Жадность Гордеца

Легкий ветерок прошелся по бескрайнему зеленому полю. Спокойствие погоды и тон последующего разговора сильно контрастировали с намерениями и смыслом их слов.  Ведьма Жадности и Архиепископ Гордыни были спокойны и непринужденны, когда говорили о разрыве столь крепкой связи . "Как я уже говорила, я скажу тебе, если ты выполнишь некоторые требования", - ответила она, ее тон был необычайно ровным и резким, что заставило бы любого нормального человека насторожиться. "Выполнил ли я твое первое требование?" - сурово спросил он, ничуть не смущаясь ее напряженности. Ему веками приходилось иметь дело с извращенными личностями других архиепископов в различных петлях его собственного мира, так что одна жадная ведьма была для него обычным делом. "Да, твое предположение верно", - спокойно ответила она, не сводя с него пристального взгляда. Субару откинулся в кресле, поставив локти на стол и положив голову на руки. Он сузил глаза, размышляя: «Мне уже удавалось переспорить Регулуса. Эта женщина по сравнению с ним - сущий пустяк» Спустя мгновение он сказал: "Это ответ на мой вопрос о требованиях, которые я только что выдвинул, или на предыдущий вопрос?" Она опустила чашку с чаем и вновь пристально посмотрела на него, ее улыбка жутко расширилась, когда она ответила: "Я действительно удивляюсь, Нацуки Субару... Как получилось, что ты такой черствый? Что сделало тебя таким? Я бы хотела узнать твою историю". «Жадная сучка»,- подумал он, испытывая отвращение к ее нечеловеческой природе. Подняв голову, он улыбнулся ей и сказал: "Мне жаль, жадная сучка, но мне есть чем заняться и где побывать. И ни одна из моих целей не связано с тобой" Она закрыла глаза, на ее лице застыла привычная улыбка: "Я обиделась, что ты так подумал, но я поражена, что ты это сказал" Она снова открыла их, чтобы на секунду почувствовать острую потребность - острую Жадность. Если бы она задерживалась, это могло бы встревожить даже его. И что еще хуже, это желание сквозило в каждом ее следующем слове: "Ты действительно какой-то особенный, Нацуки Субару" Он с готовностью отмахнулся от всего загадочного бреда, окружавшего эту женщину Ему приходилось иметь дело с самыми извращенными личностями, которых только мог предложить этот мир, и он понял, что лучше не задумываться о внутреннем устройстве их душ. Все, что ему было нужно, - это базовое понимание, достаточное для того, чтобы иметь с ней дело, пусть и неоптимальное «Мне надоели твои игры разума, ведьма. Ответь на мой вопрос или мне каждый раз задавать его полностью?» "Меня зовут не Феникс Райт, мать его. Разговоры через лазейки мне не подходят, даже если я в этом хорош", - добавил он, погрузившись в свои мысли. Она вздохнула, откинулась в кресле, слегка ослабив наклеенную улыбку, и сказала: "Думаю, больше ничего не получится, если я буду тебя раздражать. На любого другого нетерпеливого и поспешного Нацуки Субару это бы подействовало. Но ты другой". Она смотрела на него необычайно напряженными глазами, словно что-то искала. Они напомнили ему глаза Росвааля из предыдущего цикла, но в тысячу раз сильнее.  «Тысяча клоунов - это... ну, вообще-то страшно, но все равно это всего лишь клоуны. Что они собираются делать? Бросятся на меня с одной маленькой машиной?» "Да, да. Я безумен и горд. Мы оба это прекрасно понимаем", - пренебрежительно ответил он, махнув на нее рукой, - "Теперь меньше лести и игр разума, больше ответов и нарушений контракта". Она искренне надула губки и сказала: "Может быть, я, как бы это сказать, звучу как заезженная пластинка, но с тобой действительно неинтересно" В ответ он просто зевнул. Это был довольно странный, продолжительный зевок. Даже неестественно напряженный. Когда он наконец закрыл рот, то почувствовал, что его глаза стали тяжелыми "Знаешь, это довольно невежливо - засыпать посреди разговора", - сказала Ехидна, и выражение ее лица вернулось к обычной жутковатой улыбке. «Блять, я хочу спать. Погоди-ка. Она ведь тянула время, не так ли? Почему я так хочу спать? В прошлый раз такого не было» Он судорожно огляделся по сторонам, усталость стремительно наваливалась на него. Через мгновение он заметил изменения и спросил ведьму: " Чай снотворное . Это ведь как-то связано с тем, что соооон держит меня здесь, не так ли?" Она улыбнулась ему своей стандартной улыбкой и ответила: "И да, и нет. Но все ответы будут даны в свое время". Стол исчез вместе с зонтиком и стулом. Она встала над ним и провела рукой по его груди. "Это совсем неважно". Она посмотрела на его промежность, а затем снова на лицо. "Я думала, он будет больше", - поддразнила она, и на ее лице появился легкий румянец. "Я расту", - ответил он, не теряя ни секунды, несмотря на усталость. Зеленые поля начали рассеиваться, и мир наполнился лишь пустотой. "Где была вся эта шустрая смекалка, когда мы были преданными партнерами? Ты заставляешь трепетать мое девичье сердце", - пожаловалась она, похоже, отчасти искренне - пусть и в значительной степени подтрунивая над собой - в своем раздражении. "Зевок….". И тут стул Субару исчез, а Ехидна слегка подтолкнула его, и он упал спиной вперед в открывшийся за ним портал. Быстро выйдя из чаепития, он быстро крикнул: "Тебе лучше не делать этого дерьма снова, или я сломаю твой криста..." И вот так Ехидна снова осталась одна в своем Замке снов. Возможно, дело было в освещении или его отсутствии, но за мгновения, прошедшие после ухода Субару, можно было заметить легкий румянец на ее лице. Субару открыл глаза и увидел свою комнату, залитую лунным светом. Он отпустил кристалл, спихнув его с кровати, а про себя подумал: «Если он сломается, то пусть сломается. Я чертовски хочу спать, чтобы заботиться об этом" Он забрался под простыни и закрыл глаза, впервые за многие тысячи смертей погрузившись в крепкий сон. Тьма вернулась к нему. Вернее, он вернулся во тьму. Бескрайняя пустота простиралась во все стороны бесконечно. И все же она была какой-то... другой. Он чувствовал себя, мягко говоря, странно. "На этот раз я чувствую себя более настоящим. И я действительно могу думать в этом мире снов. Так вот на что похож наркотический трип?" Тьма рябила и смещалась. Из огромного пространства она превратилась в плоскую равнину, на которой гордо возвышалось нечто иное, чем тьма. "Держать меня взаперти так долго... Тебе не хватает элементарной человеческой порядочности? Ты нарушаешь мое право на свободу слова! Не говоря уже о моем праве быть со своими женами, которых ты у меня отнял!" -  раздраженно и хмуро сказал мужчина среднего роста, белый цвет его одежды странно контрастировал с тенью, на которой он стоял. "Ах ты, столь любимый, столь благословенный, как может столь любимый и столь благословенный быть ТАКИМ ЛЕНИВЫМ! Мой мозг трепещет от одной этой мысли... ТЭС!" - произнес болезненный зеленокожий мужчина рядом с другой фигурой, скребя плоть на своей голове и выдергивая многочисленные волосы. "Разве эти ублюдки не должны быть мертвы? Это буквально единственные двое, которые умерли в этом мире. Я совсем запутался". "Молчишь, да? Отказываешься даже показать свое лицо, да? Это нарушение общепринятого этикета! Обычного приличия! Обычных прав! Ты такой эгоист. Ты, считающий, что ты важнее такого довольного жизнью человека, как я". заявила первая фигура, с каждой секундой все больше и больше теряя самообладание. "Ты никогда не был приверженцем любви, никогда не мог быть приверженцем любви, никогда не мог мечтать быть приверженцем любви, и все же, все же, все же, все же, все же, все же, все же, все же, все же, ты так любим!" - кричал второй мужчина, из боков его головы хлестала кровь, а глаза почти выскочили из глазниц. "Теперь я скорее раздражен, чем растерян. Я даже не могу закрыть глаза или заткнуть уши... Где мои глаза? Где мои уши? Где мое тело?!" подумал Субару, только сейчас заметив отсутствие своей физической формы. В тот момент, когда две другие фигуры были поглощены тенями, из них появилась третья. Она отличалась от двух предыдущих не только силой своего присутствия, но и отношением к Субару. "Я люблю тебя", - сказала она совершенно искренне. "Я бы уставился на тебя, если бы у меня были глаза, чтобы уставиться", - подумал он, ничуть не смущенный отсутствием своего тела. "Я люблю тебя", - снова заявила она, ее голос возвысился и эхом разнесся по просторам. "Лучше бы это не превратилось в ночные кошмары", - подумал он, пытаясь и безуспешно бормоча про себя. "Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя", - повторяла она, быстро приближаясь к тому месту, где, по мнению Субару, находился он. "Я бы вздохнул, будь у меня физическая возможность". Она повторяла эти слова снова и снова, когда разум Субару начал туманиться. Его сосредоточенность и внимание ослабли. "Я что, засыпаю во сне? Надо было досмотреть "Начало"". "- Субару-сама! Субару-сама! Проснитесь!" - раздался голос нетерпеливой девушки, сильно его раздражавший. Глаза его были по-прежнему закрыты, он перевернулся на бок и пробормотал: "Еще пять минут..." "Ну же, соня! Вы уже проспали! Вы даже завтрак пропустили!" - продолжала она, становясь еще громче, чем прежде. В ответ он просто закрыл глаза и проигнорировал голос, надеясь, что он просто исчезнет. "Боже... Я не хотела этого делать, но ты не оставляешь мне выбора", - сказала она почти про себя, прежде чем начать действовать. Внезапно Субару почувствовал, что простыни, покрывающие его тело, рвутся с него. Он бы очень разозлился, если бы его раздражение не переключилось на невероятно громкий, высокий крик, последовавший за этим действием. "КИААААА!" "ПОЧЕМУ ТЫ КРИЧИШЬ!" - крикнул он в ответ, открывая глаза от звука и устремляя взгляд на женский будильник перед собой. Он увидел, что она покраснела и закрыла лицо руками. Однако это не мешало ей подглядывать сквозь щели между пальцами. Он опустил глаза, чтобы посмотреть, на что она смотрит, и заметил, что на самом деле он все еще голый. "Ха", - сказал он себе, оценив ситуацию. Он снова поднял взгляд на горничную с красным лицом, глаза которой переместились вниз по его телу. "Ладно, нет. Не буду этого делать, малышка", - продолжил он, решив, как поступить. Он быстро соскочил с кровати, выхватил у нее простыни и прикрыл ими свою нижнюю половину. Она все еще неистово краснела. "Петра, сколько тебе сейчас лет?" - спросил он, прежде чем подумать: "Я могу простить геноцид , но педофилию я не приемлю". "Я... я..." - начала она, но была быстро прервана. "Вообще-то, не стоит отвечать на этот вопрос. Я и так могу сказать, что меня арестуют при одном взгляде на тебя", - заявил он, изо всех сил подавляя закрадывающуюся разумную мысль: « Я могу оправдать геноцид?!» Внезапно дверь за ними распахнулась, и в дверном проеме с обеспокоенным видом появилась  розововолосая горничная. Она окинула взглядом комнату, менее чем за секунду оценив ситуацию, а затем устремила взгляд на Субару. Встав на свою защиту, он быстро заговорил с ней: "Во-первых, ты должна кричать "ФБР! ОТКРОЙТЕ!", когда делаешь это. А во-вторых, я знаю, как это выглядит, но хочу тебе сказать, что я спал голым, а Петра грубо сорвала с меня простыни". Она не отводила взгляда, когда Петра вмешалась:  "Это правда, Рам-нисама. Он долго спал, поэтому я сорвала с него простыни и..." Она начала бормотать про себя, и румянец на ее лице усилился, похоже, она вспомнила то, что видела.  Рем резко обернулась к почти обнаженному мужчине: "Простите за беспокойство, Субару-сама". Рам подошла к Петре и громко прошептал ей на ухо: "Если Барусу вел себя по отношению к тебе как мерзкий зверь, или отброс, то тебе не нужно врать об этом. Ты всегда можешь рассказать Рам, когда мы выйдем из комнаты". "Ты же знаешь, что я тебя слышу?!" Рам учтиво поклонилась и потянул Петру за собой, сказав: "Еще раз прошу прощения за переполох, Субару-сама. А теперь мы уходим. Обед будет примерно через час" С этими словами розововолосая служанка и оранжевая служанка с покрасневшим лицом покинули комнату. "Рам, да? Осталось только найти "Рим" и "Ром". В конце концов, "надо поймать их всех"".