***
Алина Беликова с трудом сдерживала слезы отчаяния, стоило ей впервые пересечь школьный двор лицея Вольтера. Заботливо отправившая ее на учебу бабушка, ведь Алине «важно социализироваться в новой стране и найти себе друзей», совсем забыла уточнить, что Франция, в отличие от ее родного дома, только начинает объединять мальчиков и девочек в немногочисленных смешанных школах. Стресса у девушки в этом году хватало с головой — всего за несколько месяцев ей пришлось расстаться с родителями на неопределенный срок, пересечь тысячи километров до бабушки, которой она никогда не знала, а теперь еще и влиться в новую школу, в новую языковую среду, пусть она и учила французский язык дома. Не помогало ей также наличие трости, с которой из-за темных обстоятельств прошлого Алина не расстается уже некоторое время и неизвестно когда расстанется. Но самым большим шоком для Алины были те взгляды, которыми ее награждал каждый второй студент ее новой школы. Юноши и девушки, знаниями «чуть выше среднего» географии не обремененные, поочередно вглядывались то в ее лицо, то на металлическую тонкую трость, изготовленную на заказ специально для женской руки. Непонятно ей было, французы что, никогда азиатов не видели, или людей с тростью? И уж если с первым фактом Алина не спорила и своего происхождения не стеснялась, то вот инвалидом она себя не считала. Это лишь временная трудность, и Беликова ее преодолеет. А пока у нее впереди был тяжелый путь адаптации в лицее. Приветственная речь, произнесенная завучем лицея, особого впечатления на Алину не произвела. Декан, сообщая и так всем известную новость об открытии дверей лицея для девочек, звучал неуверенно, и Беликову, всю жизнь бок о бок учившаяся с мальчишками в гимназии в своем родном городе, это позабавило. Она стояла в задних рядах, не решаясь протиснуться ближе ко входу через столпившихся студентов, и не совсем отчетливо могла расслышать беглую французскую речь. Очевидно, ее французский был не безупречен, несмотря на то, что Алина учила его наравне с английским дома, под руководством отца — представителя советской интеллигенции, но ей вполне хватило знаний для уверенного зачисления в этот лицей, так удачно находящийся в одном районе с домом ее бабушки. На первый урок Алина доковыляла последняя. Дверь светлого и просторного кабинета тихо закрылась за ней ровно в тот момент, когда учительница уже почти закончила рассаживать студентов. Внимание ее привлек пухлый мальчик, запнувшийся об наглую подножку рослого кудрявого парня в очках, нахально хихикающего над своей жертвой. Впрочем, всеобщие усмешки быстро были пресечены строгим голосом женщины, и весь класс теперь уставился на Алину, неловко стоящую у двери. — Извините за задержку, — скомкано произнесла новенькая. — Проблемы с лестницей… — Мадемуазель Беликова? О вас предупреждали, проходите, — понимающе кивнула руководительница. — Сядете на первую парту, рядом с мадемуазель Сабиани. Алина послушно направилась к назначенному месту. Все же ей было спокойнее сидеть с девушкой, с которой они оказались в одной лодке, чем с мальчиком, что никогда не находился с девушкой на расстоянии меньше собственного роста. Сравнения старой и новой школ остро всплывали в голове девушки сами по себе, но Беликова не спешила открыто показывать своего недовольства. Мадам Жиро, их классная руководительница, своей демонстративной строгостью и консерватизмом, внушала прежний ужас, втершийся в память Алины о некоторых черствых учителях из ее старой гимназии. — Анник, — сдержанно поприветствовала ее одноклассница, утонченная и красивая блондинка, одарившая новую соседку по парте маленькой улыбкой. — Алина, — не осталась без ответа девушка. На уроке мадам Жиро девушки больше не разговаривали, но когда прозвенел звонок, и студенты стали собираться, блондинка вдруг заговорила с Беликовой: — У тебя необычное имя, и акцент, — подметила Сабиани, видимо, уже собравшаяся и ожидавшая девушку. — Откуда ты? — Советский Союз. Я приехала к бабушке два месяца назад, она давно живет здесь. — Извини мне мою грубость, я не думала, что ты русская… — девушке, казалось, было неудобно говорить с брюнеткой на такую тему, но Алине она не показалась невежественной. — Все верно, я русская, но наполовину. Моя мама — казашка. В какой-то степени Алина была готова к подобным расспросам, и даже ожидала повышенного интереса к своей личности, даже несмотря на то, что была не единственной новой студенткой в школе. Соседние парты, еще не опустевшие, тоже прислушались к диалогу двух девушек, и когда Алина наконец оперлась на свою трость, к ним присоединились еще две одноклассницы. Когда Симон Палладино и Мишель Маньян представились перед девушками, и по новой стали расспрашивать Алину о ее «необычном имени», Анник уже куда-то испарилась; Алина, впрочем, разговорилась с девочками и была благодарна, что они, при некоем детском любопытстве, пока не стали расспрашивать ее о том, почему она хромает. Урок латыни, что шел следующим после мадам Жиро, закончился для Алины так же быстро, как и начался. Учитель, обнаруживший, что Беликова — иностранная студентка, которая едва улавливает информацию на французском языке, отправил ее в кабинет к завучу, с предложением составить для нее новое расписание. Такое предложение Алине понравилось, как минимум потому, что у нее будет возможность избежать изучение еще одного языка на какое-то время. Потому девушка, долго не думая, собралась покинуть кабинет, когда внезапно тот кудрявый парень в очках, что ранее подставил другого их одноклассника, поднял руку, привлекая внимания учителя. — Извините, месье, мадемуазель стоит проводить, — возразил юноша, очевидно указывая на ее хромоту. Алина обернулась, впервые возмущенно посмотрев на очкарика. — Вдруг она упадет по пути? Сопроводившие его шутку короткие смешки от нескольких мальчиков смутили Алину. Парень одарил ее высокомерной ухмылкой, вызывающе оглядев ее с головы до пят. Выходка ее одноклассника состоялась, но месье Дуяр, похоже, такой выпад не одобрил, пускай и относился к девушкам в лицее Вольтера скептически. — Если вы надеялись пропустить часть урока, и составить девушке сомнительную компанию, месье Декамп, то можете не надеяться, — осадил того преподаватель. После этих слов Алина наконец направилась в кабинет «завуча».***
Кабинет главного школьного руководителя, месье Белланджера, к счастью для девушки, находился на том же этаже, и долго ковылять до пункта назначения ей не пришлось. Сам завуч для Алины был уже знаком, при поступлении она и ее бабушка беседовали лично с ним, уточняя все вопросы относительно ее ситуации при переезде и… вопросы, касающиеся ее здоровья. — Мадемуазель Беликова? Что-то случилось? — Белланджер приветствовал студентку, параллельно занимаясь своими документами. Интерьер, выполненный в теплых оттенках, навевал больше уюта, чем холодный белый цвет в стенах учебных классов. С молчаливого жеста руководителя Алина присела на стул напротив. — Месье Дуяр отправил меня к вам. Кажется, ему не понравилось, что я не знаю латынь, — девушка стыдливо опустила черные глаза в пол. — Я… приношу свои извинения, Алина. Я еще не успел предупредить всех учителей о вашей ситуации, — нервный стук ручки о лакированную поверхность деревянного стола развивал виноватую речь декана. — Я обязательно поговорю с месье Дуяром, и мы что-нибудь придумаем с вашими уроками. — Месье Белланджер, нельзя ли заменить латынь другим языком? Я могла бы дополнительно изучать французский, чтобы скорее адаптироваться под местную среду, или английский, чтобы догнать остальных? — Алина, я понимаю, что изучение сразу трех языков, ни один из которых не является твоим родным, это очень тяжело, — прервал ее предложения завуч. — Но наша учебная программа — это стандарт для поступления в местный университет. Насколько я понял, ваша бабушка хочет, чтобы вы продолжили обучение до бакалавра. В таком случае, большинство университетов Франции требует базовое знание латыни. — Да, я понимаю… — брюнетка задумчиво уставилась себе в ноги, отвлекшись на подол своей длинной бежевой юбки, забавно шевелящимся от легкого дуновения ветра. Очередное испытание оседает грузом на плечи пятнадцатилетней школьницы, которая едва понимает, о чем вообще говорят вокруг нее. Была бы ее воля, Беликова вернулась бы домой, в родной пригород Алма-Аты, где каждая улица была ей знакома, и каждый предмет в маленькой гимназии их района давался ей легко. Алина соврала бы, если бы сказала, что не скучает по тем временам, когда она была настолько же одаренной ученицей в своем классе, насколько была игривой и активной девчонкой в родном районе. Тогда она приносила домой одни пятерки, а после, плотно пообедав, бежала гонять мячи с соседскими ребятами. Тогда она не находилась в обществе предрассудков относительно различия полов, ей было весело и безмятежно как с девчонками, так и с мальчишками. Тогда еще ей не нужна была трость и она не ходила, подпирая каждую стену, каждый дверной косяк… Тогда она еще была со своими родителями… — Давайте поступим так, — болезненные воспоминания прервал внезапное предложение со стороны завуча, поправившего параллельно свои очки. — Адаптируйтесь к французской среде хотя-бы первую неделю. Посетите урок английского, оцените нагрузку. Я разберу расписание Дуяра, и он начнет заниматься с вами два дня в неделю, дополнительно, после ваших уроков. На том и договорились. Остаток урока Алина провела в коридоре, не утруждая себя спуском на первый этаж, хотя пустой внутренний двор так и манил посидеть, насладившись природой в одиночестве. Она не пересеклась с Мишель и Аланом Лабраком, отстраненных от урока из-за скандала, который Беликова так и не застала, но уже на обеде историю об этом ей поведали девочки, с которыми она сидела вместе. В просторной столовой на пару-тройку десятков столов, что заметила Алина, девочки занимали всего два. Двенадцать девушек на сотню с лишним парней — с ужасом сравнила девушка, вспоминая, что в ее школе количество мальчиков почти всегда равнялось девочкам. То, по рассказам матери Алины, казашки, чье детство выпало на голодные годы в степях, было из-за ужасной детской смертности, а после их почти добила Великая Отечественная Война, унесшая жизни многих юных пацанов. И тем не менее, даже так разница между двумя странами поражала юную девушку. — Где остальные девочки? Почему, после изменений, в лицей пришла всего дюжина? — открыто поинтересовалась Алина у соседок, не бросив вопрос конкретно никому. — Не все так радушно приняли перемены в образовании, — пояснила Анник, сидевшая напротив нее. — Многие остались в школе для девочек, или на домашнем обучении. — Это как-то старомодно… В моей стране девочки свободно учатся с мальчиками и иногда даже превосходят их по количеству, и особенно по успеваемости, — поделилась с девушками Беликова, стараясь говорить буднично и понятно, учитывая то, насколько явным был ее акцент. К счастью, девушки не придирались к ней. — Тебе повезло, — подметила Мишель, угрюмо ковыряясь ложкой в картофельном пюре. Судя по всему, инцидент на уроке латыни, который Алина пропустила, сильно задел ее. Она, однако, обратила внимание на любопытный взгляд Анник в сторону Мишель, но не придала этому значения. — Кстати, о успеваемости, — девушка из другого класса, сидящая с ними, вдруг проявила участие в разговоре. — Преподаватель по латыни вообще спрашивал вас, когда вы тянули руку? — Нас будто не существует, — Симон отрицательно помотала головой. Алина, не удивленная подобной моделью поведения месье Дуяра, разочарованно вздохнула — ей с ним, видимо, придется не сладко, когда ей придется брать у него дополнительные уроки. Неожиданный вопрос, моментально закрывший предыдущую тему, раздался в сторону Маньян: — Так ты правда племянница завуча? На мгновение за столом повисло молчание. Анник, в лоб задавшая вопрос, интересовавший ее с самого урока латыни, невзначай поставила Мишель в неудобное положение перед девочками, которые были не в курсе ситуации. Алина, судя по услышанной истории, судить одноклассницу раньше времени не стала, но все же невольно уставилась на вздохнувшую от неизбежности разговора блондинку. Получается, месье Белланджер — дядя Мишель, и Алина в мыслях стала задумываться о их внешней схожести. — Да… — Это полезно, — сделала вердикт задавшая вопрос Сабиани, вскинув брови, мол, «смотри, Мишель, какие у тебя привилегии». Боковым зрением Алина приметила идущего мимо них Анри Пишона, того пухленького одноклассника, которому еще на первом уроке сделал подножку кудрявый задира. Он же, высокий юноша в очках, нахально обратил внимание на ее травму при всем классе… кажется, его фамилия — Декамп. Этот же Декамп — будь у него все не ладно, подумала про себя Алина, — сидящий с краю другого стола, в это же мгновение толкнул несчастного Пишона прямо в сторону девочек. Не успевшая никак отреагировать брюнетка только наблюдала эту картину, как парень летит к ним, рукой, машинально ища опору, въехав прямо в тарелку к Анник. Порция блондинки была безнадежно испорчена, пальцы юноши — измазаны в чужом пюре, а вокруг пронесся гул ехидного мужского смеха. Обидчик тут же отвернулся к друзьям, подавляя слишком громкий гогот вместе со своими друзьями, и Алина нахмурилась. Желание тут же подойти и вмазать Декампу в лицо его же тарелкой вскипело в девушке, но она была не в том положении, чтобы открыто вступать в конфликт к главным школьным хулиганом. Пишон, весьма смущенный этой ситуацией, безвозвратно опозоренный перед всеми свидетелями его падения, даже не догадался предъявить толкнувшему претензии; он, с выпученными от шока и стыда, тут же постарался исправить беспорядок, наведенный на столе у девочек. — Прости, Анник… — беспомощное бормотание растрогало Алину; ей было по-человечески жаль добродушного одноклассника. — Возьми мою тарелку! — Другой идиот должен отдать ей тарелку, — внезапно встрявшая в конфликт Мишель, прямо уставившись на Декампа. Ее выпад был тут же сопровожден мальчишеским гулом, предвкушающим чужую ссору. Даже Декамп, не ожидавший ответа на его привычное проказливое поведение, удивленно вскинул брови, не удосужившись спрятать ухмылку. Алина, будучи отличницей с примерным поведением, типичной комсомолкой, таких нахалов и разгильдяев на дух не переносила и демонстративно избегала. Здесь, в новых для себя условиях, девушка, хоть и одобряла решение Мишель заступиться за невиновного в инциденте Пишона, все же не хотела лезть на рожон, но чувствовала, что вот-вот не сдержится. Поставить на место хулигана «ой» как хотелось. — Какие-то проблемы, племянница завуча? — надменно спросил Декамп, открывая и так всплывший на поверхность секрет Маньян. — Что же ты дяде не пожаловалась? «Лабрак не виновен, а записку подкинул Декамп!» Переигрывание девичьего голоса парня в очках было подхвачено одобрительными смешками со стороны его товарищей, таких же идиотов, как подумала Беликова. Декамп продолжил свою издевательскую речь: — Племянница завуча и выродок — новый любовный роман. Алина, которую обостренное чувство справедливости чуть ли не душило сейчас, хмуро смотрела на подлого одноклассника, практически мечтая окунуть его лицом в стол, хоть и физическое воздействие даже на таких отбитых хулиганов ей никогда раньше не применялось. В ее школе в родном городе было по-другому. Обижаешь кого-то — с тобой разбираются старшие или учителя. С понятливыми мальчишками прокатывало и без драк, ведь многие боялись дисциплинарного выгона из пионеров или комсомольцев. — А что ты там такого интересного написал на листке, а? — не унималась Маньян. — Ничего, это был рисунок. Я покажу, — Декамп принялся вырисовывать что-то соусом по размазанному пюре прямо на тарелке. Художественный шедевр уже через несколько секунд тут же вызвал волну безудержного смеха со всех сторон: изображение женской груди взбудоражило все соседние столы и еще больше прибавило «очков» Декампу в их с Мишель общественном конфликте. — Это портрет. Маньян не нашлась с ответом на эту абсолютно глупую, ребяческую выходку, и лишь разочарованно закатила глаза, не желая больше спорить с идиотом. Зато Алина, наконец перешагнувшая через собственное терпение, решила парировать его комментарии к собственному арт-объекту: — Чего вы все смеетесь, мальчики? — громко, чтобы услышал каждый их одноклассник, произнесла Беликова, деловито расправив худые плечи, прикрытые легкой блузкой зеленого цвета. — Пожалели бы парня. Он, кроме рисунков, нигде больше женскую грудь и не видел. Нахальная улыбка тут же сползла с лица Жозефа. Он, уж точно не ожидавший внезапного выпада от тихой иностранки, удивился ее противостоянию ему. Реакция толпы не заставила себя ждать — столы вокруг загоготали над оригинальным подколом девчонки с тростью, уже успевшая привлечь внимание своей внешностью, а теперь поразившая всех остроумным ответом. Добила всех Симон Палладино, схватившая сосиску с собственной тарелки, и, обратившись к Декампу, переломила ее пополам. Многозначительное действие было принято ребятами громкими возгласами и одобрительным синхронным стуком по поверхности столов. Оппонент остался побежденным, и когда конфликт окончательно закончился с объявившимся дежурным столовой с требованием прекратить балаган, Жозеф лишь раздраженно смотрел из-за плеча на обошедших его одноклассниц. Взгляд орехового цвета глаз из-под круглых очков задержался почему-то на Беликовой, относительно которой у Декампа были совершенно другие ожидания. Идеальные косы, туго заплетенные по бокам без единого изъяна, без маленькой выпавшей из прически прядки толстых, угольно-черных волос; аккуратный девичий стан, прикрытый балахонистой блузой оливкового цвета и светлой свободной юбкой, скрывающей длинные ноги почти до щиколотки. Округлое чистое лицо, не тронутое родинками или веснушками, выражало настороженность и сосредоточенность во взгляде экзотических глаз и тонких, изогнутых бровей. Алина Беликова, думалось ему, должна была быть женской версией Пишона — зажатая, тихая отличница, но ее внезапное участие в споре неожиданно всполошило разум парня. Девчонка оказалась интереснее, чем ему представлялось, а значит, его насмешки могут превратиться во взаимную вражду. Если она и ее новообретенные подружки хотят войны — будет им война.