Вечер проходит нервно. Чимин из-за сообщения, полученного от неизвестного, всё никак не может найти себе места, но сколько бы раз Чонгук ни спрашивал, всё ли с ним в порядке, неизменно кивает. Единственное, о чём может думать омега, это фотография, присланная недоброжелателем. То, что он не собирается останавливаться, ясно, как день.
И теперь, когда фильм заканчивается финальными титрами, омега глядит слепо в экран, пока не замечает внимательные тёмные глаза, уставившиеся на него. Чонгук наблюдает неотрывно, поглаживая волосы уснувшего на его коленях сына, буравит, и Чимин смущается.
— Я надеюсь, что, когда отнесу Ыюна в комнату, ты всё же расскажешь мне, что происходит, — выдаёт шёпотом альфа, подхватывает осторожно ребёнка и уходит с ним из гостиной.
Чимин ёжится. Последнее, чего он хочет — втягивать хёна в эту дрянь снова. Единственная надежда остаётся на Джина, который должен помочь с выяснением личности ублюдка, так настойчиво портящего им жизнь. Чимин кусает пальцы и, нервничая, выходит из помещения. Оказавшись на кухне, омега пьёт прохладную воду и давится, как только ощущает руку Чонгука на своём плече. Оборачивается резко, глядя на альфу скованно. Вздыхает, ощущая тепло его прикосновения.
Это ненадолго выталкивает мысли о фотографии из разума, и там остаётся только Чон, прикасающийся к нему, чтобы поговорить.
— Что с тобой? То всё было нормально, то ты вдруг изменился в лице, — спрашивает Чонгук, оказываясь ближе к Паку, отчего тот вжимается бёдрами в столешницу.
— Всё хорошо, — мямлит он, держа стакан в руке.
В кухне темно, горит только тусклая подсветка на шкафчиках, и лицо Чонгука кажется ему сейчас невероятно красивым.
— Я просто… — Чимин точно не будет обсуждать это с хёном, не желает волновать его. Он хочет проводить с мужчиной свободное время и наслаждаться его присутствием, а не окунать снова в свои проблемы. Потому что Чимин считает их своими, ведь недоброжелатель настроен именно на него. — Я просто волнуюсь рядом с тобой. Ты…
— Что? Что я с тобой делаю, Чимин? — изгибает бровь альфа, шагая ещё ближе.
Его глаза вновь тёмные, отчего внутренности омеги дрожат. Он близко. Они оба оказываются в полушаге от точки невозврата, о которой твердит альфа. И Пак хочет ту уже пересечь, даже если это будет поспешным решением.
— Ты волнуешь меня, хён, — шепчет омега, опустив взгляд и следом стакан на деревянную поверхность рядом. — Ты заставляешь меня… смущаться.
— И всё? — голос Чонгука вдруг кажется ниже, дыхание его отдаётся у омеги под рёбрами желанием, когда альфа нависает над ним, внимательно глядя в лицо и смущая ещё больше.
— А что ты хочешь услышать? — мямлит снова едва различимо Пак, ощущая, как руки хёна оказываются на его талии.
— Ты ведёшь себя странно только из-за меня? — продолжает допрос Чон, на что Чимин оставляет ладони на его крепкой груди.
— Да, — лжёт он, поднимая глаза.
Глядя снизу на Чонгука, чувствует, как во рту пересыхает. Альфа буравит его почти чёрными глазами, вжимает в край столешницы, прижимаясь всем телом и обхватывая за пояс руками. Чимин снова ощущает проклятые мурашки в местах, где он касается, судорожно выдыхает, понимая, что Чонгук хочет продолжить то, что они не завершили днём.
И тянется первым. Целует подбородок хёна, слыша короткий вздох, вырвавшийся из его рта, видит, как чуть сощуриваются глаза.
— Мы спешим, — останавливает его альфа, и Чимин разочарованно выдыхает.
— Нет, — качает головой он, прикасается к челюсти новым поцелуем. Он чувствует, как тело наливается тяжестью от присутствия Чонгука, как учащается сердцебиение и дрожат кончики пальцев. — Не спешим, хён.
— Чимин, — выдыхает Чонгук, когда омега, осмелев, прикасается сухими губами к шее совсем рядом с челюстью.
Омегу вдруг накрывает от звука его голоса, от близости его тела, и Чимин совершенно не собирается останавливаться. Он нуждается в этом. Желает горячие ладони альфы, его поцелуи, чтобы они, наконец, стали смелее, откровеннее, ведь Пак видит, как тот хочет его.
— Стой, — шепчет Чонгук, когда омега продолжает спускаться по коже прикосновениями губ. — Не торопись ты так, а.
— Зачем медлить, хён? — горячо выдыхает Пак, поднявшись к уху и прошептав в раковину. — Я же вижу, как ты смотришь на меня.
Чонгук застывает, и они встречаются взглядами. Глаза у альфы почти чёрные от слов Пака, он, впившись пальцами в его бока, сдерживает себя от любого движения, а Чимин, настырно облизав кончиком языка губы, моргает. Он хочет ненадолго отстраниться от мысли о недоброжелателе, хочет побыть с Чонгуком, понемногу в открытую начинающим показывать своё отношение к нему. Чимин, не отрывая взгляда, снова принимается целовать шею альфы, а тот только вздыхает, зажмурившись. Ему явно нравится, приятно, возбуждающе. Они могут немного поиграть, правда ведь?
Чимину отчасти страшно. Неудачный многочисленный опыт с предыдущими альфами вынуждает насторожиться: вдруг с Чонгуком тоже не получится? Но каждый раз дрожащие в его присутствии коленки говорят об обратном, подстёгивая попробовать. Чонгук красивый, горячий, он заводит одним своим судорожным выдохом, когда Чимин прикусывает легко кожу под ухом.
Долго баловаться Чимину альфа не позволяет: отрывает от шеи, впиваясь мокрыми губами в рот, и омега теряет опору под ногами. Обхватывает Чонгука руками, цепляется за одежду, пока тот вдавливает его в столешницу. Ноги кажутся ватными, Чимину достаточно того, что Чон сжимает его бока, проталкивая в рот язык, чтобы окончательно потерять голову. Опрометчиво Чимин лезет ладонями под его футболку, впервые в таком ключе прикасаясь к коже. Чон вздрагивает под его пальцами, выдыхает прямо в рот, а после сам стискивает сильнее.
Чимин ощущает. Он чувствует бедром реакцию альфы и весь плавится в его руках, когда чужое желание оказывается нескрытым владельцем. Чонгук не позволял ему ранее почувствовать, как он реагирует на омегу, но теперь кажется реальным основательно слететь с катушек из-за этого. Подавшись пахом вперёд, Чимин нагло трётся о хёна, вынуждая того снова выдохнуть.
— Стоп, — тормозит Чонгук, отстраняясь от омеги, а тот пьяно смотрит в ответ. — Чимин… ещё рано.
— Нет, — мотает головой он, не отпуская Чона, пусть тот и пытается вытащить юркие ладони из-под своей одежды. — Не рано, хён.
Рискованно опускает руку ниже и, трусливо вздрогнув, накрывает пах альфы ею, чуть сжимая. Чонгук судорожно хватает воздух ртом, утыкаясь лбом в плечо.
— Почему ты сдерживаешься? — шёпотом спрашивает омега у хёна, пока тот сдавливает его бока руками, очевидно тормозя себя. — Ты ведь хочешь этого.
— Потому что не смогу больше остановиться, если попробую тебя, — отвечает так же тихо Чонгук на выдохе от того, как омега, краснея до кончиков ушей, гладит его возбуждение. От одного прикосновения к альфе низ его живота тянет возбуждением, между ног горячеет с каждой секундой. — Ты моя аддикция, Чимин. Я буду зависим от тебя.
Пак вздрагивает, переводя взгляд на широкие плечи мужчины. Он дрожит, отпускает его возбуждение, потихоньку позволяя поезду сходить с рельсов. Хватает Чонгука за запястья, стараясь посмотреть в глаза, но альфа отворачивается.
— Хён, — зовёт хрипло он, и Чон несмело всё же отвечает взглядом.
Чимин, взяв одну его крупную ладонь, кладёт себе на грудь. Осторожно ведёт подрагивающие пальцы по ткани, скрывающей тело, позволяет очертить грудные мышцы и спуститься тут же чуть ниже. Вторую же руку оставляет на своей пояснице, очень близко к границе с ягодицами. Его дыхание срывается оттого, как приходится управлять чужими руками, грудь часто вздымается, когда он ведёт пальцами альфы по плоскому животу. Внутри — настоящий ад из пламени желания, Чимин глядит на Чона опьянённым взглядом, дышит через рот, тот же прослеживает движения и не может оторваться.
Чимин подаётся вперёд, при этом удерживая руки Чонгука, и тот зажмуривается.
— Не надо останавливаться.
Чонгуку это служит зелёным светом для безумства. Он, стиснув омегу руками, вжимается грубо всем телом и принимается покусывать пухлые губы. Чимину кажется, что до этого он слишком сильно сдерживался. Однако безумие длится только первые секунды, после Чон всё же снова немного берёт себя в руки, но не останавливается.
— Хён, — зовёт его Пак между дикими, кусачими поцелуями. — Я… хочу тебя.
— Нельзя, — судорожно отвечает альфа, продолжает его влажно и шумно целовать, вопреки своим же словам.
— Почему? — почти хнычет омега, как только Чонгук перемещает ладонь на его ягодицу и сильно сжимает.
— Презервативов нет, — выдыхает Чон. — Я всегда предохраняюсь.
— Можно ведь… — хрипит Чимин, опустив взгляд. — Не входить.
— Что? — хлопает глазами тот, явно теряясь в ласке, когда омега принимается гладить его по груди.
— Не вставлять, — смущаясь, как школьник, проговаривает Чимин. — Ты можешь не вставлять его в меня.
Чонгук задумчиво прикусывает губу, а после снова целует Пака, вынуждает его запрокинуть голову. Темнота кухни вынуждает дуреть, омега тихо и неожиданно стонет, когда губы Чонгука перемещаются от его рта к точёной шее. Омега весь выгибается, чувствуя, как агрессивные то ли поцелуи, то ли покусывания провоцируют его организм на реакцию. Жар внизу живота выливается в нервно и нетерпеливо дёргающийся член, а между ягодиц ощущается влага, там тянет и почти болит от возбуждения. Чимин подаётся вперёд и трётся об альфу, а тот хрипло дышит, ощущая реакцию на свои действия.
— Хён, пожалуйста, — шёпотом просит Пак, снова забираясь под футболку старшего и поглаживая пальцами его горячую кожу на боку.
И альфа исполняет просьбу: разворачивает Чимина к себе спиной, вжимается в зад бёдрами, вынуждая Пака почувствовать твёрдость в его штанах. Омегу это не пугает, а только разжигает. Он прогибается в пояснице, стараясь потереться сильнее, но Чонгук явно против. Он оказывается совершенно серьёзен: без защиты спать с Паком не будет. Видимо, дело принципа, но сейчас жутко нервирует.
Чимин трётся, но Чонгук не позволяет себя стимулировать. Он, наоборот, забирается обжигающими ладонями под одежду омеги, а тот едва слышно скулит, как только альфа сжимает его грудь и неторопливо проводит по твердеющим соскам. У Чимина кружится голова, стоит только Чону огладить вздрагивающий от каждого прикосновения живот, медленно спуститься к завязкам на своих же штанах, в которых ходит по его квартире Чимин, и ослабить пояс. Лёгкие пижамные брюки соскальзывают и повисают на бёдрах Чимина, пока тот сорвано дышит от каждого прикосновения губ Чонгука к своей шее. Его откровенно ведёт от чужой близости, ноги трясутся, и такое происходит впервые на памяти омеги: чтобы он так быстро и сильно терял голову.
Чон оглаживает пояс брюк, и те окончательно падают с Чимина, вырывая вздох от соприкосновения воздуха, кажущегося прохладным в кухне, и горячей, чувствительной кожи. Нижнее бельё промокло от выступившей между ягодиц смазки, спереди оказывается оттопырено стояком, и Чимин, смущаясь, хватается за столешницу, у которой его зажимает Чонгук.
— Хён… — снова зовёт он альфу, а тот замирает сзади, кажется, что почти не дышит.
Длинные пальцы вдруг касаются мокрого пятна на трусах, вынуждая Чимина скованно вздрогнуть и сжаться, но альфе, видимо, нравится, как тот промок из-за него. Давит на влажную ткань, прикасаясь к мягким половинкам, усиливает нажатие, и подушечки оказываются между ними, из-за чего омегу трясёт.
— Пожалуйста, — снова просит Чимин стыдливо, ощущая, как сходятся и дрожат от возбуждения коленки. Чонгук медлит, не даёт ему ничего, кроме жутко возбуждающей стимуляции через ткань белья. Давит мокрой раздражающей материей между ягодиц.
— По имени, — хрипит Чон на ухо, вынуждая Чимина сдержать от его тона позорный скулёж. — Попробуй попросить ещё раз, по-другому.
Чимин сглатывает, и холодная слюна дерёт ему глотку. Обернувшись через плечо, он выдыхает и шепчет:
— Чонгук, пожалуйста, прикоснись ко мне, — жалобно, просяще выдаёт омега, его губы дрожат от возбуждения, взгляд явно передаёт всю степень желания, а держится только за столешницу, иначе давно бы осел на пол.
Альфа разворачивает его к себе лицом и вдруг рывком задирает майку. Самый край заталкивает довольно торопливо в рот Чимина, командует прикусить.
— Чтобы был тихим, — сверкает глазами Чонгук, словно одуревший от звука собственного имени, произнесённого Паком. А сам припадает губами к оголившейся коже.
Сначала целует линию татуировки, языком обводит завитки надписи, вынуждая Чимина выдохнуть в ткань футболки, зажатой между зубов. Опускается к соскам, очерчивает грудь губами, а ловкие ладони тем временем оказываются на ягодицах. Сжимают их, мнут и разводят в стороны, отчего Чимин теряется и не знает, на чём ему сконцентрироваться: на том ли, как альфа прикусывает чувствительную грудь, как широко мажет по соску языком, обхватив омегу за талию, то ли на том, как пальцы его скользят под край боксеров, дразня нежную кожу задницы ногтями.
Чонгук отрывается, когда обводит языком солнечное сплетение, оглядывает раскрасневшегося Чимина, жующего край одежды, пропитывающейся слюной, и облизывает горячим кончиком языка припухшие от поцелуев губы. Чимин даже не думал, что его сонсен-ним может выглядеть так развратно. Тёмные волосы падают на лицо, глаза совершенно дикие, а губа закушена. Он кусает омегу за пухлую щёку, тут же зацеловывая укус, и спускается лаской к уху. Обводит губами мочку и раковину, пока не достигает шеи и не принимается проводить по выступившим венкам языком, оставляя холодные влажные дорожки.
Его красивые руки в мгновения ока стягивают немного бельё омеги, позволяя небольшому аккуратному члену стукнуться влажной головкой о дрожащий живот. Чонгук восхищённо рассматривает почти обнажённого Чимина, тому даже неловко становится. Он хочет спрятать возбуждение, шрамы на бёдрах, которые теперь альфа может видеть, но тот глядит на его фигуру с таким желанием, что член неосознанно дёргается.
Чонгук снова целует его припухающие губы, после горячим движением всасывает в рот соски, вынуждая омегу тихо, сдавленно постанывать, а ткань футболки во рту заглушает любой скулёж. Пальцы нежданно проскальзывают по ягодице и отводят её в сторону. Чонгук срывается, сам низко стонет, почти неразличимо за пыхтением Чимина, а после прикасается к анусу, отчего Пака буквально током бьёт. Он не проникает, не растягивает его, хотя вход уже нетерпеливо пульсирует от недостатка внимания. Прошлые попытки Чимина переспать с альфами — ничто, по сравнению с одним касанием к нему Чон Чонгука. Чимин готов рухнуть перед ним на колени, просить ещё, ещё и раз за разом, пока тот не согласится его взять.
Дурея, омега скулит едва слышно в футболку, а потом его заполняет пальцем. Хочется вскрикнуть от остроты ощущений, к тому же альфа прикасается к его плоти, изнывающей без ласки. Проводит сжатым кулаком по всей длине и давит большим пальцем на уретру, и Чимин несдержанно стонет, удерживая себя от падения тем, как вцепляется в плечи Чонгука.
— Тише, солнце, — шепчет в ухо альфа. Снова это обращение. От него тоже Чимин теряет голову, не знает, куда податься: то ли насадиться на вошедший явно не до конца палец, то ли вперёд — к обласкивающей член ладони.
Чонгук сводит его с ума, желание захлёстывает разум. Что же, блять, будет, когда альфа позволит им стать ещё ближе? Что случится, когда он омегу возьмёт? Чимин помрёт от сердечного приступа? Кончит, как малолетка от головки в себе?
— Хён, — неразборчиво хрипит Чимин сквозь имитацию кляпа, и тут же руки, ласкающие его, пропадают, вынуждая несдержанно захныкать.
— По имени, Чимин, — хрипло, низко и строго проговаривает Чонгук, глядя в глаза Паку. — В постели ты должен звать меня только по имени, слышишь?
— Чонгук, — просяще зовёт омега, выпустив ткань изо рта, но альфа тут же пальцами заталкивает край одежды обратно.
— Умница, — выдыхает он, целует его, проходясь по мокрой материи губами.
Пытающие его прикосновения возвращаются: в анус, мокрый от вязкой естественной смазки, вторгается на всю длину палец, и Чимин выгибается, часто дыша. Хорошо. Горячо, сумасшедше. Ладонь Чона ласкает плоть, доводя до звёзд перед глазами, а второй рукой альфа медленно проталкивает средний в легко поддающийся вход. Чимин поскуливает, но не забывает сдерживать голос, чтобы не разбудить Ыюна в детской, а Чонгук вталкивает первую фалангу второго пальца, вынуждая омегу закатить глаза.
Альфе явно нравится то, что он видит. Испачканные в слюне губы, мокрые ресницы, красные щёки Чимина. То, как Пак насаживается нетерпеливо сам, и хнычет, когда Чон его останавливает. Пытает, мучает, соблазняет. Когда сразу два пальца оказываются в нём, Чимин короткими, скулящими выдохами стонет, тает в чужих руках, а Чонгук ещё и раздвигает их внутри, заставляя простонать громче. Гасит звук тканью, а сам усиливает темп движения ладони на члене, пока пальцы в омеге наоборот — движутся ужасно медленно. От контраста Чимина ведёт снова. Кухня кружится, ноги подгибаются, и только проклятая столешница удерживает от падения на пол, потому что Чон занят тем, как бы довести Чимина до откровенного плача от возбуждения.
Чонгук горячо дышит ему в ухо, твёрдый член, всё ещё спрятанный в брюках, давит в бедро, ещё больше заводя омегу. Тот уже готов молиться ему, чтобы позволил кончить, а альфа продолжает издеваться. Пока Чимин не кончает ему в ладонь, тихо пискнув, а пальцы сильно не сжимает внутри мягкими стенками. Перед глазами пляшут белые точки, альфа одной рукой обхватывает судорожно дышащего Пака за пояс, пачкая бок вязкой смазкой, оставшейся на пальцах. Чимин же поскуливает с футболкой во рту, припоминая, что так крышесносно ему не было ни с кем. И это ещё полчаса назад у омеги было отвратное настроение, а сейчас он ощущает себя сладкой ватой, погруженной в прохладную воду — попросту исчезает, оставаясь в прострации.
Он висит на Чонгуке, так и прикусывая край одежды, а альфа, удерживая его, споласкивает под струёй воды ладонь с белёсой жидкостью между пальцев. Чимин как-то упускает мгновение, когда альфа натягивает на него трусы и брюки, и уже было собирается от Пака отстраниться, как тот его останавливает.
— Куда ты собрался? — хрипит омега, глядя в тёмные от возбуждения глаза Чона.
— В душ, — коротко отвечает тот, явно силясь сдерживать желание.
— Нет, Чонгук, — с нажимом, как и просит его альфа, называя того по имени. Зрачки снова расширяются.
На его домашних штанах хорошо виден твёрдый бугор. Чимин, конечно, чувствует себя слизнем после первого в жизни сногсшибательного оргазма с альфой, однако не хочет быть неблагодарным единоличником. Он, поцеловав хёна в щёку, медленно сползает по дверце стола и оказывается перед Чоном на коленях.
— Чимин, не надо, — качает отрицательно головой старший, но по его лицу и вздрагивающей от каждого выдоха груди тот понимает — ещё как надо. Альфе нужна разрядка. Когда последний раз он трахался хоть с кем-то? А тут буквально поимел Чимина пальцами и собирался просто подрочить в душе? Ну нет.
Чимин мотает головой и резво стягивает с его бёдер брюки. Чонгук пытается его остановить, но Чимин упрям: продолжает и хватается за край белья. Чонгук сжимает его запястья, не позволяя их снять.
— Почему?
— Ты не должен этого делать, — тихо и вымученно отвечает альфа.
На что Чимин только закатывает глаза и прижимается щекой к проступающему под светлыми трусами стояку. Хочет, значит, сделает. Хён до звёзд перед глазами его довёл, теперь похоть накрывает с головой, Чимин удовольствие, блять, получает извращённое, сидя перед ним на коленях и прижимаясь вдруг губами к члену под бельём.
Чонгук судорожно выдыхает, хватается за столешницу, продолжая одной рукой удерживать запястья.
— Я могу их не снимать с тебя, так кончишь, — хрипит пошло омега, обхватывая губами проступающую головку, отчего Чонгук снова вздыхает, едва сдерживая стон. Чимин не церемонится, посасывает головку, вынуждая ткань белья промокать от слюны, прикусывает плоть и стонет, когда чувствует — руки Чон отпустил. Обхватывает ствол пальцами, ведёт по всей длине, даже не приспуская ткань, и продолжает ласкать головку. Зубами осторожно ведёт по всей длине, едва ощутимо прикусывая, раз за разом возвращается к кончику члена, вбирая его в себя вместе с тканью, он буквально ощущает дрожь альфы, который явно сдерживается от того, чего на самом деле хочет. Чимин кусает плоть у основания, широко мажет по спрятанной мошонке и впервые слышит гортанный, тихий стон Чонгука. От этого у самого тоже становится снова горячо в теле, и Чимин усерднее погружает плоть, как получается из-за белья, в рот.
Мочит ткань слюной, но отчаянно ускоряется, сжимает пальцами ствол, пока Чонгук, содрогнувшись, не хочет отстраниться, стоит Чимину прикусить головку через преграду. Омега ему не позволяет, хватает за зад и вынуждает остаться на месте. Рот обжигает теплом чужого оргазма, не попавшего и каплей на Чимина из-за оставшихся на нём трусов, но даже так это — слишком горячо. Развратно. И как теперь Чимин сможет смотреть на альфу во время занятий, зная, что он, вжимаясь пахом ему в рот, прикусывал красивую нижнюю губу и горячо, низко постанывал от удовольствия? Сумасшествие.
— Теперь точно в душ, — хрипит Чон, помогая подняться Чимину. Они глядят друг другу в глаза и часто дышат, не зная, что сказать после
такого. Чимину однозначно нравится. Он хочет ещё. Мало. Слишком мало того, чтобы насладиться чужой близостью.
Чонгук горячо целует в губы Пака и, поспешно подтянув брюки, скрывается в ванной, чтобы избавиться от последствия их поехавшей коллективно крыши.
Когда омега отправляется в ванную после него, прошмыгнувшего в одном полотенце в спальню, то чувствует себя ватным. Ноги едва держат его, задница мокрая от смазки, а внутри — тлеющие угли желания. Чимин не знает, во что ему переодеться, но всё равно устало лезет в душ. А когда вылезает, замечает на стиральной машинке стопку чистой одежды и усмехается. Хён заботливый. Он подумал о Чимине. Смотрел ли он на обнажённую фигуру, едва виднеющуюся из-за матовых стеклянных стенок кабинки? Наблюдал ли? Чимину не узнать, если альфа сам не расскажет.
Когда Чимин, вытирая влажные волосы полотенцем, выходит из ванной, то уже собирается отправиться в сторону «своего» дивана, где привык ночевать в этой квартире. Но Чон, вышедший из спальни, буравит его взглядом. Оба застывают напротив друг друга, смотрят внимательно, пытаясь что-то заприметить в лице другого. Чонгук вдруг мягко хватает омегу за руку, в которой тот удерживает полотенце, и утягивает за собой в сторону абсолютно тёмной спальни. Они заходят внутрь, и дверь за ними с тихим щелчком закрывается. По всей видимости, Чимин больше не будет ночевать на любимом, но очень неудобном диване.
***
Чимин, явно не выспавшийся, сидит на скамейке возле своего подъезда и ждёт Юнги, обещавшего за ним заехать. Они с хёном приняли решение, что приезжать утром в универ вместе будет перебор, потому альфа отвёз сонного омегу к дому, а тот даже не переоделся из его вещей. Уже дома собрался и накинул другие шмотки и теперь зябко сидел и кутался в толстовку.
«Вольво» со скрипом останавливается рядом с ним, и омега быстро забирается на пассажирское.
— А где Тэ? — зевает Пак, видя, как лохматый Юнги разворачивается, чтобы выехать из его двора.
— Спит ещё, наверное, засранец, — фыркает друг, но лицо его вдруг становится странным.
— Как погуляли в клубе? — спрашивает Чимин, трёт ненакрашенное лицо и старается не уснуть по дороге в тепле салона.
— Нормально, — бубнит Мин, словно не желает говорить. — Тэ как всегда.
— Напился сильно?
— Очень, — хрипит Юнги. Он замолкает, явно не желая развивать разговор в этом русле.
Чимин немного напрягается, но он слишком хочет спать, чтобы пристать к другу с выяснением проблемы. Он почти дремлет, прислонившись к прохладному стеклу, как вдруг Юнги снова подаёт голос:
— Джин писал, чтобы мы заехали к нему после пар, — бросает альфа, заворачивая к общежитию Тэ.
Несмотря на то, что Чимин неоднократно предлагал другу съехаться, тот отнекивался, и теперь Пак понимает почему. Он снял свою студию год назад, как раз тогда, когда Ким и узнал о его влюблённости. Он просто ограничивал их общение, потому что было и так тяжело. Мучился в общаге в одной комнате с соседями, которых терпеть не может. Это бы обидело Чимина, если бы он теперь не понимал лучшего друга: омега просто не знал в тот момент, где ему искать пятый угол.
Юнги набирает Тэ, и тот, сбросив звонок, выпархивает из общежития. Недовольно несётся к салону и запрыгивает на заднее сидение.
— Что не так, Прелесть? — спрашивает Мин, снова выруливая, чтобы все трое успели на пары к самому началу. Тэ пыхтит сзади, его глаза почти наполняются слезами.
— У меня… деньги пропали.
— Что? — тут же в унисон спрашивают спереди Юнги и Чимин. Конечно, соседи Тэхёна те ещё скоты, которые только тусят, не дают ему спать и не убирают в комнате, но чтобы настолько…
— Я вчера хотел купить еды на неделю, как раз папа выслал денег, полез в место, где их храню, а там… пусто, — нижняя губа Тэ начинает дрожать. Чимин прекрасно знает, что родители Тэ — люди среднего заработка. Его собственный папа владеет бизнесом, связанным с недвижимостью, да и отец хорошо помогает (снимает омеге квартиру), а Кимы не могут позволить себе лишнего. По сути, раз в месяц высылают сыну деньги на проживание, там дальше Тэ бывает подрабатывает: пишет рефераты и конспекты. И сейчас омега остался без средств на ближайший месяц.
— Вот суки, — вырывается изо рта Пака. Он начинает сильно злиться на тех блядей, которые решились пойти на кражу.
— Я спрашивал у соседей. Они же так удивились, глазами хлопали, обвиняли меня, мол, как я мог подумать о них так… — шмыгает носом Тэхён, вытирая глаза, чтобы макияж не поплыл.
Чимин замечает, как сильно напрягается Юнги за рулём, у альфы буквально под кожей на лице ходят желваки от злости.
— Говорил же тебе, переезжай ко мне! — шипит недовольно Чимин, хлопая от досады по подлокотнику. — Я ничего не знаю, Тэ. После универа и поездки к Джину, мы собираем твои вещи и перевозим их в мою квартиру!
Тэхён удручённо смотрит в окно и даже не возмущается, сопротивляясь. Видимо, произошедшее становится краем для омеги, и он очень расстроен, шмыгает всё время носом жалобно и не хочет даже с друзьями разговаривать.
День проходит сумбурно: Тэ молчит, Чимин витает в облаках, то возвращаясь мыслями к прошлой ночи и такой странной, но горячей близости с хёном, то опускается в гнев из-за поступка соседей по комнате лучшего друга, а Юнги и не видно. Пак ждёт момента, когда они поедут к Сокджину, который уже, судя по всему, выяснил, кто злоумышленник, вредящий Чимину.
***
Юнги терпелив. Он может долго ждать, а с его оценками — пара пропущенных занятий, ничто для успеваемости. Он долго ждёт, знает, что Сонни — сосед Тэхёна — тоже любит побаловаться сигареткой-другой, значит, рано или поздно заявится в курилку. Альфа дует на свой стаканчик с кофе и прикуривает неизвестно какую по счёту сигарету, когда омега заваливается, громко смеясь, со своим бойфрендом на территорию курилки.
Юнги сразу же вперивается в него взглядом.
Он старается выбросить из памяти поцелуй, произошедший у них с Тэ в ночь субботы, но не может. У него в груди — тонна переживаний. Но говорить, видимо, ни Тэ, ни он сам не готовы пока об этом. Юнги боится, что их отношения, как друзей, могут пошатнуться, потому что Мин — не тот, кто Тэхёну нужен. Альфа не желает отношений, не хочет быть чьим-то парнем, его устраивает нынешний образ жизни, тем более Ким — нежный цветок. Он погибнет в грубых руках Юнги.
И дело даже не в том, что Мин не умеет быть заботящимся в отношениях, а в том, что альфа отчаянно боится привязаться. Как было в прошлом, как быстро опрокинул его опыт единственных в жизни отношений, заставив больно удариться о землю. Юнги не готов. Он трусит. Только в этом — слабость Мина, он не способен пережить потерю любимого человека, оттого обзаводиться им и не желает.
Однако не собирается позволять обижать омегу, издеваться над ним. Эти ублюдки давно нуждались в хорошей встряске, так Мин и устроит её, позволив понять, что трогать Ким Тэхёна нельзя. Никому. Особенно в таком плане. Была бы его воля, альфа бы забрал Кима жить к себе, но во-первых, его папа Тэхёна не любит, во-вторых, Юнги будет труднее сдерживаться, потому что в последнее время они с Тэ начинают сближаться просто с космической скоростью, и в-третьих… Это будет означать нечто большее, чем просто дружба.
Один несчастный пьяный поцелуй выбивает Юнги из колеи. Он не может перестать думать о друге, о том, как гармонично, прекрасно смотрелся тот в его ладонях, как привычно ощущались его губы. Словно так и должно быть. Юнги сам себе врёт о том, что ничего к Киму не испытывает, и в последние недели становится труднее убедить себя. С тех пор, как Чимин стал отдаляться от них, стал больше проводить времени с сонсен-нимом (о чём альфа ещё намерен вытребовать информацию), они с Тэ начали, наоборот, сближаться.
Посиделки втроём стали парными, прогулки и вечера в кафе — тоже делятся на двоих. Даже поход в клуб… будь там Пак, Юнги не сорвался бы, Чимин словно поводок: удерживает альфу от опрометчивых шагов. Но друг стал сближаться с преподавателем, собираясь подтвердить, видимо, в конце концов слухи, и теперь они с Тэ всё чаще одни. А это… волнует.
Юнги хватает покрепче стакан с кофе и приближается к болтающей парочке. Он знает парня Сонни, хороший альфа с его потока, а сам омега — редкостная дрянь. Сонни из разряда парней, которых характеризуют «оторви и выбрось», потому Юнги даже не оказывается удивлён тем, что он мог стащить деньги у соседа и прикинуться святой невинностью. Приблизившись, Мин затаптывает сигарету кроссовком и здоровается с Чжаном — парнем омеги.
— Мин, ты как? Давно тебя не видел, — улыбается альфа, пожимая ему руку. Юнги же криво усмехается. Чжан — спортсмен, ездит по соревнованиям и кубкам, оттого появляется редко и только по дипломным делам.
— Неплохо. Не против, если я поговорю с твоим парнем? — кивает он на Сонни, а тот мило и слащаво Юнги улыбается.
— Конечно, что-то случилось? — кажется взволнованным Чжан.
— Нет, всё в порядке. Кое-что просто спрошу по поводу его сокурсников, — врёт и не краснеет Юнги, а после, когда Чжан кивает, то движется в сторону выхода из курилки.
Сонни удивлённо хлопает глазами, когда они останавливаются за забором, и альфа ставит на землю стаканчик с кофе.
— Верните Тэхёну деньги, — тихо говорит он, а Сонни делает такой невинный вид, словно его честь только что оскорбили.
— О чём-ты, сонбэ? — вздёргивает омега брови, а Мин начинает раздражаться.
— Не строй из себя дурачка. Они не могли просто исчезнуть. Верните молча и по-хорошему, — так же тихо, чтобы Чжан ничего не услышал, проговаривает Юнги.
— Я не понимаю, о чём речь, — скрещивает на груди тот руки, упираясь в своё.
Юнги вздыхает устало и оглядывается. Сейчас идут занятия, территория пуста, а здесь удачно камеры не видят происходящего. Слепая зона играет ему на руку, и Мин, резко подойдя, хватает Сонни за волосы на затылке, второй рукой зажимая рот.
— Слушай, не строй из себя святую невинность. Увидели наивного омегу, который промолчал, когда вы спиздили у него родительские бабки, и решили, что тот даже не двинется, чтобы добиться для вас ответственности, — шипит ему в лицо Юнги, Сонни лишь испуганно округляет глаза. — Я — не Тэхён. Молчать не буду. Ещё раз, последний, блять, прошу по-мирному. Верните ему деньги. Просто молча подложите в вещи, будто и не брали, и я всё забуду.
Сонни морщится, его глаза наполняются слезами, и омега кивает, мелко дрожа.
— И если этого вдруг не произойдёт, а я узнаю в любом случае, то поверь мне, твоему парню совсем не понравится серия фотографий с моей предпоследней вечеринки, где ты таскался и тискался с Ынсоном с программирования. Ты ведь не хочешь разочаровать хорошего, честного Чжана? Он ведь для тебя — идеальный вариант на будущее. Не рискуй стабильными отношениями. Жду момента, пока Тэ найдёт свои «потерянные» деньги, Сонни, жду с нетерпением.
Он последний раз жёстко смотрит омеге в глаза и отпускает его волосы. Машет рукой, усмехаясь, а потом подхватывает стаканчик и уходит, оставляя Сонни вытирать потёкший от неожиданных слёз макияж. Юнги не применяет силу против омег, нет, просто знает, что с тварями обращаются так, чтобы они поняли. И Тэ достоин того, чтобы Юнги ради него нарушил свои принципы. Альфа отпивает глоток крепкого кофе и морщится — много корицы. Тэхёну только знать о его поступке необязательно.
