Обещай, что никому не скажешь

Сон Дахи, 16 лет. 3 сентября, 2023. Сент-Стилиан — огромное мёртвое здание бывшего церковного интерната. Когда-то, когда Дахи увидела его впервые, оно напоминало ей настоящий замок с башней, мраморными ступенями и железными ставнями. Внутри обветшалое здание не было таким впечатляющим, особенно западное крыло, ключ от которого нашла Минсан. Он хранился в стене за деревянным откосом и нехитро прикрывался выпавшим куском штукатурки. Достаточно было лишь легонько пнуть дверь ногой, как он сам упал им в руки. В общих спальнях для мальчиков не было ничего особенного: унылые зелёные стены, железные койки, составленные в ряд, и накренившееся деревянное распятие над ними. В учебных классах тоже не нашлось ничего интересного, только груда хлама. Окна на первых этажах были выбиты. Кто-то расписал стены чёрным баллончиком. Западное крыло сильно пахло сыростью и гнилью, стены коридора покрывал тонкий склизкий слой чёрной плесени. Расколотая плитка скрежетала под ногами. Поживиться там было совсем нечем, поэтому эта часть здания осталась практически нетронутой другими людьми. — Почему так темно? — нахмурилась Минсан и посмотрела на окно. Накануне было ветрено, ржавые ставни сдвинулись с места. Бывшие воспитанники оставили им в наследство укромное местечко — кабинет музыки в самом конце коридора верхнего этажа. Там они и скрывались от других людей, от родителей и от остального мира, требующего подчас от подростков слишком многого. Дахи с силой толкнула покосившиеся ставни, и тишину пронзил скрип ржавого металла. Пыль внутри старого класса давно улеглась, в отличие от историй, заключённых сотнями на огромной деревянной доске. Они читали чужие откровения. Иногда это было весело, но по большей части грустно. К тому же они были уверены, что все эти мальчики уже мертвы. В Дальсо говорили, что в Сент-Стилиан отправляли умирать. Это были неугодные или больные дети. Здесь их умерщвляли призраки злых монахинь, или заставляла сгинуть жестокость католических священнослужителей. В Сент-Стилиане был сад, такой же мёртвый, как и само здание. По слухам тела погибших мальчиков прятались именно там. Всё это ужасно пугало, но в то же время вызывало странный интерес. Как-то раз они даже хотели привезти с собой лопату, чтобы попытаться раскопать чью-нибудь могилу в заброшенном саду, найти в земле кости какого-нибудь маленького мальчика. Но так и не решились. Дахи смахнула залетевшую через разбитую раму листву и села на подоконник. Кто-то выцарапал на крашеном дереве два имени через знак «плюс», заканчивался любовный пример маленьким сердечком. Резчик был не слишком искусным, буквы получились маленькими, и имена слились в неясные закорючки. Дахи печально поджала губы, задумываясь над судьбами этих двоих: как долго смогла продлиться любовь госпожи Каракули и господина Каракули? — Спокойной ночи, мамочка… — прошептала на ухо Минсан и засмеялась, когда Дахи вздрогнула. — Не смешно. Минсан пожала плечами и достала из сумочки пачку сигарет. Они с Миён закурили, смотря на выцарапанную надпись. — Вам не кажется это несправедливым? — спросила Миён. — Что? Что его мамочка давно мертва, как и он сам? — непонимающе взглянула на подругу Минсан. — Нет, что покойники так беззащитны, — девушка взглянула на доску. — За стариками ещё признают их человеческие права, мёртвые же теряют их с первой секунды смерти. Ни один закон не защищает мёртвых. Их личная жизнь, фотографии, записки о любви — ничто уже не принадлежит им. — Сомневаюсь, что это волнует их на том свете, — покачала головой Минсан. Дахи промолчала. Она поняла, что хотела сказать Миён и отчасти была с ней согласна. — Джоан устраивает вечеринку на свой день рождения, — Минсан отошла от подоконника и изобразила несколько танцевальных движений под воображаемые звуки «диско». — Дахи, ты с нами? — спросила она, заиграв бровями, чем рассмешила подруг. Энергичная Минсан идеально уравновешивала их с Миён. Они были очень разными и, возможно, именно поэтому сблизились. В их трио Дахи была отличницей, той, у которой всегда есть верное решение. Она была рациональной, сдержанной и закрытой. Минсан же всё воспринимала как шутку, в любой ситуации оставалась оптимистом и, будучи неугомонным экстравертом, жить не могла без новых знакомств, вечеринок и каждодневного общения с друзьями. Но, пожалуй, самой сложной из них была Миён. Тяга к самоуничтожению росла в ней медленно, но уже достигла таких размеров, что она больше не могла справляться с ней самостоятельно. Обиды, которые ей наносили, казались совсем маленькими, но она была слишком ранимой, чтобы не обращать на них внимания. В очередях её всегда толкали, в толпе не замечали. У неё была невыразительная внешность, лишний вес и слабый голос, который в минуту волнения срывался и дрожал, так что Миён никогда не возражала своим обидчикам. Она плохо справлялась с проблемами, у неё не хватало сил оттолкнуть от себя беду. Собственная слабость унижала её. Она злилась, но не могла выместить эту злость, поэтому пыталась уничтожить свою слабость вместе с самой собой. Первый порез на её коже появился в пятнадцать лет. Недавно ей исполнилось семнадцать, и к этому времени она уже исполосовала себе все руки. — Я подумаю, — ответила Дахи. — Ты как всегда, — цокнула языком Минсан. — Так ты себе никогда парня не найдёшь. Дахи фыркнула, пренебрежительно морщась. Подруги не знали, но она уже давно была безответно влюблена в сына Джинни. Да, гиблое дело, но каким он был… Мин Юнги производил весьма сильное впечатление. Он обладал холодной, но притягательной отстранённостью и жёстким, отточенным шармом, в котором не было абсолютно ничего от современной молодёжи. Напротив, он словно явился в этот мир из другого давно ушедшего времени, в котором ещё присутствовал дух истинной аристократии и мужественности. Его движения, его черты, весь его облик — он казался восхитительным. Как же далеко он был от парней из её школы! И как же жаль, что он был не для неё… Какое-то время она ещё могла надеяться, но потом ей открылась чужая тайна: случай позволил ей увидеть, как Мин Юнги целует другого парня. Это стало для неё настоящим потрясением, но тем не менее не смогло умалить любви к нему. Он ничего не знал о её чувствах, о её любви и о её горе, которое она проживала вместе с ним, когда смерть разлучила его с возлюбленным. Очевидно, Мин Юнги был из тех, кто влюбляется раз и навсегда. У неё не было шансов, и она не питала иллюзий. Когда его возлюбленный умер, он стал похож на призрака собственной тени. Раньше Мин Юнги был красив и элегантен, носил костюмы и укладывал волосы, теперь он был бледен, под глазами проступали чёрные круги, взъерошенные волосы торчали, а мятая одежда висела на нём несуразно. Он сильно похудел. Внешний вид Мин Юнги наверняка отражал весь тот ад, через который ему приходилось проходить, но она была уверена, что в душе ему ещё хуже. Он был сильным и умным мужчиной, но то, что случилось с ним, сломало его. Этого не знали чужие люди, возможно, не знали и близкие. Но ей-то всё было известно. Дахи смотрела в глубину его глаз и чувствовала, каким пустым и чёрным становится то, что есть внутри каждого жизнестойкого человека. Ей было горько от того, что она никак не может спасти его. Она любила Мин Юнги, но ничем не могла ему помочь. — Мне не нужен парень, — сказала она твёрдо. — Твоя вагина наверняка другого мнения, — хихикнула Минсан. — К счастью, я думаю другим органом. — Ага, знаю я вас, тихонь… дай только до члена дорваться… — она замолчала, настороженно посмотрев на Миён. — С тобой всё в порядке? Миён перегнулась через подоконник, высовываясь в окно и глубоко вдыхая. — Меня тошнит, — зашептала она, роняя вниз сигарету. — Ещё одной делается плохо при слове «член», — закатила глаза Минсан. Миён снова сделала глубокий вдох и выпрямилась. Дахи заметила, как крепко пальцы её вцепились в подоконник. Несколько дней назад её вырвало после второй затяжки, но она упорно продолжала пихать в рот сигареты. — Бросала б ты курить, — вздохнула Дахи, ей казалось, что всё это баловство с куревом связано исключительно с желанием Миён подражать Минсан. Она прошла к пианино и, открыв крышку, села на старый скрипучий стул. Оно было слегка расстроено, но зато акустика в пустом здании оставалась потрясающей. Вот ради чего она сюда приходила. Гладящим движением Дахи провела ладонью по клавишам и заиграла третью часть семнадцатой сонаты Бетховена. Они разучили «Бурю» с Ёнджи летом. Ох, если бы только её милая учительница могла слышать, как она играет… Сент-Стилиан ужасное, гиблое место, полное призраков, детских слёз и кошмаров, но как прекрасно там звучала музыка! Минсан схватила указку и всплеснула руками, подражая дирижёру. Миён осталась неподвижно стоять у окна, но на её грустном лице просветлела улыбка. — Продолжайте, маэстро! Не останавливайтесь! — театрально воскликнула Минсан. — Вы станете великим музыкантом! Я могу стать музыкантом… — согласилась мысленно Дахи и улыбнулась. 4 сентября, 2023. Дахи поправила подол голубого платья и открыла штору примерочной. — Миленько, — склонила голову Минсан. — Миленько, — повторила за ней Миён. — Но я бы взяла что-нибудь покороче… — задумчиво смотря на платье, продолжила Минсан. — Отлично, значит, я беру это, — сказала Дахи и резко закрыла штору обратно. Торговые центры её утомляли. Ей не терпелось выбраться на воздух. — И всё же, я бы взяла то, что покороче, — не унималась Минсан. Она шла по улице, тяжело переводя дыхание, поскольку в отличие от Дахи, несущей в руке всего один пакетик, скупила полмагазина. — Нет. Я же надену его на семейный праздник, — покачала головой Дахи. — Помоги-ка, — Минсан остановилась и вручила часть своих пакетов Миён. Девушка молчаливо взяла чужие покупки. Сама она ничего так и не выбрала, примерила несколько платьев и с грустным видом отложила их в сторону. — А как же вечеринка? Я же говорила тебе… — Ты ведь знаешь, я не люблю это. — Дай сказать, — настаивала Минсан. — Хёнсик спрашивал, придёшь ли ты. Ты нравишься ему, подруга. Дахи равнодушно отвела взгляд. — А он тебе как? — вкрадчивым голосом поинтересовалась она. — Симпатичный, — пожала плечом Дахи. — Симпатичный?! Да он красавчик. Я бы с ним переспала, — хихикнула подруга. — О, Мини… — поморщилась Дахи. — Ох, да ладно, скажешь, ты бы не сделала тоже самое? — Хватит этих детских уловок. — Ну правда хватит! — прикрикнула на подругу молчавшая всю дорогу Миён и прибавила шагу. Девушки вздрогнули от неожиданности и переглянулись. — Что это с ней? — шёпотом спросила Минсан. Дахи пожала плечами. Оставшийся путь до дома Минсан они прошли в тишине. Вечером они переоделись в пижамы и запаслись попкорном, собираясь посмотреть какой-нибудь кошмарный ужастик, но в итоге наткнулись на фильм «Спеши любить» и уже не смогли оторваться. — Что за слёзовыжималка? — всхлипнула под конец фильма Минсан. — Это ты ещё «2+1» не смотрела, — промакивая уголки глаз пальцами, сказала Миён. Они легли спать, но Минсан ещё какое-то время шмыгала носом в темноте. — Обещайте мне, что не умрете молодыми, — проговорила она в тишине. — Да заткнись же уже… — не выдержала Дахи. — Спи, а… — вздохнула Миён. — Пообещайте, — стояла на своём Минсан. — О Боже, обещаю, — сдалась подруга. — Дахи? — Никто не знает, когда умрёт, обещать это глупо. Но я могу пообещать, что буду беречь себя, — она взглянула в окно и подняла неосознанно руку, желая дотянуться до звездной россыпи на ночном небе. Вселенная, сияющая тысячами мудрых солнц. Бесконечность, возведённая в абсолют. — Я очень люблю жизнь. Минсан удовлетворенно кивнула, она повозилась в кровати ещё несколько минут и затихла. Миён лежала рядом с ней неподвижно, сложив руки на животе. Дахи, устроившаяся на мягком матрасе на полу, почувствовала, как тоже проваливается в сон. Она даже успела увидеть какой-то короткий сон, прежде чем неясный звук выдернул её из приятной дрёмы. Распахнув глаза, она прислушалась. Из ванной, примыкающей к спальне Минсан, донёсся тихий стон, а затем послышался звук льющейся воды. Она приподнялась и обнаружила, что Миён на кровати нет. Подкравшись к двери в ванную, Дахи прислушалась. Миён закрыла воду и снова простонала. Дважды тихонько стукнув, она открыла дверь и заглянула внутрь. — Миён? Ты в порядке? Увидев её, первое мгновение Миён выглядела какой-то ошарашенной, но потом лицо её обмякло, губы задрожали, она покачала отрицательно головой, склонилась над раковиной и беззвучно заплакала. — Что случилось? — шёпотом спросила Дахи и, закрыв за собой дверь, обняла её, утешая, за плечи. Молчание. Тихо гудел вентилятор в вытяжке. — Я обещаю, что никому не скажу, — проговорила Дахи, крепче сжимая пальцами её плечи. Миён продолжала молчать. В глазах её, влажных от слёз, отражался страх. — Я беременна, — едва слышно произнесла она. — Что? — переспросила Дахи, подумав, что ослышалась. — Беременна, — повторила так же тихо Миён. — Бог мой… Господи… — схватилась за голову Дахи. — Ш-ш… тихо! Минсан ничего не должна знать, она проболтается. — Это… — Дахи нахмурилась, имя её парня, про которого она некогда прожужжала ей все уши, странным образом вдруг вылетело из головы. — Хёнмок? — вспомнила она наконец. — Боже, нет конечно. — А кто? Миён набрала в лёгкие воздуха и выдержала паузу. — Чхве Ханги. — Что? Нееет… — затрясла она головой. — Умоляю, скажи, что это не так… скажи, что ты шутишь. — Это не шутка, — Миён сложила ладони и прижала их к груди. — Ты помнишь тот день, когда мы вышли на уборку школьной территории в конце прошлого учебного года, и я пошла вместе с Ханги к нему в ангар за инвентарём? Тогда я осмелилась впервые заговорить с ним, и, знаешь, это один из лучших моментов в моей жизни. Он так давно мне нравился… — Он же старше тебя в два раза, — перебила её Дахи, но в то же мгновение подумала про саму себя и замолчала. — Мне скоро восемнадцать, это не так важно… Я люблю его — вот, что главное! И он меня любит, и понимает, и на всё готов ради меня. — Но это неправильно! Это не любовь, это просто безумие какое-то! — Да?! А что же тогда любовь? Дахи растерялась под её пронзительным взглядом. Она хотела возразить, но не знала как. Её собственные чувства не умещались в слово «любовь», а как назвать их иначе, Дахи не знала. — Ладно… — выдохнула она. — Если ты так это видишь. Но, в конце концов, суть не меняется. Родители убьют тебя, если узнают, а Ханги сядет в тюрьму. А Ёнджи? Разве она заслуживает быть так жестоко обманутой? Бог мой, что ты собираешься теперь делать? Ты сказала ему? — Сказала. Всё уладится. Он поможет мне. Ханги всё устроит. Моя мама тоже знает, она водила меня в больницу. Я сказала ей, что напилась и не помню, кто отец. Никто не узнает о Ханги и об остальном, если ты не проболтаешься, — она схватилась за плечи Дахи. — Обещай, что никому не скажешь. — Обещаю. Я же сказала, — раздраженно процедила Дахи, она чувствовала себя загнанной в угол. Миён открыла кран и плеснула себе в лицо холодной водой. — Тебе плохо? — Тошнит. Меня постоянно тошнит. Подруга взглянула на Дахи, ожидая сочувствия, но она не могла сейчас его проявить. Она чувствовала только гнев и несправедливость. Вернувшись в постель, Дахи сжалась калачиком и заплакала, стараясь не всхлипывать, чтобы не разбудить Минсан. Когда в спальню зашла Миён, она закрыла глаза и притворилась, что спит. В голове мелькали картинки из прошлого, яркие и до странного чёткие. Вот Миён приходит к ней, улыбается застенчиво Ханги, проходя мимо него по тротуарной дорожке, она ещё совсем юная — первый год старшей школы. Вот она машет ему ладонью вместе с ней и кусает кокетливо губу на школьном дворе. Вот Миён обнимает соседского пса и говорит, смотря на Ханги снизу вверх: «Можно нам иногда приходить и брать его с собой на прогулку?» А вот барбекю, все в сборе. Её мысли заняты Мин Юнги, одиноким и печальным, а где Ханги и Миён? Только этих двоих там нет. А потом перед ней предстала Ёнджи. Её длинные пальцы касались ласково клавиш пианино. Она играла всегда так чувственно и самозабвенно, прикрывая глаза, растворялась в нежной мелодии… Ёнджи, милая, славная Ёнджи… Дахи открыла глаза и прислушалась. Миён тоже уснула. Тогда она тихонько достала из-под кровати рюкзак и вынула из него свой ежедневник. Света, падающего через окно, оказалось достаточно, чтобы сделать в нём последнюю запись. 04.09.2023. Теперь я всё понимаю. Я оглядываюсь назад, и всё кажется мне таким ясным. Мужчины могут быть ужасно коварными, как легко они прячутся за масками добродетели. Предатели! Лгуны! Мерзавцы! Дахи медленно выдохнула и подумала о Мин Юнги. Он был хорошим человеком, но она должна была отпустить свои чувства к нему, во всяком случае, на данном этапе. Шок от столкновения с ним хоть и оказался велик, но она, хвала Господу, достаточно сильна, чтобы его пережить. Мне жаль. Я потратила эти страницы впустую, пребывая в глупых фантазиях. Вот она, настоящая жизнь… Прощай, ежедневник. Может, я начну новый, когда мне исполнится восемнадцать, а Мин Юнги тридцать семь, но это уже будет совсем другая история… Она закрыла ежедневник, убрала его обратно и затолкала рюкзак подальше под кровать. Звёздное небо оставалось всё таким же ярким. Созвездия мерцали бесстрастным холодным светом. Дахи закрыла глаза. Будь счастлив, мой Феникс… 5 сентября, 2023 год. 13:30 — Что ты наденешь? То новое платье? Давай-ка, примерь его ещё разок, — Минсан достала из пакета новое платье и бросила его на кровать. — Потусуешься дома, а потом сразу на вечеринку. — Я ещё ничего не решила насчёт вечеринки. — Ненадолго. Развеемся немного, ну же… Останетесь потом у меня. — Если только совсем ненадолго… — сдалась Дахи, решив, что отвлечься ей действительно стоит. — Пойдёшь в джинсах и кроссовках? Ты же купила шикарное платье, — гнула своё Минсан. — Я люблю создавать платья, а не носить их. — Ты должна нарядиться. Все нормальные девушки так делают. Ты немного… странная. — Странная? — Эм… какой там у тебя размер? Может, я одолжу тебе своё? Ты ведь носишь S? По правде говоря, всё это начинало действовать Дахи на нервы. Но она промолчала, подыгрывая подругам. И несколько часов они провели, примеряя платья, заливисто смеясь и нестройно подпевая Дэну Рейнольдсу. Потом она приняла душ и некоторое время возилась с волосами, не зная, как их уложить. — Нет, не смей, — покачала головой Минсан, увидев, как она собирается завязать их резинкой. — Иди с распущенными, — согласилась с подругой Миён. У неё были тёмные прямые волосы ниже лопаток, но она прежде никогда их не распускала. Ей казалось, она выглядит нелепо, теребя длинные пряди, спадающие на глаза. Потом Миён нанесла ей на лицо макияж, очень старательно избегая её прямых взглядов. Минсан обхватила Дахи за талию и развернула к зеркалу, не дав опомниться. Она взглянула на себя и застыла, поразившись переменой в своём облике. — Посмотри на себя, Дахи, ты прекрасна, — прошептала Минсан. Дахи откинула волосы и расправила плечи, изумляясь, что видит себя такой. На ней было воздушное голубое платье до колена и лёгкий макияж. Миён нарисовала ей стрелки на веках с мастерством человека, занимавшегося этим не один год, и результат был поразительным. Впервые она выглядела так женственно и была так красива, что сумела понравиться самой себе. Но затем в ней проснулась прежняя застенчивость. — Мне как-то некомфортно… — Бога ради, Дахи! Это просто стрелки, помада и платье. Дахи сделала глубокий вдох и погладила себя по талии. — Мне действительно стоит пойти так? Ответ был единогласным. 16:40 Дахи вышла на улицу и зашагала быстро по тротуару к своему дому. Небо было таким огромным и ясным, что, казалось, вот-вот оттуда выглянет сам Иисус. Солнце согревало открытые плечи, распущенные пряди отливали янтарём. Она подумала о том, как давно не была на море. Будучи маленькой девочкой, Дахи всё лето проводила в Пусане у бабушки. Когда бабушки не стало, закончились и поездки на пляж. Но она всё ещё помнила тёплый влажный песок под босыми ногами и прохладную воду, обволакивающую её маленькие детские ступни. Волны набегали на берег и отступали, делая песок гладким, Дахи каждый раз оставляла на нем новый отпечаток ноги, проверяя его на твёрдость. В следующее лето, решила Дахи, она обязательно туда вернётся. 17:10 — Моя детка, ты надела платье, какая же ты красавица… — мама взяла её за руку и покружила, восхищённо улыбнувшись. — Прелестно… — Это нужно сфотографировать, — сказал отец и достал телефон. Дахи не любила фотографироваться, но замерла и улыбнулась ради отца. — Совсем взрослая, — подметила мама. — Сохраните на память, — подмигнула Дахи. 17:25 Дядюшка Сон Мингю тихонько сунул Дахи в карман несколько сложённых купюр. Тётушка Пак Чжоа проделала тот же трюк. Когда она была маленькой, они привозили ей игрушки и сладости, но теперь они были в растерянности, потому что ничего не знали о современных подростках. У них не было своих детей, и вся их нерастраченная любовь доставалась тройке мопсов и ей. — Чудесное платье, — улыбнулась Пак Чжоа. — Спасибо, — стеснительно ответила Дахи. Во дворе заиграла музыка. Мама, пританцовывая, вынесла на подносе самодельный лимонад. — Что за чудесный день сегодня, — улыбнулась она и пригласила всех за стол. 18:13 Мамин лимонад вызывал оскомину. Дахи накинула джинсовку и вышла со двора. — Тебе очень идёт голубой, — восхищённо произнесла продавщица, пробивая банку колы. — А вам улыбка, — подметила в ответ Дахи. Женщина расцвела, улыбаясь шире. — До завтра, тётушка. — Пока, Дахи. Она вышла из магазина, но проходя мимо соседского дома, замедлила шаг. Завтра у неё в расписании занятие музыкой. Дахи почувствовала, как сжалось сердце. Как она будет смотреть в глаза Ёнджи, зная всю правду? Нет, она не сможет… 18:40 Дахи постучала в дверь. Послышались тяжелые мужские шаги, затем на пороге появился Ханги. — Ёнджи дома? — Нет, — быстро ответил он. Лицо у него было напуганным. Однажды она уже видела его таким. В тот день, когда он помогал отцу пилить железный столб и диск, слетевший с болгарки, пронёсся в считанных миллиметрах от его шеи. Вот и сейчас, он точно смерть свою увидел. — У меня завтра занятие, но боюсь, я не смогу прийти… — она резко замолчала, увидев в прихожей знакомые кроссовки. — Миён здесь? — Что? — растерялся Ханги, но язык тела выдал его, он неосознанно обернулся, посмотрев куда-то вглубь дома. И в это самое мгновение, дверь открылась чуть шире, позволяя Дахи заметить чемодан. Она уже видела его прежде. Это было в прошлом году, когда они всем классом ездили на несколько недель в летний лагерь. — О, нет… — прошептала она, понимая, что на самом деле имела в виду подруга, говоря, что Ханги всё устроит. — Миён! — выкрикнула она и нырнула под руку Ханги, прошмыгнув в дом. Но Миён, увидев её, попятилась в конец коридора. — Не делай глупостей, Миён! — Дахи схватилась за её плечи, перешагнув вместе с ней через порог ванной комнаты. Маленькое пространство удушливо сомкнулось вокруг них. — Я должна быть с ним, а он со мной. Нет более верного решения. И быть может, впервые в жизни я поступаю как раз правильно! — она сбросила с себя её руки и остановилась. — А твои родные? Твоя мама? Она поможет тебе… — Моя мама хочет записать меня на аборт! Миён задрожала от злости и отчаяния. В её взгляде больше не было страха. Она смотрела глазами человека, стойко осознающего весь ужас своего положения, всю безысходность и весь мрак своего будущего. — Я позабочусь о ней, — мягко сказал за спиной Ханги, но слова его не имели для Дахи никакого значения, её доверие к нему было навсегда утрачено. — Её близкие позаботятся о ней. Здесь. В Дальсо, — резко бросила Дахи. — Это касается только нас. Меня, Ханги и нашего ребёнка. Это не твоё дело. — На твоих руках уже не осталось места, Миён?! Теперь ты решила уничтожить себя полностью? И думаешь, я буду спокойно за этим наблюдать? — Ты обещала никому не говорить… Ты обещала молчать… — надломленно произнесла Миён. — Чёрта с два! Я не дам ему тебя увезти! — покачала головой Дахи, разворачиваясь. — Нет, стой! — вскрикнула Миён и вскинула руку, хватая её за джинсовую куртку. Когда случается что-нибудь ужасное, реальность становится слишком неожиданной, странной и непостижимой. Движения замедляются, время растягивается, картинка становится ярче, всё словно во сне. Мелкие детали — соринка на полу, трещинка на плитке — вдруг становятся видимыми и приобретают болезненную четкость. Так и случилось с Дахи. Ванная Ханги освещалась, пожалуй, даже слишком ярко для такого маленького помещения, с беспощадной точностью вырисовался орнамент на светло персиковом полотенце, от неестественно белого кафеля стен ломило глаза… Она почувствовала, как Миён потянула её к себе, заставляя развернуться обратно. Правая нога заскользила по мокрому полу, подворачиваясь, Дахи неуклюже взмахнула руками, теряя равновесие. Секунда, и холодящее кровь ощущение падения сменилось болью. Она ударилась головой о раковину и услышала, как этот глухой стук отдался под костями её черепа. Внутри головы, будто что-то тихо защелкало. Щёлк… щёлк… щёлк… Дикие красные мазки и капли крови на белом. Сильный металлический запах крови ударил в нос. Она поднялась на четвереньки, голова закружилась сильнее, поплыли, вращаясь, по полу зазубренные куски зелёного стекла. Это был разбитый стакан для зубных щёток, но Дахи не могла этого понять в тот момент, потрясённое сознание работало иначе. Колени скользили по мокрому кафелю, она тщетно пыталась подняться. Ей удалось схватиться пальцами за маленький порожек, но тёмный пульсирующий коридор впереди вдруг растянулся на многие километры. Откуда-то доносилось жуткое бульканье, то звонкое, то басистое, это был диалог. Дахи вспомнила про Ханги и позвала его по имени, но смогла издать лишь неразборчивое мычание, она будто никак не могла вырваться из замедленной съёмки. Тело сделалось мягким и тяжёлым, нога её заскользила в сторону, и с грохотом на неё накатила темнота. На какое-то мгновение она отключилась, но потом чёткий и ясный голос Ханги пробился к ней в сознание. — Сейчас… Не двигайся! Я принесу лёд! Ты сильно ушиблась, нужно позвонить в скорую… — он был где-то совсем рядом, прямо над её ухом, но когда она открыла глаза, то увидела перед собой лишь Миён. Подруга отступила от неё и с силой дернула занавеску над ванной, срывая её с натянутой проволоки. Борясь с головокружением, Дахи успела подумать, зачем ей понадобился этот кусок целлофана, как Миён шагнула вперёд и накрыла им её лицо. Она почувствовала его гладкость у себя во рту, когда попыталась вдохнуть. Сквозь мутную окровавленную плёнку, Дахи видела её лицо. Губы Миён шевелились, но она не могла её услышать, борясь за возможность сделать ещё хоть один вдох. И лишь когда силы совсем покинули её, и тело обмякло, она услышала её голос. Он зазвучал прямо у неё в голове. Ты же обещала молчать… В глазах у неё потемнело, и всё исчезло, всё. 15 декабря, 2023 год. Потребовалась определенная настойчивость, но, в конце концов, прокурор согласился на сделку. По её условиям Чхве Ханги сотрудничает со следствием и даёт показания против Ли Миён, взамен суд вменяет Ли Миён обвинение в непредумышленном убийстве. Учитывая, что прямых улик у них нет, сделка казалась Юнги более чем выгодной. Общественность требовала немедленного отмщения, но закон работал в своём темпе, и пройдёт ещё не один месяц, прежде чем суд вынесет свой приговор. Юнги снял очки и устало потёр глаза. Дело Сон Дахи раскрыто. Ему думалось, он ощутит облегчение, когда это произойдёт, но этого не случилось. Он по-прежнему не чувствовал ничего кроме горечи и усталости. В столе лежала бумага, написанная им от руки. Заявление об уходе. Осталось только поставить число. Он задумался, не сделать ли это сейчас и посмотрел на календарь. Пятница. Полицейские передвигались по отделу как сонные мухи. Все делали вид, что заняты делом, но на самом деле тоскливо ждали конца смены. Все, кроме Чимина. Юнги взглянул на его пустой стул и с усталым вздохом достал телефон. — Алло, — ответил Чимин уже после второго гудка. — Где ты? — В стриптиз клубе, ищу проститутку. — Звучит весело. — Свидетельницу, — исправился быстро Чимин, и Юнги почувствовал в его голосе смущение. — Свидетельницу по делу Кан Джунпё. — Ты помнишь, что мы приглашены на семейный ужин? Молчание. Он забыл, догадался Юнги. — Да… — неуверенно протянул Чимин. — Я собираюсь уйти сегодня пораньше, — он посмотрел на часы. — Заканчивай и езжай сразу ко мне. — Хорошо. В трубке установилась тишина, в последнее время они взяли за привычку молчать в конце разговора, что-то вроде негласного «Я люблю тебя», период времени, равный двум вздохам. — Эй, Лапонька, — прервал вдруг молчание Мин. — Да? — Когда выйдешь из стриптиз клуба, не забудь перекреститься… Послышались короткие гудки. Юнги представил его лицо в этот момент, как он хмурит свои мягкие брови и поджимает недовольно губы, и не смог сдержать улыбки. Он открыл ящик в столе и достал из него своё заявление. Отметив мысленно, что почерк у него совсем испортился, он сунул бумагу в уничтожитель. С тихим шорохом его заявление превратилось в мелкую труху. — Детектив Мин? — позвал незнакомый голос. Юнги поднял голову и увидел перед собой парня, крупного, но складного. Развитые мышцы проступали через ткань лёгкой ветровки, короткая стрижка обнажала шрам на голове, лицо суровое, но глаза добрые, взгляд мягкий. Мин задумчиво нахмурился, пытаясь понять, кто он. — Меня зовут Ким Сонгю, вы вызывали меня для дачи показаний, но я был в командировке за границей. Прилетел только вчера, — сказал он, уверенно отвечая на его внимательный взгляд. — Ким Сонгю… вы были воспитанником Сент-Стилиана? — вспомнил наконец Мин. — Да. — Мы вызывали вас в связи с делом убитой девочки. Ее тело нашли на футбольном поле в Сент-Стилиане. Я благодарен вам за то, что вы пришли и за готовность помочь расследованию, однако вы опоздали, дело раскрыто. — Я слышал о Сон Дахи, — кивнул печально Ким Сонгю. Юнги неосознанно посмотрел на рабочее место Чимина. — Но мы можем… — он огляделся, взял со стола пачку сигарет и открыл её перед ним. — Мы можем поговорить без протокола? — Смотря что вы хотите знать, детектив, — поднял чёрную бровь Сонгю и вытащил из пачки сигарету. Они вышли на парковку. Юнги прикурил и дождался, пока Сонгю сделает первую затяжку. — Сент-Стилиан. Мне важно знать, что за дела там творились. Внутри. Среди вас. Сонгю сделал ещё одну глубокую затяжку, смотря куда-то вдаль. — Что именно вас интересует? Если вы о призраках мёртвых монашек — это выдумка. Ну, или я их просто никогда не встречал. — Меня не интересуют призраки. Меня интересуют реальные люди. Ким Джунёль — мальчик, упавший с колокольной башни, его смерть действительно была несчастным случаем? Сонгю повернулся и чуть прищурился, смотря ему в глаза, прямо и долго. Бывалый парень, прожитой. Таких ничем не проймёшь. — Без протокола? Юнги кивнул. — Тогда и без имён, — предупредил Сонгю. — Почему? — Потому, что я обещал. Он отвел глаза и отрешённо посмотрел куда-то вдаль. Ему понадобилось время, чтобы начать, и с первых его слов Юнги понял, почему. — Попал к нам однажды в Сент-Стилиан мальчик… К нам, конечно, разных детей привозили, жизнь она ведь никого не щадит, но таких я ещё никогда не встречал. У меня сердце чуть не лопнуло, когда я его впервые увидел… — он вздохнул и печально улыбнулся. — Кофточка у него была такая мягкая, лилового цвета. Он первое время носил её, не снимая. Домом наверно пахла, тосковал… Я прозвал его Лиловым Кроликом. Нежный домашний мальчик, насмерть перепуганный Сент-Стилианом. Юнги застыл с сигаретой, поднесённой к губам. Он вспомнил музыкальный класс и испещрённую надписями доску, буквы, выведенные на ней чёрным маркёром: «Лиловый кролик Пак Чимин». В груди похолодело, рука его дрогнула так, что он едва не выронил сигарету. — У нас было правило: все новенькие проходили проверку, оставаясь на ночь в классе в заброшенном крыле. Так мы выясняли, кто из чего сделан. Но Лилового Кролика мне было жаль, я боялся, что он не выдержит, и предупредил его. Сказал, что мы не сделаем ему больно и что не нужно пугаться, всё, что от него требуется — это быть тихим. — Но он не был тихим, да? — полушёпотом спросил Мин. — Он боролся так, что мы его впятером еле туда затолкали. Маленький, но сильный. А потом… — Сонгю трудно сглотнул, прикрывая глаза. — Он так кричал, так бился об эту дверь, что мне ещё не одну ночь его вопли по ночам снились. Но самое ужасное в том, детектив, что не страх заставил его так кричать, а боль. Он ведь из благополучной семьи, обеспеченной. Образованный и хорошо воспитанный, он не должен был там находиться. Он чувствовал предательство, чувствовал несправедливость. Это и была несправедливость. Я хоть и не мог понять его в полной мере, потому что сам вырос в Сент-Стилиане, но я мог почувствовать его боль. Мы решили больше не трогать его, дать ему время привыкнуть. Ему было плохо в Сент-Стилиане, но он держался особняком. Подальше от всех нас. Хоть мы его и не обижали. Посмеивались правда иногда над тем, как он воротнички на рубашках отглаживает, и как он голову держит высоко, спину ровно… выправка у него была прямо солдатская. Юнги улыбнулся, на мгновение заглушая в себе чувство тревоги. Он легко мог представить маленького Чимина, он смотрел бы на него так же упрямо, доказывая свою правоту. — А потом он за каким-то чертом связался с Ким Джунёлем, — продолжил Сонгю, мигом вернув тревогу обратно. — Скользкий тип, мы его на дух не переносили, просто никто связываться с ним не хотел. К нему часто приезжал дядя, и он мог достать через него всё, что угодно, даже травку. Многие были ему должны, а некоторые просто боялись. Он рассказывал, как его отец свернул голову матери на его глазах. И сам занимался тем, что душил птиц на чердаке и отрывал головы пойманным крысам. Мне не нравилось, как он поглядывает на маленьких мальчиков, я боялся, что однажды Джунёль сломает шею одному из малышей. Я-то давно его знал, но тем, кто помладше он умело пудрил мозги. Он всегда выбирал самых слабых, самых подавленных, самых забитых. Ему это нравилось — медленно и методично изводить их. Он крутился рядом, вызнавая что да как, присматривался, а потом у человека вдруг пропадало то, что больше всего ему дорого. Джунёль никогда по-настоящему ни с кем не дружил. Он был хитрым, расчётливым засранцем с кошмарными садистскими наклонностями. Я не понимал, что может быть у этих двоих общего и был уверен, что их дружба не продлится долго, но Джунёль прилип к нему аж на несколько лет, временами я думал, что, может, они и правда подружились… А потом я узнал, что он куда-то водит этого мальчишку по ночам и про мёртвых пташек, подброшенных ему в кровать, и тогда мне стало ясно — он зачем-то выбрал его. И всё, что он прежде проворачивал с остальными — это только репетиция. Я вмешался, но Лиловый Кролик, до чего же упёртый мальчишка, вбил себе в голову, что это я его главный враг, и продолжал вести себя как прежде. Джунёль что-то сделал с ним тогда. Не знаю, что, но что-то ужасное. И настолько страшное, что он аж сам ко мне пришел. Пусть он и не сознался мне, мол, они просто ходили на футбольное поле… Джунёль сделал ему больно, обидел его. Точно знаю. Одного взгляда было достаточно, чтобы всё понять. Он был насмерть перепуган. Вечером я прижал этого урода Джунёля, а ночью проснулся — его опять нет, — он сделал паузу и заговорил тише. — Я пошёл в западное крыло. Только прикурил, и тут мне показалось, кто-то вскрикнул. Форточка у меня была открыта, и я услышал глухой такой удар… бах! Я не понял тогда, что это было. А потом увидел его. — Кого? — Лилового Кролика. Он выбежал из колокольной башни. Он был в одной пижаме, она насквозь промокла и вся перепачкалась грязью… Сонгю замолчал, бросил окурок в урну и сунул руки в карманы. — И что было потом? — спросил Юнги, надеясь, что Сонгю больше не взглянет в его глаза, иначе наверняка всё поймёт. — Ничего, — качнул головой парень. — Утром у Лилового Кролика случилась лихорадка, и его отправили в госпиталь. Грязная пижама лежала свёрнутой под его кроватью, я тихонько вытащил её и сам отнёс в прачку. И полицейским я ничего не сказал. — Почему? — Потому, что он сделал то, на что у других просто не хватало духу. И я пообещал ему, что буду молчать. — Сонгю всё же повернулся и взглянул ему прямо в глаза. — А теперь и вы, детектив Мин, мне это пообещайте.

***

Стриптиз клуб «Лагуна» оказался отвратительно грязной и мерзкой дырой. Иногда шуточки Юнги не так уж и далёки от реальности. Чимину действительно захотелось перекреститься. У входа в клуб воняло мочой и блевотиной. Он поморщился и, перешагнув через разбитую бутылку, быстрым шагом направился к дому Минов. Безветренная ясная погода располагала к прогулке. К тому же Чимин чувствовал, что теперь его легким просто необходимо интенсивное очищение свежим воздухом. Он слегка оробел, не увидев во дворе Челленджера, но Мин Даён как всегда проявила заботу, оставила на его щеке ласковый поцелуй и проводила, держа под руку, в гостиную. — Юнги скоро будет, — сказала она и села в кресло, на журнальном столике перед ней лежала книга, рядом стоял бокал красного вина. — Но пока его нет, мне хотелось бы поговорить с тобой. — О чём? — Чимин взглянул на неё внимательно и присел на диван напротив. Она выдержала паузу, прежде чем начать, и Чимин почувствовал, как волнение защекотало легким пёрышком в груди. — Скажу прямо: я боюсь, что ты слишком молод для Юнги. Хотя, пожалуй, это не самое главное. Как бы хорошо я к тебе ни относилась, милый, я, однако, считаю, вам следует быть осторожнее. Обоим. Я знаю своего сына, он не выдаёт себя, но внутри он очень чувствительный, у него сердце ужасно мягкое, особенно сейчас. И ты, такой одинокий и жаждущий любви, всё может обернуться для тебя несчастьем, потому что Юнги не готов к чему-то серьёзному, — выдала она. Чимин сидел затаив дыхание, лицо — будто кипятком обдало. Мин Даён сделала глоток вина и посмотрела на него выжидающе. Он понял, что должен что-то ответить, но нахлынувший на него стыд застрял в горле комом и мешал ему заговорить. — Вы знаете? — он наконец задышал, но голос его прозвучал до позорного слабо. Мин Даён вздохнула и улыбнулась так снисходительно, как улыбаются родители своим нашкодившим малышам. — Я хочу, чтобы мой ребёнок возвращался домой и чувствовал себя дома. Чувствовал, что его любят, понимают и принимают таким, какой он есть. Юнги открылся мне сам, много лет назад, и я берегу это доверие. — Он рассказал вам и про меня? — Нет. Я догадалась без слов. Чимин слабо кивнул, теперь, когда шок отступил, остались только смущение, неловкость и стыд. Он почувствовал, как к глазам подбираются слёзы. — Я не знаю, что мне вам ответить, — признался он и прижал к губам тыльную сторону ладони, чувствуя, как задрожало собственное дыхание. — Я могу только сказать, что буду очень стараться… — Ну что же ты… — Мин Даён поднялась и протянула к нему руки. — Иди ко мне. Он встал и робко шагнул к ней навстречу. Она обняла его, приложив одну ладонь к затылку, а другую меж лопаток. — Если он выбрал тебя, а ты его, пусть так — это жизнь, которая случается лишь единожды. И никто из нас не может знать, верным или неверным было то или иное решение, потому что мы принимаем его тоже только единожды, и нам не дано ещё десяток жизней, чтобы иметь возможность сопоставить все полученные варианты, — она отстранилась и посмотрела ему в лицо. — Я просто хочу, чтобы вы думали, а не бросались в омут с головой, пытаясь заглушить старую боль. Вы должны беречь не только друг друга, но и себя. Вот что, Чимин. Думай побольше о себе. И всё будет хорошо, — мягко улыбнувшись, Мин Даён погладила его по щеке и вернулась в кресло. — Юнги сильный, он справится. Когда нужно, он горы может свернуть, уж поверь мне. Ему было четырнадцать, когда он ради меня за ночь перекидал в одиночку десять тонн земли, закапывая старый колодец. — Красивый сад. Весной, когда всё цветёт, тут, должно быть, просто волшебно. Наверное, это как иметь настоящую сказку у себя под окном. — Нет. Это как иметь могилу у себя под окном. В ужасающем онемении Чимин отступил и опустился обратно на диван, пытаясь привести себя в чувства. — Господи Иисусе… — прошептал он, ощущая, как понимание накатывает на него с ещё большей силой, бьёт его в голову, бьёт в грудь, бьёт в сердце и во всё тело. Мин Даён тут же направила на него свой внимательный взгляд, её покачивающийся в руке бокал замер, вино сверкнуло в холодном свете хрустальной люстры. — Он, должно быть, с ума сошёл, — сказал Чимин и, сделав над собой титаническое усилие, выдавил усмешку. Мин Даён, тихонько кивнув, вернула ему улыбку. — Точно, — ответила она, о чём-то задумавшись, и глаза её вмиг наполнились томной печалью. — И я вместе с ним…

***

В доме стояла тишина. Юнги заглянул в гостиную — никого. В пустой столовой прислуга накрывала на стол. Мать в своём кабинете вела какой-то важный телефонный разговор. Он поднялся к себе в спальню и там, выглянув в окно, наконец обнаружил Чимина. Он был в саду, сидел прямо на холодной земле, прижавшись спиной к толстому стволу каштана. Юнги бегом сбежал по лестнице вниз и выскочил обратно во двор. Он шёл по мощеной дорожке, вдыхая сбивчиво холодный зимний воздух, и сердце его билось так быстро, что немело в груди. Когда он ступил на садовый газон, звук его шагов стал приглушённым и тихо хрустящим. Чимин услышал его и поднял голову. Он всё знает… Юнги остановился и впился в него взглядом. Я тоже знаю… Чимин, будто услышав его мысли, тихонько качнул согласно головой. Как в кошмарной замедленной съемке Юнги преодолел последние три шага и сел рядом с ним. Оба молчали. Белёсые лучи солнца ложились на опавшие, покрытые тонкой наледью листья, и они сверкали, точно серебряные монеты. Вдали виднелись благородные белоголовые горы с высоченными, как небоскрёбы, соснами у подножья. А небосклон — синь, бездонная и далёкая, как прощение. На ветку соседнего дерева уселся ворон. Его чёрные перья блестели как масляные. Он начал осторожно двигаться вдоль ветки, переступая когтистыми лапами с выверенной точностью, наконец он нашёл удобное место и застыл. Затем повернул клюв в одну сторону, потом в другую. Ворон смотрел на них. Взгляд его был мудрым, словно ему всё уже было известно и о них, и об их жизнях, и обо всём мире. — Ты будешь драться, только если придётся защищаться, ведь верно? — с надеждой спросил Чимин, первым нарушая тишину. — Мне было четырнадцать… — И ты за ночь перекидал десять тонн земли. Они встретились взглядом. — Твоя мама сказала мне. — И что ещё она сказала? — Что ты очень сильный, — Чимин отвел взгляд и запрокинул голову, смотря вверх на рыхло-желтое холодное солнце, просвечивающее сквозь оголенные ветви каштана. — Ханги сказал: «Мы готовы на всё ради тех, кого любим». Тебе это так близко Юнги. Ты поэтому его и разгадал, да? И всё же, какой удивительной может быть жизнь… Хоть ваши пути и разошлись, и сами вы совершенно разные, а испытания вам судьба послала одинаковые. Словно вы одно на двоих проклятье поделили. Только ты справился, а он нет. Юнги самому было трудно поверить в то, что через всё это ему удалось пройти не вызвав никакого подозрения. Однако пройти, ещё не означает уйти. И хоть Джинни навсегда исчез той темной ночью, Юнги совсем не был уверен в том, что лично для него всё кончено. И даже после того, как поиски давным-давно закончились, и в его жизни всё шло своим чередом, что-то упорно мешало ему быть счастливым и двигаться вперёд. Но теперь он всё понял. Юнги осознал, что воображая годами, будто он находится в другом месте, он, на самом деле, только там и был — у края темного глубокого колодца. — Я до сих пор помню то мгновение, как он повалил меня на пол и взялся за моё горло. С какой лёгкостью рушится мир… — заговорил он тихо, и Чимин вернул к нему взгляд. — Можно пытаться быть терпеливым, сильным и мудрым, можно думать, что всё в жизни происходит по какой-то причине, которая станет ясна позже, можно принимать всё за жизненный урок, из которого следует извлечь что-то важное, но факт остаётся фактом: Джинни больше нет, и это я бросил его на дно колодца и закопал. — Юнги томился и отчаянно гладил себя по груди, словно по-новому запускал вставшее сердце. — Мне было больно, я задыхался, но я ни секунды не сомневался, что всё должно закончиться именно так. Я сжимал в руке ручку молотка и был к этому готов, и если бы моя мать не лишила меня тогда этой возможности, взяв эту участь на себя, я сделал бы это. Я размозжил бы ему голову собственной рукой за все те мучения, через которые он заставлял проходить нас с ней… — собственное откровение вызвало у него болезненный стон, он прижал к губам кулак и отвернулся. — Джинни был мерзавцем. Но смерть, вопреки всему, часто подводит к прощению, — произнёс Чимин тоном человека, определённо знающим то, о чём он говорит. Юнги согласно качнул головой. — Я прихожу сюда каждый раз, когда чувствую, что не могу больше справиться. Есть соотношение между страданием и грехом. А грехи мои огромны… — он медленно прикрыл веки. — И иногда у меня внутри такой ядерный холокост… — Юнги открыл глаза и повернулся, с какой-то безвольностью прикладываясь виском к стволу дерева. — Впрочем, ты знаешь и сам, Чимин. Тебе это чувство известно ни хуже меня. Этот спазм в груди — будто внезапно кончился весь кислород. Чимин не мог на него посмотреть, он уставился на ствол соседнего дерева, потом перевёл взгляд на собственные ноги, но глаза нещадно жгло. — Мне было почти столько же, сколько и тебе тогда… чуть меньше… всего тринадцать… — заговорил Чимин, оправдываясь, но Юнги остановил его. — Ч-ш-ш… не надо, — прошептал он и дотронулся указательным пальцем до губ. — Я знаю. Я всё знаю. Ким Сонгю рассказал мне. — Сонгю? — Чимин смотрел на него как на приближающийся торнадо. Его лицо напомнило Юнги самого себя в детстве — такой уязвимый, такой напуганный и потерянный. Он хорошо знал, как формируется человек. Ребёнок — как сырая глина, и все события, происходящие с ним по мере его взросления, оставляют на нём оттиски, трещины и рубцы, которые потом накладываются друг на друга и затвердевают. И вот вам взрослый человек. Поэтому им было так легко друг друга узнать — оба они получились слишком корявыми. — Он не назвал твоего имени, и его обещание не нарушено, — Юнги горько улыбнулся, — Лиловый Кролик Пак Чимин. — Сонгю не может знать, как всё было на самом деле. Его не было на той колокольной башне, где я изо всех сил боролся за свою жизнь! — голос его надломился, но на этот раз Юнги не стал его прерывать, понимая, как нужно вслух произнести ему эти слова. Напротив, он молчал, побуждая его продолжать, и в пелене слёз, застилающей ему глаза, отражалась его многолетняя печаль. — Сонгю добрый, ему меня жаль… Он считает, Джунёль получил по заслугам, и я сделал то, что должен был сделать… вот только это всё не совсем так. Иногда случаются такие странные вещи, Юнги, будто мир наоборот поворачивается и всё местами меняется. В такие моменты проявить силу — значит, ничего не делать, и наоборот — совершить что-то — значит, поддаться слабости. В тот момент, когда я вырвался, я мог бы просто убежать. Внизу меня бы защитил Сонгю, а если бы его там не оказалось, я добежал бы до главного корпуса и поднял бы шум. Но я не шагнул в сторону двери, я шагнул вперёд и столкнул Джунёля с крыши. Я оказался слишком слаб перед своим гневом… — он зажмурился и принялся покачиваться, но это не помогло ему усмирить свою горечь, слёзы вырвались из него с громким всхлипом. И тут на руки ему легли тёплые ладони — именно легли, а не сжали или надавили. Чимин открыл глаза и увидел перед собой Юнги. Он смотрел на него по-особенному — именно из-за этих глаз-то всё и началось. Из-за них и из-за того пламени, что скрывалось в их глубине. Когда-то оно пугало его своим жаром. А сейчас только это пламя и было способно осветить ему путь. — Я хотел признаться тебе, — сказал он, несмело притягиваясь ближе. — Хотел… Мин погладил его по мягким волосам и спине, провел ладонью по шее и коснулся щеки. Он почувствовал исходивший от него запах ветивера, бархатистость кожи под своей ладонью и едва не задохнулся от нежности к нему от того, что Чимин прижался к его плечу и расплакался вот так, а он способен утешить его. Юнги замер, смотря ему в глаза. Большое небо начиналось свободой от него, от покрытого инеем газона и переплетенных над их головами ветвей, оно медленно вздымалось над ними, пронизанное взглядом, отражалось в глазах Чимина и вращалось в недосягаемой выси. Юнги подумал обо всех тех, кто пострадал — вольно или невольно, заслуженно или незаслуженно, безвозвратно или только слегка. Пак Чимин, Сон Дахи, Чхве Ханги, Квон Ёнджи, Ли Миён, Юн Минсан, Ким Джунёль, Джинни, Пак Джонхван, Пак Чжэён, Минджин, Санён, его мать и он сам. Можно ли ещё исправить хоть что-то? Можно ли ещё залечить их раны? И простит ли им их грехи это большое небо… Тихий хруст. Юнги дрогнул и обернулся. Лисица — гибкая и изящная, показалась меж яблоневых стволов. Миг — и исчезла, словно пересекла грань другого скрытого мира. Они снова молчали. Но молчание это не было напряжённым. Каждый и так знал, что на уме у другого — единственная мысль, единственный вопрос: «Что дальше?» А когда они снова встретились взглядом, глаза сказали им всё без слов. Юнги взял его осторожно за руку. Чимин бережно накрыл их руки своей ладонью. Быть может, в жизни важна не только правда? Быть может, в основе всего, в сердце всего человеческого, даже в самой густой мгле, на самом деле таится любовь к ближнему? — Я обещаю, что никому не скажу, — прошептал Чимин. Юнги медленно моргнул, на мгновение его взгляд скользнул к губам Чимина и затем снова вернулся к глазам. — Я тоже. ГОРОДСКАЯ ПРАВДА №5 (25989) 4 марта 2024

Зло по соседству

Ни одному человеку не хотелось бы думать, что кто-то из его знакомых, друзей, соседей может оказаться убийцей. Когда жители Дальсо узнали о трагической гибели юной Сон Дахи, самым простым вариантом было предположить, что убийца — страшный монстр, появившийся в наших краях откуда-то издалека. Потому что перед лицом такого жестокого и безосновательного убийства человек склонен забывать, что тот, кто его сотворил — личность, мало чем отличающаяся от остальных, а значит, ей может оказаться любой из нас. Когда под подозрение полиции пал Чхве Ханги, живший с Сон Дахи по соседству, жители Дальсо вынуждены были примириться с тем, что версия с монстром-чужаком, которую они выстроили в своём сознании, рухнула под натиском ужасной правды. Не давший результатов обыск в доме предполагаемого убийцы должен был подтвердить — обвинение Чхве Ханги — ошибка. Но когда свет освещает тень, иногда выясняется, что за ней скрывается ещё большая тьма. Убийцей Сон Дахи оказалась её лучшая подруга, человек, которого она знала с детства, человек, с которым она делила радости и горести, делила дружбу, делила жизнь. Семнадцатилетняя Ли Миён убила её собственными руками, задушив занавеской для душа, а позже хладнокровно сокрыла вместе с сообщниками улики. По словам подсудимой, она сделала это из-за страха быть раскрытой. Девушка собиралась сбежать со своим возлюбленным, а Сон Дахи, узнавшая её тайну о ранней беременности, намеревалась ей в этом помешать. Однако единственная ли это причина, и что на самом деле произошло в доме по соседству, знают лишь трое. И все они предстали перед судом. Совещание присяжных длилось три дня, и 1 марта 2024 года суд вынес свой приговор. Ли Миён — приговорена к семи годам лишения свободы. Чхве Ханги — приговорён к трём с половиной годам лишения свободы. Квон Ёнджи — приговорена к двум годам лишения свободы. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК ДАЛЬСО №15 (33795) 8 апреля 2024 Опубликованы планы по созданию природного заповедника в Дальсо. Его площадь составит более 40 гектаров. Зелёная зона на месте аварийного строения бывшего детского интерната «Сент-Стилиан» полностью расчищена, вместо снесённых построек планируется создание экозоны, засаженной молодыми деревьями. Территории присвоен статус — памятник природы местного значения, из-за растущих на ней столетних дубов. ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК ДАЛЬСО №16 (33796) 15 апреля 2024 Новый владелец мясоперерабатывающего комбината «Экопродукт» переименовал предприятие в «Агро-Альянс». Теперь некогда фамильное дело семьи Пак продолжит свою работу под руководством господина Со Чонхона, генерального директора крупнейшего агрохолдинга в Южной Корее, производственная цепочка которого включает в себя полный цикл — от производства кормов и выращивания животных до мясопереработки и реализации готовой продукции в торговые сети. Расширение производства приведёт к увеличению количества рабочих мест, что должно позитивно сказаться на уровне безработицы в Дальсо и финансовом благосостоянии граждан. ИЗВЕСТИЯ ТЭГУ №9 (67188) 6 мая 2024 Неизвестный меценат пожертвовал миллиард вон в благотворительный фонд помощи детям с редкими заболеваниями «Колыбель». ГОРОДСКАЯ ПРАВДА №12 (25994) 17 июня 2024 Чудовищное преступление на железнодорожной станции Дальсо. Утром 13 июня на железнодорожных путях местной станции найдена мертвая женщина. Из одежды на ней только нижнее бельё, а всё тело покрыто синяками и ссадинами. Обнаружил труп сотрудник железной дороги. По словам медиков, женщина скончалась от многочисленных колотых ран. На место преступления прибыли детектив Мин Юнги и детектив Пак Чимин, однако никаких официальных заявлений от сотрудников полиции пока не последовало…