Настоящее время
14:20 по Москве, 3 апреля 2024 — Ирина Алексеевна, воды? Рыжеволосая миловидная женщина сидела в кабинете Павловой и участливо смотрела на заведующую неотложной хирургией. История, которую последняя поведала, была известна почти всем сотрудникам Склифа, только менее детально. Теперь же, когда от жены пострадавшего психиатр услышала почти полную версию событий, произошедших двадцать девятого февраля, она преисполнилась искренним сочувствием к своей ровеснице, расположенной в кресле напротив. — Нет-нет, все в порядке, извините, — Ирина отняла ладони от усталых глаз, обнажая сине-фиолетовые круги под ними. — Мне до сегодняшнего дня не приходилось подробно говорить о случившемся. А воспоминание о выстреле — одно из самых тяжелых. — Вы прекрасно держитесь, Ирина Алексеевна, — подбодрила хирурга психиатр. — Правильно ли я понимаю, что к психотерапевту вы не обращались? Заведующая отрицательно мотнула головой. Несмотря на то, что фантомы недавнего прошлого мучили ее каждодневно, она никого не просила о помощи, привыкшая со всем справляться самостоятельно. — Перед той злополучной сменой мой муж смотрел какую-то передачу… Я услышала фразу, ставшую роковой и для нас. Там говорилось, что катастрофы просто так не случаются, что к ним всегда ведет цепь событий. И в нашей истории эта цепочка запустилась задолго до… происшествия. Брови психиатра взлетели вверх. По-женски ей было крайне любопытно узнать о первоначальных предпосылках беды, и Павловой тоже следовало излить душу — так почему бы не вывести Ирину Алексеевну на откровенный разговор? — То есть были и другие обстоятельства? С чего все началось? Вперив немигающий взгляд в поверхность рабочего стола, Ирина помассировала виски и, вздохнув, увлекла визави в воспоминания.—
Воспоминание
16:40 по Москве, 8 февраля 2024 В окне кабинета Павловой за чуть приоткрытыми жалюзи на несколько секунд промелькнула черная тень. Весьма нетривиальным способом Геннадий Ильич убедился в присутствии начальницы на рабочем месте, и, наскоро обогнув коридор первого этажа, летящей походкой ворвался к жене. По привычке, она была сосредоточена и предельно серьезна, а ее муж, напротив, лучился энтузиазмом и в целом оказался слишком взволнован потрясающей новостью, чтобы и далее держать ее в себе: — Ирка, пляши! Я забронировал-таки нам путевки во Вьетнам! Будем с тобой греть животы у океана, зарывать ноги в песок и очень много есть. И пить. В конце концов, чем мы хуже европейских пенсионеров, а? — крайне довольный собой Кривицкий звонко забарабанил пальцами по столу, от чего Ирина поморщилась. — Ты пока еще не пенсионер, не забывай об этом, — беззлобно осадила его Павлова. Вытянув брошюрки туристического агентства из внутреннего кармана пиджака, Геннадий бросил их перед женой. — Я тебе говорил: чем позже бронируешь, тем дешевле выходит. Но виды будут шикарные, я тебе обещаю. Заведующая с интересом помяла в руках красочные буклеты. — Виды будут не у нас, потому что в отпуск мы не летим. Пока, — тяжело выдохнула она. — Отмени бронь, Ген, ладно? — улыбка медленно сползла с лица мужчины. — Только не смотри на меня так. Мне нужно отпустить Лазарева. Он мой зам, а одновременно с замом с работы я уйти не могу, — Геннадий открыл было рот, чтобы возразить, но Павлова перебила его. — Гена, даже не начинай. Ну я не могу, дорогой, я правда не могу ему отказать! У его сына диагностировали депрессию. Ребенку нужна смена обстановки, желательно — климата. Кривицкий, знающий, что спорить с Ириной бесполезно, когда она давно все решила, отвернулся от жены. Ее слова словно обрезали ему крылья, и чувство обиды, липкое, ледяное, переполнило его сердце. Не зная, куда себя деть, он с размахом опустился на кожаный диван, раздосадовано скрестив на груди руки. — Ты просто не хочешь лететь, — вырвалось у него. — Ты прекрасно знаешь, что это не так. Бесшумно поднявшись из-за стола, Ирина Алексеевна приблизилась к мужу. Тот успешно игнорировал ее взгляд, смотря куда угодно, лишь бы не на силуэт перед собой. — Ну прости меня, Ген! Кривицкий не реагировал на просьбу супруги, а та, не размышляя долго, поставила для устойчивости колено между ногами Геннадия и крепко ухватила его лицо ладонями, так что он не мог отвертеться от поцелуя, если бы вдруг захотел. Павлова принялась хаотично прикасаться губами к его щекам, лбу, носу, и довольно скоро мужчина оттаял. В конце концов, жизнь слишком быстротечна, чтобы подолгу сердиться на любимых. Теперь уже сквозь смешки они, взрослые, умудренные опытом люди, коротко целовали друг друга. Рука Геннадия Ильича сползла к ягодицам женщины и осталась там, несмотря на возмущенный шлепок от Ирины. Совершенно внезапно дверь распахнулась. Подавив стон разочарования, челюстно-лицевой хирург выглянул из-за спины жены. — Ой, извините! — Да ладно, Фаина Игоревна, вы нам почти как член семьи, чего только не повидали в этом кабинете! — с сарказмом заметила обернувшаяся заведующая, добавляя в тон как можно больше яда. — Надеюсь, однажды вы научитесь стучаться ко мне, а то мало ли что… Чем обязана? — Константин Германович заявление передал. Подпишите, пожалуйста, — смущенная засвидетельствованной сценой, пробормотала медсестра. — А у самого ноги отнимутся, что ли, до кабинета моего дойти? Распустились! Ловко выхватив документ, Ирина Алексеевна проверила проставленные даты. В тот момент она не имела ни малейшего понятия, что визируя данное заявление на отпуск, подписывает своей семье суровый приговор.—
Настоящее время
14:40 по Москве, 3 апреля 2024 В кабинете воцарилась глубокая тишина. Ирина Алексеевна со злостью уставилась на груду бумаг на столе, будто заявление доктора Лазарева лежало среди них как раздражающий символ прошлого. Заведующая прищурилась, и психиатр увидела, как сетка множественных морщин явственно выступила вокруг глаз женщины, делая взгляд тяжелее, увесистее. Коллега Павловой осторожно спросила: — Получается, изначально вы совсем не планировали быть в Москве в конце февраля? Ирина часто заморгала, возвращаясь в реальность, а ее лицо чуть разгладилось и даже помолодело. — Совершенно верно, — сглотнув, ответила она. — Это я виновата во всем. Если бы я только знала! Психиатра поразило, что хорошо разобравшись в деталях истории, Ирина продолжала винить исключительно себя. Даже по теории вероятности, она не могла стать первопричиной всех несчастливых эпизодов — это было совершенно невозможно. Стремясь успокоить коллегу, врач накрыла своей мягкой пухлой ладонью замок рук заведующей. — Дорогая, не корите себя. Человеку сложно предугадать, вы же осознаете это? Давайте вот как поступим: я вам выпишу рецепт. Пропьете курс одного препарата, он значительно облегчит ваше состояние. Договорились? — Павлова неопределенно пожала плечами. — А теперь расскажете, что стало вторым звеном? И история продолжилась.—
Воспоминание
21:15 по Москве, 27 февраля 2024 Раскачиваясь в гамаке, Геннадий Ильич говорил по видеосвязи с дочерью Марией. Из-за существенной разницы в часовых поясах родственники созванивались редко, но от этого каждый их разговор выходил эмоциональным и по-настоящему душевным. Возившаяся с посудой в кухне, Ирина краем уха прислушивалась к оживленной беседе, тоскуя о том, что ее собственный сын никогда не звонил ей без повода. — Ты с ума сошла, это же дорого! — Пап, поздно! Я отправила — протест не принимается. Посылка должна прийти послезавтра, по крайней мере, трекер в приложении так показывает. Скажи потом, как тебе пиджак. Муж говорит, что удобный, и изготовитель классный, сразу о тебе подумала. Я хотела, чтобы он к празднику пришел, но видишь, как вышло. И для Ирины Алексеевны там кое-что есть, надеюсь, ей понравится! — щебетала дочь Геннадия. Она говорила быстро и с легким акцентом, выработавшимся за отсутствием длительной практики русского языка. — Ума не приложу, в кого ты такая? — произнес Гена, безуспешно пытаясь скрыть довольство предприимчивой дочерью. Заверещал мобильный — Павлова моментально переключила внимание с Кривицких на вечерний звонок от Волошина. Она коротко комментировала поток предложений на том конце провода и завершила беседу словами: «Поняла. Хорошо. Выздоравливайте». Эти последние реплики и донеслись до уха вплывшего в комнату Геннадия Ильича. На цыпочках подойдя к любимой женщине, он ласково приобнял ее и умиротворенно уложил подбородок на мягкое плечо. — Ира, Маша нам подарки выслала почтой, вот-вот должны подойти. Я жутко люблю американские сладости, хоть они и вредные… Ты чего? — оборвал себя он, замечая, что жена совсем не реагирует на его поглаживания. — Мне позвонили по работе… — начала она, слегка оборачиваясь к мужу и нечаянно утыкаясь кончиком носа в его выбритую щеку. — Что стряслось? — Ген, я знаю, что ты прикрыл почти все смены Лазарева, но, пожалуйста, выйди еще и завтра в ночную вместо Волошина, — Геннадий цокнул. Павлова заторопилась объясниться: — Ему экстренно зуб вырвали, говорит, все лицо раздуло. Ну как он будет работать, а? Кривицкий отстранился от жены, позволяя неприятному холодку загулять по телам обоих и ничего не произнося, покинул кухню. Озадаченной Ирине потребовалась целая минута, чтобы выйти из ступора. Всплеснув руками, женщина отправилась вслед за супругом, все еще не веря, что он в самом деле мог расстроиться из-за ее обычной, пустяковой просьбы. Она застала его в прихожей, к тому же, не одного: Гена и Джордж явно собрались уходить. — Ты куда? — требовательно спросила Ирина. — Ты обиделся на меня? Ген? Филигранно испытывая терпение Павловой, Кривицкий сначала натянул на щенка комбинезон, и лишь после поднял на жену глаза, в которых та не увидела ни упрека, ни разочарования. — Мы гулять. Я не обиделся, — Геннадий осекся, оценивая сказанное. — Если только совсем чуть-чуть, потому что послезавтра у меня должен быть выходной, а получится — отсыпной. У Джорджика ветеринар с утра, и я собирался везти его к врачу. — Съездите в другой день, это же не критично. Просто кому я позвоню сейчас, чтобы в ночь вышли, правда же? — горячо заговорила Ирина. — Представляешь, сколько бы я возмущения выслушала от наших? Чего так поздно, я уже не могу изменить своих планов, ищите других… — убедительно передразнила она большую часть подчиненных. Мужчина хмыкнул, продолжая одеваться. Только у порога он обернулся: — Я тебя понял, Ира. Оглядев снизу вверх готового к выходу супруга, Ирина Алексеевна сделала пару неуверенных шагов ему навстречу. Он раскрыл объятия и она с облегчением упала в них. Он ее выручит. Снова, снова…—
Настоящее время
14:55 по Москве, 3 апреля 2024 Пронзительная трель рабочего телефона вывела из оцепенения психиатра, но не Ирину. Та не пошевелилась до момента, пока звонок полностью не стих. — Тогда приблизительно оставалось около полутора суток до происшествия. Видите, опять мой недочет. Ведь именно я запрягла бедного мужа выйти в смену за Волошина… Ох, боже, — Павлова тяжело уронила лоб на подставленную ею же ладонь. — А дальше вы все уже знаете. С утра двадцать девятого числа события стали сменять одно другого хуже. Опоздал Куликов, — Павлова назвала фамилию сквозь зубы, — из-за своего дня рождения. В аварию попала пациентка, которую в связи с карантином не приняли в горбольнице и привезли к нам. В тот день все хирурги были страшно заняты, и Нина, наш регистратор, с надеждой метнулась к Гене с просьбой взять экстренную больную. Он не имел права отказать. — Я слышала от коллег, что медсестры заказали на операцию меньше крови, чем требовалось. — Едва что-либо изменилось бы, — вздохнула Ирина. — Полиция организовывала независимое расследование: больная выжила бы только в том случае, если бы ее прооперировали сразу. Она слишком ослабла по пути в Склиф. — Вы еще говорили, что Геннадий Ильич пошел сообщать мужу пациентки роковую новость, хотя доктор Хромов предлагал свою кандидатуру, верно? И как же неудачно, что ваш супруг вовремя не уехал домой, ведь было же время! Рыжеволосая женщина прикусила губу, подумав, что слишком увлеклась причитаниями и могла ненамеренно задеть ими Павлову, рана которой и без того была обнажена. Однако Ирина, кажется, не заметила смены настроения или — не подала виду?.. — Ирина Алексеевна, я не знаю, вправе ли спрашивать. Но… что было после выстрела?—
Воспоминание
13:02 по Москве, 29 февраля 2024 Не чувствуя под собой земной поверхности, Павлова со всех ног рванула к супругу. Она за всю жизнь никогда не бежала настолько стремительно и отчаянно. С грохотом упав перед мужем на колени, Ирина подсунула правую руку под его шею, левой же принялась расстегивать плотное пальто. Карие глаза Кривицкого были широко распахнутыми, то ли от боли, то ли от шока; Геннадий с силой сжал челюсть, сотрясаясь крупной дрожью. — Гена, милый! Он попал, да, попал? — вопрос был бессмысленным, а ответ на него — слишком очевидным, руки уже давно делали дело, но разум до последнего отказывался верить в случившееся. Супруг молчал, и, пыхтя, протягивал ладони к низу своего живота. Ирина Алексеевна осторожно опустила взгляд: в области правого бока по светлой рубашке расползалось ужасающее красное пятно. Из Ирины вырвался дурной крик. — Сейчас я позову на помощь, все будет хорошо, слышишь?! Балансируя на грани истерики и собранности, Павлова накрыла пулевое отверстие вытянутым из брюк мужа сухим концом рубашки и надавила на травмированную кожу ладонью — альтернативных подручных средств приостановить кровотечение не было. Гена взвыл от нажатия, Ирине пришлось опустить его голову прямо на снег, чтобы набрать Дубровскую и вызвать санитаров. — Ира… Леше и Маше скажи, что я их люблю… — порывисто заговорил Геннадий, как только жена сбросила звонок. — И самое главное, я очень люблю тебя. Ты мне подарила вторую жизнь, а она так бесславно заканчивается. Прости… за это. — Помолчи, Гена! Ты будешь жить, это даже не обсуждается! — в успокаивающем жесте Павлова вновь приподняла его лицо и прижала к своей груди, так что он наверняка услышал ее колотящееся сердце. К паре врачей стали стягиваться зеваки. Неожиданно, мельтешение толпы пробудило в Ирине Алексеевне еще более мощную волну страха: она вспомнила о стрелявшем. Внутренне сжавшись, Павлова повернула шею в сторону ворот: преступник лежал, уткнувшись лицом в снег, а на его спине сидел, заломив руки, крепкий коренастый мужчина — вероятно, случайный прохожий. Его спутница или просто неравнодушная девушка, суетившаяся неподалеку, поймала изучающий взор Павловой и подбежала к ней. Звонким голосом заговорила насчет вызова полиции, отброшенного пистолета, но Ирина раздраженно мотнула головой — ее волновала только судьба Геннадия. Девушка, замолчав, отступила. — Чего же они так долго?! — в сердцах воскликнул Кривицкий, и как-то сразу обмяк, жалобно зашептал: — Мне печет. Больно, — он прикрыл глаза. Заведующая, подумав, что Геннадий теряет сознание, хлопнула его несколько раз по щеке. В ярости обратила взор на дверь в свое отделение: только теперь из него выскочила группа санитаров, а за ними, кажется, Брагин. Вдалеке Павлова не могла видеть выражения лица подчиненного, но его появление придало ей сил. Он спасет ее мужа, он все для них сделает. — Уже бегут, любимый. Потерпи немного. Все будет хорошо, — приговаривала Ирина Алексеевна, продолжая старательно надавливать на сочащуюся кровью рану.—
Настоящее время
15:20 по Москве, 3 апреля 2024 Взгляд Павловой стал отсутствующим, стеклянным. Психиатр вновь вытянула руку, чтобы дотронуться до заведующей и та вздрогнула от движения коллеги. Давая понять, что физический контакт ей не нужен, Ирина откинулась в кресле, опуская ладони на колени. — Когда я бежала за каталкой, — продолжала жена Кривицкого, — поскальзываясь на этой заледенелой снежной корке, перепачканная в его крови, ничего не видящая за пеленой слез — я осознала, что без моего мужа я этот мир не хочу. Грудь психиатра сдавило тугими силками. Фраза, произнесенная коллегой, была такой простой, но в то же время глубокой, правильной, что ли, откликающейся до боли в сердце. — Я даже имя свое забыла в тот день. Игорь Яковлевич ворвался в предоперационную, начал меня звать: «Ирина Алексеевна! Ирина Алексеевна!», а я заторможенно повернулась к нему, пытаясь сообразить: «К кому это он обращается?..». Со стороны казалось, наверное, будто я под наркотическим опьянением или что-то вроде того. У нас ведь с мужем была уже история около шести лет назад, когда он умирал на моих глазах. Тоже операция, тоже не знала, останется ли жив. Да… — она задумчиво затеребила обручальное кольцо. — Потом из операционной вышли Брагин с Пастуховым, а что было дальше — не помню: грохнулась в обморок, — левый уголок ее губ дрогнул, на лице появилось подобие усмешки, — точно в руки к главврачу. — Ирина Алексеевна, виновного наказали? Павлова ответила мгновенно, будто ждала этого вопроса: — Он в психлечебнице. Шизофрения. Оказалось, болел ею давно. Поразительно, что у него не изъяли оружие раньше. До сих пор не могу в это поверить. Словно неожиданно вспомнив о чем-то важном, Павлова оттопырила нагрудный карман своей нежно-голубой рубашки и выудила оттуда небольшую пластиковую карту в виде прямоугольника. Придвинувшись ближе к новому объекту, психиатр распознала в нем бейдж с именем Геннадия Ильича Кривицкого, весьма затертый частым использованием и потерявший товарный вид. Это могло значить только одно… — Тот самый?.. — осторожно уточнила гостья Павловой. — Угу. Преступник сорвал его с халата Гены и даже мстить с ним пришел. Конечно, сначала бейдж проходил по делу как вещь-док, но полицейские однажды забыли его в моем кабинете, а я не стала возвращать, не смогла. Не знаю, почему, — заведующая повела плечами, чуть сгорбившись. — До разговора с полицией мы проводили разбор полетов у себя в отделении, и в первую очередь попало нашему регистратору… Дверь в рабочее пространство Ирины Алексеевны распахнулась и тут же с характерным грохотом захлопнулась. Психиатр не успела даже обернуться, чтобы отметить заглянувшего. Павлова же, не обращая ровно никакого внимания на окружающий мир, продолжила излагать события от двадцать девятого февраля текущего года.—
Воспоминание
16:30 по Москве, 29 февраля 2024 В кабинете Ирины Алексеевны находились три человека: Игорь Яковлевич Полонский, Олег Михайлович Брагин и она сама. Было принято решение провести какое-никакое внутреннее расследование обстоятельств произошедшего, прежде чем главный врач вернется с докладом к сотрудникам полиции, долгое время ожидающим его в приемной. Полонский нервно расхаживал параллельно шкафу с документами, Павлова сидела на диване, устало забросив голову на его спинку. — Ирина Алексеевна, вам необязательно находиться здесь, — в сотый раз повторил главврач, а заведующая неизменно настояла на том, чтобы лично присутствовать при опросе подчиненных и при необходимости наказать виновных. Очевидно, меньше всего резона дожидаться беседы с Ниной Дубровской было сейчас у Олега Михайловича, но он, как человек любопытный и, что немаловажно, на собственных руках принесший потерявшую сознание Ирину в ее обитель, остался — никто и не подумал его выгнать. Пока обеспокоенный Брагин крутился около стола начальницы, его глаза зацепились за желтый стикер, выглядывающий из-за массивного органайзера с документами. Записка сопровождала больших размеров кусок шоколадного торта. Тотчас вспыхнув интересом к таинственному посланию, доктор пробежался по нему глазами и сдавленно охнул. Наскоро отклеил бумажку и хотел было сунуть в карман, как Ирина Алексеевна окликнула хирурга. — Что вы там прячете? — спросила заведующая, слух которой уловил подозрительное шебуршение на рабочем столе. — Ерунда, — Брагин развернулся, закрыв широкой спиной изрядную часть канцелярии. — Олег Михайлович! Смерив Ирину долгим взглядом, хирург нехотя продемонстрировал ей шоколадный десерт. — Почему это здесь? Что у вас в руке? Записка? Это от Гены?.. — с каждым вопросом Павлова бледнела все сильнее. — Что в ней? Сердце Олега на миг замерло, но он покорно поделился только что узнанной тайной: — «Ира, у Куликова сегодня день рождения. Поздравь его от нас двоих. Выбрал для тебя самый лучший кусочек. Съешь весь! — Брагин помялся. — Любящий тебя муж». — Выбросьте, — отвернувшись от хирурга, Ирина вжала подбородок в плечо. Не будет же она в самом деле есть этот торт? Есть торт, то есть отмечать праздник, когда Гена… Нет, она видеть не может ни эту тарелку, ни записку. Не давая женщине погрузиться в пучину тревоги, на пороге возникла Нина, лицо которой было чуть ли не белее, чем у самой Павловой. Игорь Яковлевич указал регистратору на стул, уселся напротив и с нерушимым вниманием выслушал доклад сотрудницы об утреннем инциденте с незапланированной операцией и нападением посетителя отделения на доктора Кривицкого. Когда Дубровская закончила, Ирина Алексеевна, трепеща ноздрями, прошипела: — Как вы могли допустить, чтобы врач, отработавший целую ночь, направился оперировать тяжелую больную утром после пересменки? Нина, в глаза мне смотрите! Как?! Дубровская, явно не ожидавшая выкрика начальницы, вздрогнула всем телом. — Действительно, Нина Дмитриевна, где были другие врачи? — встрепенулся Полонский, потирая вспотевшие ладони. — У нас с самого утра был аврал, — медсестра старалась отвечать спокойно, но голос ее видимо дрожал. — Все хирурги распределились либо в операционные, либо в смотровые, нагрузка была сильнейшая. Вот Геннадий Ильич и подхватил пациентку, хотя я по возможности направила ему освободившегося Пастухова, а затем и Хромова, клянусь вам! — Тогда я не понимаю, почему Гена не покинул операционную? — допытывался Игорь Яковлевич. Нина рассеянно пожала плечами: — Лучше уточнить у Ивана Николаевича или Петра Викторовича. — Нина, немедленно вызовите сюда Пастухова с Хромовым, и вы должны будете предоставить отчет обо всех врачах в час, когда поступила пациентка. С подробностями, что они делали и где были. Я проверю каждого, вы меня поняли? — сурово отчеканила Ирина. — Да поняла я, поняла! — нервное напряжение взяло вверх над регистратором и она не выдержала, сорвалась. — Вы думаете, мне легко было?! Целый день ношусь как угорелая… Павлова дернулась. Брагин, бросив осуждающий взор на Нину, покрутил пальцем у виска. — Простите, Ирина Алексеевна, я… Я сейчас позову врачей. Мгновенно стушевавшись, медсестра поднялась, чтобы покинуть кабинет.—
Настоящее время
15:35 по Москве, 3 апреля 2024 Психиатр так погрузилась в рассказ, что ей почудилось, будто дверь за Ниной Дубровской только что закрылась. — Утомительные допросы коллег я приводить не буду, в них ничего содержательного нет, — слабо улыбнулась Ирина. — Собственно, вот и вся история катастрофы. Как видите, основная виновница перед вами. Я будто застряла в том дне, потому что не нахожу сил себя простить ни за сорванный отпуск, ни за… — впервые за несколько часов их общения в глазах заведующей мелькнули слезы. — Ладно, хватит. Вы ведь приходили совсем по другому поводу. Давайте вернемся к вашему вопросу, — тон Павловой стал деловым. — Пусть ваш муж приезжает завтра с утра. Проведем ему полную диагностику как экстренному пациенту. В этом смысле вы правильно ко мне обратились, наше отделение позволяет очередь обходить. И потом, после всего, что произошло с моим Геной, я вас понимаю как никто. Жизнь и здоровье близких — наша самая большая ответственность. Слегка удивляясь резкому переходу к следующей теме, психиатр закивала: — Спасибо, Ирина Алексеевна. Мы не можем ждать. Все-таки подозрение на опухоль… — Да, разумеется, — Павлова поднялась, давая понять, что разговор окончен. Гостья также встала из-за стола. — Спасибо, что выслушали. Мне теперь легче, правда. — Я вам тоже благодарна за то, что поделились, — искренне сказала психиатр и строго добавила: — Ирина Алексеевна, я хочу, чтобы вы сейчас поднялись ко мне на этаж: выпишу вам легкие антидепрессанты. Отказ не принимается. И еще категорически настаиваю на том, чтобы мы начали курсы психотерапии. Давайте не оставим друг друга в беде? Павлова задумчиво посмотрела на врача из отделения психиатрических расстройств института им. Склифосовского. Если она согласится принять помощь от коллеги, то признает себя слабой. Но с другой стороны, она и впрямь ослабла, так чего ей терять?..—
18:10 по Москве, 3 апреля 2024 Женские пальцы плохо слушались свою обладательницу, когда та пыталась отпереть дверь собственной квартиры. Принятое лекарство запустило побочный эффект в виде головокружения и тремора конечностей, и Ирина поразилась, что вообще смогла добраться до дома. Внутри было пусто и темно. Не включая света, Павлова сняла с себя пальто и, нащупав кое-как вешалку, забросила на нее одежду. Ноги женщины задрожали еще сильнее, из-за чего Ирина Алексеевна медленно опустилась на пол и оперлась спиной о шершавую поверхность стены. Свинцовая тяжесть укутала ее безвольное тело, по обеим щекам заструились крупные слезы. Ирина блуждала мыслями вокруг разговора с коллегой, думая, что выглядела, вероятно, жалко в ее глазах... В реальность женщину вернуло шевеление в дверном замке. В скважину вставили ключ, покрутили туда-сюда, и, только осознав, что дверь и не была заперта, мягко толкнули вперед. Щелкнул выключатель. Яркий свет лампы больно резанул Павлову по глазам, так что те вмиг заслезились. — Где ты ходишь? — Мы гуляли, — отозвался вошедший мужчина, растерянно оглядывая сидящую на полу фигуру. — Ты опять плакала? — он осуждающе покачал головой. Джордж, энергичный после прогулки, бросился к хозяйке, но не получив от нее ласки, посеменил к противоположной стене, чтобы сесть там в ожидании мытья лап. Наскоро раздевшись, Геннадий Ильич опустился на колени и избавил жену от обуви — Ирина вмиг почувствовала невероятное облегчение. Заметно похудевший, поседевший еще сильнее, Кривицкий присоединился к ней, точно так же садясь у стены и подставляя свое плечо для ее белокурой головы. — Давай ты передумаешь и не станешь возвращаться на работу? — Нет, — твердо ответил челюстно-лицевой хирург, — я вернусь. Мы с тобой уволимся из Склифа вместе, когда придет время. Как в сказке — в один день. Нас будут провожать со слезами на глазах, Олег Михалыч скажет непременно трогательный тост и мы со спокойной душой закроем за собой дверь нашего отделения. Несмотря на приятное описание их проводов, женщину передернуло от слов Геннадия. Она понимала, что ее могут «попросить» с работы в любой момент, но душа так стремилась подольше задержаться на посту, что ни о какой разлуке с ним она и помыслить не могла — не была готова к такому. Нет, они определенно еще повоюют, и вместе, конечно, лучше, чем порознь. Муж прав. — Я так тебя люблю, — прошептала Ирина Алексеевна. — Пообещай, что будешь беречь себя. — Даю слово, любимая. После недолгого молчания Павлова объявила: — Я записалась на курсы психотерапии. Без всякого сомнения, сегодня она выговорилась психиатру прежде всего потому, что устала нести груз вины. И все же не только в этом крылась причина. Всю последнюю неделю Ирина тревожилась о том, что Гена собрался возвращаться туда, где его жизни вновь могли угрожать. Переживания подлили масла в огонь, и Павлова разоткровенничалась. Ее коллега пришла просить помощи в деле собственного мужа, но скоро поняла, что Ирина Алексеевна все еще глубоко ранена от пули того сумасшедшего — ее душа была ранена. И в мыслях заведующей то и дело мелькали страшный звук выстрела, в кровавых пятнах рубашка любимого человека — того самого, без которого она, по собственному признанию, не хотела жить. Помнила четко, как преданно верила, что он проснется, обязательно отойдет от наркоза, потому что не может ее покинуть, потому что она весь нереализованный потенциал своего сердца, способного любить беззаветно, отдала в его полное распоряжение. — Умница, — Геннадий Ильич поцеловал жену в макушку. Все это время за супругами терпеливо наблюдал еще один домочадец. Наткнувшись на мудрый собачий взгляд, Кривицкий подмигнул щенку, и ему на мгновение показалось, что Джордж, как бы обещая, что никакие катастрофы их семью впереди не ждут, улыбнулся и подмигнул Геннадию в ответ.