Руками не трогать! Слюнями не капать!

      Говорят, что розовый цвет успокаивает. Он снижает агрессию и гнев и даже приводит в норму нервную систему, но Чонвон с этим не согласен. Уже пятнадцать минут он смотрел на плывущие по стенам световые волны, окрашивающие их и потолок в приятный малиновый оттенок, но спокойнее ему не становилось. Скорее, даже наоборот.       Чонвон долго думал над этой идеей. Правда долго. Но ещё дольше он думал над тем, что идея эта не стоит всего того, что он из-за неё испытывает. Совершенно. Учащённое сердцебиение, дрожащие руки, сбитое дыхание — всё это ему уже порядком поднадоело. Но проблема в том, что всё то же самое он испытывал и до того, как затеять всё это сумасшествие. И по ощущениям даже в несколько раз сильнее. Поэтому он решил покончить с этим раз и навсегда. Они либо переспят, либо их дружба, а заодно и его мучения закончатся прямо здесь и сейчас.       Одежда в руках Яна пережила ураган. Столько раз к ней не прикасались даже в магазине на прилавке, когда до того, как Чонвон стал её единоличным обладателем, её успели перетрогать сотни других людей. Мокрые ладони теребили полы рубашки, хаотично пропуская складки сквозь пальцы, и всё время норовили смять их, сжав практически невесомую ткань до побелевших костяшек. Хорошо, что она была немнущейся, иначе все его приготовления пошли бы коту под хвост.       Чонвон чувствовал, как липкий пот настойчиво покрывал всё его тело, завивая короткие тёмные волосы на затылке и у висков. Он медленно стекал по шее и спине, без спроса забираясь под рубашку и брюки, как наглая борделевская проститутка, и остановить это не смог даже недавно принятый душ. Дёрнул же его чёрт попросить Джея сфотографировать его.       Он и без всяких подручных средств терял дар речи и самообладание от одного чужого взгляда, а если тот будет ещё и пристально разглядывать его сквозь призму своего объектива, то о каком контроле со стороны Чонвона вообще может идти речь? Будет достижением, если он сможет не залить простынь слюнями за первые же пять минут нахождения в его квартире старшего. И дай бог, если только слюнями, а не чем похуже.       Он не знал, когда у него началось это помутнение. Не заметил, в какой момент взгляды стали длиннее и тяжелее, дыхание глубже и учащённее, прикосновения дольше и настойчивее. Не понял, когда именно дружеские разговоры превратились в попытку поймать каждое чужое слово и запечатлеть его на подкорках, чтобы раз за разом прокручивать в памяти и смаковать тихий хриплый голос, находясь на грани сна и реальности. Не заметил, когда дружеские объятия перестали восприниматься как таковые, а чужие прикосновения стали обжигать похуже огня и распалять чуть ли не с пол-оборота. Он не заметил, когда начал хотеть своего друга во всех смыслах этого слова.       Это вожделение мешало думать. Мешало дышать. Мешало находиться рядом. Каждое их совместное времяпрепровождение превращалось для Чонвона в пытку. Как будто заветную мечту разместили прямо под его носом, но настрого запретили к ней прикасаться, оставляя возможность только смотреть и фантазировать об её заполучении. Джей — экспонат в музее, выставленный на всеобщее обозрение, но помещённый в прозрачный стеклянный купол, лишенный доступа извне. «Руками не трогать», — гласила надпись на нём, но имела на Чонвона абсолютно противоположный эффект. Действовала не хуже, чем красная тряпка на быка.       До прихода старшего оставались считанные минуты, но буря в чонвоновой душе даже не думала успокаиваться. Подобно своему природному аналогу, она стремилась распространить своё влияние на максимально возможные расстояния, безобразно перекидываясь на физические ощущения и желания, заставляя хотеть, чтобы думать, и думать, чтобы хотеть... Мысли Яна о предстоящем совершенно не противоречили её стремлениям.       В действительности же Чонвон довольно смутно представлял себе, как будут развиваться события. Ещё расплывчатее ему представлялись его попытки прийти от обыкновенной фотосессии к тому, что он задумал. А задумал он… переспать с Джеем. Да, чёрт возьми, он собирался соблазнить своего друга. И да, он полностью отдавал себе в этом отсчёт.       Звонок домофона ни капли не усмирил возбуждённое состояние Яна. Он только сильнее заставил его занервничать и начать кусать ни в чём не повинные губы, рискующие уже до прихода гостя опухнуть и раскраснеться, что, может быть, даже и к лучшему. Не сумев унять дрожь, поселившуюся в кончиках пальцев, Чонвон большими усилиями снял трубку и открыл дверь. Теперь ему оставалось только ждать и постараться не испортить всё до того, как оно успеет начаться.       Джей увлёкся фотографией не так давно, и, конечно же, первым его подопытным, помимо природы и всякого рода мелочей, стал Чонвон. Не сказать, что сам Ян был очень рад такому развитию событий — с его выдержкой каждый подобный эксперимент рисковал закончиться трагедией, — но и против компании старшего ничего не имел. Особенно, когда тот позволял себе вольность и сам настраивал позы Чонвона, чтобы он лучше смотрелся в кадре. Настраивал позы и заодно проходился по всем его эрогенным зонам, которыми становились абсолютно все места, до которых он дотрагивался.       И как только Джей не заметил, как его прикосновения влияли на Яна? Он же буквально плавился, как воск вокруг фитиля. Смотрел на него, как кот на валерьянку.       Вынырнуть из собственных затягивающих мыслей Чонвона заставил тихий стук, раздавшийся с другой стороны двери. Он дёрнул ручку. И если до этого у него ещё был шанс передумать и всё отменить, то теперь пути назад не было: Джей уже оказался на пороге его квартиры.       Первое, что он увидел — тусклое розовое свечение, окутавшее Чонвона своими изящными щупальцами и исходившее от светодиодной ленты в другой комнате. Он сглотнул. В этом свечении, контрастирующем с полумраком помещения, его друг выглядел привлекательно. Очень привлекательно. Рубашка, свободно струящаяся по телу и не скрывающая из-за своей прозрачности практически ничего, что по-хорошему должно быть скрыто; рукава, закатанные до локтей и открывающие вид на аккуратные сплетения вен, усеявшие чужие предплечья; лёгкий макияж, едва заметный на чужом лице, но при этом выгодно подчёркивающие все его достоинства. Чонвон действительно постарался. Джей не нашёлся, что сказать.       Он чуть крепче сжал камеру в своих руках и, бросив смазанное приветствие, проследовал за другом вглубь квартиры.       — Выглядит эстетично, — тихо произнёс Джей, когда оказался в чужой спальне, где и находился эпицентр розового свечения, встретившего его в коридоре. — Я бы даже сказал, интимно.       Постель была небрежно расправлена, словно её хозяин только что с неё поднялся: одеяло скомкано у изголовья, простыни смяты в некоторых отдельным местах, подушка — прямо на краю, норовила свалиться в любое мгновение. Кровать выглядела как после близости, сексуального контакта. А разбавленный розовым полумрак и лёгкий аромат чего-то сладкого, витающий в воздухе, только сильнее укореняли эту мысль в голове Пака.       Неприличные картинки с участием Яна вихрем закружились у него перед глазами. Он отмахнулся от них и прошёл дальше.       — Да, — хриплым после долгого молчания голосом подтвердил Чонвон, заставив Джея поперхнуться про себя. — Мне давно хотелось попробовать фотосессию в подобном стиле. Спасибо, что согласился, — он посмотрел на Пака своими невинными кошачьими глазами, вынуждая устыдиться собственных мыслей. — Ты же не передумал?       — Нет, — слетело с его языка быстрее, чем следовало. Чонвон растянул губы в довольной улыбке. — Кажется, ты точно знаешь, чего хочешь добиться в итоге, — заключил Джей, ещё раз аккуратно осмотревшись по сторонам.       — Да.       Старший даже представить не мог, как точно он попал своими словами в цель. Ян действительно знал, чего хотел добиться. Не факт только, что самому Паку это понравится. Но Чонвон обещает, что всеми силами постарается, чтобы это было так.       Чонвон уселся на кровати, а Джей стал в ручную настраивать фотоаппарат, подсматривая в объектив — выравнивать свет, выставлять экспозицию, выбирать глубину. Шестерёнки в его голове закрутились с невероятной скоростью, подбирая нужные параметры. Не хотелось после стольких месяцев упорных тренировок ударить перед другом в грязь лицом. Всё-таки тот так сильно заморочился. Пальцы быстро шарили по настройкам как заведённые, а Чонвон не мог отвести от них взгляд. Да и не только от них. Весь Джей не отпускал его внимания с самого своего появления здесь.       Губы Яна в очередной раз варварски лишились ещё одного слоя кожи в попытках сдержать рвущиеся наружу звуки, а рот наполнился слюной.       Джею идёт розовый. Слишком идёт. Это, к слову, и было главной причиной, почему именно этот цвет он выбрал для осуществления своего плана. Если всё пойдёт по пизде, то он хотя бы визуально насладится своим другом, доводящим его до пика одним лишь своим видом. А если нет, то это станет приятным дополнением к не менее приятному исходу. Все в плюсе. И всё-таки Паку действительно идёт розовый. В нём он неимоверно красив. Чонвон убеждается в этом каждый день.       Это Джей должен быть в объективе, а не он. Это Джея нужно фотографировать до тех пор, пока память фотоаппарата не будет переполнена. Это его фотографии нужно проявлять в лаборатории и развешивать их, пока они не усеют собой всё помещение как паутина. Джей выбрал не ту сторону. Он должен быть в кадре, а не за ним.       Когда Пак снова взглянул на Чонвона сквозь призму для окончательной проверки, тот лежал на спине. Его взгляд, направленный снизу вверх, обезоруживал. Невинные кошачьи глаза больше не казались невинными. Джей чувствовал себя так, словно угодил в лапы самого опасного хищника. И неважно, что сейчас наблюдал именно он, а не за ним.       — Я-я готов, — сказал он, когда с настройками было покончено. В его горле было суше, чем в пустыне Атакáма.       — Я тоже, — приглашающе прошептал Ян. Джей списал это на своё разыгравшееся воображение и одёрнул футболку.       Если не считать этого мимолётного инцидента, ненадолго выбившего Пака из колеи, фотосессия, по его мнению, проходила вполне себе спокойно. Чонвон довольно профессионально позировал, приноровившись за все предыдущие, менее удачные разы, и фотографии получались действительно хорошими. Пару снимков Джей даже сохранит для себя как «те, которые не стыдно показать другим». Вот только их он никому не покажет. Возможно, даже Чонвону. Они получились слишком хорошо, слишком осязаемо, слишком слишком.       То ли дело в свете, играющем на воображении Пака, то ли в чужой полупрозрачной рубашке, с каждым разом оголяющей всё больше участков кожи, то ли в духоте комнаты и располагающей атмосфере, но Джей чувствовал, как ему самому в его рубашке, накинутой поверх простой чёрной футболки, становилось всё жарче. С каждой секундой желание скинуть с себя раздражающий предмет одежды росло только сильнее, но он боялся, что друг может неправильно его понять. Вот только неправильно — это как?       — И о чём ты только думаешь, Пак? — спросил он шёпотом у самого себя, но, кажется, достаточно громко, чтобы Чонвон услышал. На его вопросительный взгляд Джей попросил его поменять позу и выдохнул, когда тот выполнил его просьбу, ничего не заподозрив.       Движением, не лишённым лёгкости и утончённого изящества, Чонвон снова оказался на спине, головой к нему. Его кошачьи глаза снова были устремлены прямо в объектив, и в этот раз Джей точно это запечатлеет. Копна тёмных вьющихся волос эстетично спадала на оттеняющие её простыни и одеяло, и, сделав несколько коротких щелчков, Джей попросил Яна придвинуться ближе. Теперь эстетично спадали не только волосы, но и вся голова Чонвона. И не на простыни, а с края кровати.       Сделав пару снимков друга с запрокинутой головой и пересмотрев их несколько раз в своей галерее, Пак пришёл к выводу, что они практически идеальны. Не хватало только какого-то акцента, который бы сразу бросался в глаза и, один раз притянув к себе внимание, не отпускал бы его до самого конца. Чего-то цепляющего, чего-то блестящего… Блестящего.       — У тебя есть блеск для губ? — неожиданно спросил Джей, столкнувшись с чужим заинтересованным взглядом. — Желательно прям с блёстками, не прозрачный.       О том, что он хочет сделать ударение на губах Чонвона, Пак осознал лишь за секунду до своего вопроса, что стало удивительным даже для него. Сама эта идея хотя бы на мгновение должна была смутить хоть какую-то его часть, однако этого не произошло. Наоборот, сейчас желание выделить из всего Яна именно его губы казалось ему самым естественным и правильным из всех возможных.       Чонвон коротко махнул головой в направлении ящика, и дальше, отложив фотоаппарат и наказав Яну больше не шевелиться, за дело принялся Джей. Он быстро нашёл искомое — небольшую плоскую баночку с густой полупрозрачной жидкостью — и совершенно не заметил облегчённый выдох, сорвавшийся с чужих губ. Лёгким движением пальцев Пак открутил маленькую металлическую крышку, и в нос ударил запах сахарной клубники.       — Пахнет… вкусно, — сказал он, чтобы немного разбавить повисшее молчание.       — Его ещё и есть можно.       Джей поднёс баночку поближе к лицу, но попробовать её содержимое так и не решился. Вместо этого он набрал немного на пальцы и стал аккуратно наносить на чужие приоткрытые губы, осторожно выводя только ему понятные рисунки и выглядя при этом безумно завораживающе. Хотя, возможно, тут дело в восприятии Чонвона. Ян уверен, танцуй Пак джигу-дрыгу в костюме фламинго, в его глазах он всё равно выглядел бы так же. Но проверять свою теорию ему, если честно, не хотелось.       Смотреть на сосредоточенное лицо Джея — одно удовольствие. Делать то же самое и при этом чувствовать его невесомые поглаживания на своих губах — удовольствие лично для Чонвона. Он готов отдать всё, что у него есть, лишь бы эти мгновения не заканчивались. Кот внутри него чувствовал, что сейчас так давно желаемая валерьянка была ближе, чем когда-либо до этого.       Сделав последние штрихи и равномерно распределив блеск по коже, Джей не спешил убирать руки от Яна. Как завороженный он водил по красивым губам, подушечками собирая каждую трещину, каждую шероховатость, встречающуюся на пути. Его взгляд то и дело падал на чужой подрагивающий кадык, а руки так и чесались соскользнуть дальше — выглядывающие из-под расстёгнутого воротника ключицы так и манили прикоснуться к себе, призывая оставить блёстки и на них. Плавно вздымающаяся и опускающаяся от глубокого дыхания грудь заставляла его собственную подстраиваться под заданный ритм и дышать в такт вместе с ней.       Уличив момент, когда Джей практически полностью растворился в лиминальности, Чонвон аккуратно обхватил губами чужую фалангу, обжигая её теплотой своего рта, и посмотрел прямо на Пака, чтобы иметь возможность по лицу отслеживать его реакцию. Тот всё ещё был отвлечён от реальности, и Чонвон не хотел спугнуть это его состояние. Не спеша он скользнул дальше, легонько посасывая губами кожу, и, невесомо обведя языком палец, стал слизывать с него остатки блеска, забившиеся в порах и папиллярных линиях. Теперь обратить внимание на что-то ещё помимо этого, Джею просто не представлялось возможным.       Когда их взгляды пересеклись, Чонвон впервые увидел, насколько тёмными были чужие глаза. Как сама ночь, помещённая в чёрную дыру и присыпанная сверху тысячами нанотрубок, поглощающих свет и отражающих только считанные его доли. Поддавшись адреналину, зрачки практически полностью вытеснили собой радужки, заставляя человека, на которого они были направлены, затрепетать от своей глубины. Чонвон сглотнул. И ощущения, которые он этим породил, вызвали в Джее бурю всего того, чего ему ещё никогда не приходилось испытывать в отношении Яна.       Он наблюдал, как тот захватывал губами всё больше его кожи, и чувствовал, как узел в животе с каждым прикосновением завязывался всё сильнее, щекоча изнутри и заставляя дыхание сбиваться каждый раз, едва оно успевало приходить в норму. Теперь жар ощущался не только под рубашкой — он растекался прямо по венам, охватывая каждую частичку его тела, и скапливался внизу живота. Сейчас списать всё происходящее на своё воспалённое воображение Пак мог только едва ли. Но он всё равно не оставлял попыток это сделать.       Чонвон выпустил его пальцы с характерным звуком.       — Я же говорил, что он съедобный.       Слова слетели с его языка так легко, словно это не он только что по-блядски сосал чужие пальцы, высасывая душу. Пак был уже в шаге от того, чтобы поверить, что всё это ему только померещилось, но фантомные прикосновения слишком ярко ощущались на его руках.       Больше чего-то подобного Чонвон не выкидывал, продолжая позировать как ни в чём не бывало, и Чонсон и вправду начал сомневаться в своей адекватности и способности отличать желаемое от действительного. Раз за разом его мысли неизменно прибегали к вопросу, в какой момент его желаемое вдруг приобрело образ ласкающего его пальцы Чонвона, и на этом череда его размышлений прерывалась. Надпись «извращенец» большими жирными буквами бегущей строкой поселилась его в голове.       Отделаться от навязчивых образов друга оказалось не так просто, особенно когда одежды, скрывающей чужое и, как оказалось, очень привлекательно сложенное тело, становилось всё меньше и меньше, а позы с каждой вспышкой становились только раскованнее и раскрепощённее. Теперь-то Пак точно не сомневался в необходимости проверить голову: в здравом уме люди явно не представляют, как проходятся языком по всем выступающим частям своего друга, и уж точно не возбуждаются из-за этих мыслей, мелькающих в сознании. Чонсон пролетает по всем фронтам.       На самом деле с количеством одежды Джей погорячился: её-то на Чонвоне было столько же, сколько и при их первой встрече в коридоре. Вот только площадь, которую она покрывала, действительно стремительно сокращалась, и это совершенно было не на руку Паку. Это только сильнее отвлекало и вынуждало его всё время прерываться, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. И местами у него это даже получалось. Но потом Ян снова игрался с перстами или губами, и всё приходилось начинать по новой. Картинка Чонвона с его пальцами во рту была слишком свежа в его памяти.       — Что-то не так? — спросил Ян, когда старший в какой-то момент затих и, закрыв глаза, начал размеренно дышать, сжимая фотоаппарат в своих ладонях. Ян подошёл поближе.       — Нет, — ответил Пак, сделав очередной глубокий вдох, и распахнул глаза. — Да.       Чонвон стоял в шаговой доступности. Ближе, чем следовало. Рубашка медленно спадала с его плеча, приковывая взгляд, и волнами собиралась у предплечья. Чонсон дважды отводил глаза, но те, кажется, жили своей жизнью. Ян аккуратно позвал его, призывая посмотреть на себя, но он сопротивлялся. Боялся, что если посмотрит, перестанет сдерживаться. А он и так практически перестал.       — Джей, — снова позвал Чонвон, и его приглушенный голос эхом отозвался в ушах Пака. Ему невозможно было сопротивляться.       Особенно, когда он произносит его имя так.       — К чёрту, — Джей смотрел вперёд и видел перед собой только блестящие в розовом свете губы. — Просто к чёрту.       Момент, когда чужие уста накрыли его собственные, Чонвон ощутил сразу. Конечно, когда в твой рот буквально впиваются с настойчивым и нетерпеливым поцелуем, не заметить это довольно проблематично. Старший, точно добравшийся до оазиса бедуин, утолял мучительную жажду резкими глотками: кусал больно, целовал грубо, держал крепко. Чонвон не мог думать ни о чём, кроме ненасытных сильных рук и чужого языка, по-хозяйски орудующего в его рту.       Если до этого твёрдо стоять на ногах не составляло для него особого труда, то теперь, когда возбуждение и адреналин подкашивали колени, оставаться в вертикальном положении было затруднительно. Руки Яна обвились вокруг чужой шеи в поисках опоры, а губы стали подстраиваться под чужой бешеный темп, однако угнаться за Паком было практически невозможно. Вот только тому, кажется, было всё равно.       Будь Чонсон хоть на капельку осмысленнее или хотя бы менее заведённым, он наверняка бы поумерил свой пыл или даже задумался о неправильности происходящего, но, видимо, звёзды не сошлись. Вместо этого он просто целовался с Чонвоном, со своим другом, попросившим его о фотосессии, находился в чужой квартире и жадно терзал чужие губы, не сумев сдержать чудовище внутри себя. Ещё и без колебаний мог заявить, что останавливаться на этом не собирался, хоть и не думал, что в итоге всё сведётся именно к этому.       Убеждения рассыпались прямо на глазах, но подумать об этом у Пака не было времени: он пытался ухватить как можно больше от всего, до чего успевал дотянуться.       Лёгкие горели огнём, но Чонвон не отстранялся. Он наконец-то добрался до своей мечты, дотронулся до музейного экспоната, вкусил валерьянку. И был бы просто дураком, если бы самолично отказался от всего этого. Дрожали не только колени, тряслось всё тело. И будь Чонсон менее увлечён истязанием чужих клубничных губ, он бы это обязательно заметил.       Во рту мешались приторность блеска, терпкость и солёность пота. Духота в помещении стояла невыносимая. Ян буквально чувствовал, как она давила на горло и носоглотку. А ещё чувствовал, как хватка на его теле становилась увереннее и сильнее, и это только распаляло пожар в его душе. Он даже не догадывался, что в его друге скрывалось это. Не думал, что в его чутком и заботливом старшем сидело то, что сейчас заставляло Чонвона захлёбываться в ощущениях в прямом и переносном смысле этого слова.       Не мог тот, кто всегда был самым осторожным в прикосновениях, целовать так, что немели губы. Это просто не укладывалось в голове. Как, в принципе, и сам Джей, целующий и трогающий его так, как обычно не трогают и уж точно не целуют обычных друзей.       Его рука скользнула под рубашку, заставляя живот Чонвона напрячься, а дрожь усилиться. Прошлась по прямой и поперечной мышцам, пересчитала рёбра. Чонвон задержал дыхание, чтобы не спугнуть чужие прикосновения, но тщетно: уже через секунду обжигающая ладонь исчезла с его тела, заставляя кожу покрыться мурашками из-за контраста температур. Исчезла, но только для того, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.       Не мешкая, Джей подхватил Яна под бёдра, тем самым выбивая у него воздух из лёгких и выкрик из груди, который сразу же заглушил своими губами. Крепкая и частично дикая хватка спазмами отдалась в паху Чонвона, заставляя прижаться ближе. Он вцепился пальцами в чужие плечи, сжимая до побелевших отметин.       Джей врезался в манящие губы с ещё более жадным и нетерпеливым поцелуем, хотя, казалось бы, куда нетерпеливее. Однако сегодня старший не переставал его удивлять, поэтому Ян просто позволил ему вытворять со своим телом всё что душе угодно и принялся отвечать на чужие прикосновения с не меньшим энтузиазмом. Он тесно прижался пахом к чужой ширинке. Возбуждение Пака ощущалось так же отчётливо, как и его собственное.       — Я же не сумасшедший? — прошептал Джей, нависнув над Чонвоном, когда они оба оказались в горизонтальном положении на кровати последнего, тяжело дыша. — Мне же это не привиделось? Всё то, что было?       Слова затерялись в сбитом дыхании, заставив Яна несколько раз прочистить горло перед ответом. Мысли разбегались. Они цеплялись только за отдельно стоящие детали, над которыми Чонвон не имел никакой власти, но которые имели безграничную власть над ним: чужой хриплый голос, фантомные ощущения на своих губах, низкий шёпот. Ему потребовалось немало времени, чтобы наконец собрать своими мысли в кучу и ответить. Точнее, промычать ответ.       — Нет, — прошептал он невнятно, инстинктивно потянувшись к чужим губам за новой порцией ласк, но был жестко обломан. — Не сумасшедший.       — Тогда зачем? — Чонсон напрочь отказывался предоставлять Яну требуемый поцелуй до тех пор, пока он сам не получит желаемое — четкие ответы на все свои вопросы. — Для чего? Просто ответь.       — Джей, — простонал Чонвон, играя не по правилам, но абсолютно наплевав на этот факт, и заглянул Паку прямо в глаза. — Трахни меня.       Шестерёнки в голове фотографа больше не крутились: они дали сбой ещё в тот момент, когда его губы коснулись чонвоновых, и сломались напрочь, подчистую разрушив весь большой и сложный механизм. Джей смотрел в чужие глаза и видел в них только неконтролируемое желание, которое гарантировано читалось и в его. Теперь все границы были стёрты окончательно. Дважды ему повторять не нужно.       Чонвон заворожённо следил за Джеем, торопливо скидывающим свою рубашку, и лихорадочно теребил полы собственной. Он залип на вид чужих сильных рук, выглядывающих из-под рукавов тёмной футболки, и перекатывающихся под кожей мышц. Предвкушение волнами растекалось по телу, вгоняло в краску, щекотало нервы. Он готов поклясться, что неистовый стук его сердца было слышно даже в соседних квартирах.       Джей прильнул губами к чужой шее, аккуратно всасывая кожу и оставляя невесомые поцелуи по всему её периметру, начиная от основания и заканчивая в непримечательном местечке за ухом. Иногда в ход пускались зубы, выбивая то ли всхлипы, то ли стоны из груди Яна, но места укусов сразу зализывались или нежно зацеловывались в утешении. В этом был весь Пак. Теперь Чонвон снова узнавал своего чуткого и заботливого друга.       Он немного приподнялся на локтях, чтобы стянуть с себя свою полупрозрачную рубашку, которая и так уже ничего не прикрывала и держалась на одних только предплечьях, заметно сковывая движения. И притянул Пака ближе к себе, направляя его голову ниже.       Джей понял намёк и принялся выцеловывать чужие ключицы, уделяя внимание каждой частичке, до которой дотягивались его язык и губы, ладонями очерчивая рёбра. Умоляющее хныканье сорвалось с припухших губ, когда он спустился к груди и, будто специально игнорируя бусинки уже давно затвердевших сосков, принялся водить языком где угодно, но не там, где просил Чонвон.       Младший задыхался, подставляя грудь под чувственные губы, но добиться желаемого не получалось. Ян был полностью во власти Джея, и только он мог решить, стоит ли ему прекращать эту пытку или нет. А он планировал как следует отыграться на Чонвоне за весь тот цирк, который этот засранец здесь устроил. В какой-то момент Пак действительно начал думать, что он сошёл с ума.       Чонвон не знал, сколько это продолжалось, но когда терпеть стало совсем невыносимо, Джей всё же сжалился над ним и подарил такие нужные сейчас прикосновения, от которых Яна откровенно повело. Пак прикусил набухшую бусинку, одновременно с этим расстегивая ширинку на чужих брюках, и сразу же запустил руку под кромку белья. Он прошёлся сразу по всей длине и услышал звуки, которые и не думал когда-нибудь услышать от своего друга. Хотелось записать их на диктофон и переслушивать при любом удобном случае.       Откинутая назад голова едва не ударилась об изголовье, но Чонвону было плевать. Он не заметил бы этого, даже случись у него сотрясение. Перед глазами всё плыло и без всяких травм.       — Быстрее, пожалуйста, — проскулил он, но у Джея на этот счёт были свои планы.       — Презервативы, Чонвон.       Чонвон в спешке указал Паку на уже знакомый ему ящик, и тот послушно потянулся за контрацептивами. Вместе с небольшой пачкой, которая оказалась нераспакованной, Джей выудил оттуда ещё и баночку с лубрикантом, удивительно похожую на ёмкость с блеском, чем он и поспешил поделиться с Яном.       — То есть, протяни я руку чуть дальше, и на твоих губах могла оказаться смазка? — спросил Джей, старясь не обращать внимания на то, как предательски дернулся член в его джинсах, и закрыл ящик.       — Они отличаются запахом, — возразил Чонвон, заливаясь краской, чего, к счастью, в розовом свете видно не было совершенно, и после недолго молчания продолжил: — Но её есть тоже можно.       То, как сильно расширились зрачки Джея, Чонвон увидел даже на расстоянии. Кажется, тот случай с пальцами до сих пор не выходил у него из головы. Немного покрутив баночку в руках, старший снова вернулся к Яну, удобно расположившись у него между ног.       — Ты обязательно провернёшь эту штуку с пальцами ещё раз, но сейчас я слишком сильно хочу исполнить твоё желание, — он принялся стягивать с Яна брюки вместе с бельем, наблюдая за реакцией. — Не за бесплатно, конечно. И, может быть, одними пальцами ты не отделаешься.       Член Чонвона так сильно изнывал по чужим прикосновениям, что он был готов на что угодно, лишь бы снова почувствовать такое нужное сейчас давление, и бессвязно кивнул. Пак понял, что сейчас торговаться с Чонвоном о чём-то было бессмысленно, так что он обязательно повторит своё предложение позже, а пока что он пошире раздвинул чужие ноги, открыв себе лучший обзор на изящные изгибы чужого тела. И почему он раньше не замечал, насколько его друг красив? Всё же было прямо на поверхности.       Под чужим пристальным взглядом Чонвона инстинктивно посетило желание прикрыться или хотя бы немного сомкнуть колени, но сидящий точно между ними Пак не позволил этому случиться. Он положил руку на чужое бедро, выводя на нём незамысловатые узоры, и повёл ею до самой тазовой косточки. Нежная кожа под ней покрылась электрическими разрядами.       Возбуждение в очередной раз взяло вверх над Яном, и он разжал колени, за что сразу же получил одобряющие поглаживания и невесомый поцелуй около чашечки. Когда послышались звуки открывающейся крышки и рвущейся упаковки, Чонвон прикрыл глаза. Возбуждение возбуждением, но обычное человеческое смущение ещё никто не отменял. Да, он много раз воображал себе подобную сцену во всех красках и подробностях в своих мыслях, но реальность от этого быть смущающей всё ещё не переставала. Всё-таки он лежал абсолютно голый перед своим другом, который, в свою очередь, собирался его растягивать — это явно нельзя назвать тем, к чему можно подготовиться. Представляй Чонвон себе это хоть тысячи раз, он всё равно бы чувствовал себя точно так же.       Но даже несмотря на смущение, Чонвон предвкушал. С закрытыми глазами все чувства обострялись, и он не мог определиться, чего хотел больше: чтобы Джей не торопился, до последнего растягивая удовольствие и позволяя ему в полной мере насладиться происходящим, или, наоборот, поспешил и наконец дал Яну то, чего он так давно жаждал — себя. Бёдра мелко подрагивали в нетерпении, и, кажется, Чонвон понял, к какому варианту склоняется больше, но Пак почему-то медлил. Ян уже слышал, как тот открыл баночку с лубрикантом, но дальше ничего не последовало. Он понимал, что перед проникновением смазку следует хорошенько разогреть, но, кажется, старший делал это как-то подозрительно долго.       Ян вздрогнул, почувствовав, как матрас рядом с его головой немного прогнулся, но глаза не открыл. Как жаль, что именно этого Джей от него и добивался.       — Посмотри на меня.       Пак вспомнил, как ещё недавно Чонвон сам был на его месте и так же уговаривал его поднять взгляд, чтобы пересечься глазами, и лёгкая улыбка пробежала по его губам. Он мягко прошёлся ладонью по чужой щеке, показывая, что ему можно доверять. Он всё ещё тот Джей, который всегда о нём беспокоится и старается сделать так, чтобы Ян чувствовал себя хорошо. Чонвон открыл глаза.       — Мы можем прекратить, если ты хочешь, — произнёс Пак, не переставая поглаживать чужую щёку, но Чонвон отрицательно замотал головой.       — Не хочу.       — Уверен?       Вместо ответа Ян притянулся его за шею и поцеловал. Но не так, как в прошлые разы. Медленно, с чувством, вкладывая в поцелуй все свои намерения, смакуя чужие губы так, словно они — самое вкусное, что существует на планете. Чонвон уверен. Он уверен как никогда.       — Хорошо.       В подтверждение своих желаний Ян дёрнул чужую футболку, и Пак, ловко избавившись от раздражающего предмета гардероба, снова прильнул к сладким губам, чтобы оставить на них последний короткий поцелуй, прежде чем приступить к растяжке. Чонвон хотел попросить Джея не осторожничать, ведь в отличие от фотографа, он к такому развитию событий подготовился, но когда в него вошло сразу два пальца, понял, что явно переоценил свои возможности. Он лишь сжал простыни под своим ладонями и тихо простонал, сморщившись.       Чонвон не раз ласкал себя пальцами, представляя на их месте член или пальцы Джея, но это далеко не одно и то же. В те разы он сам контролировал весь процесс, зная, куда направится дальше и что случится в следующую секунду. Теперь же всё зависело от совершенно другого человека, предугадать действия которого было практически невозможно. Да и различия в размерах тоже играли свою роль. Пальцы Джея был длиннее и грубее чонвоновых, и это тоже надо было учитывать.       Джей растягивал осторожно. От того грубого и резкого парня, который безжалостно издевался над его губами ещё некоторое время назад, не осталось и следа. Уверенность и твердость, словно старший всю жизнь только этим и занимался, всё ещё отчётливо прослеживалась в чужих движениях, но они были настолько деликатными и осмотрительными, что Чонвон плавился в чужих руках.       На теле Яна уже давно выступили бисеринки пота, окрашенные ярким малиновым цветом от диодов на потолке, и Джею казалось, что ничего восхитительнее в своей жизни он не видел никогда. Красивое, податливое тело в его руках, ярко отзывающееся на все его прикосновения; розовые блики, отражающиеся на бархатистой коже и кружащие голову любому, увидевшему их, вкупе с дурманящим клубничным ароматом; блестящие губы, искусанные от напрасных попыток не стонать при особенно глубоких проникновениях, но всё равно невероятно привлекательные, так и манящие их поцеловать. Джей не мог поверить, что всё это действительно происходит с ним.       Пальцы старшего разъединялись на манер ножниц, подготавливая, а потом входили особенно глубоко, выбивая крышесносные стоны каждый раз, когда проходились по простате. Губы Пака снова вернулись к чужой груди и шее, а язык слизывал выступающий пот во впадинках острых ключиц.       — Пожалуйста, Джей, — прохрипел Чонвон, когда одних лишь пальцев стало мало, но Джей заглушил чужие мольбы в поцелуе, отвлекая. Растворившись в этих ощущениях, Ян совершенно не заметил звуки расстёгивающейся молнии и шуршание пакетика с презервативом.       Чонвон прошипел, когда чувствительную часть ниже пояса прострелила неожиданная боль. Пальцы снова стали искать, за что бы ухватиться, но обнаружили только и так уже измученные простыни и плечи Джея. Ян впился в чужие лопатки в попытках отвлечься от неприятных ощущений, но от самого проникновения не уходил. Знал: дальше — больше. Пак нашёптывал успокаивающие слова ему на ухо, и Ян старался сконцентрировать своё внимание именно на них, а не на боли в пояснице и ниже.       Первый толчок породил первый стон. Чонвон уже и забыл, как это приятно, когда внутри тебя находится член, даря такую потрясающую заполненность, и так идеально давит на простату. Не идёт ни в какое сравнение с его пальцами. Чонвону хотелось раствориться в этих мгновениях и в человеке напротив и сделать всё, чтобы Паку было так же хорошо, как ему. Его бёдра раздвигались, подаваясь навстречу. Он раскрывался перед Джеем, доверяя ему полностью.       Ян смотрел на друга, глазами очерчивая чужие контуры, так сильно выделяющиеся в рассеянном световом потоке: плотно сжатые губы, насупившиеся брови, сосредоточенное лицо с поплывшим взглядом, острые скулы. Розовый ореол, окутавший силуэт Пака, заставлял и так перевозбуждённое тело Чонвона возбуждаться по новой. Боль отошла на второй план: ему было хорошо.       Ян чувствовал, что близится к разрядке, но так скоро заканчивать такую долгожданную эйфорию ему не хотелось. Он знал своего друга: тот всегда ставит желания Яна выше своих, и Чонвон уверен, что в сексе эта его особенность вряд ли как-то изменится. Пак скорее убедится, что прежде всего удовольствие получил Чонвон, а потом уже позаботится о своём собственном, но Ян так не хотел. Он хотел, чтобы Джей увидел и ощутил всё то же самое, что и он, а потому нехотя отстранился и поменял их местами.       Теперь Чонвон сидел на Джее, провалившись коленями в матрас по обеим сторонам от его бёдер. Он много раз представлял, как седлает Пака в своих неприличных фантазиях или перед сном, но реальность, как всегда, оказалась лучше всяких самых ярких картинок. Ощущение крепких рук на своих бёдрах, заинтересованный взгляд выразительных глаз вкупе с сексуально закушенной нижней губой, ободряющие поглаживания больших пальцев. Ноги дрожали от близости к пику, скользя по простыням, но чужая сильная хватка не позволяла упасть окончательно.       Ян упёрся руками в подкачанную грудь и стал аккуратно насаживаться на член. Горячие ладони на его бёдрах помогали ему делать это не спеша, и плавно, сантиметр за сантиметром, Чонвон всё же опустился на всю длину, прямо до основания. Все его представления об этом, рисовавшиеся в его сознании, меркли по сравнению с действительностью. Ощущения обострились до предела, а заполненность и давление на простату ещё никогда не чувствовались так правильно, как сейчас. Ян уверен, если бы не руки Джея, придерживающие его всё это время, он бы наверняка свалился от переизбытка эмоций и впечатлений.       Пак смотрел на друга и не мог насмотреться. Вид старающегося Чонвона, двигающегося на его члене, навсегда останется перед его глазами и будет всплывать в памяти каждый раз, когда ему будет встречаться любой оттенок розового. Теперь эти два понятия стали для него равнозначны: Чонвон — это розовый, розовый — это Чонвон.       Ян поднимался и опускался на его бёдрах, создавая невыносимо пошлые хлюпающие звуки, растягивая удовольствие и протяжно всхлипывая при каждом особо глубоком проникновении. Они оба наслаждались этим садистски-медленным темпом, но вскоре Паку стало мало. Джей ускорился, подмахивая бёдрами навстречу Яну и выбивая из него громкие стоны, эхом разносившиеся по комнате. Пак искренне надеялся, что в его квартире была хорошая звукоизоляция, всё-таки быть прерванными прямо в середине процесса недовольными соседями ему совершенно не хотелось.       Чонвон потянулся руками к своему истекающему смазкой члену, но Джей опередил его намерения и сам накрыл рукой чужую пульсирующую плоть. Он сжал член у основания, чем сразу же вызвал очередной протяжный стон, и с нажимом прошёлся по всей длине, уделив тщательное внимание головке.       Это стало последней каплей. Чонвон чувствовал, что он на грани, и потому совсем забыл, что он на Джее и что ему нужно двигаться, но, к счастью, об этом не забыл Джей. Он ловко перевернул их обратно, придерживая друга за талию, и возобновил быстрый темп и движения на паху Чонвона, доводя того до исступления. С глухим стоном Ян кончил прямо в кулак Джея, запрокидывая голову и судорожно хватая губами воздух, которого в комнате, казалось, было невыносимо мало.       Он потянулся к Джею, ища чужие губы своими, и довольно простонал прямо в поцелуй, когда всё же нашёл. Пак чувствовал пульсацию вокруг своего члена и, сделав ещё пару глубоких толчков, тоже излился с низким стоном, до побелевших костяшек сжав бёдра Чонвона.       Оставив на искусанных губах последний тягучий поцелуй, Джей поднялся с Яна и, сняв презерватив, лёг подле него, прикрыв уставшие от постоянного розового свечения глаза. Пытался отдышаться. В его голове была куча вопросов, которые он хотел задать, но не мог из-за простого отсутствия сил. Он точно не жалел о случившемся, но и что делать с этим дальше, тоже не знал. Всё это произошло так неожиданно.       Пак почувствовал копошение возле себя, а через секунду — чужое разгорячённое тело, прижавшиеся к нему сбоку и уложившее ладонь ему на грудь. И громкий стук собственного сердца. Он приподнял руку, позволяя Яну поудобнее улечься на его плече, и губы сами растянулись в довольной измученной улыбке.       — Обещай, что больше никого не будешь фотографировать так, — прошептал Чонвон охрипшим от стонов голосом и уткнулся носом в чужую шею в попытках скрыть вторую волну с запозданием накатившего смущения.       — Только если ты пообещаешь больше никого не просить о таких фотосессиях, — согласился Пак, вплетая пальцы в чужие взмокшие волосы, массируя.       — Кроме тебя?       — Кроме меня, конечно.       Они разберутся. Они обязательно во всём разберутся.