"femes, -is f го́лод; страсть."
- Новый латинско-русский словарь;
Глава II. Белая комната. Пока Вики мялась в своей нерешительности, время было упущено. Оставаться за столом дольше было бы слишком подозрительно, и Вики, выпорхнув из конференц-зоны, отправилась прочь из залы. - Вики, постой. Тебе следует остаться, я хочу с тобой переговорить. Да и, полагаю, рассказ Сэми будет тебе более чем полезен, - голос Ребекки застал Вики практически уже хлопнувшей дверью. Блядство. Придется остаться. А, стало быть, мать действительно подозревает ее в связи с Голодом: раз, помимо смерти, Всадник остался всего один, а цепи позарез нужны всадникам… Логические шаги Уокер-старшей были понятны и ясны, но разве в этом бездушном механизме субъектов и предикатов нет места понятию «доверия, блять, собственной дочери»?! Вики прикрыла глаза – единственный выход раздражения, который она могла сейчас себе позволить. Видно, мать никогда не простит ей сторону Мальбонте. Вечно будут недоверие, секреты, подозрения. Вики искренне считала Ребекку жертвой своей собственной упертости. Она была далеко не глупым человеком, прекрасно же понимала, что идеи равновесия, привнесенные в цитадель при Мальбонте – гуманные и справедливые. Прекрасно знала о гонениях на метисов, осознавала, насколько это жестоко. И все равно шла напролом, до конца. Чтобы доказать своему эго: правильны лишь те ценности, которых придерживаюсь я! Чтобы годы, вложенные в учебу и карьеру не «сгорели» даром, ведь если в Совет войдут демоны – не бывать ей Серафимом. Она бы поняла Мальбонте, если бы только нашла в себе силы его выслушать без предубеждений. Она бы приняла его – пусть не как правителя, но хотя бы как выбор своей дочери. Вики прожила с ним десять лет! Но для Ребекки он по-прежнему оставался бездушным монстром. И Вики молилась, чтобы хоть часть этого мнения основывалась на любви к павшему из-за Мальбонте Винчесто, а не только на гордости экс-советницы. Но, что страшнее всего, Вики начала замечать перемены за свои́м мнением. Ребекка – ебаная машина по достижению своих целей (такая же, к слову, как и Мальбонте) – все не переставала уверять Вики, де поведение ее бывшего любовника\ебыря\сожителя\соправителя\настоящей-любви-всей-жизни (нужное подчеркнуть) ни в какие ворота, а все хорошее, что в нем было – Вики напридумывала себе сама – такие, дескать, у психики свойства! - основываясь на своем же личностном добродушии и глупой земной привычке верить в любовь. Сначала это казалось младшей Уокер вздором: она же провела с этим человеком десять лет! Уж она точно знала его как никто лучше! Но Ребекка повторяла свой нарратив из раза в раз, а ведь вода камень точит! Эх, Вики бы хоть каплю упертости своей матери! Но девушка не умела ставить чужое мнение ни во что, каждый раз она анализировала доходящие до нее слова, как в первый. И начала убеждаться: а ведь ее мать права… Пусть не во всем, но... отношениям Ребекки с Винчесто, да и с мистером Уокером в прошлом, можно было только позавидовать, стало быть, к опыту матери в амурных вопросах прислушаться все же стоило?! Так, Вики потеряла уверенность даже в том, на чем твердо строила замок своей жизни последние десять лет. Приписывать Мальбонте она могла все, что угодно. Но что было по факту? Десять лет они вместе проработали. Да, именно так. Проработали, да и то, видясь лишь изредка – на каком-нибудь супер-пупер-важном собрании. Во всех остальных случаях Мальбонте предпочитал свой кабинет и возращение в койку уже глубокой ночью. Кстати, о койке: десять лет они вместе спали. Тоже не сказать, чтобы часто. Было ли это хорошо? Возможно. Было ли это обыденно – о да. Десять лет секса по расписанию, десять лет ебаной привычки! Разве это любовь? Разве он ее любил? Это все понимал он, когда сказал ей, что между ними ничего. Но не понимала Вики. Она, по своей наивности, принимала привычку и свои увлечение и сострадание за любовь. Дура. Сэми кивнул, выводя тем самым Вики из размышлений: - Да, останься! Я видел и тебя, Вики. Это уже заинтересовало ее больше, окончательно выбивая из головы прошлое и Мальбонте. - Так в чем состояло твое видение, Самуил? У нас не так много времени. - О, само видение мало что сможет прояснить – это просто отрывок будущего, вне контекста и времени. Как всегда. Но в свете произошедшего… Я подумал, Вам стоит узнать. Ребекка села, жестом пригласив к тому же и всех своих собеседников. - Мы все внимание, - заверил юношу Эрагорн. - В видении была Вики. И Третий Всадник – Голод. И она, как всегда, не теряла своей силы, не смотря на его присутствие, и слишком близкое к ней положение. Они буквально сидели рядом, - сердце Вики пропустило удар. Она и Голод? Значит, по крайней мере, они еще встретятся. Может, у нее будет возможность все объяснить? Сэми продолжал, - Но это не важно, важно другое. Они говорили о чем-то: в видениях не всегда можно уловить речь, она глушится и тянется. То в тех обрывках, что я смог разобрать, была очень важная деталь: Всадник упомянул Артемидора и его искусство. И я вспомнил: Артемидор – отец-батюшка всей онейрокритики. Рожденный человек, он попал на небеса и продолжал заниматься своим искусством здесь; его хибарка стоит где-то в Дальних Землях, у излучины. Вот только, бессмертным не снятся сны. А тем, кому снятся, трактовать не приходятся: наши видения, пусть и скрыты мороком, но явные. Но Артемидор занимался другим их сортом, - Сэми достал из кармана крохотную записную книжку и начал трепетно перебирать ее обветшалые листы, - вот, - ангел провел пальцем по нужной строчке, - oraculum χρηματισμος. Особые сны, они подлежат трактовке. Он и вызывать их умеет, говоря через них с Гипносом. Может, эта информация и не слишком значимая, но после того, как стало известно о пропаже цепей – все встало на свои места. Глаза Ребекки загорелись: - Погоди-ка… Ты хочешь сказать… Насколько я помню, Гипнос и Танатос – братья-близнецы. - Именно. У близнецов всегда есть особая связь. Я более чем уверен, что Гипнос знает, где искать цепи Танатоса. Стоит лишь правильно попросить послание и его истрактовать. И, думаю, сделать это предстоит Вики. - У нее уже были видения; кроме того, Вики была человеком, найдет подход к бывшему Землянину Артемидору, - резюмировал Эрагорн. – Но что делать со Всадником? Согласно видению, он знает об онейрокритике. И попытается помешать, если мы что-то предпримем. Вики хотелось вклиниться в разговор, вскрикнуть, встать на колени, бить себя кулаком в грудь, уверяя: Голод – не такой! Сколько раз уже он спасал Орден, практикуя почти буддистское бездействие? Если бы только сопротивленцы знали! Если бы Третий Всадник действительно развернул свои силы на полную мощь, все бы могло кончиться еще до прихода Смерти. Но он бездействовал. Да, не помогал. Но и не мешал. И этого хватало. Но девушка послушно закусила язычок: ей ведь все и так ясно по косым взглядам Эрагорна и Мамы: они сочтут такое заявление не за попытку прояснить ситуацию, как она есть, а за предательство, за оправдание Всадников. И только Сэми, как всегда, по-ангельски доброжелателен. - Впрочем, как знать, - нарушил им же созданное молчание Эрагорн, - Третий Всадник кажется фигурой, у которой есть свой, личный и от Матери не зависящий интерес. - В любом случае, Сэми подарил нам надежду, - вмешалась Ребекка. – Это реальный шанс. Пусть микроскопический, но все же – реальный. - В таком случае, я снаряжу отряд крылолетчиков: пусть покажут точное место на карте, узнают про погодные условия, и проч. и проч. Это займет несколько часов, больше откладывать – нет возможности. Вики, полетишь с Мальбонте, коль уж скоро он теперь с нами, - последняя фраза далась Эрагорну явно нелегко. Вики была более чем уверена: ангел отсылает Мальбонте с ней специально, лишь бы не сталкиваться с ним здесь, в школе. - Вопросы? Вопросов не последовало. - В таком случае, еще раз спасибо Сэми, - первым залу покинул Эрагорн. За ним, кивнув Ребекке и махнув Вики, последовал Сэми. Вики уж было и сама собиралась уйти, как ее одернула мать: - Постой. Разреши дать тебе пару советов. Сказать, что особое отношение Вики к Голоду было незаметным для окружающих – значило бы солгать. Разумеется, наблюдательная Ребекка видела, как бескомпромиссно протягивает ее дочь руку третьему всаднику, хотя, казалось бы, могла бы с ним никуда не идти, разумеется, она знала о том, какой потенциал открыл в девчонке Голод, и, разумеется, могла сделать из этого всего лишь один единственный вывод. Вики снова вляпалась. И почему ее дочь всегда тянет на ублюдков? - Вики, - экс-серафим вздохнула, пытаясь собраться с духом, - послушай. Я знаю, что между тобой и этим… - она неопределенно обвела комнату глазами, подбирая, видимо, необсценное слово, - патлатым что-то есть. - Ты ошибаешься, мама. Между нами ничего быть просто не может, он.. - Не перебивай. Так вот, я знаю, что есть. По крайней мере, так считаешь ты́. Но, Вики, умоляю: я даже не взываю к твоей рациональности и преданности, по прошлому опыту знаю – бесполезно, - щеки Вики налились пунцом, - я просто прошу тебя: не дай повториться этому десятилетнему кошмару вновь. Будь хоть немного умней влюбленного подростка. Вики вспыхнула: - Послушай, мне не пятнадцать лет, мам… Есть ли что-то между нами, - от Ребекки, конечно, не ускользнули порозовевшие уши и отведенный прочь взгляд дочери. И почему влюбленные такие глупые? – или нет, в любом случае – не твоего ума дело. Мне тридцать один! И я сама являюсь хозяйкой своим чувствам. - Да как ты не понимаешь, Вики?! Это же стокгольмский синдром! Погляди! Все твои романтические интересы подвержены одному нарративу: «плен - сочувствие пленителю – влюбленность». Не будь дурой! Стокгольмский синдром? Вот как? Ей хотелось закричать, возразить матери, пойти наперекор, но разве она могла? Вики потребовалось собрать все свои силы, чтобы не дать предательски подбирающейся к ресницам слезинке упасть. А что, если ее мать права? И это все не чувства, не какая-то волшебная искра, а самая что ни на есть болезнь? Впрочем, умаляет ли это происходящее между ней и Голодом? «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Глубоко вдохнув и собравшись с мыслями, Вики сделала вид, словно пропустила все материнские нравоучения мимо ушей за ненадобностью, хотя обе прекрасно знали: слова пришлись не в бровь, а в глаз. Ленно отведя взгляд, девушка произнесла: - Так или иначе, хоть ты мне и не поверишь, я могу тебя заверить в своей преданности Сопротивлению. - Это… хорошо. Хорошо. Еще с минуту они молчали. Тишину решилась прервать Ребекка: - И еще. Я знаю: тебе есть, что мне рассказать, - Вики напряглась. Неужто мама как-то догадалась о присутствии Голода в ее комнате? Может, хотела зайти, но потеряла сознание? Но Ребекка быстро отсекла вереницу мыслей, - но ты, наверное, никогда не решишься. Я распорядилась, чтобы доступ к порталу для тебя был открыт в любое время. Пожалуйста, посети земного психолога, прежде чем вновь наделать глупостей. Вот же стерва! На едва гнущихся ногах девушка с трудом добрела до комнаты, но стоило только переступить порог, с силой надавить на ручку двери, как последние, из ниоткуда взявшиеся силы, ее покинули. Девушка осела у стенки, содрогаясь в беззвучных рыданиях. Черной гуашью стекала тушь, делая Уокер похожей на солиста группы KISS. Так всегда бывает: единомоментно вспоминается все самое темное и мрачное, что было в душе, начинает душить и сдавливать, заставляя отречься даже от себя самого. Тем более от себя самого. Самое паршивое: мать же была права. Ее голос Вики и так слышала каждый божий день в качестве собственного рассудка. Но почему, почему она не хотела ее понять? Почему не могла взглянуть на проблему ее глазами? «Наделать глупостей»? Она же знала, каково это: бороться с собственными чувствами! Она же сама бегала на свидания к Винчесто еще до отмены закона у всех на виду! Она наверняка знала, что такое бороться с самим собой, противоречить собственным мыслям, разуму. И отчего-то все равно делала вид, де к ней это не относится, де на самом деле все «так просто»! «Не будь дурой!». Вики и так знала, что ей должно делать. Но, в том и проблема, что знала. Знала, но чувствовала совсем-совсем по-другому. В дверь аккуратно постучали, войдя, однако, не дожидаясь ответа. Малышка Мими заскочила к подруге, чтобы справиться о содержании видения Сэми и предмете разговора с Эрагорном и Ребеккой. Зашла, и увидела обессиленную Вики с потекшей тушью, измятой юбкой, размазанной помадой. Из-за окна, вторя печальному антуражу, раздавался протяжный вой – ветер со свистом проникал через треснувшую раму. - Та-ак, где-то здесь было, мы оставляли… - многозначительно протянула демон, зарывая руку в стоящие сбоку от будуара подушки. – Во-от! В чашку, из которой Вики обычно пила чай, хлынула струя синевато-лунного цвета – глифт. - Пей. - Через несколько часов у меня задание, Мими. В Дальних Землях, у излучины. С Мальбонте, - Вики с трудом дались эти слова, она то и дело прерывалась на всхлипы. - Тогда тем более пей! Этого выблядка сложно выносить трезвым, хорошо, что вы расстались. Ты уж меня извини, но я – хоть убей – не понимаю, что ты в нем нашла, правда. Вики сделала глоток. - Мать сказала, это все «стокгольмский синдром», - демоница округлила глаза. В понятиях смертных она не особо разбиралась, - да я и сама не знаю, Мими. Но разве чувствам прикажешь? Разве можно спастись от этого наваждения? И вот опять: все сызнова, колесо Сансары дало оборот. - Вики, чувства и наваждение – разные вещи. Уж мне ли не знать! Пей! Чего не пьешь? Давай-давай. А я пока расскажу тебе, как я встретила единственного бессмертного, кто умел противиться моей силе, - от Вики, не смотря на все смятение, не ускользнуло, как неловко Мими потупила свой взор. Та еще конспираторша! Ясное дело, что речь шла о Кристофере. Уокер глубоко вздохнула, аккуратно заливая напиток в себя так, чтобы тот по минимуму касался языка и неба. Он чем-то походил на земной самогон – очень крепкий, не такой, как обычно подают в барах. - Так вот. Я очень сильно удивилась, когда встретила бессмертного, который смог противиться моим силам. Честно – даже разозлилась. Что за черт! А если он других научит! Кстати, он обещал сохранить это в тайне! Забавно, что теперь его способы рассказываю я сама. Но для дела! Он говорил, что когда не можешь отличить одно от другого, когда чувства и наваждение сливаются во что-то единое и химерообразное, они непременно будут пугать. Но мы – бессмертные – такие уж существа: наш взгляд всегда устремлен вперед, в будущее. А чтобы победить этот страх, нужно развернуться – взглянуть в прошлое, задать себе вопрос: «с чего все началось»? Разобрать по мельчайшим деталям. Это поможет отделить реальность от вымысла. Чувства от наваждения. Попытайся, Вики! Это мне помогло отпустить ненужное окончательно, - Мими улыбнулась. Вики знала, она говорит о Люцифере. Они росли вместе, постоянно виделись. И все это переросло в какую-то нездоровую привязанность. Люцифер хороший, но такая уж у него особенность – причинять боль всем, с кем он находится рядом. И Мими знала – это путь в никуда. Знала, и смогла его отпустить. - И еще, Вики. Пытаться рационализировать чувства – глупо. Так поступают только трусы. Смелые же принимают их, как есть принимают. Испытывать их – не слабость. Хоть твоя мама и считает иначе. Мими крепко обняла подругу. И хоть демон (несмотря на дичайшее любопытство) не требовала от Уокер объясниться, рассказать, что еще за «новый оборот колеса Сансары», Вики решилась на все сама. Мими должна знать – она ее не осудит. Она может подсказать, как поступить. А может и убедить Вики в том, что та окончательно сошла с ума. В любом случае, взгляд со стороны был необходим. - Посмотреть в прошлое? Найти, с чего все началось, говоришь? Она вспомнила первую их с Голодом встречу. Началось ли это тогда? Была ли это влюбленность с первого взгляда? Он ее удивил, сильно удивил, позволив им уйти. Удивил еще больше – нет, даже ошарашил! – когда прикоснулся к ней, забрав себе ее рану. Экстравагантно? Да. Но думала ли она о нем нечто большее? - Все началось с белой комнаты, Мими. Теперь я поняла это наверняка. Он запер меня в ебаной иллюзии психушки, а я? Вместо того, чтобы злиться – я ждала его… Ждала, пока придет и развеет скуку. И знаешь, когда все вокруг такое предательски белое и слепит глаза, когда взгляду не за что зацепиться, не за что цепляться и мыслям, когда поток сознания превращается в бесконечную мозговую жвачку, когда одни и те же идеи гоняются туда-сюда вереницами, я как никто стала понимать, насколько паршиво жить так целую вечность. Я начала понимать, почему здесь я – да, я была новой и интересной игрушкой. Но так необходимой кому-то. Каждый раз, когда он приходил, мое сердце замирало; и я в тайне надеялась, что он точно так же рад видеть меня. Мы тогда разговаривали, много разговаривали. И я понимала его все больше и больше. Наверное, все больше и больше влюбляясь. Мими ахнула, сразу же прикрыв рукой рот – все-таки ей не хотелось, чтобы Вики считала свои чувства к Всаднику чем-то из ряда вон. Но подавленный вдох не обошел стороной внимание Вики: - Я дура, да? - Я удивлена, не скрою. Обеспокоена? Да, очень. Но, Вики, знаешь, почему мне так хотелось с тобой подружиться, когда ты прибыла в нашу школу? Ты всегда умела видеть в людях хорошее. И всегда это в них ценила. И этот случай – не исключение. Послушай, Геральд как-то рассказывал нам про иллюзорность выбора, помнишь? Иллюзорен не только выбор, но и необходимость его делать. Тебе не обязательно решать сейчас. Тебе не обязательно решать вообще: чувства, наваждение? Какая разница, если ты этого хочешь? - Ты же сама понимаешь, о чем говоришь. - Понимаю. Но я более чем уверена в тебе, Вики. Я знаю, что если вдруг этот выбор перестанет быть иллюзорным, ты выберешь самый лучший из вариантов. Вики обняла Мими так крепко, что демоница едва ли могла дышать. Уже через несколько часов ей предстоит лететь неведомо куда в компании своего бывшего, навевающего мысли о стокгольмском синдроме каждым своим действием. И неизвестно с чем она в этом задании столкнется. Но это все будет потом. Сейчас она в лучшей компании на свете, и ей так хорошо!