* * *
Покинув здание канцелярии, Мичипса незамедлительно направился к самому дальнему грузовому пирсу. Именно там были выгружены с британского дромона и теперь, составленные один на другой, возвышались подобно алтарю языческого храма многочисленные ящики и сундуки. Настроение у Мичипсы было сейчас хуже некуда. Подобно своему начальнику, ничего адского в паровых машинах недавний выпускник Университета Кер-Сиди, конечно же, не видел, так что мистических неприятностей от привезенного на дромоне груза не ожидал. Но вот полученное от зловредного Мессия поручение пугало его не на шутку. Как его исполнять, Мичипса не понимал напрочь. Чтобы узнать, чем заполнены предназначенные императору ящики, их, несомненно, следовало вскрыть. Однако соответствующих полномочий он – всего лишь мелкий таможенный чиновник, помощник табулярия, – разумеется, не имел. При этом неосторожное приобщение к государственным секретам могло стоить ему головы – в самом что ни на есть буквальном смысле. Всю дорогу от канцелярии и почти до пирса Мичипсу занимал лишь один вопрос: как бы это ухитриться заглянуть в окаянные ящики, не нарушив закона? Увы, ничего разумного ему на ум не приходило. Конечно, если бы у кого-нибудь из высадившихся в порту пассажиров дромона имелись соответствующие права – тогда, возможно, проблему и удалось бы решить. Вот только откуда было бы взяться таким правам у самых обычных студентов – горстки испуганных девиц и сопровождавшего их белобрысого парня? За размышлениями Мичипса даже не сразу и заметил, что почти добрался до цели. А когда заметил – печально вздохнул. Сейчас ему оставалось всего лишь миновать недостроенное каменное задание будущего зернового склада, затем завернуть за угол – и... Именно из-за того-то угла навстречу ему и вышли два незнакомца – бородатый верзила в щегольской желто-зеленой тунике и его спутник пониже ростом, одетый в черное. Судя по одежде, оба были чужестранцами: один – скорее всего, жителем Вестготского королевства, другой – несомненно, камбрийцем. И тех и других Мичипса узнавал довольно уверенно: первые были частыми гостями Ликсуса, на вторых он успел насмотреться за время учебы. Сначала он непроизвольно замер. Затем тихо, почти беззвучно хмыкнул. Незнакомцы не просто шли рядом. «Зеленый» нежно обнимал «черного» за талию, а тот столь неподобающему обращению с ним вовсе не противился – более того, склонил голову спутнику на плечо. А еще через мгновение Мичипса насторожился. Да ведь никого из этих двоих – ни «зеленого», ни «черного» – он прежде не видел – ни в городе, ни среди высадившихся пассажиров британского «дромона»! «И откуда же вы взялись такие красивые?» – пробормотал он себе под нос – больше чтобы отогнать тревогу и хотя бы немного привести в порядок чувства, приведенные в смятение еще Мессием. До незнакомцев оставалось никак не меньше десятка шагов, к тому же фразу свою Мичипса произнес совсем тихо – но «черный» его, похоже, услышал. Внезапно он резко отстранился от «зеленого» и быстрым движением выхватил из висевших на поясе ножен короткий вороненый меч. В тот же миг «зеленый» повернулся к «черному» и недоуменно произнес на неповторимой, легко узнаваемой вестготской латыни: – Что случилось, милая? – Смотри! – откликнулся «черный» высоким, несомненно женским голосом, указав острием клинка на растерянно застывшего Мичипсу. Всего пару мгновений продлился этот странный диалог. Но и такого короткого времени хватило, чтобы Мичипса опомнился. «Да это же беглые любовники! – мелькнула в его голове очевидная, всё объясняющая догадка. – Небось где-нибудь в Камбрии или Иберии тайно пробрались на корабль – а теперь с него сбежали!» И уже через мгновение расхрабрившийся таможенный чиновник сделал шаг навстречу беглецам. Тем временем «зеленый» тоже опомнился. – Полно тебе, Эми! – широко улыбнулся он, повернувшись к переодетой мужчиной подружке. – Это же всего лишь местный житель – и, по-моему, вполне миролюбивый. Насчет миролюбия Мичипсы «зеленый», несомненно, ошибался. Тот сейчас был преисполнен служебного долга – что и не преминул продемонстрировать. Решительно преодолев отделявшее его от любовников расстояние, он остановился в паре шагов от них и, указав на приколотого к своей форменной тунике бронзового льва – символ государственной власти, – жестко произнес: – Кто вы такие? И что делаете в грузовом порту? Женщина загадочно усмехнулась, затем повернулась к «зеленому». – Видишь, Гунди, – вздохнула она. – Впрочем, отчасти ты прав: это далеко не самая дурная встреча! «Зеленый» задумчиво кивнул в ответ. А затем повернулся к Мичипсе и заявил: – Мы прибыли сюда на британском корабле. Сейчас ждем другого. Мичипса озадаченно почесал затылок. Если ему и стало что-нибудь понятно из такого ответа, то не слишком много. – Это на паровом, что ли? – сообразил он наконец. – На барке «Дон», – кивнув, включилась в разговор женщина. – И ожидаем прибытия сторожевой яхты «Маха», чтобы продолжить путь в Карфаген. Тон у женщины был уверенный и деловитый – совсем не как у глупенькой юной беглянки, за которую ее принял было Мичипса. Да она вовсе и не была юной, несмотря на девически стройную фигуру. Возраст выдавали и тонкие, но все-таки заметные морщинки возле глаз, и легкая хрипотца в голосе, и даже уверенная манера держаться. А еще Мичипса уловил в ее речи отчетливый бриттский акцент. Пожалуй, этот-то акцент и определил дальнейшие события. Все-таки в Ликсусе, как и в Карфагене, уделом добродетельных женщин считались исключительно дом и семья. Это было частью привычного с детства миропорядка, к которому Мичипса легко вернулся по возвращении с учебы домой. Но до этого он все-таки успел провести шесть лет в Британии – и быстро перестал там удивляться женщинам, избравшим себе совсем другую судьбу, – лекаркам, чиновницам, инженерам, преподавательницам. И теперь образ британки-воительницы легко встроился в их ряд. – Ты, случайно, не из Кер-Сиди? – взволнованно спросил Мичипса, позабыв и о своих служебных обязанностях, и о предписанных ему правилах этикета. Воспоминания о недавних студенческих годах накрыли его с головой. Оба – и мужчина, и женщина – как сговорившись, разом уставились на него. Внезапно женщина широко улыбнулась, блеснув ровными, безукоризненно белыми зубами. – Угадал, – подтвердила она. На миг сердце у Мичипсы замерло, а затем радостно заколотилось. Перед его внутренним взором как наяву пронеслись виды далекого британского города: белые каменные стены домов, неторопливо вращающиеся крылья ветряков, устремленная в небо колокольня собора, приземистые, но уютные университетские корпуса... – Как там дела у наших правоведов? – торопливо проговорил он. – Как мэтресса Ниа, преподает ли... – Я к Университету отношение имею постольку-поскольку, – развела руками женщина. – А из правоведов и вовсе знаю одного лишь мэтра Бонифация – да и то с чужих слов. Услышав это имя, Мичипса невольно поморщился. Мэтра Бонифация студенты-юристы знали хорошо – вот только далеко не с лучшей стороны. – Я служу в дружине Святой и Вечной, – пояснила женщина. Мичипса удивленно уставился на нее. – Так ты... леди Вивиан? Женщина покачала головой. Щеки ее чуточку порозовели. – Куда мне до нее! – чуть смутившись, ответила она. – Леди Вивиан – знаменитая военачальница, а я всего лишь выполняю некоторые поручения леди Хранительницы. Затем она вытащила из-за пазухи и протянула Мичипсе сложенный листок белой гленской бумаги. – Вот! «Прошу по возможности оказывать помощь даме Эмлин верх Аннон, выполняющей мое особое поручение...» – растерянно прочитал тот вслух. Потом, немного подумав, добавил: – Еще там подпись и отпечаток пальца. Женщина согласно кивнула. Затем пояснила: – Подпись и отпечаток принадлежат Немайн – Святой и Вечной базилиссе, Хранительнице Британии. – Да, я узнал... – пробормотал Мичипса. В голове у него сейчас царил полный хаос, в котором смешались и жгучая обида на оскорбившего его легата, и досада на свалившееся на его голову нелепое и трудноисполнимое поручение, и ностальгические воспоминания об учебе, и недоумение от странной пары влюбленных, внезапно оказавшейся не совсем теми, за кого он их принял поначалу... Впрочем, некоторая ясность наступила только в отношении женщины. Личность ее спутника по-прежнему оставалась загадкой. Мичипса вопросительно посмотрел на «зеленого». Тот напряженно улыбнулся в ответ, но не произнес ни слова. – Это Гундульф, мой муж, – перехватив взгляд Мичипсы, пояснила женщина. – Прежде он служил в коннице у Вамбы, короля вестготов, но сейчас в отставке. Мичипса рассеянно кивнул. – Я надеюсь поступить у вас на военную службу, – вымолвил наконец «зеленый». Женщина бросила на него быстрый взгляд, на миг нахмурилась, но затем кивнула. – Тут я вряд ли смогу помочь, – машинально откликнулся Мичипса. – Не моя компетенция. – А скажи, почтенный субтабулярий... – внезапно оживилась женщина. – Входит ли в твои компетенции доложить легату о прибытии в порт Ликсуса дочери Святой и Вечной?* * *
Выскочка-ливиец давным-давно убрался на дальний пирс, к тому же приближалось обеденное время, но испорченное настроение у эра Мессия и не думало исправляться. Заслуги ливийца в том, разумеется, не было: у легата хватало забот и без него. Начинался июнь, считаные недели оставались до начала уборки нового урожая пшеницы – а зерновые склады Нового порта так и стояли недостроенными. Вины в том эр Мессий за собой не ощущал: такое наследие досталось ему от нечистого на руку предшественника, около полугода назад с позором сосланного куда-то в дикую глушь. Легче от того, однако, не было: ситуацию следовало срочно исправлять, а подрядчик, изворотливый и лукавый грек Феодосий, уже второй месяц кормил и самого легата, и его помощника-префекта, ведавшего портовым хозяйством, пустыми обещаниями. Эр Мессий как раз обдумывал возможные выходы из сложившегося положения, когда в дверь его рабочего кабинета осторожно постучали. – Дозволь войти, почтенный легат, – послышался уже знакомый голос с легким, едва заметным ливийским акцентом. Эр Мессий скрипнул зубами. Снова этот выскочка Мичипса! – А, это ты, – произнес он брезгливо. – Всё исполнил? – Исполнил, почтенный легат, – донеслось в ответ из-за двери. Томить варвара в приемной эр Мессий все-таки не стал – но не из добросердечия, а чтобы поднять себе настроение. – Ну раз исполнил – тогда заходи, – распорядился он, заранее улыбаясь в предвкушении занятного разговора. Не мог же варвар и в самом деле справиться со столь коварным поручением! Ждать себя ливиец не заставил. Более того, в кабинет он вошел подозрительно уверенным шагом, хотя и почтительно склонив голову. Эр Мессий напрягся. Неприятное предчувствие внезапно овладело им, вновь испортив с таким трудом подправленное настроение. – Докладывай, – буркнул он и махнул рукой. Ливиец коротко поклонился, затем извлек из футляра свернутый в трубочку лист бумаги. «На пергамент-то, выходит, поскупился», – мысленно поморщился эр Мессий, но вовремя спохватился и промолчал. Бумага была казенной. Более того, закупленной для таможенных нужд по его же, эра Мессия, распоряжению – и как раз-таки из-за дешевизны. – Я всё выяснил, почтенный легат, – объявил тем временем ливиец и тут же заунывно забубнил: – В Утику для нужд учебно-исследовательской базы Университета из Британии отправлен следующий груз: спирт винный – две амфоры, микроскопы – двадцать штук, бумага фильтровальная... Услышав словосочетание «спиритус вини», эр Мессий основательно задумался о неведомых винных ду́хах, на слове «микроскопы» почувствовал себя полным глупцом и невеждой, а после «фильтровальной бумаги» и вовсе перестал воспринимать монотонный бубнеж варвара: очень уж непонятные вещи тот перечислял. Виду он, разумеется не подавал и глубокомысленно кивал в ответ на каждое доносившееся до его ушей слово, даже не пытаясь уловить смысла и с трудом сдерживая копившееся внутри раздражение. Наконец поток слов иссяк: ливиец то ли закончил перечисление, то ли просто утомился. – Это всё? – буркнул эр Мессий. – Это имущество университета, – помрачнев, ответил ливиец. – Что касается груза, адресованного Святому и Вечному, то он опечатан. Я как помощник табулярия не вправе... Не выдержав, эр Мессий злорадно ухмыльнулся. Ливиец тотчас же оборвал фразу и замолчал. – Настоящий служащий таможни... – наставительно начал эр Мессий – и тоже осекся. Что, собственно говоря, он мог сейчас сказать? Велеть своему подчиненному нарушить закон? Ну так сам виноватым и окажется: парень-то этот, даром что варвар и выскочка, после своего Университета в законах, поди, смыслит! – Я сделал всё возможное, почтенный легат, – вдруг вновь заговорил ливиец. – Перечень содержимого ящиков предоставлен мне лицом, уполномоченным отправителем. Вот! С этими словами он извлек из футляра второй лист и протянул его эру Мессию. Тот неохотно принял его, затем без особого энтузиазма поднес к глазам. Лист – тоже бумажный, не пергаментный, однако более плотный и к тому же выбеленный – оказался до самого низа исписанным мелким убористым почерком. Буквы были тем не менее вполне разборчивыми, разве что некоторые из них имели немного непривычное начертание. Но ни одного знакомого слова из них не складывалось. – Что за тарабарщина? – буркнул эр Мессий, бросив на ливийца подозрительный взгляд. – Это по-камбрийски, – пояснил тот. – Я сейчас переведу. Эр Мессий тяжело вздохнул, затем устало махнул рукой. – Не нужно. Говори самое главное. И тут случилось нечто неожиданное. Ливиец загадочно улыбнулся, а затем уверенно объявил: – Самое главное, что было на том корабле, почтенный легат, – вовсе не груз. Среди высадившихся с его борта пассажиров находится Этайн – дочь Хранительницы Британии. Тут-то для эра Мессия и настало время торжества! – Так... – вкрадчиво промурлыкал он. – Если я правильно понимаю, речь идет не о какой-то там «хранительнице», а об Августине, Святой и Вечной базилиссе Восточного Рима? Ливиец согласно кивнул. А затем принялся объяснять – добро бы с недоумением, а то высокомерно, словно говорил с неразумным младенцем: – Но, почтенный легат... Базилисса сама предпочитает, чтобы ее называли именно Хранительницей... – Это не твоя забота! – решительно прервал его эр Мессий. – Есть закон, изволь его выполнять! Ливиец замолчал, потупился. А эр Мессий тотчас же патетически воскликнул: – Вдобавок ко всему порфирородная дочь Святой и Вечной находится сейчас на грузовом пирсе – это в полуденную жару-то! – Вообще-то сейчас она в здании зернового склада... – попытался было возразить ливиец, но, видимо поняв, что оправдаться ему все равно не удастся, снова замолчал и окончательно сник. А эр Мессий наконец не удержался и злорадно, торжествующе ухмыльнулся. Увы, долго наслаждаться зрелищем посрамленного выскочки почтенному легату не удалось. В дверь опять постучали. Эр Мессий снова нахмурился. Затем с досадой буркнул: – Кого там еще принесло? В следующий миг дверь медленно приоткрылась. В проеме показалось заросшее черной бородой лицо Амалу – старого слуги-варвара, в отличие от выскочки Мичипсы хорошо знавшего свое место. Вид у него сейчас был растерянным и обескураженным. – Доминэ... – жалобно позвал Амалу. Эр Мессий брезгливо посмотрел на него, поморщился. – Ну что у тебя стряслось? – Там к тебе какая-то баба рвется, доминэ, – быстро проговорил Амалу в ответ. – Пустить? Эр Мессий невольно скривился: вот только баб ему сейчас тут и не хватало! – Она каким-то листком трясет, – торопливо добавил Амалу. – Говорит, что явилась на том самом корабле. А сама в мужских штанах и с мечом на поясе. – Так это же домина Эмлин, – вдруг встрял в разговор до сих пор помалкивавший Мичипса. Эр Мессий чуть заметно пожал плечами. Имя это ему ровным счетом ничего не говорило. – Она посланница леди Хра... – Мичипса осекся на полуслове и тут же исправился: – Посланница Святой и Вечной! Вслух Квинт Мессий Вар лишь тихо хмыкнул. А мысленно произнес целую речь, явно сделавшую бы честь самому Марку Туллию Кикерону. Нет, все-таки в этой самой Британии теперь всё было устроено неправильно – начиная со знаменитых ушей базилиссы! И ладно бы уши – в конце концов, императору Клавдию не мешали в свое время править Римом даже хромота и заикание. Но эта сумасбродная Немайн – она же творила в доставшейся ей Британии невесть что! Свое благородное, поистине императорское имя «Августина» переменила на какую-то варварскую несуразицу! Влезла в дела церкви у себя на острове, да так, что разъярила самого́ константинопольского патриарха! Несчастного бритта Тристана, чуть ли не мальчишкой женив на себе, так и не допустила до власти, сделала не пойми кем: лекарем, учителем, спасибо что не шутом – но уж точно не базилевсом! А в довершение всего – доверила множество государственных должностей бабам, словно те смыслили в чем-нибудь, кроме кухни и сплетен! Понятное дело, озвучить эти мысли эр Мессий не смел и подумать: как-никак, «сумасбродная Немайн» была родной сестрой нынешней базилиссы Африки, Святой и Вечной Анастасии! К тому же, по правде сказать, многие британские нововведения ему были вполне по душе – и касалось это не только паровых кораблей, но и, например, полюбившегося ему напитка из кофейных зерен, прежде известного лишь аксумским полуварварам. Так что по некотором размышлении эр Мессий решил не искушать судьбу и сухо распорядился: – Пусть войдет. Голова Амалу в дверном проеме скользнула вниз: видимо, тот согнулся в низком поклоне. В следующий миг дверь закрылась. А еще через мгновение из-за нее до ушей эра Мессия донесся торжественный возглас: – Домина Эмилиана! Доминус легат милостиво согласился тебя выслушать. Эр Мессий довольно ухмыльнулся, затем скосил глаз на выскочку Мичипсу. Тот, видимо уловив упрек, почтительно склонил голову. – Благодарю, – послышался из-за двери холодный, почти бесстрастный женский голос. Снова открылась дверь – эр Мессий как раз успел горделиво выпрямиться в кресле и придать лицу надменное выражение. А затем в кабинет вошла посланница британской базилиссы. Первые слова, которые пришли на ум эру Мессию при ее виде, были примерно такими: «Проклятый варвар!» – разве что несколько более грубыми. И что самое любопытное, на сей раз они были адресованы не выскочке Мичипсе, а верному Амалу. Вслух эр Мессий, разумеется, ничего этого не произнес: умение поддерживать свое реноме он все-таки умел. Особенно – когда дело касалось двух категорий собеседников: облеченных властью персон и красивых женщин. Формальной властью над легатом порта особа, названная Амалу сначала «какой-то бабой», а затем «доминой Эмилианой», разумеется, не обладала – уже потому, что была чужестранкой. А вот власть неформальную она, похоже, успела приобрести, стоило только эру Мессию ее увидеть. И это при том, что красавицей домина Эмилиана не была – по крайней мере, римским канонам красоты определенно не соответствовала. Но от того образа, который нарисовался в воображении эра Мессия по милости болвана Амалу, – от вертлявой бабенки, выряженной амазонкой, – она отличалась разительно. Первое, что бросилось эру Мессию в глаза, едва он увидел посланницу британской базилиссы, была ее осанка. Выпрямленная спина, горделиво поднятая голова, расправленные плечи придавали домине Эмилиане уверенный и независимый вид. При этом шаги ее были неожиданно мягкими и бесшумными. В представлении эра Мессия как раз так должна была бы двигаться дикая и грозная львица – правда, живых львов он видывал разве что в карфагенском зверинце. А еще, вопреки серьезному, даже холодному выражению лица домины Эмилианы, у нее оказались сияющие счастьем и оттого невероятно притягательные глаза. «Да это же и правда амазонка – настоящая, не ряженая!» – ахнул про себя эр Мессий. Пока домина Эмилиана шла по кабинету, легат смотрел на нее, не отрывая восторженного взгляда. А память, как назло, рисовала тем временем в его воображении образ супруги Корнелии – почтенной матроны, матери четверых его сыновей, и в молодости-то не отличавшейся грацией и красотой, а после нескольких родов совсем располневшей и подурневшей. Разумеется, сравнение с доминой Эмилианой было совсем не в пользу Корнелии – настолько, что каждый шаг посланницы отзывался у эра Мессия гулким ударом сердца. А когда домина Эмилиана наконец остановилась – на предписанном этикетом расстоянии, должным образом поклонившись, – у него непроизвольно вырвалось громкое: – Аве, прекрасная Эмилиана! – Аве, легат, – эхом отозвалась та и, похоже, вообще не заметив его восторженного взгляда, сразу же перешла к делу: – Я пришла к тебе с просьбой. Эр Мессий непроизвольно кивнул. Затем сглотнул слюну. И наконец, собравшись с духом, твердо произнес: – Я слушаю тебя, домина посланница! Домина Эмилиана в ответ вдруг покачала головой. – Я не являюсь официальной посланницей Святой и Вечной базилиссы Немайн. Я всего лишь сопровождаю ее дочь. – Это не имеет значения, – торопливо проговорил эр Мессий, снова сглотнув слюну. – Уверен, что смогу тебе помочь. – Благодарю, – ровным голосом отозвалась домина Эмилиана. – Мне надо срочно оповестить Карфаген о прибытии магнифики Этайн и еще семерых студентов Университета в ваш порт. – Гелиограф? – безотчетно произнес эр Мессий. На самом деле мысли его были сейчас очень далеки и от магнифики, и от студентов, и от Карфагена, витая где-то между мифическим Меотским озером, по берегам которого в древние времена будто бы жили амазонки, и туникой домины Эмилианы немного пониже ворота. Домина Эмилиана в ответ кивнула. – Это было бы самое лучшее, почтенный легат. И тут эр Мессий крепко озадачился. Булгарской башней со времен ее постройки ведали исключительно военные. Новый порт же находился в подчинении у карфагенского префекта анноны – чиновника, ведавшего зерновой торговлей Африки. Соответственно, распоряжаться гелиографом легат порта не мог никоим образом. Более того, даже сам он имел право воспользоваться солнечной связью лишь совсем в особых случаях наподобие стихийного бедствия или вторжения неприятеля. Конечно, зайди речь о гелиографе при других обстоятельствах, эр Мессий не раздумывая отправил бы просителя к начальнику гарнизона Ликсусской крепости – и был бы совершенно прав. Но сейчас ситуация была необычная. Во-первых, первым о гелиографе заговорил он сам – пусть даже и необдуманно. Во вторых, просителем – вернее, просительницей – оказалась не кто-нибудь, а домина Эмилиана. А отказать прекрасной амазонке, одним лишь неосторожным взглядом покорившей его сердце, эр Мессий был попросту не в силах – даже несмотря на то, что для исполнения ее просьбы требовалось совершить нечто невероятное. Пару мгновений эр Мессий все-таки колебался – в основном из-за Мичипсы, по-прежнему находившегося в его кабинете. Однако в конце концов он махнул рукой и на самого варвара, и на все его великие познания в области юриспруденции. – Идем со мной, домина Эмилиана! – Решительно поднявшись со своего «почти курульного» кресла, эр Мессий широко улыбнулся, а затем сделал приглашающий жест рукой. – Здесь совсем недалеко! Домина Эмилиана деловито кивнула в ответ. Затем поблагодарила – вполне учтиво, но, к разочарованию эра Мессия, как-то очень уж сухо – не улыбнулась даже краешком губ. Зато, оказавшись на улице, тотчас же махнула рукой топтавшемуся напротив дома легата подозрительному бородачу явно германской наружности. К пущему недоумению эра Мессия, тот немедленно оживился и устремился им навстречу. – Мы скоро! – крикнула германцу домина Эмилиана. – Давай я с вами! – отозвался тот с отчетливым иберийским выговором и ускорил шаг. На миг домина Эмилиана задумалась. Затем кивнула подошедшему к тому времени германцу и негромко сказала: – Хорошо. А если что – подожди снаружи. Эр Мессий невольно напрягся. Германец и без того не понравился ему с первого взгляда, а теперь, после столь бесцеремонного обращения с доминой Эмилианой, сделался и вовсе неприятен. А тот весело улыбнулся и склонил перед нею голову. Идущего рядом мужчину в парадном плаще чиновника высокого ранга он словно не замечал. Не удержавшись, эр Мессий тихо кашлянул. Как ни странно, это подействовало: германец наконец соблаговолил обратить на него внимание. – Сальве, домнэ легат, – быстро выпрямившись, проговорил он. Эр Мессий невольно скривился: иберийский варвар умудрился исковеркать даже такое простое слово, как «доминус», «господин»! Вслух, впрочем, он ничего не сказал. Но и полноценным приветствием германца не удостоил: ограничился лишь легким кивком, не проронив ни слова. – Прости меня, почтенный легат: я ненароком задумался, – немедленно произнес германец. Тон у него был самый что ни на есть примирительный. Увы, это не помогло: эр Мессий уже закусил удила. – Кто ты вообще такой, ибериец? – процедил он сквозь зубы. – И почему бродишь по грузовому порту? Похоже, германец хотел что-то сказать в ответ: он резко вздернул подбородок и чуть приоткрыл рот. Но его опередила домина Эмилиана. – Прости, что не представила тебе эра Гундульфа, в недавнем прошлом префекта карпентанийской алы в армии Вестготского королевства... – ровным голосом произнесла она. Презрительное выражение лица эра Мессия тотчас же сменилось заинтересованным. Сам он, как легат зернового порта, считался чиновником сугубо гражданским, но по роду службы часто имел дело с военными. Объяснения, что такое ала и кто такой ее префект, ему определенно не требовались. А домина Эмилиана словно бы мимоходом добавила: – Но сейчас мой супруг вышел в отставку. При слове «супруг» эр Мессий вздрогнул, словно его хлестнули плетью. «Какой еще супруг?» – едва не сорвалось с его губ. И как назло, именно в этот миг губы домины Эмилианы дрогнули в легкой усмешке – во всяком случае, почудилось ему именно такое. В последний миг эр Мессий смог сдержаться – не произнес ни слова, не издал ни звука. Но в душе его теперь бушевала буря. Одна только мысль о том, что прекрасная амазонка могла оказаться чьей-то женой, принадлежать какому-то постороннему мужчине, будь тот хоть величайшем в мире полководцем, хоть властителем половины мира, была эру Мессию не просто отвратительна: она выводила его из себя, мутила рассудок. Конечно же, у чувства, которое владело сейчас эром Мессием, название было очень простое и совсем не возвышенное: обычная мужская ревность. Но, разумеется, признаваться себе в этом он не желал. Куда приятнее оказалось объявить себя ревнителем устоев общества: ведь домина Эмилиана, представив ему своего мужа, нарушила многовековые традиции, предписывавшие замужней женщине находиться в тени супруга! Убедил себя в этом эр Мессий очень быстро и вроде бы с успехом. То, что совсем недавно казалось ему в домине Эмилиане самым притягательным – ее дикая грация, ее мужской наряд, ее вольная манера вести речь, – стало теперь восприниматься как неслыханная дерзость, почти оскорбление. Правда, постылая Корнелия более желанной от этого почему-то не сделалась. И смотрел эр Мессий на домину Эмилиану, не смея себе в этом признаться, всё с тем же вожделением. Правда, теперь он проделывал это лишь исподволь, краем глаза, безотчетно опасаясь встретиться с нею взглядом. И, разумеется, даже не пытался поддерживать с доминой Эмилианой непринужденную беседу. Домина Эмилиана тоже не особо стремилась с ним общаться. Почти сразу после того «неправильного» представления и сама она, и ее варвар-муж немного приотстали. Теперь они шли у эра Мессия за спиной и негромко, но оживленно переговаривались. Как ни странно, на варварское наречие они не перешли, почему-то продолжив общаться на латыни. Время от времени эр Мессий улавливал в их речи не только отдельные слова, но и целые фразы – совершенно безобидные и даже не особо интересные: то о местной погоде, то о каких-то неведомых людях с варварскими именами. Но всякий раз, когда домина Эмилиана особенно сильно приглушала голос, эру Мессию начинало казаться, что та принимается перемывать ему кости – может быть, даже рассказывает о его неравнодушии к ней своему расфуфыренному варвару. Словно в подтверждение неприятных догадок, ее муж в такие моменты то и дело тихо посмеивался – и тогда эру Мессию стоило огромных усилий сохранять хотя бы видимость спокойствия. Так – впереди эр Мессий, позади домина Эмилиана с мужем – они пересекли добрую половину портового квартала, а затем вышли на широкую мощеную улицу и двинулись в направлении хорошо видимой из приморской части города Булгарской башни. Всё это время эр Мессий старательно изображал на своем лице каменную невозмутимость. Но в его голове уже начал выстраиваться план изощренной мести.