от того, что она всегда в начале, но мы же не можем идти против традиционных установок, — миниатюрная брюнетка за четвертой партой хмыкнула после ее слов, но Арсений посмотрел на нее и улыбнулся лишь механически, потому что привык так делать. Он решил утроить себе пытку. Все было специально. Антон Шастун — двадцатый номер, а значит, Попов успеет собраться с мыслями, успеет встретить его ободряющей улыбкой в глазах и на губах. Он же слышал так отчетливо: этот мальчишка его боится. — Итак, начнем, пожалуй. Алиса, помашите мне ручкой, расскажите о себе. Экзекуция началась. Афанасьева встала, на полном серьезе помахала маленькой ладонью, как и просил Попов, в паре простых предложений описала свою жизнь. Призналась, что любит готовить, плюшевые игрушки и музыку, куда же без нее. За ней поднимались со своих мест и другие, те, чьи фамилии срывались с губ парня. Их голоса предавали Арсению новой уверенности, как он и рассчитывал. Заветное имя приближалось с бешенной скоростью. И наконец слетело с языка, как раненая птица. Голос дрогнул, когда он произносил этот набор звуков, но парень все также продолжал улыбаться. — И следующая звезда нашего представления — мистер Антон Шастун. И вдруг резко наступила тишина. Арсений не мог понять, почему все резко замолчали, будто умерли. Будто комната опустела. Он пытался поймать полетевший между учениками взгляд, который метался от одного к другому бешеной мухой и наконец остановился на той самой брюнетке за четвертой партой, Алисе. Она поглядела на одноклассников с тем выражением, которое обычно означало «Ну почему я?», и, встав со своего места, подошла к учительскому столу. — Простите, что мы не предупредили Вас раньше, Арсений Сергеевич, но Тоша должен был подойти к директору и поэтому, скорее всего, задерживается, — ее голос звучал устало, будто она не в первый раз произносила эту фразу. — К директору? И за что же его туда вызвали? — недоуменно спросил Арсений. — Он снова пропустил свою встречу с психологом. Алевтина Александровна устала от его выходок, — грустно ответила Алиса. Попов не сомневался, что озвучила она только что прямую цитату директрисы. Вот только понятнее от ее ответа не стала. — Встреча с психологом? У него какие-то проблемы? — Попов теперь был точно уверен, что этот Антон — не просто мальчишка. Вот только теперь страха не было. Было лишь желание узнать больше, простое человеческое любопытство. — Проблемы — слишком мягкое слово, — это было сказано себе под нос, но парень услышал. Жутко хотелось переспросить, уточнить, но он лишь ждал, что еще скажет ему девушка. — Вы сами все поймете, когда встретитесь с ним, Арсений Сергеевич. Мне немного тяжело это объяснить. А он уже должен подойти с минуты на минуту. Насколько я знаю Тошу, он редко опаздывает больше, чем на десять минут. — Хорошо, спасибо, Алиса, — выдавил из себя Арсений, пытаясь переварить информацию, которую только что получил. Девушка прошла к своему месту, и он, слегка успокоив нервы, уже хотел было продолжить перекличку, как в дверь скромно постучали. — Войдите, — только и успел бросить парень, как на пороге уже появился пришедший. Это был худенький мальчишка, выглядевший чуть старше своих восемнадцати. Его светлые кудрявые волосы лежали клоками, будто кто-то специально несколько раз взлохматил их, электризуя и вздыбливая, кончики больших ушей слегка пунцовели, а глаза цвета зеленого бегали из стороны в сторону, будто кого-то высматривая. На левой щеке мальчишки красовался крупный пурпурный синяк. — Антон Шастун, я так понимаю? С тобой что-то случилось? Ты в порядке? — осторожно спросил Арсений, не отводя глаз от вошедшего, стараясь не спугнуть его. Почему-то парень был уверен, что одно неверное слово может дорого ему стоить. Мальчишка лишь на секунду перевел на него цепкий взгляд, ничего не сказав ни слова, и снова стал разглядывать класс. Наконец, будто выловив жертву, он направился между рядами парт и занял свободное место рядом с Алисой. Арсений ничего не понимал. Он попробовал задать вопрос снова, но опять не получил ответа. Лишь очередной взгляд, на этот раз более долгий, пронзительный, ледяной. Только девочка на первой парте, Настя, кивнула, подтверждая личность новоприбывшего. Это был Антон Шастун. Арсений продолжил вести урок, закончив перекличку и перейдя к теме урока, предложил ребятам поставить оперу «Иван Сусанин» и получил положительный ответ. Но каждый раз, поворачиваясь к четвертой парте, он ловил на себе холодный, колкий, изучающий взгляд чайных глаз. Стало не по себе. Мороз бежал по коже, и Попов не мог сосредоточиться на словах, которые произносил. Тем не менее, худо-бедно он смог закончить урок, объяснив ученикам все то же, что объяснял первой группе, произведя впечатление отличного педагога и заручившись детским доверием. Когда звонок прокатился по школе с новой силой, ученики не торопились расходиться. Кто-то подходил к Арсению и задавал вопросы по организации или новому материалу, кто-то просил дать какую-нибудь дополнительную литературу, кто-то пытался забрать себе хорошую роль в постановке. Были даже те, кто попросил у Попова остаться у него в кабинете на обед. Кому-то парень с радостью помогал, а кому-то мягко отказывал. Толпа учеников рассеивалась неохотно. Но в итоге в классе, как и в первый раз, осталась всего пара человек. Настя с первой парты переехала со своими вещами в конец ряда и развернула собранный родителями обед, полный, краснощекий и вечно потеющий парнишка по имени Олег пытался найти в шкафах свою тетрадь с прошлого года. А так же в классе остались Алиса и Антон. Арсений старался не смотреть на них слишком часто, но все равно замечал, чем они занимаются. Боковым зрением видел, как девушка аккуратно провела пальцами по щеке Шастуна, той самой, на которой красовался синяк. Мальчишка сжал зубы, показывая этим, что прикосновения доставляют ему боль. — И где ты опять умудрился натолкнуться на неприятности, Тош? — спросила она. Алиса пыталась сделать свой голос нежным, но Арсению почему-то казалось, что из слова в слово в нем слышится плавящаяся сталь. — Расскажешь? Парень наклонился к ее уху и совсем неслышно зашептал что-то, быстро-быстро выплевывая слова. Попову удавалось уловить только отдельные звуки, совсем тихие, будто Антон вообще ничего не говорил, и эмоции на лице у девушки. Испуг вперемешку с равнодушием. — Серьезно? — какое деланное удивление, аж тошно. — А Ира об этом знает? Ответ — отрицательный кивок головы. Ни слова, всего лишь жест. Такой холодный, неправильный по сравнению с эмоциональностью Алисы. Он не выражал ничего, кроме отрицания. Никаких других чувств, только голые факты. — И ты не собираешься ей говорить? Снова отрицание. А потом палец у горла, словно нож, перерезающий шею. Это могло означать все, что угодно, но Алиса, видимо, поняла посыл. — Хорошо, хорошо. Я поняла тебя, дорогой. Я могила, ты же знаешь, — мимолетная улыбка по искусанным губам. — И вообще, нам пора в столовую. Я хочу есть и уверена, что ты тоже не слишком-то против горячих блинчиков моей мамы. И горячего поцелуя. Последняя фраза была брошена как бы невзначай, но и Арсений, и Антон услышали ее. А потом Попов уловил совсем мимолетную эмоцию на лице мальчишки. Тот скривился. Это совсем выбило парня из логики вещей. Что здесь происходит? Это нежелание говорить, эти взгляды, эмоции, которые противоречат одна другой. Эта загадочность, синяки, занятия с психологом. Что все это значит? Арсений надеялся, что, встретившись с Антоном Шастуном, он найдет ответы на все вопросы в своей голове, но в итоге лишь запутался еще больше. И даже после того, как класс опустел, после обеда, после еще пары отработанных на ура уроков он все продолжал задавать себе вопросы и придумывать в голове разные варианты ответов, не находя подтверждения ни одному… *** Уже позже, вечером, лежа в своей постели и не в силах закрыть глаз, Арсений получает запоздалое уведомление о новой отметке в Инстаграмме.ira_ne_otMira_ опубликовал (а) новое фото и отметил (а) вас на нем. ira_ne_otMira_ упомянул (а) вас в истории.
Когда он нажимает на всплывающее окно, руки почему-то болезненно дрожат. В голове снова проносятся образы прошедшего дня. Добрая улыбка Ирины, моментально меняющаяся на нервозное равнодушие, на испуганное молчание. Глаза-буравчики и ледяная тишина… На экране то самое фото, которое они сделали утром, слегка отредактированное. Ничего необычного. Арсений уже собирается нажать на иконку профиля и подписаться, как обещал, когда вдруг замечает комментарий, оставленный девушкой к изображению. «@anton_gandon_huyun, я знаю, ты это прочтешь, даже если дуешься на меня. Чисто из интереса и из упрямства, куда же без него. Просто знай, что я хочу, как лучше, в любом случае. И вообще, дорогой, ведь когда-то стоит пойти дальше… Отказываясь от слов, ты отказываешься от жизни. А он хороший… правда, хороший…» Арсений не помнил, когда в последний раз так быстро реагировал. Миллисекунда, меньше, разительно меньше. Будто перестало существовать само понятие времени. Он нажимает на выделенные синим слова так быстро, будто от этого зависит его жизнь и жизни миллионов других людей. Это действие — кислород. Оно заставляет его дышать… Страница наконец прогрузилась, и на Арсения снова уставились из-под полуопущенных век чайные глаза. На фотографии профиля Антон выглядел совсем не так, каким сегодня предстал перед парнем. Не было синяка, растрепанных волос. И льда во взгляде не было. Шастун был здесь будто младше, живее. Не до конца понимая, что и зачем делает, Попов стал листать вниз, в самое начало, в поисках старых постов. Ему хотелось понять, найти хоть какие-нибудь ответы на грызущие его изнутри вопросы. 2014 год. Наконец-то у меня появился Инстаграм. Иришка заставила меня зарегистрироваться, сказав, что мне стоит выплеснуть свою творческую энергию в чем-то. Она верит, что фотография поможет мне в этом. Что ж, я всегда ей доверяю. За кадр спасибо человеку из моей головы… И фото, на которой пятнадцатилетний Антон, совсем еще ребенок, позирует на фоне заката. Он, кажется, смеялся всего мгновение назад, но фотограф успел уловить этот момент, запечатлеть его навсегда. Ямочки, маленькие морщинки у глаз, расходящиеся солнышками, смешно растрепанные волосы, тогда еще не настолько кудрявые, отражающееся в линзах очков с темными стеклами солнце — каждая мелочь была заметна и не отталкивала. Привлекала. Заставляла смотреть дольше и дольше. Это был первый пост Антона. А затем — сразу посты с конца прошлого года. Будто все, что было раньше, скрыли или удалили. Мальчишка будто старался выкинуть какие-то воспоминания из своей головы вместе со старыми фотографиями. 13. 08. 2016 г. Я не смог справиться с желанием и все же набил себе тату. Как бы Ира не боялась, все вышло просто замечательно Фото — Антон, повернутый в пол оборота к камере, так, что видно оголенное плечо, набито небольшое изображение — знак зодиака. Овен. Видна ювелирная работа мастера, видна проработанность деталей. Не видно лишь одного — улыбки на лице Антона. Она потерялась, уступила место холодку в глазах. Чай остыл. Он перестал быть таким вкусным, как раньше. Что-то произошло с этим человеком, с человеком, который в один момент перегорел. После этой фотографии было еще много разных снимков, с профессиональных фотосессий и сделанных на телефон, в разных локациях и с разными людьми. Но ни на одной Антон не улыбался. Самый последний пост был сделан сегодня. Выложен полчаса назад. Антон в пустом классе. Синяк на щеке аккуратно замазан в фотошопе, будто его и не существовало вовсе. Комментарий под фото: «@ira_ne_otMira_ я знаю, что ты мне скажешь. Отпусти, сожги, уничтожь. Но я не могу уничтожить то, чего не существует. И как бы сильно я тебя не любил, я не могу выполнить твоей просьбы…» Арсений перечитал эти предложения несколько раз, пытаясь увидеть в них какой-то смысл, скрытое послание, но не мог. Единственное, за что он мог зацепиться, это Ира. Во всех постах она так или иначе фигурировала. Она была близка Антону. Эта девочка, та, кто так тянулся к нему, могла бы помочь ему перестать любопытствовать, могла бы помочь разобраться. Попов понимал, что ведет себя, как сталкер, как полусумасшедший, но ничего не мог с собой поделать. Он с детства любил головоломки, тянулся к детективам, воображал себя Шерлоком. И тут вдруг в его жизни появился человек, который хранит в своей голове тайну. Любой уважающий себя детектив должен раскрыть это дело, разве нет? В этом же вся причина? Или…