Под знаменем луны

      Время — полночь. Ген выходит из подвала, вытирая руки самым дешёвым полотенцем из ближайшего гипермаркета, а затем выкидывает его в мусорку в одной из уборных и всё же суёт руки под холодную проточную воду, глядя на своё отражение до тех пор, пока кончики пальцев не начинает покалывать от холода. Смаргивая наваждение, Асагири трясёт головой, а затем всё же вспоминает, что, несмотря на только что закончившиеся пытки зомби из подвала, который только отвратно смеялся, но так ничего толкового и не сказал, он сегодня ещё и по земле чуть ли не в обнимку с вампиром валялся, а потому, не долго думая, охотник закрывает дверь на ключ, скидывает вещи в корзину для белья, хотя их легче сжечь, чем отстирать от останков монстра, и заходит под заранее включенную воду в душе. Почти прозрачные стеклянные стенки сразу покрываются конденсатом из-за слишком большой разницы температур, а комната наполняется белёсым паром, пока Ген стоит, подняв голову и закрыв глаза. Горячая вода смывает всю грязь с тела и кажется, что вместе с ней уходит всё накопившееся за весь день напряжение. Асагири выдыхает и резко сгибается чуть ли не пополам, одной рукой упираясь в стенку душевой кабины, но затем скользя по ней ладонью и садясь сначала на корточки, а затем и вовсе на колени, и хотя душевая кабина для такого не предназначена, охотник совершенно не чувствует неудобства. Он слишком глубоко дышит и не может вздохнуть, хотя это вовсе не из-за пара — в голове проносится собственный испуг и мысли о смерти, когда память подкидывает картинки нависающего над ним вампира, который затем кусает и с омерзительной улыбкой на губах отстраняется. Ген хватается за шею, нащупывая пальцами отвратительную рану, потому что укусы в фильмах о вампирах и в настоящей жизни совершенно разные, и жмурится, мечтая о том, чтобы влага из глаз была всего лишь попавшей в них водой, а не слезами страха. А ведь он почти умер, если подумать, и умер бы, если бы просчитался в своих догадках, и Сенку оказался не сыном Бьякуи, живущим под одной крышей с одним из лучших современных охотников Стенли Снайдером.       При мысли о бывшем напарнике становится только хуже — Ген отчётливо понимает разницу в их способностях, за что внутренние демоны начинают с ехидными улыбками рвать когтями душу и, не выдерживая, Асагири с чувством дёргает рукой, меняя направление крана. Вскоре на него начинает хлестать ледяная вода, и Ген всё же приходит в себя, медленно поднимаясь на ноги. Он протирает запотевшее стекло влажной ладонью и с горечью смотрит на своё отражение, даже не чувствуя холода как такового. Очень хочется разбить зеркало, чтобы не видеть этой болезненной улыбки на собственном лице, но Асагири сдерживается, понимая, что так может всех разбудить, тем более, они все ещё и спят на этом этаже. Не хотелось бы снова пугать Стенли своими проблемами, поэтому Ген спустя несколько минут, когда уже и губы синеют от холода, делает температуру воды теплее и берётся за гель для душа с запахом лаванды и каких-то тропических фруктов. Он ненавидит этот гель для душа, но только он и может скрыть запах монстров после драки. Собственно говоря, именно поэтому Ген его и ненавидит. Как ненавидит монстров, потому что родители учили их убивать с самого детства. Кажется, это всё из-за его сестры. По крайней мере, родители часто говорили, что, когда они ещё не знали о монстрах, у него была сестра. А теперь из-за тех же монстров у него нет и родителей… Асагири тихо-тихо смеётся до тех пор, пока не срывается в надрывный кашель. Это даже забавно, ведь он просил родителей тогда не идти на охоту — они только вернулись, и отец был ранен в ногу. Но они нашли альфу вампиров — того самого, из-за которого и ступили на путь охотников много лет назад. И из-за которого теперь больше никогда не смогут вздохнуть даже в облике призраков, потому что Ген чётко помнит, как горели их тела, когда ему с несколькими охотниками за спиной удалось отыскать их…       Из душа Асагири выходит с неестественно-радостной улыбкой и накидывает на себя фиолетовый пушистый халат, который специально висит в душе на случай, если ему придётся неожиданно его принимать. Но сейчас Ген снова смотрит на своё отражение и позволяет ткани плавно осесть на пол, потому что не может видеть на себе лиловый цвет — цвет платья, в котором погибла его мать. Вытащив из стиральной машины серые штаны, которые он кинул туда перед приездом в город, но так и не успел постирать, охотник натягивает их и начинает вытирать кончики волос, с которых капают капли воды и разбиваются о белоснежный кафель. Из ванной он выходит только спустя минут десять, позволяя воде стекать с волос на оголённый торс, а белым полотенцем обмотав костяшки ладони правой руки. Белый ворс окрашивается его кровью просто потому, что смотреть на своё улыбающееся отражение оказалось слишком тяжело… Асагири планирует вернуться в ванную и убрать осколки зеркала буквально через полчаса, когда найдёт, во что сможет переодеться, да нормально перемотает ладонь, но свет из-под двери в библиотеку меняет его планы. Ген тихо открывает дверь и смотрит на сгорбившегося над отцовской записной книгой Сенку, настолько поглощённого чтением, что он не услышал бы, даже завались сюда всё вампирское гнездо разом. Асагири тихо хмыкает и крадущейся походкой подходит ближе, пока не останавливается за спиной студента и не наклоняется, чтобы чётче видеть, на какой именно тот сейчас странице. И, конечно же, он читает про вампиров. А рядом с блокнотом Бьякуи — какой-то огрызок бумаги и карандаш, которым Ишигами делает пометки. Ген щурится, пытаясь разобрать замысловатый почерк Сенку, и думает о том, что ему следовало идти в медицинский, а не на физика. Забавно, но Ишигами до сих пор не заметил его присутствия, хотя длинная белая прядь чуть ли не щекочет ему шею. Ген с интересом смотрит, как Сенку выводит уже читабельным почерком на листе вопрос «Почему не серебро?» и понимает, что студент составляет список вопросов, которыми потом будет засыпать отца или самого Гена, потому что Ксёно в этом не разбирается от слова совсем, а Рюсуй и Хьёга свалили почти сразу же, как охотник, его муж и их приёмный сын расположились в двух соседних комнатах.        — Серебро действует только на оборотней и ещё некоторых существ, Сенку-чан, — мягко улыбается Ген, не замечая, как из головы выветриваются все те мысли, которые мучали его ещё пять минут назад.       Ишигами крупно вздрагивает, мысленно коря себя за невнимательность, и оборачивается, замирая и распахивая глаза. Он уже видел Гена без рубашки, но, когда охотник чуть ли не умирал у них на диване, было не до этого. Но сейчас Сенку спокойно может рассмотреть чужой рельефный торс и тёмную полосу волос, которая скрывается под штанами. Не желая об этом думать и позволять своему воображению хозяйничать над ним, Ишигами поднимает взгляд, сильнее сжимая карандаш в ладони и снова замирая, когда в глаза попадает пентаграмма на чужой ключице. Ген с интересом склоняет голову к плечу по, как постоянно замечал Цукаса, кошачьей привычке, и хитро щурится, когда Сенку, явно сам того не осознавая, прикасается к чёрной татуировке пальцами и медленно проводит по ней, глядя каким-то слишком завороженным взглядом. Асагири наконец-то понимает, что начинает происходить с, по его мнению, ребёнком, и делает шаг назад, на этот раз хмурясь и поджимая губы — последнее, чего ему хотелось бы, так это чтобы у Сенку вырабатывался стокгольмским синдром. Нет, Ген, конечно, не маньяк, а Сенку — не его жертва, но он охотник, и последнее, что ему нужно — так это чувства в свою сторону. Одноразовый секс с девушкой из клуба в городе, где у него задание? Да пожалуйста. Влюблённость со стороны студента и, тем более, приёмного сына одного из его лучших друзей? Нет, спасибо. Асагири тяжело вздыхает и выдвигает соседний стул, садясь и закидывая ногу на ногу, а затем упираясь локтями в колено и ставя подбородок на сцепленные в замок ладони.        — Послушай, Сенку-чан, тебе это совершенно не нужно, — серьёзно говорит охотник, не отрывая взгляда от своего собеседника. Сенку вздрагивает, наконец-то выходя из своеобразного транса, и хмурится, замечая всё ещё перемотанное полотенцем запястье.        — Что у тебя с рукой? — Ишигами сжимает ладони в кулаки на собственных коленях, открыто игнорируя чужой вопрос и, если честно, даже не понимая, о чём именно говорит Ген, долгим взглядом прожигает чужую руку, а затем встречается с Асагири взглядом и судорожно вздыхает.       Каждый, с кем работал Ген, однажды обращал на его глаза внимание. Кто-то — с интересом, кто-то — с настороженностью, а кто-то — с восхищением. И обязательно каждый стремился заметить, что его глаза прекрасного цвета весеннего неба, когда он счастлив или хотя бы весел. Асагири никогда и никого не разочаровывал в своих наблюдениях и только сильнее улыбался, мысленно проклиная и охотников, которые это говорили, и собственный цвет глаз. В конце концов, он видел фотографии сестры и представлял, как она бы выглядела в его возрасте. И видел слишком много сходств, поэтому обходил зеркала стороной. Было лишь четыре человека в его жизни, которые сказали, что, когда Ген не играет свою роль весёлого и любящего жизнь человека, его глаза похожи на пасмурное небо во время грозы. И что это намного красивее, чем когда они блестят лазурным. И это были Цукаса, Кохаку, Стенли и Касеки. И только за этих людей Ген без раздумий мог отдать свою жизнь.        — Слушай, я не знаю, как ты это делаешь, — медленно начал Сенку, не отводя от его лица взгляда, — но твои глаза смотрятся намного лучше, когда они сизого цвета. Даже грозового, я бы сказал. Тебе не идёт этот яркий голубой цвет. Он смотрится слишком неестественно, как и эта натянутая улыбка, — Сенку зачем-то пожимает плечами и снова поворачивается к дневнику отца, даже не представляя, какой когнитивный диссонанс происходит в голове охотника после его слов. — Так, ты расскажешь, почему серебро не действует на вампиров, или мы всё-таки нормально перевяжем твою руку?       Ген тихо смеётся и поднимается со стула, но возвращается на прежнее место буквально через несколько секунд с аптечкой из ближайшего ящика. Сенку отодвигает дневник и снова поворачивается к Асагири, а затем берёт его протянутую руку, разматывает полотенце и хмуро смотрит на несколько блестящих в порезе осколков. Но ничего не спрашивает по этому поводу, берясь за пинцет и начиная вынимать стекло, и Ген ему искренне за это благодарен.        — Никто не знает, почему на некоторых монстров действует одно оружие, а против других оно бесполезно, — начинает говорить Асагири, потому что это было бы честно — в конце концов, Сенку не только ему помогает, не задавая неудобных вопросов, но и, в принципе, должен знать, чем жил его первый приёмный отец, раз уж оказался в их мире. — Я даже не знаю, как охотники вообще выявили, что на кого действует. Мы просто учим всё это наизусть, а потом применяем на практике. Касательно вампиров… Если нам нужно поймать и обезвредить вампира, чтобы потом допросить, то мы вкалываем ему кровь мертвеца. Скорее всего из-за того, что, по сути, вампиры и сами мёртвые люди, а питаются только кровью живых, поэтому кровь мертвеца действует на них как морфий на человека или что-то в этом роде. Если нужно обезвредить полностью, то тут самое банальное — нужно отрубить голову, а потом, на всякий случай, сжечь тело.        — И никто не пробовал, ну, не знаю, всадить ему в сердце кол, как показано во всех фильмах для слишком романтичных девушек? — Сенку вопросительно выгибает бровь, на несколько мгновений заглядывает в чужие глаза, но затем снова принимается за чужую руку, сначала заливая порезы шипящей дезинфицирующей жидкостью, затем дуя на неё, когда Ген сдавленно шипит сквозь зубы, а после — аккуратно начиная перематывать.        — Ради интереса я пробовал, так что спасибо душке Кохаку, которая была тогда рядом и успела отрубить вампиру голову до того, как он бы впился мне клыками в шею, — улыбается Ген и пожимает плечами, когда порезы перестают печь, а Сенку смотрит на него со смесью ужаса и интереса в глазах. — Уверяю, что кол в сердце работает только в фильмах для этих романтичных девушек, которые верят, что смогут завести отношения с вампиром. И, если тебе интересно, их кожа не блестит под солнечным светом. Они просто ночные жители, и днём предпочитают спать, хотя и не сгорают… А вот люди — создания дневные, и мальчикам вроде тебя уже давным-давно пора спать, — видя, что Ишигами закончил перевязку и хочет что-то спросить, Ген весело прищурился и поднялся.        — Я ещё не дочитал, — Сенку фыркнул и отвернулся, потому что он и в университете спал по ночам не так много. Какие восемь часов здорового сна? Сенку прочтёт вам часовую лекцию о том, что к каждому организму нужен индивидуальный подход, индивидуальное количество еды и индивидуальное количество сна. Вон, к примеру, Сталин в России спал вообще по три-четыре часа в сутки и прекрасно себя чувствовал.        — Сенку, пора спать, — Ген нахмурился и сложил руки на груди, становясь за спиной студента.        — Ага, спокойной ночи, — Ишигами отвечал медленно, снова погрузившись с головой в записи первого приёмного отца и надеясь, что в них он сможет узнать и о биологических родителях, раз Бьякуя периодически оставлял на полях разные заметки для себя.       Ген тяжело вздохнул и покачал головой, улыбаясь. Помнится ему, в детстве он и сам был таким заинтересованным во всём ребёнком — с интересом расспрашивал родителей о монстрах, читал их заметки и болтал с остальными охотниками, не понимая, почему родители постоянно ругаются как между собой, так и на него. Было до боли обидно, когда он хотел с ними поиграть, а его отправляли тихо сидеть в соседней комнате… А потом началась учёба под руководством отца, и Ген Асагири в свои семь совершенно перестал улыбаться искренне, научившись играть свои роли настолько идеально, что никто и никогда не смог бы его за них упрекнуть. Но сейчас Асагири помахал головой, отгоняя ненужные воспоминания, которые потоком начали проникать в его голову сразу после знакомства с Ишигами Сенку — слишком уж парень был похож на него, и охотник не хотел, чтобы тот шёл по его стопам или по стопам Стенли… Снова помахав головой, Ген хмыкнул и обвил руками чужую талию. Ишигами замер, а затем начал возмущаться, когда его самым наглым образом подняли и резко закинули на плечо. Громко возмущаясь. Сенку начал мотылять ногами и стучать по чужой спине, но Асагири на это только хмыкнул.        — Я должен спросить, что тут происходит? — Стенли вышел на возмущения сына и сложил руки на груди, вопросительно выгнув бровь.        — О, Стенли, тебе и Ксёно стоит поговорить с Сенку-чаном, что засиживаться допоздна очень вредит здоровью, — Ген с весёлой улыбкой повернулся к другу. — А вообще, ты сам-то чего не спишь? — поинтересовался он, наконец-то поставив возмущённого студента на ноги и потрепав по волосам.        — Мы поговорим, — Снайдер кинул раздражённый взгляд на сына, потому что они не раз ему это уже говорили. — Почему не сплю? — охотник показательно задумался, подняв голову к потолку, а затем строго посмотрел на друга. — Да вот думаю, когда же ты зайдёшь ко мне с просьбой перевязать руку. Но, как я вижу, Сенку и сам с этим справился. Ген, что на этот раз? Нормальные люди так просто зеркала не бьют, когда видят своё отражение.       Асагири поджал губы и опустил голову, шаркая правой ногой по полу и сцепляя ладони за спиной. Он чувствовал на себе взволнованный взгляд Стенли и, если честно, всё же не понимал, почему друг так о нём переживает. Не вены же он себе, в конце-то концов, вскрыть пытался… Вздрогнув, Ген перевёл взгляд на Сенку. Ишигами вцепился в его ладонь и смотрел с ожиданием и плохо скрытым страхом в алых глазах. Асагири вздохнул и мягко освободил собственную руку из чужой хватки, и только после этого поднял взгляд на Снайдера.        — Послушай, Стен, я просто…вижу в твоём сыне себя прошлого, — признался охотник и развёл руки. — И это…тяжело, потому что вместе с этим всплывает много воспоминаний, от которых я бы хотел навсегда избавиться. Я даю слово, что, пока вы все тут, такого больше не повторится.        — Ген, мне не нужно, чтобы это не повторялось, пока мы тут, — Стенли нахмурился и закурил, зная, что никто ничего против не имеет. — Мне нужно, чтобы ты спокойно всё это переносил и прекратил вредить себе как морально, так и физически… Ты…хочешь об этом поговорить?        — Может, не сейчас? — Асагири болезненно улыбнулся и перевёл взгляд на Сенку, который больше не пытался взять его за руку, но всё равно смотрел со смесью всевозможных эмоций. — Сенку-чан, ложись спать. Завтра утром съездишь со мной за покупками, потому что я довольно давно не был в этом бункере. Стен, ты же не против?        — Думаю, вам обоим нужно привести мысли в порядок, — Снайдер выдохнул горький дым. — А сейчас… ложитесь спать оба. Ген, завтра уберёшься в ванной.       Асагири фыркнул, но, чувствуя себя слишком измотанным из-за собственных воспоминаний и частичного признания в них, спорить не стал. Махнув рукой Стенли на прощание, Ген пошёл вперёд и с наигранной улыбкой открыл одну из дверей. Сенку сам выбрал эту комнату, поэтому не стал задавать лишних вопросов, проходя внутрь и оборачиваясь, чтобы снова пожелать спокойной ночи или, может, ещё что сказать, но Ген поспешно закрыл дверь, не желая сейчас разговаривать не только с Ишигами, но и вообще с кем-либо. Чуть дальше по коридору была его собственная комната, но Асагири вошёл в комнату рядом, закрывая дверь и сползая по ней спиной на пол, глядя разбитым взглядом в темноту комнаты. Где-то впереди послышалось шебуршание, а затем несколько шагов и Ген прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Человек перед ним сел в позу лотоса, и Асагири почувствовал знакомый запах металла и древесной коры. Они ещё некоторое время так сидели, пока Ген всё же не рискнул открыть глаза, жмурясь от бьющего в них света. Проморгавшись, он грустно улыбнулся сидящему напротив другу, глядящему на него с беспокойством.        — Извини, не знал, что ты вернулся, — тихо сказал Ген, падая лбом в чужую мускулистую грудь и чувствуя лёгкие объятия.        — Меня Рюсуй перенёс, — в тон другу сказал Цукаса. — Рассказал о том, что случилось, и сказал, что его беспокоит твоё состояние. Рассказывай.       Ген вздрогнул от приказного тона, но затем окончательно расслабился, понимая, что друг хочет только лучшего для него. Расслабился и рассказал всё, что его мучило. И о встрече с Сенку, который слишком сильно напоминал охотнику самого себя. И о укусе вампира, которым он обзавёлся, когда спасал Ишигами. О понимании, что сам он бесполезен, в отличие от самого Цукасы или Стенли. О сестре, на которую Ген был бы похож как две капли воды…если бы она была жива… О собственных родителях и манере их поведения и воспитания. О Адаме — альфе вампиров, который забрал сначала у него сестру, а затем и родителей… Ген говорил и говорил, не в силах остановиться и наконец-то сбрасывая маску улыбки. Говорил, давясь воздухом и сотрясаясь в надрывном кашле. Говорил, всё равно продолжая ненавидеть себя за собственную слабость и то, что не смог спасти всех в прошлом — не только собственных родственников, но и людей, которым обязан был помогать, раз выбрал стезю охотника… Говорил, чувствуя тепло чужого тела, пропитывающее уверенностью в завтрашнем дне… Говорил до тех пор, пока часы не перескочили отметку в «слишком поздно» и не остановились на отметке «слишком рано»… А утром обнаружил себя в собственной кровати, понимая, что отключился в объятиях Цукасы от моральной истощённости, заставляя друга самостоятельно нести его в кровать. Горько хмыкнул и подошёл к зеркалу в комнате, отчего-то не желая разнести собственное отражение на кусочки. И снова всё одно и тоже. И снова Ген выходит из комнаты, а на лице — привычная маска. Потому что он обещал быть счастливым. И он будет счастливым для окружающих его людей, не обращая внимания на то, как собственные демоны рвут душу на части, а сердце пеплом осыпается в ладони. В конце концов, он не феникс — переживёт, как бы больно не было…