Кошки-мышки, шашки-пешки, инь и янь, орёл и решка Кнут и пряник, чёт и нечет, кто пустышка, а кто вечен? На неведомых дорожках, где гуляют кошки-мышки Мы с тобой так непохожи, словно Бог играет в фишки Мышеловка — Гокки
Голова сейчас в клочья разорвётся. Достали. Сынмин, сделай то, Сынмин, сделай это. Никому там ничего подтереть не надо случаем или пока сами справляются? У него, между прочим, настал долгожданный законный отпуск, в котором он планировал заниматься любимым «ничегонеделанием» до конца этой недели и дальнейших праздников. А менеджер, как заноза в причинном месте, заявляет просто волшебную новость. В кавычках. Крышка ноутбука громко хлопает, и Сынмин рвано выдыхает от переполняющего негодования. А его мнения вообще кто-то хочет спросить в этом агентстве? Сынмин, иди на выставку, ведь твой братец улетает в другой город по срочным делам. — Так какого хрена ты отозвался на приглашение, если занят в этот день? — шипит сквозь зубы. — И с чего это я должен разгребать твоё дерьмо? Сам насрал, сам и убирай, придурок. Бессмысленные возмущения отрикошетили об кирпичные стены и тихо растворились в светлой комнате, не оставляя после себя ни малейшего присутствия. Мелодия заиграла ожидаемо. Чанбин не мог не позвонить — это его работа. Но Сынмина мало волнует, какая задача стоит перед их менеджером, когда у него, сука, начало отпуска вообще-то. Он хватает телефон и отвечает на звонок: — Я же тебе ясно написал, что не буду в этом участвовать, — злостно бросает в трубку Ким. — Какое из моих предложений было трудно в восприятии? Я перефразирую для твоего лучшего понимания. Знакомый тихий смех, точно не похожий на истерический хохот Чанбина, заставляет поумерить пыл. — Зачем же так грубо, Минни? Челюсти сжимаются. — Не зови меня так. — Тебе не нравится? — на той стороне печально выдыхают, как будто и правда сожалеют. — Тогда не буду больше. Он ещё и одолжение делает. — Чего тебе нужно? — Я не могу просто позвонить своему брату? Даже как-то обидно, — и снова смеётся. — Ладно, ты прав, мы и так часто видимся, чтобы я тебе ещё и по телефону надоедал. Нога начинает нервно дёргаться, негромко выстукивая по полу. — Я сказал уже Бину, что не собираюсь расхаживать по задрипанному универу и смотреть на попытки студентов в художники, — говорит он небрежно. Слышно было как брат вздыхает — видимо сама ситуация тоже не вызывала у него приятные эмоции. — Да нормально там всё будет. Может предложат побыть моделью для рисунка, как у меня, кстати, недавно было. Мы же с тобой в какой-то степени известные. — Ты известный, — поправляет Ким. — Мы, — делает паузу парень. В ответ тишина. — Сынмо, мне правда это важно, но и съёмка неотложная завтра. Я не могу просто взять и не появиться там, — его голос приобрёл грустный окрас. — И на выставке я обещал ему быть... — Вот только не надо давить на жалость, — Сынмин закатывает глаза. — Ты прекрасно понимаешь, что я — это не ты. Мы разные, совершенно разные. Взгляд перемещается на зеркало. Почему в отражении снова не он? Глаза, нос, щëки, светлые волосы — все они кажутся чужими, инородными, будто ему их пришили при рождении. Длинные пальцы оттягивают нижнее веко вниз. Глаза вновь полны красных некрасивых капилляров и это вызывает внутри отвращение. — Разные, но к сожалению, не для всех. Чанбин вот нас до сих пор путает, — слышен смешок в трубке. Тёмные глаза смотрят пронзительно и понимающе. Точно также смотрел и брат, если бы находился рядом. — Ладно, — он закрывает глаза и давит на них большим и средним пальцами, массируя. — Если я кому-то там нагрублю сам будешь с последствиями разбираться. Ты понял меня, Мин? В трубке послышалось громкое шуршание, а после голос брата, всеми силами сдерживающий радость в интонации: — Тебе обязательно понравится. У меня там несколько знакомых учатся — они хорошие ребятки, пообщайся с ними, — тараторит он. — Или может познакомишься с кем-нибудь новым, а то сидишь один в своей квартире, мне аж больно смотреть. — Так не смотри, в чём проблема? — голос звучит раздражённо. Лицо напротив исказилось в недовольстве. — Не боишься за свою репутацию? Ты же знаешь, что я... Как там отец говорил? Разочарование семьи или ёбаный пидорас? — Кажется, оба варианта звучали, — будь он тут, точно бы расплылся в своей идиотской улыбке. — У нас с тобой много общего, Сынмин. Наверное, больше чем ты думаешь. Ким чувствует, как глаза расширяются, а брови лезут на лоб. — Чего? — голос больше не звучал сдержанно и холодно, а скорее с нотками удивления. — Неважно. Удачно повеселиться и спасибо что согласился. И скидывает трубку. Отражение выглядит потерянно. Его рука медленно опускается, и телефон прячется в кармане спортивных шорт. Ощущение, будто его длительное время обманывали, не покидает. Это был такой тонкий намёк, что Мин тоже не надежда семьи на будущее потомство? Сынмин не понимает сейчас буквально ничего, а предположить неправильное боится. Поэтому он двигается ближе к рабочему столу и открывает ноутбук. На экране светится диалог с менеджером. «Ты меня довёл. Я применяю секретное оружие» Сынмин тихо ворчит и быстро стучит пальцами по клавиатуре, печатая ответ. Сработало. Прогнулся под просьбой брата. Не потому что стало жаль, хотя в какой-то степени это тоже сыграло свою роль в согласии, но и, если он правильно услышал, Мин кому-то пообещал быть на выставке. Ким даже не придал сначала сказанному особого внимания, а после недавней фразы это приобретает совсем иное значение. По крайней мере, для Сынмина. Он поднимается с кресла, стягивает со стола ноутбук и направляется к кровати. Неплохо было бы почитать про мероприятие и, собственно, про сам университет. Лишним не будет.***
Ложится в четыре часа было ошибкой. Мало того, что вставать нужно было в семь, а это уже огромная проблема, но и ещё заехать на работу за вещами и Чанбином. Последнего брать ни в какую не хотелось, но он идёт обязательным пунктом. — Ким, ты уснул? — Со, как заботливая мамочка, щёлкает прямо перед лицом пальцами, чуть ли не тыча их в него. — Жаль, но нет, — Сынмин тяжёлым взглядом проходится по толпе. Как он понял из прочитанного, приглашений было не так много, примерно на двести человек. В основном их отправляло само учреждение, но также позвать мог и участник мероприятия. Чанбин мельком упомянул, что Мину одновременно оба варианта выпали. Интересно. — Слушай, — Бин кладёт руку на чужое плечо, привлекая внимание. — Мне нужно отойти, если что-то случится звонишь мне, я буду неподалёку. — Ага, — лениво тянет Сынмин, уходя от прикосновения. — Умница. Поброди здесь, на искусство посмотри, — он сильно наигранно подмигивает и уходит, оставляя Кима одного. Передёрнув плечами, Сынмин осматривается. Выбор невелик: либо идти туда, куда направился менеджер, либо в противоположную сторону. По его негласному правилу, а также, чтобы снова не видеть своего сопровождающего, он разворачивается налево. В принципе, если не брать в расчёт своё сонное состояние и не любовь находится в публичном месте, Киму всё нравится. Показ работ проходит на огороженной территории университета, на свежем воздухе, а не в душном помещении. Уже плюс одобрения от Сынмина. Он подходит к первой понравившейся работе и слегка наклоняется, рассматривая её поближе. Руки всё также держит в карманах пальто. Зима в этом году прохладная. На холсте много чёрных и красных оттенков, видно, что наносили их небрежно, но в этих мазках чётко проглядывался рисунок. Два силуэта, лиц не разобрать. Они обнимаются или... Целуются? — Знаешь, я ведь рисовал конкретных людей, а получилось вот это. Сынмин поворачивает голову на собеседника и не спеша выпрямляется. Первое, что привлекло внимание — это родинка под глазом. Выглядит слишком неестественно, отчего кажется нарисованной. — У тебя какая-то грязь вот здесь, — Ким пальцем показывает на нижнее веко. — Серьёзно? Хан, блин, я же просил его, — парень суетливо открывает рюкзак, что до этого висел на его плече, и выуживает оттуда карманное зеркало. — И где? Ты меня обманул? Сынмин только фыркнул на недовольный взгляд в его сторону и вернул своё внимание к картине. — Не знал, что такое, — выделяет последнее слово Ким. — Одобряют. Художник вздыхает, убирая зеркальце обратно, и подходит ближе, но не настолько, чтобы нарушать личное пространство. — Какое такое? — он также всматривается в силуэты на холсте, в голосе зазвучали нотки раздражения. — Ничего пошлого и противозаконного я не нарисовал. Тут даже непонятно какого люди пола, чтобы осудить хотя бы за ориентацию. — И всё-таки это однополая пара? — хитро щурится Сынмин. Парень сам себя подставил, коснувшись этой темы, и от его невнимательности хотелось рассмеяться. Художник закатывает глаза и поправляет короткие волосы. На кисти виднеется очертания татуировки, но она тут же пропадает в кармане объëмной куртки, из-за чего Ким не успевает детальней рассмотреть изображение. — Кто о чём думает, Мин О как. Значит, они знакомы. Похоже, это один из упомянутых друзей брата. Удивительно, как он находит таких нелепых людей для своего окружения. — Ты сегодня выглядишь страшнее обычного, — подмечает художник после недолгого молчания и отходит, заворачивая за мольберт, на котором находилась его работа. — Глаза все краснющие, щëки впалые. Неужели с Чаном посрался? Мысленно Сынмин уже проклинал брата на понос, рвоту и все прилагающиеся к ним счастливые дополнения. Почему он его не проинформировал об отношениях с каждым человеком, который будет здесь присутствовать? Этот вопрос наверняка останется без ответа. Как и вопрос о том, кто такой Чан и почему с ним надо ссориться? Или не надо. — Не выспался, — мрачно выдаёт Сынмин. Ему пора бы уже смотаться, но для начала стоит всë же узнать кое-что. — А ты подписывал как-нибудь каракули свои? — Эй! Это не каракули! — парень от несдержанного возмущения немного подаëтся вперёд, задевая край мольберта, но вовремя спохватившись останавливает опасно шатающуюся конструкцию. Облегчённо выдыхает и осторожно отходит в сторону от своей работы. — Вот что ты смеёшься над бедным мной? Не хватало мне ещё дополнительной «краски» на холсте, — он брезгливо осматривает сырую дорожку из бело-розовой плитки. Месиво из жухлых листков и комков земли, принесённых пришедшими гостями, ни пойми откуда, видимо не вызывало у него приятных эмоций. Не прекращая улыбаться от неуклюжести художника, Ким спрашивает: — Так ты ответишь на мой вопрос? — Какой? А, про подпись, — он щурится, пытаясь что-то высмотреть из далека. — Вон в том левом углу снизу посмотри. Сынмин садится на корточки, стараясь при этом не запачкать край пальто, и скользит взглядом к упомянутому месту. Там и правда была маленькая подпись, на которую он в начале не обратил внимания. Хван. И всё? — Нашëл? — К сожалению. — Чего? Говори громче, я не в сантиметре от тебя. — Ещё бы ты был так близко, — еле слышно произнëс Сынмин и, опираясь на колени, тяжело поднимается. Поправляет неудобно сидящую на нём водолазку и смотрит на, так называемого, Хвана. — Я вижу фантазия у тебя хлещет через край, — поджимает губы он и добавляет: — Это если что сарказм. — Да что ты сегодня ко мне придираешься? — Хван, огибая по дуге картину, подходит ближе и тянет руки вверх, начиная лохматить волосы Сынмина. — Такой мелкий, но такой грубый. Иди лучше отсюда, тебя уже заждались. Ким с боем уходит от навязчивых прикосновений, а художник скрещивает руки на груди и довольно ухмыляется, любуясь сотворëнным хаосом на голове. Этот парень слишком хаотичный и тактильный, как только Мин его терпит? — Мне и правда желательно смотаться отсюда, — он проводит пальцами по растрёпанным волосам. — Не хочу заразиться твоей неуклюжестью. — Шуруй, достал. Я тут своего маленького принца жду, а ты мешаешь. — Что за страсти? — Сынмин расплывается в ехидной улыбке и машет на прощание, мысленно желая больше не видеть его в этой жизни. Разговор с Хваном вымотал. И вроде как минут двадцать пообщались, но такое чувство, словно весь день и без отдыха. Ким устал от общества. Здесь людей слишком много. Тесно. Они как движущиеся друг к другу стены в комнате. Медленно, с каждым сантиметром всё ближе, чтобы потом также медленно давить, сплющивая тело в мокрый след. Ощущение не из приятных. Сынмин шёл дальше, вглубь, где гостей меньше и воздух лучше. Он не будет скрывать, картина Хвана ему зашла. Крайне необычная и неряшливая, конечно, не во вкусе Кима, ему по душе больше реализм, но довольно неплохая. Есть что-то душевное, родное в этих изгибах линий. Она цепляет взгляд, от чего хочется остановиться и смотреть, пока солнце не уйдёт за горизонт, а на холст мягко не ляжет тьма. Из раздумий о искусстве вырывает детский голос, прозвучавший совсем рядом: — Ма, смотри! — девочка дёргает женщину за рукав пальто. Интенсивно, но аккуратно и несильно. — Как на рисунке. Это же он, да? Мать смотрит в сторону, куда указывает еë ребёнок. Взгляды пересекаются. Один непонимающий, другой же выглядит удивлённым. Это они... про него? Или кто-то сзади стоит? Для подтверждения своих мыслей Ким оглядывается, но поблизости не оказалось никого, кроме кучки людей, стоящих абсолютно в другой стороне. — Очень похож, милая, — она по-доброму улыбается. У Кима внутри что-то ёкнуло. — Пойдём? Девочка активно закивала, поглядывая то на маму, то на сжавшегося от пристального внимания Сынмина. Они зашагали дальше, и Ким облегчённо выдохнул. Однако до него всё же доносится последняя фраза ребёнка: — А может он под прикрытием? — с восторгом прозвучал вопрос из детских уст. — Принцам просто так нельзя появляться на улице. Семья удалялась, а Сынмину в это время хотелось укутаться с головой в плащ невидимку и больше не попадаться никому на глаза. Внимание людей к себе вызывает тревогу. Простые взгляды, сопровождающие его, как только он здесь появился, нервировали. Братья слишком разные. Мину нравилось быть в центре, ему нравилось показывать себя. Сынмина же, наоборот, это всё не привлекало и скорее раздражало. Работа на удалëнке — то, к чему он привык и часто стремился сократить по минимуму контакт с людьми. Но профессия модели, к сожалению, этого не позволяет в полной мере. Наступают такие особые моменты, как этот. Прийти куда-то вместо Мина, чтобы тот успел на очередную съёмку. Иногда подобное заëбывает. Ладно, забыли. Сейчас у него в голове появился ещё один вопрос. Принц? Это забавно. Однако из-за безобидной фразы девочки на Кима устремились несколько заинтересованных лиц. Они словно раздевают его, смотрят, лапают, ищут неровности в «идеальном» теле. Опять. Почему он стоит на месте? Почему просто не пойдёт, не двинется хотя бы на сантиметр? Где Чанбин? Его всегда нет рядом, когда он так нужен. — Я купил нам кофе. В твоём две ложки сахара, чтоб ты не ворчал, как в прошлый раз, что слишком горько. Мягкий голос слышится за спиной. Сынмин ощущает тепло в районе шеи. Оно будоражит беспокойные мысли. — Я предполагал, что до меня ты будешь идти о-о-очень долго. Ким резко разворачивается. Перед ним невысокий рыжеволосый парень, держащий в руках дымящиеся стаканчики из местной кофейни. По-своему симпатичный, он бы даже сказал красивый. Сынмину по вкусу такая внешность. Более мужественная, сильная, и с этой улыбкой до ушей получается своеобразный контраст по типу «злой снаружи, добрый внутри». И он был слишком близко. Наверное, лицо Сынмина выражало не положительную эмоцию, раз парень опешил и нахмурил брови. — Ты... — он замялся, осматривая Кима. На мгновение показалось, будто в его взгляде промелькнуло что-то, напоминающее осознание, но оно тут же пропало, словно и не было. Прокашлявшись, парень вновь натянул улыбку, отчего на щеках появились неглубокие ямочки, и протянул напиток. — Неважно выглядишь. Выпей, может взбодрит. Сынмин с подозрением принимает кофе из чужих рук, скрытых за чёрными перчатками без пальцев, и делает шаг назад. Из-за такой близости становится неловко. — Спасибо? — интонация непроизвольно получается вопросительной. — Ты спрашиваешь? — парень усмехается и берёт его за локоть, начиная не спеша вести вперёд по дорожке. — Я уверен, тебя Хан затормозил на полпути ко мне. Этот мелкий думает только о себе. Он прижимается плотнее к боку, просовывая ладонь дальше и вот уже они идут под ручку, пока Сынмин находится в лёгком непонимании того, что, собственно, происходит. — Как я помню у Хана работа связана с космосом. Прикольная задумка, подходящая, мне кажется, ему. Он всегда на занятиях в облаках летает, — сообщает парень, поглаживая предплечье Кима, но скорее больше ткань пальто. — Понравилось? Я ещё не видел. Сынмин широко распахнутыми глазами наблюдает за нежными движениями. Они же на публике, почему он так себя ведёт? — Я не виделся с ним. Только Хвана встретил. — О, Хëнджина, — задумчиво протягивает тот. — Я думал он на другой стороне расположился. Хотя возможно Хан и он поменялись точками, чтоб Чонину сюрприз устроить. Он точно его не оценит. Так, Хван Хëнджин, запишем в своём мысленном ежедневнике. Чонин и Хан пока неизвестные личности. Как сложно разбираться в людях, причём близких брату, когда ничего не знаешь о них. — Он нарисовал красивую картину, — подметил Ким и отпил горячий напиток. Тепло. — А знаешь кто там изображён? — хитро щурится парень, заглядывая в глаза Сынмина. Тот отрицательно машет головой, немного отодвигаясь от чужого лица. — Не сложно догадаться. Его краш в нашего Чонина заметит и не знающий этого человек. А мы уже подходим к моему месту, так что закрывай глаза и доверься мне. Сынмин вопросительно приподнимает бровь, когда парень отцепляется от него и заходит за спину. Довериться какому-то ноунейму просто потому, что он связан с Мином? Идея отстой. Или это тот самый, кому брат обещал прийти? Хорошо, только ради интереса можно и подыграть. Ким закрывает глаза, и чужие ладони тут же опускаются на плечи. Они прошли буквально полминуты, прежде чем сопровождающий не остановился. — Можешь открыть, — тихо раздаётся рядом с ухом. Мурашки табуном пробежались по всему телу. И он открывает. Внутри всё холодеет. Дыхание замедляется и, кажется, вовсе сходит на нет. Сердце стучит в воображаемой тишине громче обычного. И совсем рядом бьётся ещё одно. Быстро и волнительно. Оно переживает. Сынмин смотрит... на себя. Он спит, а может, просто устал и на минутку прикрыл глаза. Это неважно. Одна рука держит наклонившуюся голову, спасает её от падения. Черты лица выглядят необычайно умиротворённо. Сынмин не видел никогда себя таким спокойным, беззащитным. Округлые щëки, мягкие и нежные губы не в ранках от постоянного их терзания. Раньше казалось, что нарисовать свет невозможно. Сейчас он видит обратное. Яркие солнечные лучи, прошедшие сквозь стекло окна, легли неровными прямоугольниками на половину лица и захватили кусочек кожи на ключице. Этот оголённый участок появился от немного сползшей вниз белоснежной рубашки. Главная вещь, притягивающая к себе взгляд, была корона, величественно взгромоздившаяся на пшеничных волосах. Он — принц. Сбежавший из сказки, злой и страшной, чтобы спрятаться здесь. В скрытом месте, границами которого является нарисованная незамысловатая рамка. Однако будет правильней всё же сказать, что смотрит он на Мина. Паршиво, но правдоподобно. — Как тебе? Сынмин вздрогнул. Он не заметил, как парень встал возле и, вероятно, всё это время, не отрываясь, смотрел на него. Вопрос прозвучал как-то без интереса, или же Киму показалось. — Это очень необычно, — он сжимает губы и поворачивает голову на стоящего рядом парня. Настала очередь рыжика отстраняться, ведь ещё бы чуть-чуть, и они столкнулись носами. Его кожа светлая, и оттого смущённый румянец видно чётче. От такого зрелища Сынмин не сдерживает удовлетворённую ухмылку. — Твой стиль меня привлекает больше, чем неопределённая мазня Хëнджина. — Хей, зачем ты так? — весело проговорил он. — Может он тоже старается. — Верю. — На самом деле, Хëнджин лучший в плане профессионализма из всего потока. Просто не все понимают его виденье искусства, — почему-то его улыбка приносит странное умиротворение на душе у Кима. — Думаю, я бы мог и лучше постараться над картиной. Когда ты пришëл, я понял, что вижу здесь совершенно разных людей. Наверное, ты это заметил. Сынмин чувствует, как тëплая ладонь прислоняется к его, и пальцы переплетаются. Сердцебиение учащается вдвойне. Что обычно в такой ситуации делают? — А ещё я взял ту идейку, — парень тянет его к себе и сажает на стульчик за картиной, который Сынмин раньше не замечал. — Написал своё полное имя и ничего не выдумывал. Вот. Ким видит с обратной стороны ровную надпись, написанную по-английски размашистым почерком. — Бан Кристофер Чан. — Собственной персоной, — Чан присаживается на корточки и ставит стакан с кофе на каменную плитку, смотря прямо в тëмные глаза. Сынмин заходится дрожью, когда видит перед собой их скреплённые руки. Что за чарующий эффект на него наложили? — Я долго размышлял над речью, — начал спокойно Бан. — Что же такого сказать, чтобы сам Мин впечатлился и расчувствовался. В мыслях был примерный план сражения наповал своими восхвалениями, но как только я тебя увидел, все слова отпали. Сейчас все слова отпали у Сынмина. Он надеется, это никакое не признание в любви, иначе Ким на такое не готов. — Как так вышло, что ты засел в моей голове настолько глубоко? — он склоняет голову на бок и приближает к губам сцеплëнные в замок ладошки, опаляя их дыханием. — И, по всей видимости, не собираешься оттуда вылезать ни под каким предлогом ближайшие... — Чан поднимает взгляд вверх, будто задумываясь над чем-то, а затем возвращает обратно, с нежностью глядя на Сынмина. — Вечность. Ким облизывает пересохшие губы. Нужно взять себя в руки. Это говорят не ему. Такое ему бы никогда не сказали. Поэтому Сынмин с трудом улыбается и чуть наклоняется вперёд. — И ты хочешь, чтобы я остался в твоей голове? — он повторяет наклон, крепче сжимая руку. — Нет, — быстро говорит в ответ. — А что же тогда? — Я хочу, чтобы ты вылез оттуда и поселился рядышком с нами, — губы касаются мягко тонких костяшек. Они проходятся по каждому подрагивающему пальцу и мокро ведут к самой кисти, оставляя там последний звучный поцелуй. — С кем «с вами»? — незаметно для себя переходит на шëпот Сынмин. Какие-то злосчастные поцелуи вызвали шквал эмоций в обычно равнодушном Киме. И даже окружающие люди сейчас не волнуют его, как раньше. — Узнаешь, — Чан вторую руку кладёт поверх их соединённых, возможно, в попытке успокоить не унимающийся тремор, а может, чтобы согреть от холодного ветра. — Мой король, не хотите ли Вы пожить со мной пару недель, дабы в конце вынести итоги нашего совместного проживания и принять окончательное решение, связанное с нами? От такой официальности аж зубы сводит. И если мгновение назад Сынмин чувствовал страх и неловкость, то на данный момент тревожность отпустила и уступила место не долгому счастью. — Я согласен. Он не думает о Мине. Не думает, что произойдёт дальше после этих пары недель. И что, если Чан узнает правду. Завтра он точно будет жалеть о сказанном на выставке. Однако сейчас Сынмин хочет до боли простого. Чуточку заботы, искренней и ясной. Просто побыть нужным и важным для кого-то. Хотя бы на время.