Пьяные игры

Мишка нервничал и не находил себе места. Ему самому была неясна причина тревоги. Вроде весело должно быть и кайфово — алкоголем разжились прилично и разнообразно: и водка, и пиво и даже вино. И ребята на кураже, и девчонок подтянули. И ментов на репточку соседи не вызовут. Ну или не сразу, пока до гаражей кто доберётся. Куролесь, да не загоняйся.   Но настроение почему-то веселиться нет, настроение — закрыться в Андрюхиной комнате с ним и гитарой. Ну и пивом можно. И чтоб никого больше. Потому что им вдвоём никого больше и не надо.    Андрей только, видимо, думает иначе. В риф вцепился — уже по струнам нихуя не попадает, а всё орёт чё-то. Совсем в сопли накидался: уши, полыхают, щёки горят, глазища в кучу, а на башке такой шухер, что Вишес позавидует. В рубашке ещё этой своей расписной, как с чужого плеча — ключицами в декольте зазывает.    Сам Мишка надраться не успел, хоть и пьян прилично, раз ключицы его зазывают, потому понимает, что сегодня его очередь доставлять пьянь домой. Он слышал, когда заходил за ним, как мама Андрея просила не шарахаться и не ночевать, где не попадя. Ей завтра его помощь нужна — непосильная и мужская. Что-то таскать тяжелое надо будет, кто-то с дачи им чего-то много везёт — Миша не вслушивался, просто подметил. Расстраивать хорошую женщину, которая так по-доброму и родительски к нему относится он точно не хочет. Пьяного, но вручит Андрея в материнские руки.    И похоже, пора начинать исполнять план по логистике, потому что тащить на себе тело в отключке до самого Купчино — занятие сомнительное и опасное, так и в обезьянник попасть недолго. И тогда ни Князь никому не поможет, ни Князю не помогут. А Михе вообще земля пухом настанет, когда отец придёт вытаскивать и выяснять.    Подобравшись к Андрею со спины, который вроде как финалил своё произведение (хотя, может и начинал, там уже правда было сложно разобрать), Мишка накрыл ладонью струны, а вторую руку положил на его плечо. Покрутив головой, Князь, наконец, догадывается поднять голову и увидеть причину остановки выступления. Улыбается во всё лицо, как будто Мишка ему не сольный концерт срывает, а весь мир подарить клянётся.    — Погнали подышим, Дюх?    Ну кто поведётся и добровольно пойдёт, если сказать про дом? Миша по себе знает, что если позвать домой, особенно пьяного, то проще сразу начинать укладывать на месте — хер он уйдёт без продолжения банкета.    — А погнали.    В первую очередь Мишка забирает из ненадёжных рук гитару и откладывает на безопасное расстояние от всех. Неловко топчется, мнётся и достаёт обратно, чтобы перепрятать понадёжнее. Вернувшись, обхватывает за плечи поднявшегося и покачнувшегося Андрея — сам стоять может, значит, нормально доберутся.    Дойти до заветной двери (а ещё же куртки раскопать надо) не успевают. Князь тормозит их и почти заваливается вправо. Прямо на полу, за импровизированным столом из стопки деревяных паллетов, накрытых какой-то тряпкой, сидит Шура в окружении трёх девчонок. Султан — ни дать, ни взять. Судя по тому, как оживлен и улыбается, а в руках вертит пустую бутылку столичной — понятно чё он такой довольный.    — Мих, Мих, смари, я их ща разъебу! — нашёптывает Андрей и снова наклоняется.    Миша только выравнять по вертикали их успел, но пытается страховать накренившегося к играющим Князя. Приходится встать за его спиной и держать руки возле талии.   — Сань, дай я.    — Ну держи, — улыбается Балу и отдаёт бутылку, хитро оглядывая Андрея и недовольного Миху.    По лицу Балу бегущий строкой читается снисходительное: «Какие тебе азартные игры по пьяни, Андрюш, ты ж одну от другой не отличишь — вместо козырных червей флеш-рояль из крести соберешь. Хорошо, если поймёшь, как тарой правильно воспользоваться, а то ведь додумаешься добавки пойти с ней искать». Но он молчит и едва ли руки не потирает, готовясь лицезреть представление.    Не очень-то ласково пододвинув девчонку, сидящую на полу, Андрей целует кулак на удачу (Миша закатывает глаза, а Балу не сдерживает смешок) и раскручивает бутылку. Горлышко крутится, крутится, замедляется и замирает напротив Сани.    — О! И чё делать надо? — Андрей распрямляется Мишкиными усилиями, явно пребывая в восторге от происходящего.    — Сосаться, Дюх, сосаться. С языком, — по лисьи лыбится Балу, глядя как Мишка хмурится. Пуританское воспитание, военная выправка. Никакого полёта и раскрепощения.    — С кем?    — Со мной, Дюх, сам же крутил, — разводит руками Саня и очень хочет добавить: «Могу Михе уступить», но решает все-таки не провоцировать от греха подальше. Гаврила и так смурной, можно не рассчитать и тогда рванёт. А эвакуироваться некуда.    — Да как нехуй, — бравирует Князь и не видит, как охуевше на него вылупляется Миша.    Зато видит Балу и тут уже воистину держится на последнем надорванном сопле — о лучшей постановке и хохме вечера он и не смел сегодня мечтать.    — Ну иди сюда, коль не шутишь.   Под девчачье хихиканье и улюлюканье, Сашка сам подаётся вперед, и Андрей решительно наклоняется в его сторону, чтобы руки на паллеты поставить для равновесия. А Миха замер весь — Князь из рук уплывает — по инерции за поясницей ладонями тянется, да глазами бегает: с лица Балу на цыплячий затылок с оттопыренными малиновыми локаторами.    Внутри всё потухает, все системы дают сбой. В ушах начинает противно звенеть, как будто по телеку профилактику запустили и выкрутили звук на всю сотку децибел. Приходится даже башкой тряхнуть, чтоб слух вернулся. Это чё это? Андрей не может с мужиком чужим хотеть засосаться, пусть даже и с Саньком. Нет, Балу, конечно, свой, он друг, но для их мира с Князем — чужой.  Как оно вообще связано — их мир и поцелуй, Мишка объяснить не сможет, но уверен железно.    Да и вообще разве так можно? Неправильно же, неестественно. Тем более Князю. Вообще Мишке в принципе сложно представить с кем Андрею рядом будет естественно, ну кроме него, само собой — тут ясно всё, тут другое, а вот даже девчонку — постоянную, а не как обычно — ему подходящую не получается вообразить. Что уж о другом мужике говорить.    Неужели Князь настолько пьяный? Синька, вроде, ориентацию не меняет. Надо не дать ему совершить глупость, уберечь от ошибки.   — Да ну хорош пидоросню разводить, — дёргает на себя Князевскую поясницу Миша, обхватывает ручищами всего, будто Андрея у него сейчас отбирать будут.    Успел в последний момент, хотя показалось, что Балу всё-таки его чмокнул. Потом с ним поговорит. Обязательно. Сейчас важнее Князя увести от этой вакханалии.    — Ой всё, пиздуйте куда собирались, с вами неинтересно, — жеманно отмахивается Санёк и презрительно фыркает «натуралы!», сдувая чёлку и снова провоцируя девчачий смех.   Миша уже этого не слышит — он тащит Андрея к заветному выходу, хамски расшвыривает чужое шмотьё, выискивая их куртки. Замечает несколько заныканных под вещами полторах пива, и недолго думая, одну цепляет с собой на дорожку, вытягивая всех троих на улицу. Свежий воздух остужает голову, но перестройке внутренних тектонических плит внешнее охлаждение безразлично.    Накинув свою куртку и впихнув осоловелому Князю его, на автомате достаёт сигарету и подкуривает. Андрей соображает медленно — вцепился в воротник, трясёт, что-то высматривает. Миша не выдерживает: ставит бутылку, зажимает губами сигарету, раздражённо забирает несчастную куртку и впихивает руки-плети в рукава. Даже нагибается, чтобы справиться с молнией нервными пальцами.    — Всё?    — Что — всё? — Миша озадаченно хмурит брови, глядя на запрокинувшего вверх голову Андрея.    — Ну застегнул?    — Застегнул, — кивает Миша, дождавшись, когда башка Андрея примет привычное положение. — А чё?   — Как в детстве, помнишь, подбородок прищеп… прыщ... При-щем-ля-ли, — сложные слова даются Андрею только по слогам, но то уже победа.    — Ты в косухе, придурок, тут молния до горла не достаёт, блин, — встряхнув Андрея за воротник и дав ему лёгкий щелбан, ворчит Миша.    — Сам дурак, — отмахивается Андрей и прилепляется к тёплому Мишкиному боку, снова оказываясь под его рукой.    Доходят до метро в молчании — Миша силы бережёт, потому что Князь то и дело роль ручной клади отыграть пытается — очень правдоподобно и талантливо. Турникеты проходят по одному жетону не ради экономии, а ради организма — сдавшемуся на волю этанолу — коматозного организма.    В тёплом вагоне Андрея, конечно же, разморило. Беззастенчиво уложив хмельную голову на Мишино плечо, посапывает и бормочет что-то — за шумом электрички не разобрать. Хотелось бы верить, что хоть слюни не пускает.    Сам Миша косится на светлую макушку, кусает губы и периодически прикладывается к пиву. Его до сих пор не отпускает дурацкая игра с бутылочкой. То, что Балу такую авантюру предложил — это хрен с ним, его шутеечки на грани давно привычны. Он у них главный по пидорским хаханькам. Князь и сам про хуи шуткануть мастак, и вообще тут не в юморе дело. Они же реально собирались засосаться, Миша видел, точно знал, что не вмешайся он — и пиши пропало. Что бы пропало — непонятно, но что-то бы точно пропало.    Можно было бы, конечно, всё списать на то, что противно и гадливо на такое смотреть, но Миша слишком хорошо в тот момент почувствовал, что ему именно страшно. Он плох в толковании многих своих эмоций и переживаний, но узнавать и соотносить это ощущение холодного липкого кома — как после съеденной мерзкой манки — научился ещё в младшей группе детсада. Отец в него тогда эту сраную манку и заталкивал, когда воспитатели пожаловались.    А ещё отец чётко вбил понимание — бояться не по-мужски. В общем-то, тут он был с ним согласен, потому, наверно, порой и выкручивал себя и перекручивал, творя всякую дичь, чтобы и подумать никто не смел, что ему бывает страшно. Тем более отец. Но страх перед ним Миша пока так и не смог из себя вытравить, просто никак не нащупает нужную ниточку причины, чтобы узел развязался. Хорошо, что об этом никто не знает. Ну, кроме Андрея, наверно, тому и говорить не надо, сам всё поймёт.    Может, его напугало, что поцелованный Саней Князь станет каким-то не таким. Не то, чтобы сразу по мужикам пойдет и будет вести себя, как… Ну как там себя эти ведут? Со слов отца, как петухи, но он и их с Андрюхой с ними не раз сравнивал из-за прикида — так что тут не разберёшь. В заграничных журналах, бывало, попадались странно разодетые мужики, но и тут тупик — стоит только глянуть на Князевскую собственноручно раскрашенную одёжку. Мишке-то нравилось, а вот старшее поколение неодобрительно цокало, как правило.    Если рассуждать логически, то простое столкновение губ, да хрен с ним, и языков ничего такого за собой не несут. Ну в смысле, на лбу голубая звезда не вырастит, на допрос по статье не позовут — отменили, каких-то ещё явных и очевидных признаков не появится. Чего тогда шандарахнуло-то? Страх, что Балу станет Андрею ближе? Было бы смешно, если бы в груди не заскребло от мысли, что кто-то может быть ближе него.    Ни Князя, ни мир на двоих, ни их прибежище — Андрюхину комнату (в которую вхож из всей группы лишь он) — Миша отдавать никому не хочет. Даже Шурке, пусть тот всё забирает, кроме этого. Он не монополист и не диктатор, а перечисленная тройка вполне укладывается в принципы лелеемой анархии — смотреть же можно (только не комнату, она от этого волшебство может потерять) трогать — нельзя.    Чуть не прохлопав конечную за собственными жизненно важными думами, Миша расталкивает Андрея, и они успевают выскочить прямо перед закрывающимися дверьми вагона. На эскалаторе Князь хихикает, что вот бы весело было, если бы жопу прищемило, домой пришёл — а куска жопы нет — ну не протрезвел ещё, дурак. Миша, правда, тоже подхихикивает, потому что Андрей даже самую нелепую фигню смешно рассказывает, но на карандаш берёт: у Князя то ли фобия, то ли, наоборот, фетиш на защемление. То подбородок, теперь вот жопа.    На улице пригревшегося Андрея начинает заметно трясти — купчинский стиляга же в одной тонкой рубахе под косухой щеголяет, а вечерами уже нихера не жарко. Миха вливает в него остатки пива — трястись тот не перестаёт, поэтому он сграбастывает в охапку и ещё некоторое время греет об себя. Ну а что делать? Больной Князь ни петь, ни стихи писать не сможет, кому оно надо? Всё ради дела и великой цели.    Чуть согревшегося Андрея развозит ещё сильнее и пробивает на пиздёж. Побоку, что Миша особо и не слушает, снова уйдя в собственные мысли и периодически откликаясь «угу», да «ага». Ничего важного всё равно не сообщает, даже не запоминает, затирая всё подряд: про бомжей с Софийки, про новую собаку соседскую.    — Я хотел тогда лампочек напиздеть, ну нам, на репточку бы пригодились. Один хрен сидим, как в этих… сумерках! Я так точно слепошарым стану…    — Андрюх, а чё там за тема сегодня была с… Шурой? — прерывает душещипательную историю Миша.    — Чё за тема?    Если бы Миша не знал, что тот в драбадан, подумал бы, что съехать пытается. Очень хочется, чтобы он помнил, вот именно необходимо.   — Ну с Балу и бутылочкой? Помнишь вообще?    — И чё? — икает Князь.    — Ты правда собирался его… Типа поцеловать? — Миша и сам не знает какой ответ его устроит. Но не спросить после всего надуманного-передуманного просто не мог.    — Да хуй знает, — пытается пожать плечами Андрей, не стесняясь собственной откровенности. — Санёк вряд ли бы перед девками так подставился.    — А если бы подставился?   — Бля, Миш, не начинай. Засосаться с кем-то ещё ниче не значит, рты у всех одинаковые — что у баб, что у мужиков. Я ж не хуем в него тыкать пытался. И не засосался же?   — А хотел?    Андрей медлит с ответом, комично хмурит брови и вкрадчиво уточняет: — В Саню хуем потыкать?    — Да нет, бля, засосать! — повышает голос Миша, благо поздно и на улице кроме них — никого.    — Так игра ж была — причём тут хотел или не хотел? Я ж не сам к нему полез целоваться, меня бутылка заставила!   Ага, прямо так и заставила — либо целуй, либо на меня садись. Мишу бесят до зубного скрежета его неопределённые, но вполне логичные ответы.    Он даже останавливает их и опять вцепляется в его в ворот, чуть встряхивая: — Нормально можешь сказать? Хотел или нет?    — Чё ты до меня доебался, — клацнув зубами от тряски, возмущенно мычит Князь.   Развеваясь в чужих руках, как флаг на ветру, Андрей пытается отцепить от себя чужие пальцы. Миша не обращает внимание на вялые потуги к освобождению: рассматривает светлые сведенные брови, скошенные вниз глаза и сморщенный смешной кнопкой нос. Андрей даже кончик языка на пару секунд вытаскивает от усердия, отчего его по девчачьи красиво очерченные губы блестеть начинают.    Какая-то дурная, неординарная и самая припизданная Мишина часть воспринимает это за знак. И в сговоре с сомнениями и гуляющим в крови спиртом, принуждает поддаться и Андрюху поцеловать. Зажмурившись, наклоняется и обхватывает его верхнюю губу, втягивает нижнюю и целомудренно чмокает напоследок обе.    Ничего непонятно, но эмоций через край. Даже в глазах зарябило и ноги загудели, а ему вообще-то двоих собой надо удерживать. Вздохнув и длинно выдохнув, рискует посмотреть на Андрея.    Замерев, Андрей смотрит на его губы, но понять по его выражению лица ничего нельзя. Вроде как не злится и блевать не просится.   — И чё это?    — Ну, засосал, — севшим голосом резюмирует Миша.    — Лады.    Облегчение затапливает, и Миша снова берёт Андрея под своё крыло. Идут молча, притихший Князь напрягает, но успокаивает мысль, что продолжает прижиматься, как раньше. Думает ли он о том, что Мишка ёбнулся? Или о том, что теперь им надо будет перестать общаться?    Неудобно вывернув руку, Миша нащупывает пачку в кармане куртки и вытаскивает сигарету. Зажигалка оказывается в заднем кармане джинсов.    — Дай тягу, Мих.   Машинально (честно-честно) Миша подносит ладонь с зажатым между пальцами фильтром к губам Андрея. И только, когда тот затягивается, касаясь губами кожи, понимает, что мог просто передать сигарету в руки. Но не передал, а Князь не отказался. Значит не брезгует — это хорошо, это по-старому.    — Дай ещё, — повторяет через время.    На этот раз Миша сознательно прощупывает границы: затягивается покрепче и притормаживает, чтобы повернуться к Андрею и выдохнуть дым прямо в рот, касаясь губ. Раньше они тоже так делали. Только губами не касались.    — Ещё.   Этот странный, перевернувший всё вечер, пугает и обещает, что теперь всё будет по-другому. Хорошо или плохо неясно, но точно не как прежде.    В тёмной парадной Мишу охватывает такое чувство всесилия и эйфории, что он никак не пытается себя тормозить — затягивает Андрея под лестницу и прижимает к стене. Не видно вообще ничего, поэтому он слепо тычется губами в его лицо, пока не находит рот, а руки тем временем своевольно сползают на бёдра. Температура тут же подскакивает, потому что на этот раз ему отвечают — также сумбурно и нетерпеливо. Князь целуется с языком, уверенно толкается глубже, изучает и вылизывает. Миша царапает клыками его губу, слышит тихий стон и чувствует, будто действительно из собственных горячих ладоней лавой польётся всемогущество.    Андрей трогает шею, скребет кожу ногтями, тянет за волосы и подталкивает на себя. И это так не похоже на то, что было раньше с девочками. Совершенно иные ощущения от запаха — мужского, терпковатого, до рук на шеи — сильных, с ни разу не тоненькими пальчиками и мягкими подушечками. И собой чувствует не хрупкое тонкое тело, а жёсткое, твёрдое, жилистое. Князь, хоть и торсом шире, а в росте Мишке уступает, и с девчонкой его никак не спутаешь. Они обычно льнут и ластятся, игриво дразнятся, но уступают, а этот сам в себя впечатывает, нападает и не думает поддаваться. У Мишки голова кружится от его напора и их голодного противостояния.   Когда он отрывается, чтобы глотнуть кислорода, то едва успевает подхватить сползающего вниз Андрея — таких комплиментов его поцелуям ещё никто не делал, в штабеля после лобызаний девки не падали. Совсем размяк, Князёк.    С сожалением, приходится вытащить его из-под лестницы и обшарить (не лапая!) на предмет ключей. При свете тот морщится и пытается по птичьи спрятать лицо в собственное плечо, а потом в Мишину шею, пока тот его по ступенькам тянет.    Оглядев перед дверью совсем уж потерявшегося, окосевшего Андрея, Миша ладонью стирает с его опухших губ слюну, очевидно, общую, приглаживает песочные волосы — абсолютно бессмысленно, потому что лучше точно не стало, и начинает возится с замочной скважиной. На ковыряние в замке за дверью реагируют и вскоре ему открывает дверь взволнованная мама Андрея. Блин, хотел как лучше, а всё равно расстроил. Та охает, всплёскивает руками, затягивает обоих в квартиру и сразу велит вести тело на диван, не разуваясь.    Уложив Андрея, он тут же отнекивается от настойчивых просьб остаться — не может, надо домой, ждут, на метро успеет.    В другое время он бы с радостью согласился, но сегодня столько всего произошло, над чем очень нужно подумать, что лучше пешком до Ржевки пройтись, чем остаться. Пусть Миша и любит это место, но проснуться завтра и сразу увидеть Андрея, не зная, как тот отреагирует — нет, нахрен надо. Он и за себя не особо в курсе что там с утра на него найдёт, может, вообще с крыши сиганёт на кипеше, а тут целый другой человек со своей думалкой и тараканами. Нет, точно не сегодня.