***
Ги не смог проследить путь до дворца, потому что как только его запихнули во второй автомобиль, ему сделали укол в шею, и омега отключился. Сейчас, открыв глаза, он видит перед собой серый потолок, с которого свисает паутина, и, присев на койке, трет место укола. Судя по железным решеткам перед ним, он в камере. Койка с пожелтевшим матрасом, унитаз с умывальником — это все, что есть в этом зловещем месте, которое еле освещает слабая лампочка под потолком. Ги подходит к решетке, но ничего разглядеть не может. Омегу тошнит, видимо, от лекарства или голода. Лицо, покрытое корками крови и грязи, неистово чешется, губа распухла, а слипшиеся волосы хочется вырвать с корнем. Гидеон открывает кран в надежде хотя бы умыться и вымыть волосы, но, услышав шаги, сразу же бежит к койке. Раптор в этот раз не один, рядом с ним блондин, которого Гидеон тоже прекрасно знает по рассказам и фотографиям Белтейн. Оба альф останавливаются по ту сторону решетки и, нахмурившись, смотрят на парня. — Как тебя звать? Откуда ты? — первым спрашивает омегу Кир, и Ги сразу восстанавливает в голове его файл. Киран Телмеес или же Ким Намджун — Темная лошадка клана Азари. Обладая неимоверной силой и возможностями, этот альфа предпочитает оставаться вне публичного поля, не гонится за официальным статусом и занимает позицию Серого Кардинала при клане. Киран один из самых могущественных воинов прошлого, есть данные, подтверждающие его превосходные таланты как полководца, а также жестокость, несоизмеримую в те времена с чьей-то еще. Легенда гласит, что именно из-за небывалой жестокости Киран обречен сгинуть в одиночестве, учитывая, что губит все прекрасное вокруг себя своими эмоциями. Ги в легенды не верит, ведь по факту все первородные живут лучшую жизнь и никого не боятся, но сам бы с радостью прекратил его существование. Киран повторяет вопрос, Ги молчит, сверлит их недобрым взглядом и даже не думает отвечать. — Ты же все равно расскажешь, — подходит к решетке Раптор. — Так зачем тянуть и заставлять меня ломать твои кости? — Как ты убил Оркуса? — снова спрашивает Киран. — Так же, как хотел убрать Раптора? — щурится альфа. — Значит, твое оружие — это твоя кровь? Черт, отчаянная попытка сбежать выдала Ги с потрохами. Секрет, который он хранил всю жизнь, теперь стал известен первородным, а значит, второго шанса у него уже не будет. — Он из Белтейн, — смотрит в телефон Раптор, который получил наконец-то доклад на омегу. — Так мы, в принципе, и думали. Гидеон Фуше — имя, скорее всего, не настоящее. Двадцать лет, шестьдесят пять операций, четыре неудачные. А ты совсем неплох, — не скрывает восхищение в голосе альфа. — Как вы узнали про мои задания? — бросается к ржавым металлическим прутьям напуганный омега. — Данные о солдатах засекречены. — У нас свои источники, — довольно ухмыляется Раптор. — Сколько у Белтейн таких, как ты? Что вам вкалывают? Почему твоя кровь так действует на нас? Ги вновь отходит от решетки и, набрав в рот побольше слюны, плюет в сторону альф. — Надо подключить Ареса, пусть уложит его на свой стол и разберется, — раздраженно говорит Кир, которого беспокоит то, что таких, как этот омега, может быть больше. — Сперва Каан с ним поговорит, а то после Ареса ему будет не с чем разговаривать, — усмехается Раптор. — Мне нравится страх в ваших глазах, — снова подойдя, обхватывает пальцами прутья Гидеон. — Нравится, что вы боитесь того, чего не понимаете, и я отвечу на один вопрос. Нас много, и скоро мы придем за вами. — Единственная причина, по которой я не разрубил тебя на части, в том, что ты нужен живым Каану, но как только он с тобой закончит, я пущу твою кровь в канализацию, а тебя сожгу, — щурится Раптор, и лампочка над головой омеги начинает мигать. Альфы уходят, а Ги, свернувшись калачиком на койке, пытается упорядочить свои мысли. Он уже приговорен, это даже не обсуждается, но Ги не будет сдаваться до самого конца и попробует вырваться или дождаться помощи. В нем все еще тлеет надежда, что Риксби его ищет, что Белтейн не бросит его в этом подземелье и вытащит отсюда. Ги не особо знаком с системой Белтейн по спасению пленников, но знает, что это большая редкость, учитывая, что он, как и все солдаты, подписывал документ о том, что в случае попадания в плен выберется сам или умрет достойно. В то же время, он слышал, что в виде исключения Белтейн пару раз проводили операции по спасению своих и даже совершали обмен. Ги тешит себя тем, что он убил первородного, что добавляет баллы в его резюме, и надеется, что Белтейн сделают и для него исключение. Главное, не отчаиваться, иначе Ги закончит, как и остальные люди, попавшиеся в руки первородным — покончит с собой. Через полчаса ему приносят железный поднос с едой и водой и, толкнув его под решетку, уходят. Как и ожидалось, первородные — умные, они перестали посылать к нему вампиров.***
— Надо же, его темное величество вернулось, а я думаю, чего это солнце светить стесняется, — Арес, который только прибыл в Харон, раскрыв объятия, идет к Раптору, а сам глазами ищет пацана, с которым тот был на задании. Арес думал о парне после той стычки во дворце, и это уже многое значит, потому что обычно он думает только о себе. Арес не далеко ушел от предаторов, ему нравится, когда он встречает отпор, хотя, в случае с пареньком — это была ненависть, и изучившему поведение людей первородному очень интересно, откуда она берет свои истоки. Раптор не дает ему подойти, разминает шею, и опасный блеск в его глазах усмиряет пыл Сокджина. — Не фанат обнимашек, понял, — усмехается Арес, который сегодня сияет по-особенному в новом костюме от Brunello Cucinelli. Обычно Арес является во дворец в своей рабочей «форме», состоящей из халата и обязательно грязного фартука, ведь, по его словам, нет смысла переодеваться, он снова вернется в лабораторию. В то же время Арес славится своей любовью к роскошной одежде, для которой в его офисе выделен целый этаж. Видимо, сегодня особый повод, раз он нарядился с иголочки. — Где омега? — Там, где все пленники. — Хочу на него посмотреть, отдать честь, он же одного из нас укокошил, — потирает ладони предвкушающий интересную беседу Арес. — Пока Каан с ним не поговорит, к нему нельзя, — Раптор неумолим. — Большой и злой пес, — цедит сквозь зубы Арес. — Надеюсь, и тебе досталось? — загораются глаза альфы. Раптор его выпад игнорирует и, обойдя альфу, идет к вошедшему в зал Кирану. — Кир, ты выяснил что-то о Коэне? — Глупые люди закрыли дело, сказали, что убийство как следствие ограбления, хотя я так и не понял, что пропало из дома, — опускается на стул Киран и снимает кожаные перчатки. — В четверг его хоронят, служба пройдет в церкви Святой Марии. Я подумал, ты поедешь попрощаться. — Обязательно, — кивает Раптор. — Я провожу его в последний путь, а потом сам выясню, кто и почему убил его. Даже если это ограбление — вампиров убивать нельзя. — Меня бы кто убил, — громко зевает Арес. — Хотя ваши скучные разговоры тоже с этим неплохо справляются. Оставлю вас, мальчики, меня ждет ужин с очень красивой женщиной. — Секс и твои пробирки — это все, что тебя интересует, — усмехается Киран. — Ты плохого мнения обо мне, — обижается Арес. — Дело не всегда в сексе, я, вообще-то, иду знакомиться со своим пасынком. Это ответственный шаг, понимаешь ли. Я его очарую, и у меня будет сын, а у вас только интриги, скандалы и расследования. И битвы, — смотрит на Раптора. Арес уже год как приезжает к этому дому с белыми колонами в Южном Кенсингтоне, в котором проживает его последняя фаворитка — Ава Лим. С Авой Арес познакомился год назад на благотворительном приеме и сразу же был очарован как ее внешностью, так и тонким умом. Ава вот уже много лет как вдова, ведет бурную светскую жизнь и воспитывает сына, который последние годы обучался военному делу в США. Ава, которая в прошлом работала медсестрой в больнице Святого Варфоломея, сейчас живет за счет наследства, оставленного ей родителями, и ни в чем не нуждается. Сегодня Ареса ждет не просто ужин с женщиной, но и знакомство с ее сыном, закончившим обучение. Несмотря на слова, сказанные своим друзьям, Арес до последнего пытался избежать этой встречи, потому что не видит смысла знакомиться с членами семьи своих пассий, которых он обязательно переживет. Так было бы и с Авой, но, учитывая, как ему приятна эта женщина, он все же решил пойти на уступки и, прихватив с собой бутылку Château Mouton Rothschild 1996, отправился на ужин. Он приезжает ровно к восьми, протягивает роскошно выглядящей в синем шелковом платье Аве бутылку вина и, поцеловав ее, проходит в гостиную. Ава никогда сама ничего не делает, предпочитая нанимать людей, и стол сервирован в самых лучших традициях высшего общества Великобритании. Арес рад, что мальчишки пока нет, потому что, каким бы непробиваемым он ни казался, он даже к своему удивлению понимает, что совсем немного нервничает. Пока он налегает на односолодовый Macallan и мысленно готовится к встрече, Ава порхает вокруг стола, смеясь, падает на колени альфы, и тот сразу оставляет легкий поцелуй на груди, которую изящно подчеркивает глубокое декольте. Внезапно женщина слышит шум гравия со двора и, забыв о пошлых ласках альфы, сразу же подскакивает на ноги. — Мам, я дома, — доносится из коридора явно знакомый Аресу голос, и стоит парню показаться на пороге, как альфа со стуком опускает стакан на стол. — Это Джулиан — мое сокровище, это Сокджин или Арес, тот самый мужчина, про которого я тебе рассказывала, — улыбается сыну женщина. — Судя по всему, не все, — пытается совладать с собой Джулиан, и Арес понимает, что для него их встреча тоже неожиданна. — Очень приятно, — первым берет себя в руки Арес и, поднявшись, протягивает руку подошедшему парню. Джулиан только смотрит на нее, и, не протянув свою в ответ, обходит альфу. — Джулиан, где твои манеры? — хмурится недовольная таким раскладом Ава. — Можно тебя на кухню? — быстрыми шагами скрывается за дверью парень, и Ава, извиняясь перед Аресом, спешит за ним. — В чем дело, сынок? — прикрыв за собой дверь, растерянно смотрит на парня женщина. — Ты не говорила, что встречаешься с вампиром, и не просто вампиром, а первородным, — шипит Джулиан, которого аж разрывает от желания вцепиться в лицо Аресу. У него в голове не укладывается, как такое вообще могло произойти, и обычно невозмутимого парня растаскивает от эмоций, которые долго удерживать в узде он не сможет. — Я многое тебе не говорю о своей личной жизни, и что? — не понимает его Ава. — А то, что я категорически против твоих отношений с этим мудаком, — громче, чем хотелось бы, выпаливает Джулиан. — Вампиры убили моего отца, а ты оскверняешь его память тем, что пускаешь в постель этих мразей… Джулиан хватается за щеку и, сжав зубы, с обидой смотрит на мать. — Я, видимо, недостаточно занималась твоим воспитанием, раз уж ты можешь позволить себе так со мной разговаривать, — дрожащим от нервов голосом говорит женщина. — Я сама виновата, не нужно было отправлять тебя на эту чертову учебу и слушать тех, кто говорил про твой потенциал. В итоге мы потеряли связь, сынок, — глаза Авы наполняют слезы, и Джулиану чертовски стыдно за свое поведение. Он позволил своей злости на Ареса испортить настроение матери и заставил ее плакать. Когда Асмодей рассказал Джулиану про свои планы на него, то они вместе с ним придумали легенду для матери, ведь Аве не нужно знать, чем именно занимается ее сын и на кого работает. Асмодей договорился с университетом в Калифорнии, и к Аве даже прилетал ректор, чтобы убедить ее в том, что Джулиан будет в отличных руках, поэтому она и понятия не имеет, что ее сын работает с теми, от кого пытается уберечь ее, и лучше всех знает, на что они способны. — Ты сам столько лет пропадал, оставил меня в одиночестве, а теперь судишь меня за то, что я встречаюсь в Аресом, — с болью смотрит на него женщина. — Прости, что я тебя ударила, но если в тебе есть хоть чуточка любви ко мне, прошу, веди себя достойно. Будто бы это так легко, учитывая, что из всех первородных порог его дома переступил именно Арес. Джулиан даже к врагам на поле боя, тычущим в его грудь дуло пистолета, такой ненависти не испытывал, но он признает, что сейчас он слаб, что с ним ему пока не справиться, и с трудом проглатывает рвущееся наружу желание напасть. Раптор, который сам силу с Кааном не рассчитал, учит этому своих солдат, не приветствует «самоубийц», и Джулиан его слушается. — Я постараюсь, — прикусив язык, чтобы снова не выдать ничего обидного, кивает Джулиан и, выдохнув, возвращается в гостиную. Арес вертит в руке стакан, продолжает думать о проказнице судьбе, которая так неожиданно столкнула его с одним из солдат Раптора, о котором он эти дни размышлял. — Значит, ты учился в США? — еле скрывает ухмылку Арес, наблюдая за севшим напротив него парнем, у которого горит щека. Сегодня он в белой толстовке, волосы взлохмачены, выглядит как подросток, но Арес знает, как он силен, учитывая, что его хвалил сам Раптор. И чертовски очарователен. Красота у Джулиана резкая, бросающаяся в глаза, и Аресу очень хочется хотя бы разок увидеть его без этой непроницаемой маски воина, разгладить морщину гордеца в виде глубокого залома между его бровями в районе переносицы. Джулиан, который совсем не настроен на светские беседы, кивает и тянется за салатом. — И как тебе здесь? Не жалеешь, что вернулся? — Арес, в отличие от него, ничем не смущен, напротив, его, кажется, только раззадоривает сложившаяся ситуация. — Он рад, — отвечает за него суетящаяся за столом Ава. — И я рада, ведь он годами пропадал заграницей, а теперь мой сынок со мной. Попробуйте мясо, соус просто объедение, а я принесу еще салата. — Откуда столько агрессии ко мне? — воспользовавшись отсутствием Авы, напрямую спрашивает парня Арес, медленно скользит взглядом от губ к его горлу. — Не люблю высокомерных упырей, — тщательно жует мясо Джулиан и смотрит в упор, дразнит зверя своим бесстрашным взглядом. — Интересно, — чешет подбородок Арес. — А Раптора ты боготворишь. Не думай, что я не заметил, с каким тупым обожанием ты смотришь на него. — Раптор — солдат, — цедит сквозь зубы Джулиан. — Он первородный, у которого есть понятия чести и свои принципы, а ты, вместо того, чтобы покинуть наш дом и забыть про мою маму, все еще сидишь здесь и провоцируешь меня на убийство. — Смертные не смеют так разговаривать со мной, вот и ты не переусердствуй и не переходи границу, — предупреждающе сверкают глаза альфы, и Джулиан даже тушуется. Он прекрасно знает, что рискует, даже пытается себя контролировать, учитывая, что если Арес захочет оторвать ему голову, его и Раптор не спасет, но жаль, что у него это практически не получается. — Смирись, звереныш, что я сплю с твоей матерью, — скалится Арес, наблюдая за тем, как вздуваются ноздри парня. Если бы взглядом можно было убить, то Арес бы уже бился в предсмертных конвульсиях. — Что ты сделаешь? — вкрадчиво продолжает. — Воткнешь мне вилку в глаз? Тебе ничего со мной не поделать, хотя, можешь называть меня отцом, — цокает языком. — А мог бы папочкой, — ухмыляется. Все в этом мальчике острое, все кричит об опасности, и он понятия не имеет, что Ареса это только возбуждает. Каан зовет его самоубийцей, шутит, что Арес бросается туда, куда нельзя, только потому что ищет смерть, но на самом деле альфу это просто поджигает. Ходить по грани — лучшее развлечение для первородного, и этот мальчишка, из которого наружу ядовитые копья растут — самая острая грань из доселе виданных им. — Я выполняю приказы Раптора, и это единственная причина, почему я не могу среагировать, — размеренно отвечает Джулиан, чей контроль уже трещит по швам. — А не та, что ты меня просто не потянешь? — щурится Арес. — Не бойся, давай, отпусти себя, сделай то, о чем прямо сейчас мечтаешь. Обещаю, я буду нежным. — День придет, я буду слушать твои предсмертные хрипы… — Я так рада, что вы общаетесь, — с улыбкой возвращается в комнату Ава и, опустившись на свое место, тянется за вином. — Прекрасный обед, мой цветочек, — целует ее руку Арес. — Ты, как и всегда, неотразима. Кажется, серебряная вилка в руках Джулиана сгибается. Дальше ужин продолжается обсуждением последних новостей, Джулиан в разговоре не участвует, молча ест и украдкой изучает противника. Этот холеный первородный на первый взгляд — идеал успешного и красивого мужчины. Его нечеловеческая красота, чертов костюм, который сидит как влитой, манеры, а главное взгляд, перед которым не устояла даже мать — мечта любой женщины или омеги. Пусть Джулиан и сам не ангел, он прекрасно знает, что скрывается за этими затянутыми в дорогую рубашку бицепсами. Арес — исчадие ада, и у Джулиана с ним личный счет. — Было очень хорошо посидеть в семейной обстановке, — поднимается на ноги Арес спустя два часа, поняв, что от парня больше ничего не добьется. — Думаю, мы еще можем повторить. — Обязательно, — подает ему пальто Ава и, поцеловав, ждет, пока альфа его наденет. — Не хочешь меня проводить? — смотрит на Джулиана Арес, который весь вечер ждал, что Ава снова отлучится, и они пообщаются, а сейчас чувствует неудовлетворение. Ему бы урвать еще пару минут с ним наедине, подначить его, спровоцировать, но парень так не думает: — Вы знаете, где выход. — Еще увидимся, — провожает мужчину Ава. — Непременно.***
— Очередной пешеход посчитал себя бессмертным, — качает головой седовласый мужчина, которому пришлось поднять на руки своего пуделя, отчаянно рвущегося к толпе. Сантина останавливается рядом с ним, нахмурившись, смотрит на гудящих зевак и полицейских, пытающихся наладить движение на мосту. Парня, которому нехило так отбило ноги, перекладывают на носилки. — Говорила же, прогулки — это зло, выходят из дома только безумцы, — ворчит Сантина и отпивает невкусного кофе. Женщина вышла в магазин полчаса назад, и, учитывая, что в Лондоне сегодня редкая солнечная погода, решила немного прогуляться и уже об этом пожалела. У Сантины побаливает голова от звука сирен и криков, и женщина решает вернуться в таверну. Она быстрыми шагами минует мост, выбрасывает бумажный стаканчик в урну, и следующий ее шаг замирает в воздухе. Шум пролетающих автомобилей, доносимые урывками до нее разговоры, стук молотка рабочих в здании через дорогу — все разом прекращается. Сантина оказывается в вакууме, в который не просачивается ни единый звук, но уже через секунду он лопается, и на нее разом обрушивается весь уличный гам. Люди, забыв о делах, бегут в сторону моста, Сантина проследив за ними бесцветным взглядом, отправляется в таверну. Пешеходы в Лондоне мрут как мухи, а живым нужно продолжать делать свою работу. Сантина только заканчивает расставлять чистые стаканы, достает фартук и недовольно смотрит на влетевшего в таверну Сэла. — Где тебя черти носили? — подбоченившись, спрашивает его женщина. — Ты должен был явиться двадцать минут назад и заняться столами. — Опоздал, там авария на мосту, и я… — Ты не через мост идешь, скажи, что от любопытства туда побежал и на работу опоздал! — Такой звук был, я думал, что-то взорвалось, испугался, — бормочет Сэл, — хотел посмотреть. Там такое мясо! Три машины разорвало, одна чуть ограждение не пробила, трупы, кровь… — Ты слишком мал на такое смотреть! А теперь бери тряпку, и чтобы ни пятнышка на столах не осталось! — слишком резко говорит женщина. Сэл, поняв, что лучше ее еще больше не провоцировать, скрывается в кладовке. — Люди, — кривит рот Сантина и расставляет на стойке подстаканники. — Панически боятся смерти, и при этом не отказывают себе в том, чтобы к ней приблизиться. Любопытные, трусливые и убежденные в том, что с ними она не произойдет. Не сегодня точно. Только решать это не им.***
В Хароне порой невыносимо, Кирану кажется, что стены идут на него, и несмотря на обширную территорию, которую занимает дворец, он в этих рамках задыхается. Киран скучает по раздолью, по степям, куда в те века только вступала нога человека, по пустыням, которые считал домом, и ветрам, в которые кутался вместо плаща. Сбежать из Харона — это оказаться в крошечном для альфы, перед которым расстилается весь мир, городке. К сожалению Кирана, пока далеко забрести он не может, слишком много угроз, да и загруженности, иначе бы он давно уже гулял по Сахаре или исследовал бескрайние степи Казахстана. Сегодня, пообедав под Шуберта с Калебом, Киран накинул на плечи пальто и, забрав у шофера ключи от своего серого Bentley Continental GT, решил прокатиться по городу. Пока Каан его не звал, а значит, он может посвятить время себе. Сперва Киран думал заехать к Аресу, подействовать на нервы самовлюбленному первородному, после которого у альфы всегда поднимается настроение, но передумал. Раз он все равно будет наматывать километры, то лучше съездит к Амону в Бирмингем и заодно проверит, есть ли у него успехи в поимке убийц вампиров. Бирмингем — не самая живописная часть Англии, но за красотой Киран отправится в джунгли Амазонки, надо бы только взять отпуск. Он долго колесит по улицам мрачного городка, который обходят солнечные лучи, и, признав, что заблудился, останавливает автомобиль. Киран на какой-то узкой улочке, которая в данный момент пустует, а по обе стороны от него закрытые прилавки индийских магазинов. Он вбивает в навигатор адрес, высланный Амоном, просматривает выданный маршрут и собирается уже двинуться, как слышит удар, от которого Бентли трясет. Киран поднимает глаза и с удивлением смотрит на нечто розовое, приземлившееся на его капот. Через секунду манипуляций из этого розового облака показываются глаза, и на Кирана смотрит очень красивый и явно не расстроенный своим падением с высоты омега. — Какого черта, — выругивается недовольный таким раскладом Киран и включает дворники, словно они как мошку смахнут с его машины это розовое нечто. Парень, который такого хамства не ожидал, шипит проклятия и умолкает, заметив, что альфа, открыв дверцу, выходит наружу. Киран подходит ближе и, остановившись рядом с капотом автомобиля, рассматривает незваного гостя. На омеге юбка из розового тюля, черный корсет и черные ботинки на толстой подошве. Он слишком ярко накрашен, запястья обвивают многочисленные браслеты, а его растрепанные красные волосы горят как пламя на его голове. Омега ловко соскальзывает с капота, поправляет юбку и, остановившись напротив альфы, с трудом выдавливает из себя «простите». Парень явно торопится слинять с места преступления, но Киран хватает его за руку и, подняв голову, смотрит на пятиэтажное здание, с которого, судя по всему, он и выпал. — Платить кто будет? — на самом деле Киран легко разберется с автомобилем, но его раздражает наглость пацана, а еще очень хочется узнать, кто он, почему упал или, может, сбросился, и немного пообщаться. Омега явно вампир, учитывая, что даже не почувствовал падение, и Киран уверен, что давно не видел такой красоты, не в этом столетии точно. Но дело не только в красоте, одно слово, сказанное им, словно бы вернуло Кирана в прошлое, где он уже слышал этот сладкий мелодичный голос и чувствовал этот запах лимонного ликера, который за прошедшие пару суток он вдыхает уже во второй раз. Он пытается смотреть ему в глаза, но задача не из легких, потому что внимание альфы все равно забирают его полные и сочные губы. Киран не может избавиться от наваждения, что знает их вкус. — Пришлите мне счет, — сбрасывает его руку омега и, протянув ладонь, просит его телефон. Он вбивает туда свои контакты и снова возвращает. — Принцесса? — читает его имя в телефоне Киран. — Ты упал, или тебя скинули? — Не важно. — Мне важно, ведь если тебе что-то угрожает, я могу помочь, ты же один из нас, — усмехается Киран. — К сожалению, один из вас, — цедит сквозь зубы парень, чье лицо сразу же меняется. Нет больше этой детской наивности и взгляда, полного кокетства. — Я себя в обиду не дам, не переживайте. — Принцесса, ты идешь? — кричит с того конца улицы другой пацан, который тоже в тюлевой юбке, но сиреневого цвета. — У вас что, маскарад? — смотрит на его одежду Киран, замечает, кажется, капельки крови на юбке. — Свобода выражения себя, — нервно оглядывается омега. — И я должен поверить, что тебя зовут Принцесса, — убирает телефон в карман Киран. — Да, я принцесса трущоб, и вы в моем королевстве, — театрально кланяется омега. — Меня тут каждый знает, поэтому не переживайте, я не соскочу и вышлю вам чек. — Забавно, — улыбается Киран, настроение которого вопреки пострадавшему автомобилю поднимается. — Раз я тут впервые, не окажете ли мне честь, ваше величество, и не покажете местные достопримечательности, а я угощу вас ужином, и мы пообщаемся. — Боюсь вас разочаровать, господин первородный, — щурится омега и, приблизившись вплотную, позволяет Намджуну упиться своим запахом. — Я покажу свое королевство любому: и крысе, и царю, и воину, и прачке, но вам ни за что и никогда. — В чем же я провинился? — мрачнеет Киран, не ожидающий такого ответа. — Мое время слишком драгоценно, чтобы тратить его на вас, — схватившись за полы юбки, делает реверанс Принцесса и вместе с парнем скрывается в подъезде. Киран долго еще стоит у автомобиля, разрываемый между желанием нагнать его или забыть. Он выбирает второе, в конце концов, его только что унизили, и не пристало первородному бегать за розовым облаком, пусть оно и самое красивое на небе. Киран возвращается в автомобиль, набирает Калеба, и пока тот едет, откинувшись назад, продолжает думать об омеге. — Ты чего, ему тачку разбил? — еле догоняет идущего впереди по лабиринтам улиц Принцессу его друг детства Марси. — И что ты вообще в логове упырей один делал? — Приземлился неудачно, блять, секундой позже, и я бы его не встретил, — ругает себя Принцесса, он же по паспорту Чимин. — Кто сказал, что я в логове был? — резко разворачивается к другу. — Я гулял и забыл, что паркурщик я не самый лучший. — А упырей в двенадцатой кто отпиздил? — вскидывает брови Марси. — Я не виноват, они сами нарвались, нехуй было пытаться меня нагнуть, — хмыкает Чимин. — Этот чего хотел? — возвращается к Кирану Марси. — Ремонта? — Ага, — кивает Чимин. — Ты топай домой, а я зайду к Сэнди, маникюр после падения обновлю. Чимин солгал, не нужен ему маникюр, но очень нужно остаться одному, потому что он встретил альфу, раны, оставленные которым, до сих пор на нем не зажили. Но, что самое ужасное, он его и не вспомнил, а значит, и ненависть омеги не прочувствовал.***
Каан впустую потратил время в Глазго. Источники донесли до альфы, что именно в этом городе проживает один из древних вампиров, чьи знания не имеют границ. Каан оставил дворец и метнулся туда, чтобы пролить свет на происходящее с ним, но в очередной раз услышал так ненавистное ему «прецедентов не было». Каан оторвал голову вампиру, как и всем до него, кому был вынужден рассказать о недуге, предотвращая распространение информации, и с подавленным настроением вернулся в Лондон. Постоянные мысли о произошедшем не дают ему покоя, пытают его, и Каан с каждым следующим часом все больше теряет надежду. Ему страшно, что боль вернется, что он снова и снова будет проходить через эти муки и так не найдет избавление. Прилетев в город, который он последние годы называет своим домом, раньше предполагаемого срока, Каан покинул вертолетную площадку и сразу же отправился к Фрие в надежде, что хотя бы на время сможет развеяться. План не удался, потому что общение с девушкой, плавно перетекшее в постель, не сняло с плеч альфы груз мыслей, и Фрия это заметила. — Последний раз, когда я видела тебя таким, ты думал о мести Ичиго, но и то, тогда ты не казался настолько загруженным, — Фрия стоит перед открытым шкафом в белом кружевном белье и продолжает выбирать платье на очередную премьеру «Гамлета». Каан застегивает брюки и тянется за рубашкой, а Фрия, не удержавшись, наблюдает за мощной спиной, ровно по середине которой проходит странная и уродливая метка. Фрию раздражает, что альфа о ней не говорит, и каждый раз, когда она касается метки, он злится. Словно бы Каан подсознательно ее оберегает. Ногти Фрии и сегодня не оставили следов на железной броне, но там есть другие, и очень хотелось бы знать, кто смог нанести эти раны Несокрушимому. — Неужели это связано с Оркусом? — не сдается девушка, желая получить от него хоть какую-то информацию. Фрия прекрасно понимает, что если Каан не подпустит ее к себе, долго их связь не продержится. Ей не сосчитать, сколько веков Каан ходит по этой земле, и сколько омег и женщин прошло через его постель. И пусть она успокаивает себя мыслями о том, что ревновать его не к кому, учитывая, что за ним никакой истории любви не числится, она тоже рано или поздно станет одной из его бывших, тем более, ему быстро все наскучивает. Фрия и так пока продержалась дольше всех, кто был ей известен, но этого мало. Быть женщиной Каана Азари не просто льстит ее самолюбию, особенно учитывая, что у нее есть к нему чувства, но и престижно. Вся светская верхушка Лондона захлебывается в зависти при виде ее, и Фрия очень не хочет терять эту невидимую глазу корону, которую носит на себе с первой ночи с Кааном. Тело быстро пресыщает, сама Фрия не поклонница моногамии, хотя после начала отношений с Кааном умерила свой аппетит, зная его собственнический характер, благо, альфа удовлетворяет ее так хорошо, что о других думать желания и не возникало. Каану она однажды точно наскучит, но его терять нельзя, и чтобы привязать его, нужно как минимум добиться того, чтобы он разговаривал с ней, чтобы они сближались не только физически, но и духовно. Фрия бросает на кровать черное платье, отделанное камнями, и тянется за следующим. — Это не важно, лучше продолжай радовать меня персональным показом мод, — усмехается подошедший к окну Каан и, прислонившись к нему плечом, смотрит на торопящихся по делам людей. С этой точки они кажутся ему муравьями, постоянно работают, куда-то спешат, чертят планы, и при этом так быстро мрут. — Нашла! — восклицает Фрия, привлекая его внимание, и, поднеся к груди пылающее огнем красное платье на тонких бретелях, выжидающе смотрит на мужчину. — Мне сказать честно или то, что ты хочешь услышать? — оторвавшись от окна, идет к ней альфа. — Честно, конечно, — хмурится девушка, привыкшая, что Каан все равно скажет, что думает. — Выбери что-нибудь другое, это зеленое, к примеру, — кивает на выглядывающие из шкафа платья Каан. — Красный — вульгарный и агрессивный, не думаю, что кто-то может достойно носить его, — забирает у нее красное платье альфа, поглаживает струящуюся меж пальцев ткань. Красный цвет, который у разных народов характеризует любовь и страсть, жизненную энергию и силу, никогда не был любимым цветом Каана. Это иронично, учитывая, что силу Каан черпает из крови, и нет ничего прекраснее рубиновых капель, когда-то вдохнувших жизнь и в него. Каан не любит красный, потому что каждый раз, когда он, предаваясь своим мыслям, на короткий миг теряет связь с реальностью, видит именно красный, вспышками озаряющий его память. — Изумруды оттеняют твои глаза и кожу. Оставь красный тем, кто будет ошибочно считать, что он им идет, — улыбается девушке альфа и отбрасывает платье на кровать. — Обожаю твое чувство стиля, — восторженно говорит Фрия и сразу же натягивает на себя идеально скроенное платье. Каан помогает застегнуть его и, попрощавшись с девушкой, отправляется в Харон на приехавшем за ним автомобиле.***
Вернувшись во дворец, Каан, которого встретил редко довольный в последнее время Маммон, погладив кота, сразу же направился в тронный зал, где его уже ждет Раптор. Пора уже вернуться к насущным делам, а потом альфа снова займется поисками лекарства от своего недуга. — Рад тебя видеть, — кивает другу Каан и идет прямо к трону. — Я слышал, наша драгоценная ноша уже здесь. — В подземелье, — отвечает, как и всегда, затянутый во все черное Раптор, который тоже явно чем-то озабочен. — Я, как и обещал тебе, пока не приступал. Ты спустишься? — Планы поменялись, Белтейн официально взял на себя убийство Оркуса, и теперь они хотят омегу, — массирует свой подбородок Каан. — Они отправили посла, и он прибудет с минуты на минуту. — Зачем тебе это? Мы же пленных не возвращаем, — хмурится Раптор, который явно не ожидал услышать подобное от него. — Позабавиться хочу, — усмехается Каан. — Заодно узнаем правду об оружии от двоих, а не от одного. — Мне кажется, я ее уже знаю, — мнется Раптор. — Пацан сам убил Оркуса, ему для этого ничего не понадобилось, потому что его оружие — кровь. — Не понял, — внимательно смотрит на него Каан. — Его кровь обладает некой властью над нами, — пытается выбирать правильные слова Раптор. — Ее запах уже дурманит, а стоит ее вкусить, как мы начинаем ослабевать. Я начал ослабевать, а вампиров, как я думаю, она вообще парализует. — Быть такого не может, — напрягается Каан. — Я пытался найти оружие, которое мы уничтожим и будем спокойны, а ты говоришь мне, что дело в крови? Сколько же у Белтейн таких солдат? — Понятия не имею, он молчит, а к пыткам я еще не приступал, но, думаю, этого он и не знает. Им, скорее всего, что-то вкалывают, и Арес может взять образец и проверить, — предлагает Раптор. — Более того, мне кажется, его кровь пахнет, притом для всех по-разному. Она пахнет тем, что вызывает какие-то глубинные чувства у каждого, кто ее вдохнет. Я бы решил, что это колдовство какое-то, если бы сам последнюю ведьму еще век назад не спалил. — Бред какой-то, — явно недоволен услышанным Каан. — Тогда еще лучше, что я приказал впустить посла. То, что нам не расскажет пацан, расскажет он, — говорит альфа и, нахмурившись, смотрит на вошедшую в зал Элиссу. Она выглядит потрясающе в черном платье с цветочным принтом, несет с собой свет, и Каану даже не хочется гасить ее яркую улыбку. — У меня переговоры, — говорит Каан, указывая матери на выход. — Я знаю, и я тоже хочу увидеть того, кто посмел посягнуть на нашу безопасность, — не торопится подчиниться Элисса. — Опять ты держишь меня на расстоянии и не подпускаешь к делам, хотя этот пленник — наша общая забота, и неудивительно, что я тоже хочу поучаствовать в допросе. — Его никто не увидит, пока я этого не решил, а если кто-то нарушит мой приказ, то будет отвечать за последствия, — спокойно отвечает Каан. — Поэтому не забивай голову моими делами, сходи и займись цветами. Пожалуйста. — Как скажешь, надеюсь, хоть в амфитеатр ты оставишь мне приглашение, — с трудом сдерживает на лице маску безразличия Элисса. — Когда решишь все с ним, будь добр, пообедай с матерью, удели внимание, — добавляет женщина и скрывается за дверью. — Охрана знает, что к пленнику никому нельзя? Учитывая, сколько тайн он скрывает, это очень важно, — поворачивается к Раптору Каан, и тот кивает. Поскорее бы разобраться с новым оружием Белтейн и снова пуститься на поиски ответов, которые ему пока никто не готов давать. Каан настолько озабочен своим состоянием, что ему приходится постоянно напоминать себе, что дела клана тоже требуют его внимания. Мужчинам докладывают, что прибыл посол от Белтейн, и Каан приказывает его впустить. Двери раскрываются и сразу же закрываются за вошедшим внутрь вампиром лет сорока. Мужчина вскользь осматривается и с опаской поглядывает на альф, о которых доселе только слышал. Прийти добровольно в логово хищника не то, о чем мечтало бы любое живое существо на планете, но приказ есть приказ, и, следовательно, мужчина должен его выполнить. — Меня зовут Атракс, служу связным в Белтейн семь лет, — набравшись смелости, представляется гость. — По имеющейся у нас информации, наш солдат Гидеон в данный момент находится у вас. Белтейн предлагает вам вернуть его живым, а взамен готов отдать вам двоих ваших солдат. «Что за нелепое имя», — думает Каан, вспоминая всех Гидеонов, которых до этого знал. — У вас тринадцать моих солдат, — кривит рот Раптор, прислоняясь к столу. — Вы предлагаете нам двоих? — Речь об одном человеке, — растерянно смотрит на него Атракс, который явно не ожидал такого ответа. — Мы и так отдаем двоих за одного. — Который вам очень важен, иначе твои боссы не прислали бы ко мне тебя, — поднявшись с трона, идет к нему Каан, и мужчина, за спиной которого дверь, вжимается в нее. — Тринадцать моих вампиров в обмен на этого омегу. — Мне нужно обсудить это, — прокашливается Атракс, который мечтает уже покинуть дворец, и достает телефон. — Не торопись, — кивает Каан, наблюдая за тем, как тот прикладывает трубку к уху. — Почему к нему такой повышенный интерес? — Он наш человек, — хмурится гость. — Вы выставляете их перед нашим оружием как живой щит, не рассказывай мне про заботу о людях. Может, потому что он убил первородного? — вкрадчиво спрашивает Каан, слыша гудки из его телефона. — У вас больше нет того, кто на такое способен? — Ги — сильный воин и заслуживает свободы, — у посла под его пристальным взглядом язык заплетается. — Он заслуживает смерти, и я ее ему подарю, если вы не отдадите мне моих солдат, — Каан ждет, пока мужчина докладывает его условия кому-то на той стороне трубки. Переговоры затягиваются, судя по всему, Белтейн пытается сторговаться, но Атракс не успевает переспросить у Каана, как тот повторяет «тринадцать». — Мы согласны, — убирает через минуту телефон Атракс, — но мы должны знать, что омега в порядке. — Его приведут, — Каан, открыв дверь, отдает приказ и, вернувшись в зал, останавливается рядом с Раптором. — Они меняют тринадцать солдат на одного, а значит, этот омега единственный такой, иначе зачем такие жертвы? — тихо говорит другу альфа. — Даже скучно, что бояться нечего. — В твоих словах есть логика, — кивает Раптор. Гидеона выволакивают из камеры и, напялив на его голову мешок, куда-то ведут. Скорее всего, на казнь, не сомневается омега. У Ги заплетаются конечности, пока они поднимаются по длинной лестнице наверх, два раза он спотыкается, бьется коленом о ступени и, вновь поднявшись, выпрямляет плечи. Каждый шаг — приближение к кончине, и он очень постарается дойти до нее сам — без страха, сомнений, отказа от своей веры. Веками такие как он погибали за правое дело, смерть — это то, что ждет каждого воина, и Ги сократил свою жизнь, взяв в руки оружие против первородных. Он прожил короткую, но правильную жизнь — он истреблял тех, кто поклялся уничтожить человечество, и пусть его миссия не завершилась, за него ее закончат другие. Ги отрывает подошвы ботинок от пола, снова делает шаг, убеждая себя, что скоро все закончится, и отчаянно пытается проглотить разрастающийся в нем страх. Он ведь готовил себя к этому дню, подозревал, что рано или поздно попадется, поэтому надо сделать все, чтобы принять смерть достойно и не дать первородным упиться их властью. Его мать боролась до последнего, его павшие братья и сестры, имена которых высечены на, казалось бы, нескончаемых стенах в лагерях Бельтейн, смотрят на него сейчас, и Ги не должен ударить лицом в грязь. Он слышит, как открываются двери, делает еще три шага, а потом его останавливают и снимают с головы мешок. Ги жмурится из-за яркого света, бьющего из огромных окон, и очень старается не смотреть влево, где стоят две фигуры. Огромный мраморный зал поражает убранством, но глаза омеги застывают на пугающем своим видом троне. Значит, это правда, он существует, а ведь когда им рассказывали про трон, Ги и остальные посчитали, что это сделано, чтобы напугать их, доказать, что чтобы убить первородного, надо выложиться на все сто процентов. И сидит на этом троне чудище, которое решит судьбу человечества. — Светя другим сгораю сам, — внезапно слышит Ги справа и сперва думает, что у него помутнел рассудок, но, увидев мужчину, понимает, что ему не послышалось. — Война до истребления, — с улыбкой отвечает ему Ги, в котором расцветает надежда. Значит, его привели не на казнь, а на обмен, ведь иначе зачем тут находиться представителю ордена, которому он служит. Уголком глаз он замечает, как одна из фигур отходит от стола и двигается к нему. Ги сразу же подбирается и, плотно сжав челюсти, готовится к худшему. Каан подходит ближе и, оставив между ними четыре шага, сталкивается со взглядом карих глаз, в которых, к его удивлению, нет привычного при виде его ужаса или хотя бы восхищения. Ги смотрит сквозь него, вспоминает картину, которую видел много лет назад. Каан Азари не изменился, что неудивительно, учитывая, как время не властно над такими, как он, и также доводит до внутренней истерики. Только стоя рядом с ним можно наглядно понять, насколько он высокий и крупный альфа. Его генерал тоже обладал мощным телом, но с Кааном пришлось бы попотеть. Он внушает страх одним своим видом, и Ги не понимает, насколько темным существом нужно быть, чтобы так шокирующе действовать на окружающих. Каан, нахмурившись, разглядывает грязного паренька с распухшей губой, который явно не удался ростом, и так как его внешность оценить особо не получается, учитывая, в каком он состоянии, он вновь возвращается к глазам. А глаза у него восхитительные. Интересный разрез, глубина, которая затягивает, но самое главное, что стоило омеге переступить порог зала, как Каан почувствовал, как расслабились тиски, перетягивающие все его органы. Может, заботы, которые доставил этот пленник и он сам, и правда могут отвлечь его от грызущих мыслей. Он делает еще один шаг, сокращая между ними расстояние, а Ги дергается назад. У Каана в руках нет ножа или пистолета, но Ги знает, ему они и не нужны, он был свидетелем того, как это чудовище вырывало глотки голыми руками. Ги стоял рядом с Оркусом, смотрел ему в глаза, он травил своей кровью Раптора, но ни с одним из них не испытывал и доли того страха, который поднимает в нем Каан Азари. — Ты похож на барханного кота, размером с ладонь, а мнишь себя хищником, — еще шаг, расстояния между ними уже почти нет. — Ты убил первородного, — продолжает альфа, стараясь прочитать хоть что-то в глазах, в которых стоит абсолютный штиль. Бурю Гидеон пока искусно прячет. — Я бы дал тебе медаль за заслуги, берег как зеницу ока, но твоей организации плевать, что я тебя сожру. Ты погибнешь, человек, а ведь мог светить вечно. — Твои речи меня не тронут, — выпрямляется Гидеон, побеждает свой детский страх, где он так же смотрел на него из бака с водой, пока он отрывал головы его тогдашней семье. — Хеллкат, — цокает языком Каан и сам не понимает, почему так отчаянно хочет разглядеть его лицо. Задача не из легких, учитывая, что омега весь измазан в засохшей крови и грязи. — Что? — нахмурившись, смотрит на него Юнги, который прекрасно понял значение слова, но не понял, к чему оно. — Адский кот, — улыбается Каан. Он и правда похож на кота — мелкий, проворный, и, учитывая, что он сделал с Оркусом, с очень острыми коготками. — За тебя предлагают тринадцать моих солдат. Такое ты у нас сокровище, единственное в своем роде, иначе обмена бы не было. А значит, убив тебя, я ликвидирую всю угрозу. — Нет, нас много, — сглатывает Ги и поворачивается к послу, пытаясь прочитать по его лицу, что он наплел первородному. — Разве? — протягивает руку Каан, которого раздражает упавшая на лоб парня челка, закрывающая его глаза. Инстинкт воина никуда не деть, поэтому Ги не теряется, уходит влево и, скрутив его руку, резко заводит назад. Пытаться ее сломать и не стоит, он и схватил ее только потому что ему разрешили. Каан лишь усмехается, взглядом приказывает Раптору не двигаться, а потом, развернувшись, стряхивает парня с себя, как какую-то букашку. Ги не жалеет о сделанном, ему по-любому конец, учитывая, что тупица посол раскрыл карты и все завалил. Каан слишком умен, и он, конечно же, уже сложил дважды два. — Скажи, ты знаешь, как он убил Оркуса? — забывает о присутствии омеги Каан и переводит все свое внимание на посла. — Он силен, проворен, обучен убивать… — Конечно, — довольно улыбается альфа. — Дай мне набраться силами, и я покажу тебе, на что способен, — сжимает ладони в кулаки Ги, который сам готов придушить никчемного посла, вынесшего ему смертный приговор. — Загрызешь? Или дашь мне испить твоей крови? — резко оборачивается Каан, и Ги, не выдержав его взгляд, снова делает шаг назад. — А ты глотни, раз так смел, — цедит сквозь зубы омега, который помимо страха перед неминуемым испытывает еще и обиду на Риксби. Как он мог прислать к Азари это чучело? Почему сам за ним не явился? Неужели за все годы, в течение которых Ги верно защищал орден, он так и не заслужил хотя бы попытки спасти его? Да, одним из условий Белтейн в преддверии любого задания является то, что если солдат попадет в плен, выбираться он должен сам, но ведь они правило ради него нарушили, они прислали посла, жаль только, он уже ничего не изменит. — Ты не выказываешь мне уважение, но я тебя прощаю, потому что мне ты пока нужен, — касается языком клыков Каан и жаждет уже послушать правду о смертельной крови. — Сделки не будет? — потухшим взглядом смотрит в сторону посла Ги. — Ты стоишь дороже всех моих солдат, — усмехается Каан, наслаждаясь его голосом. Парень будто бы мурлычет, ласкает его слух, и даже хочется, чтобы он продолжал говорить, но потом. Каан успеет его послушать, не важно, мольбы о пощаде или проклятия, но сперва он должен решить дела, и поэтому кивает Раптору. Ги не успевает сделать следующий вдох, как сперва видит брызги крови на двери, а потом смотрит на упавшее на пол туловище посла, чью голову Раптор держит в руках. Истинная сущность клана Азари — там, где проходятся они, остаются только кровавые следы. Гидеон с кровью знаком, сам пролил ее немало, но то, как убивают Азари, способно вывернуть желудок даже видавшего виды воина. — Ты не умрешь, пока я не узнаю, почему в твоих венах течет наша погибель, — вновь возвращает внимание к Ги Каан. — Поэтому будь хорошим котиком, тем более, непослушный у меня уже есть, и расскажи лучше все сам, тогда, обещаю, наш дорогой Арес не будет распределять тебя по пробиркам, и ты умрешь быстро. Ги делает рваный вдох, наконец-то перестает таращиться на обезображенный труп на пороге и мысленно переносится за пределы Харона, в место, где когда-то давно он был счастлив. Он бегает по пустыне Вади-Рам на родине, его ноги утопают в горячем песке, а сам он пытается заставить вылезти на свет затаившуюся под камнем ящерку. Ги не заботят ни первородные, ни человечество, находящееся на грани истребления. Он подставляет обветренное лицо под лучи солнца, и его сердце заполняет чувство щемящего счастья. Наверное, это именно оно и есть, ведь другого Ги не знал, и попробовать уже не успеет. Жаль, что в детство ему не вернуться, но хотя бы покой он обеспечит себе сам. Что бы его ни ждало по ту сторону, это будет куда легче, чем то, что с ним сделает Каан Азари. Учитывая жажду первородного узнать про его силу и кровь, Ги превратится в очередной подопытный экспонат и все равно закончит свой путь в печи, тогда зачем тянуть? Зачем надеяться, если последнюю надежду только что разорвал на две части Раптор. — Ты один у нас такой дефектный, — Каан совсем близко, он берет его за подборок пальцами, рассматривает, Ги не робеет, смотрит в ответ прямо в душу. Каан, очарованный бесстрашием в чужих глазах, даже забывает, что хотел сказать, и не сразу понимает, что ему в грудь тычется его же кинжал, который омега, видимо, присвоил, когда скрутил его руку. Альфа опускает взгляд, с ухмылкой поглядывает на невероятной красоты кинжал, который несколько веков назад ему подарил правитель Могольской империи и строитель Тадж-Махала Шах-Джахан. Ловкий паренек угрожает ему его же оружием. Давно люди так не забавляли Каана, и омеге надо отдать должное, первородного это даже веселит. — Им ты меня не убьешь, — скалится Каан, напирает, кинжал надавливает на ткань рубашки, уже царапает его плоть. Глаза в глаза, у омеги в них огонь разгорается, и Каан уже знает, что он его проткнет. Он читает это по его плотно сжатым губам, по решительности в глазах, по тому самому мгновенному взгляду, который он привык получать от противников в разгар боя. А этот парень точно воин, и один из лучших, а значит, сдаваться он не станет. Раптор, который врос в пол, учитывая, что Каану помощь не нужна, злится, что друг позволяет наглому мальчишке угрожать ему, но действий не предпринимает. — Я не смогу тебя убить, — качает головой Ги, прикрывает веки, потому что мрак в чужих глазах пытает похлеще ножей, — но ты меня убьешь, — и он улыбается. Улыбка у него — вызов, она безумная, на грани двух миров, но прекраснее Каан не видел. Она обнажает его ровные зубы, розовые десны, пробуждает в душе трепет, объяснение которому не найти. Гидеон царапает острием его грудь, крепче обхватывает рукоять и, отступив на полшага, со всей силы вонзает его в сердце, которого там давно нет. Как и ожидалось, титановый каркас не пробить, но Ги не сдается, он давит на рукоять, читает в чужих глазах удивление, восхищение и заменивший их оскал. Каан обхватывает его за горло, легко поднимает над полом, словно тот ничего не весит, и второй рукой выдергивает из своей груди неглубоко поранивший его кинжал. Залитая кровью рубашка сразу же липнет к телу, но того, кого рана не беспокоит, и это не смущает. Ги, который уже на грани потери сознания, потому что вцепившиеся в глотку пальцы отрезали путь воздуху в легкие, бегает по его лицу взглядом и запоминает перед смертью облик врага, которого найдет в следующей жизни и отомстит. — Расскажешь мне, понравится ли тебе, потому что мне не очень, — шепчет Каан и, притянув его к себе так близко, что его холодное дыхание остужает лицо омеги, насаживает его на кинжал. Ги может поклясться, что слышит, как острие рвет его слабую плоть, как гладко проходит внутрь, и как горячими струйками вниз устремляется кровь, которая должна была убить его врага. Ги обхватывает его окрашенную в красный ладонь на рукояти, открывает и закрывает рот в попытках глотнуть кислорода, но тщетно. Каан вытащит нож, и уже и так потускневший свет для омеги навсегда погаснет. Каан, который хотел наказать его за то, что он, несмотря на предупреждение, посмел вонзить в него нож, кажется, наказывает себя. Он делает новый вдох, чувствует, как запах чужой крови ошпаривает его внутренности, и захлебывается своей. Альфа и двинуться не может, та самая боль возвращается, и все его кости, прорывая плоть, наружу вылезают. Кровь капает на пол, образуя лужу под ногами, Каана шатает, но он не отпускает парня, который из последних сил цепляется за его руку на рукояти и, что-то бормоча, начинает обмякать. Колени альфы подгибаются, он падает на них, так и прижимая омегу к себе обеими руками, и, не справившись с обрушившейся на него уже так хорошо знакомой болью, которая с треском ломает его позвоночник, подается вперед. Ги лежит на спине, прижатый к полу Кааном, который, кажется, никогда больше на ноги не встанет, и почти ничего не чувствует. Потолок с огромным змеем перед глазами смазывается, но Ги не дают уйти в мир иной спокойно, альфа, который его убил, хрипит что-то и, зарывшись лицом в его грудь, кажется, тоже страдает. Странно, с чего этому монстру страдать, смотреть с агонией во взгляде, ведь чудовища боли не чувствуют. А этот чувствует, он комкает пальцами кофту омеги, задыхается и не отпускает Гидеона даже на тот свет. Это длится недолго, потерявший контроль над собственным телом мужчина расслабляет руки, соскальзывает на пол рядом с омегой и так и остается лежать на спине. Раптор, который шокирован происходящим и не понимает, что происходит, подходит ближе, что-то спрашивает, но Каан и слова из себя выдавить не может. Все его внимание на лежащем рядом парне, который слабо вздрагивает в предсмертной агонии. Каан следит за его трепещущими ресницами, за становящимся все тише дыханием, и сам угасает. Ги тоже смотрит прямо ему в глаза, видит в них скручивающегося в спирали змея, чья чешуя отдает золотом, и думает, что знает ее на ощупь. Мутнеющий рассудок утягивает его в бездну, где совсем скоро останется одна темнота, но пока она не наступает, вместо нее перед глазами звезды и мечи, рубины и татуировки ожившие на чьей-то спине мелькают. Ги хочет прикрыть веки, не умирать, уставившись в глаза своего убийцы, но любопытство берет верх, ведь этот монстр рядом с ним бьется в агонии, углубляет пальцами оставленную омегой рану, сам себя уничтожает. Раптор снова его зовет, что-то кричит — Каан ничего не слышит. Он умирает, видя перед собой красный шелк на белоснежной коже, малиновые губы, шепчущие о вечной жизни, две черные могильные плиты, на которых пламя от костра отражается, и не может пошевелиться. Еще одно моргание, глаза Ги стекленеют, и Каан, собрав последние силы, цепляется пальцами за рукав склонившегося над ним Раптора. — Спаси его, — с трудом выговаривает Каан и опускает веки, на которые впервые за много веков ложится ее ладонь. У Раптора в голове миллион вопросов, но он, как истинный солдат, сперва выполнит приказ. Страх парализовал горло Бесстрашного, а первобытный ужас сковал его конечности, ведь он увидел на коленях того, кто несокрушим, но он зубами рвет свое запястье и, склонившись над омегой, ждет, когда его кровь подействует. Наконец-то дыхание парня выравнивается, Раптор убирает руку и, скользя по залитому кровью полу к другу, наблюдает за серым пеплом, накрывающим все вокруг. Раптор понятия не имеет, что здесь произошло, но Каан Азари не может погибнуть от удара кинжалом в грудь, это немыслимо. Он склоняется над ним, бьет его по щекам, думает уже метнуться за помощью, хотя просить ее не у кого, и впервые в жизни обращается к силе, которая и привела их на землю. Каан откроет глаза, иначе быть не может. Он не просто бессмертен, он тот, благодаря кому сохраняется баланс сил на земле, и, уничтожив его, можно уничтожить планету. Раптор в этом не сомневается. Он снова просит друга очнуться и, превозмогая сковавший его страх, решает дать ему человеческой крови. Он только берет омегу за руку, тянется за кинжалом, как слышит гневное: — Только посмей поранить его. — Наконец-то, — отпускает Гидеона Раптор и поворачивается к другу. Каан поднимает веки, разочаровывает следующую по пятам смерть, которой свой главный трофей не забрать и сегодня, и сразу тянется к омеге. — Что произошло? Что это было? — в голосе обычно невозмутимого Раптора скользит паника. — Ты успел, ты его спас, — Каан протягивает руку, кладет ладонь на грудь Гидеона и выдыхает. Оно бьется. Сердце, которое спрятано за этой слабой грудной клеткой — его, и какая ирония, что носит его слабый человек. Видимо, природа решила подшутить над Кааном, наделила его неимоверной силой, а источник жизни отдала маленькому омеге, умри который, рухнет и Каан. Если не знать правду, кажется, что омега сладко спит. Хрупкий и смелый человек, который делит с ним боль поровну и способен своей смертью убить и его. Это шокирует и в голове не укладывается, но Каану больше не страшно. Он нашел лекарство в том, кого и не искал, и оно действует. Боли от нанесенных не ему ран больше нет. Каан давит на его грудь и снова вслушивается в себя. Обычно накрывающей после этой боли жгучей тоски тоже нет. Каан Азари стремился к всевластию, чтобы накормить своих демонов, планировал завоевать весь мир, чтобы усмирить свою жажду, а нашел человека, из-за которого все голоса в его голове разом умолкли. Этот омега и правда оружие, но создан он, чтобы погубить Каана. Он — выкованная специально для Каана Азари фальката*, и первый удар он уже нанес ему лично. — Ты был прав, Хосок, — впервые за последние пару лет обращается к другу по имени Каан и нехотя убирает руку. — Его кровь пахнет домом. — Пахнет Карфагеном, — не договаривает.