Где сокрыта ведунья стать
Будем ждать тебя, будем ждать
Не во имя, так вопреки
По ту сторону реки
Сергей Христолюбов — «По ту сторону реки»
Ночью звуки разносятся далеко. Но не такой ночью, как эта, когда влажная от дождя трава глушит шаги, а туман скрадывает очертания острова, кутает его в серебристое покрывало, ластится к ногам, нежно пробирается под тяжёлую синюю ткань плаща, проходится по спине, запуская вереницу мурашек. Астру холодно. Он не в обычном жреческом облачнении, плотном и тёплом, и под плащом у него только рубашка, промокшая и прилипшая к телу. Он купил её несколько дней назад и ещё ни разу не надевал — готовился к этой ночи. К ночи, в которую он уйдёт. Астр жил в Обители почти столько, сколько помнил себя, и знал, что уходить ему некуда: герцогу не нужны лишние наследники, рождённые в скоропалительном, необдуманном браке с жрицей невысокого рода. Мать была мертва. Сестра, Моргейна, родилась под хорошими лунами: её встретили Тэна, Прима, Сентена, Хелитиана… Не нужно было звать астролога, чтобы понять, что она станет великой жрицей — и её место в Обители. Где его место, Астр не знает. Ему нравится Обитель, её туманы и тихие коридоры, Источник с его чёрными водами, лес на западе и луг на востоке. Но ему жрецом не стать: Хель никогда не призывала мужчин. Никто из них не переживал посвящения. Астр знает, что его будут искать, и знает, что искать будут жрицы — те, кто живёт в Обители или те, кто служит отцу. А ещё он знает, что никакие чары не найдут того, кто за океаном. Поэтому его путь лежит в Адельсин, богатое восточное королевство, торгующее с Золотой империей. Империей, в которую он собирается плыть. В большом городе будет легко затеряться. Астр идёт неслышно, прячась в тумане, но не пользуясь магией и не призывая тени — это привлекло бы внимание. Он выбрал самый тёмный час самой тёмной ночи в этом году, ночи, в которую все луны, кроме Хелитианы, ненадолго исчезли с неба. Хелитиана встретила его, когда он родился. Она была одна, и это было очень плохое знамение. Отец думал, Астр долго не проживёт — но он дожил до двадцати одного года и собирается жить дальше. И уж точно не планирует спорить о наследстве с другими детьми отца. Астр проходит дальше, приближаясь к Источнику: круг чёрной, непрозрачной воды обрамляют ступени белого камня. Астру хочется остановиться ненадолго, поклониться статуе Хель, попросить… благословения? Прощения? Он не знает, но спускается ниже, останавливаясь на последней ступени. Там его уже ждут. Туман вздрагивает, расступается перед женщиной: невысокой и тонкой, с гордой прямой осанкой. На ней нет ни плаща, ни облачения, только тонкое нижнее платье, пояс с ножнами и жреческая корона. Астр узнал бы настоятельницу и без неё. Ему хочется убежать, но бежать уже поздно, его заметили и вряд ли отпустят: с отца станется всю Обитель перетяхнуть в поисках неугодного сына. Герцог Тенебрис не из тех, кто трепещет перед Богинями, как и Астр. Настоятельница подходит ближе. Её мать была с севера, и, может, поэтому верховная жрица почти не чувствует холода; и глаза у неё светло-серые, а не синие или чёрные, как почти у всех здесь. — Далеко собрался? — спрашивает она. — За море, — отвечает Астр. Врать бессмысленно: он здесь, и в мешке за плечом все его вещи. Она кивает. — Ты не первый. — Что? — Не первый, кто хочет уйти отсюда раньше времени. Астр пожимает плечами. Он не знает, хорошо это или нет. Не знает, что будет дальше. Не знает даже, страшно ли ему прямо сейчас. Настоятельница спокойна. Она остаётся спокойной, когда достаёт из ножен короткий ритуальный клинок и плавным, отточенным движением вгоняет его Астру в сердце. Астр падает в чернильную, непрозрачную воду и понимает, что до этого ему не было страшно. Конечно, он знает, как проходят посвящение высшие жрицы. Все знают. Как знают и девиз, высеченный над аркой входа в Обитель: «Не умерев — не воскреснешь.» Астр видел, как посвящали его сестру. Как ей спели погребальную песнь, и вонзили нож в сердце — тот же самый нож — и как тело упало в воду, и чёрная вода смешалась с багряной кровью; и как потом Моргейна вышла оттуда, живая, но не совсем. Источник пропитал её до костей и до сердца, вплёлся в тело и в душу, стал частью её, стал её сутью, и сама она стала руками богини. Одной из тех, через кого Хель творит свою волю. Моргейна не перестала быть собой — но стала кем-то другим. Почти хозяйкой Источника. Не совсем человеком. Астр открывает глаза. Ему больше не больно. Он медленно падает — тонет? — и чернильная жадная тьма ласкает его, забирается внутрь, в рот, в нос, в свежую рану, смешивается с кровью, такой же чёрной, и там, где горячая тьма смешивается с холодной, загораются серебристые искры. Астр больше не падает. Он летит. Вокруг него — переливы тумана. Вихри синего и серебряного, разливающиеся по бесконечной тьме беззвёздного неба, танцующие, играющие, зовущие идти за собой. Перед ним — тропа, сотканная из вспохолов и сияния. За тропой — тяжёлые кованные ворота. За воротами — сад. Сад, прекраснее которого не бывает на свете. Там есть трава, нежная, как мечты о весне, и цветы, красные и белые, синие и лиловые, и от аромата их кружится голова. Там есть яблони в цвету и гранаты, чьи ветви клонятся к земле под весом плодов. Там есть всё, что только можно представить. Но нет людей. Только девушка, идущая по тропе. Она моложе Астра, почти ребёнок, и одета в простое белое платье; у неё чёрные глаза, полные серебряных искр, и голос, звенящий колокольчиками и сталью. — Ты всё-таки пришёл, звёздочка. Я ждала. — она улыбается нежно, но смотрит холодно. Не так, как будто злится, но так, как будто прячет в холоде грусть. Астр умеет читать взгляды, но не знает, может ли богине быть больно. И не знает, почему Хель ждала его. Почему он до сих пор здесь, на границе между жизнью и смертью, перекрёстке миров, тропке, доступной только богиням и жрицам, а не в стране Вечного Лета, которая так близко — и так далеко. Хель протягивает руку. Астр знает, что отказываться от танца нельзя. Первый шаг кажется ему сладким. Ему не больно, не страшно, ему так хорошо, как не было никогда в жизни, всё хорошо, все кончилось, будет только сон, смертный сон… …Он делает второй шаг, подчиняясь почти толкающей его Хель, и становится горько. Больно — тысячей своих и чужих смертей; страшно — каждым мороком, каждой иллюзией, каждым наведенным туманом. Магия проникает в него с каждым ударом сердца, туман стелится по его костям, тьма течёт по венам, замораживает его изнутри, и ему хочется кричать, умолять о том, чтобы всё это кончилось — и тогда они делают третий шаг. Пьяный, как самое лучшее вино с восточных склонов Империи. Звонкий и яркий, светлый и ядовитый, серебряный и блаженный. Астру так страшно, и больно, и безумно, невозможно, нечеловечески хорошо, что он больше неспособен ни о чём думать, только идти за Хель, чувствуя, как сердце его бьётся в такт этому нереальному танцу: раз — два — три. Три. Танец кончается, и Хель снова стоит перед ним. Перед ним — но на три шага дальше. Между ними, ровно посередине, проходит граница: густая, мягкая и чуть влажная молодая трава сменяется тёмной ночью и тропой, сотканной из серебристого света. — Иди ко мне. Перейди границу. Астр знает, что он должен это сделать. Но здесь тепло, и ласковый ветер щекочет кожу, и можно просто лечь и забыться, и уснуть, а потом проснуться и уйти дальше, к холмам, и отдохнуть там, где нет никаких несчастий; можно не выбирать для себя тяжёлую, опасную судьбу жреца, не возвращаться в мир, где ему никогда не были рады… …Астр делает шаг. На долгие годы этот шаг останется для него самым тяжёлым в жизни. Хель снова рядом, она обнимает его и прикасается губами ко лбу. Она больше не похожа на юную девушку, и на платье у неё переливается серебром вышивка: тринадцать лун по широкому поясу и вихри тумана по вороту, длинным рукавам и подолу. Есть у неё и третье обличье, но такой она является не ко всем. Хель говорит, и в голосе её звучат похоронные плачи: — Я дарю тебе твою смерть. Бери её и храни, и вернись ко мне, когда будет нужно. — Я дарю тебе твою силу, — продолжает она, и в глазах у неё сияют синие искры, — дарить покой и лечить, ткать мороки и сновидения. Бери её, но не призывай без нужды. — Я дарю тебе твою любовь, — и это звучит страшнее, чем всё, что она говорила до, и во много раз горше, — будь верен ей и знай, что нет силы страшнее. Астр опускается на колени, и принимает дары, и чувствует, как ложится ему на плечи служение: богатым плащом, тяжелейшей на свете ношей. — И я забираю у тебя твою судьбу, потому что отныне и навсегда она в моей власти. Астр снова открывает глаза. Он отталкивается от дна, неловко загребая воду руками, больше не теряясь во тьме. Вода клокочет у него в горле, но не причиняет вреда — она уже убила его, и во второй раз сделать это будет сложнее. Плащ тянет ко дну, давит на плечи, но Источник помогает ему, и волна поднимается, появляется из ниоткуда, чтобы подтолкнуть его и уложить на ступени. Настоятельница уже ушла. Астру холодно, очень холодно, все его вещи промокли, а в рубашке — дыра напротив сердца, и вокруг дыры неровное пятно не успевшей свернуться крови. Астр думает, что ему стоило бы вернуться обратно. Ночное Солнце, третья и самая яркая луна небосвода, уже взошла, и плотные тени стали сумеречными и светлыми, и туман светится изнутри, отражает золотистые отблески, а значит, заметить его будет слишком легко. Астр плотнее запахивает плащ и идёт дальше. Он не хочет думать о том, что только что случилось. Потом. Всё это потом. Сейчас — длинный деревянный причал, его гладкие, плотно пригнанные друг к другу доски, чуть поскрипывающие под ногами. И лодка. Старая, но всё ещё крепкая. Астр приметил её давно: не хотел брать нарядные, те, которые привозили в Обитель важных гостей. Он ходил мимо, останавливался ненадолго, прикасался к истёртым вёслам, тёплым бортам… Сейчас ему кажется, что лодка тоже его узнала. Он встаёт в неё и отвязывает верёвку, а потом садится и берётся за весла. Обитель стоит на острове, там, где сливаются две реки. Арета течёт с гор, и, когда там долго идут дожди, её воды становятся бурными и серыми, пока Манита остаётся безмятежной, и тогда место слияния видно издалека; сейчас реки спокойны и отражают звёзды и луны, подрагивающие и качающиеся на волнах. Астр замирает. Ближе всего — до Тэндара. До Алии, его богатой столицы, до владений отца. Туда Астру нельзя. Есть и другой путь: сплавиться по реке вниз, до самого устья. Там большой порт, и оттуда ближе до Альвиоля — столицы Золотой империи. Но там его будут искать, а значит, нужен ещё один путь. Третий. И Астр разворачивает лодку налево, на юг, туда, где её подхватывают воды Маниты и влекут дальше; он позволяет лодке скользить по течению, потихоньку смещаясь ближе к крутому берегу, заросшему густым лесом. Берег опускается ниже, и, когда Астр замечает полоску дикого пляжа с пробивающейся травой и пологий подъем, он снова берётся за весла и пристаёт к берегу. Лодку он отталкивает дальше, и не уходит, пока не удостоверится, что она скрылась из виду. Нельзя оставлять ничего, чего касалась его рука, что было его, пусть даже и всего несколько минут. Тени стелятся за ним, когда он входит в лес. Они заполняют лунки его следов, как вода, они пробираются в дыхание и во взгляды, они уже пропитали его насквозь, но им мало. Астру хочется позвать их, хочется почувствовать холодную, мягкую силу, бьющуюся в такт его сердцу, но он знает, что для посвящённых призывы Источника подобны свету маяка в мраке ночи. Поэтому Астр идёт дальше. Он идёт, почти не останавливаясь, всю ночь, и на рассвете подходит к самому краю леса. За опушкой — поля, за полями — дым и шум просыпающейся деревни. Астр снимает плащ, скручивает его в тугой влажный комок и запихивает его в мешок. На самое дно мешка он прячет измазанную в крови рубашку. Надевает другую. Он все ещё не похож на крестьянина, и не станет похож на него, даже если оденется в рубище, но гораздо лучше выглядеть заблудившимся, промокшим аристократом, чем беглым жрецом. Жрицы Хель неприкосновенны, но они редко путешествуют в одиночку. Астр идёт к деревне. Ему очень хочется отдохнуть, выспаться на постоялом дворе, поесть и только потом уйти дальше, но он знает, что это будет ошибкой, и поэтому позволяет тьме наполнить себя до краёв, а себе — напиться этой тьмы, взять чуть-чуть её силы. Он знает, что дорого заплатит за это, и что долго на силе Источника не проживёшь, но выбора у него нет. Астр надеется, что никто не будет приглядываться, и не заметит, как выглядят его глаза — они всегда меняются у тех, кто призывает Источник, — и радуется, что теперь колдовство даётся ему легко. Тонкая, но непреодолимая стена между ним и силой теперь исчезла. Он старается не думать о том, что стена между ним и смертью исчезла тоже. Астру везёт. Деревня, к которой он вышел, стоит у большой дороги, торгового пути, пересекающего весь Адельсин, и путь этот ведёт к одному из южных портов королевства. Астру везёт дважды: на постоялом дворе он видит купцов, собирающихся выступать через полчаса после рассвета, и покупает себе место в обозе. У него есть деньги: немного, достаточно, чтобы добраться до порта, но не чтобы уплыть отсюда, и Астр не знает, что будет делать потом. Надеется разобраться на месте. Обоз трогается, и Астр засыпает в повозке. Ему снится ночь, и туман, и тьма, и далёкие звёзды, и чей-то звенящий смех. Когда Астр просыпается, солнце уже садится. Голова раскалывается, будто сжатая тугим обручем, ему холодно, и все это слишком похоже на лихорадку, чтобы позволять купцам это заметить. Они останавливаются в небольшом городе, выбирают таверну, причём не из самых дешёвых. Астр платит за комнату, заставляет себя проглотить несколько ложек каши и снова засыпает. К утру ему становится лучше, но тени всё ещё льнут к нему, и остаётся только надеяться, что этого никто не заметит. Он умывается, и смотрит на своё отражение, осунувшееся, ещё более бледное, чем обычно, и с яркими тёмно-фиолетовыми глазами. Раньше они были синими. Раньше в них не плясали серебристые искры. Астр знает, как наводить мороки, но вместо этого старается спрятать взгляд. Он закручивает длинные волосы в пучок, скрепляя его одной шпилькой — так делают на юге. В его родном королевстве предпочитают низкие хвосты, перевитые лентой, и Астру неудобно и непривычно, но он знает, как опасно для него выглядеть чужаком. Несколько прядей выбиваются из пучка и падают на плечи, чёрными змейками скользят по белой ткани, завиваются на концах. Тени мягко подкрадываются, обнимают ласковым холодом, и Астр дёргает плечами, отгоняя их. Он снова залезает в повозку. Ему сложно разговаривать с людьми: голова кружится, перед глазами пляшут вихри разноцветного тумана, перевитые искрами, и Астру всё время кажется, что он слишком лёгкий для этого мира: одно неверное движение — и он снова соскользнёт в тьму, в туман, к Хель. Он знает, после посвящения так бывает. Нужно отдохнуть… отлежаться… ещё немного поспать.