И прости нам наши прегрешения… Мф. 6:12
16 сентября, 2023 год. Тёплый поток воздуха пахнул Юнги в лицо. Вышедший из бара парень неприветливо сдвинул брови, встречаясь с уличным холодом, потом достал из кармана пачку сигарет и тоже закурил. Он не протянул ему ладони для рукопожатия, но едва заметно кивнул, Юнги слабо качнул головой в ответ. Чхве Ханги рядом с ним, бледным и невысоким, да ещё и ссутуленным от усталости, казался настоящим здоровяком. Молчаливый и хмурый, для чужака он выглядел бы угрожающе, но Юнги всё ещё мог разглядеть в его возмужавшем лице черты забитого, робкого ребёнка. Участливая тишина. Тихий вздох. Им, как и много лет назад, не обязательно было говорить, чтобы сказать о печали. Ханги отвернулся, уставившись бесцельно куда-то вглубь тёмной улицы, Юнги швырнул окурок на мокрый асфальт и вошёл внутрь. Ханги остался снаружи, предсказуемо отказавшись делить с ним одно помещение. — Согрейся, — сказал Тэхён, пододвигая к нему стопку с соджу. Юнги поджал заледеневшие пальцы в мокрых ботинках и потёр покрасневшие руки, недовольно морща нос в ответ на предложение коллеги. — Бурбон, — попросил он, жестом привлекая внимание бармена. — Есть новости? — спросил Намджун, но только для того, чтобы завязать разговор, он, как старший инспектор полиции, уже конечно же знал — всё в пустую. — Погода разыгралась, пришлось свернуться, поисковый отряд распущен до утра, — отрицательно покачал головой Юнги. Хосок понимающе кивнул, отводя сочувствующий взгляд. Все они, смотря на него, думали об одном и том же: пережитые в прошлом несчастья заставляют его делать это. По мнению коллег, он лазил по лесам и горам все выходные, ища пропавшую девочку-подростка, потому что когда-то давно один его близкий человек тоже пропал и так и не был найден. Но это не было правдой. Юнги просто не хотелось, чтобы через лет пять или десять, какой-нибудь сбившийся с тропы турист, обнаружил в лесу тело очередной Джейн Доу*, которую придётся опознавать по зубам. Нужно было приложить все возможные усилия сейчас, пока ещё есть надежда, что она жива и ей нужна их помощь. Дело было не в нём и не в ком-то ещё, а только в ней. Только в пропавшей девочке. Заёрзал рядом Чонгук, хрустя чесночной гренкой, и Юнги взглянул на Донхёна, вспоминая повод, по которому они собрались все вместе, чтобы выпить. — Что, уже подыскал местечко, где сгинешь? — усмехнулся он, опрокидывая стопку бурбона. — Фазенда твоей мамочки очень ничего. Красивый сад. — Даже не рассчитывай, что сможешь хоть раз подстричь её лужайку, старый хрен. Донхён хрипло засмеялся. Юнги вновь наполнил рюмку и приподнял её, улыбаясь старому напарнику. — Он собрался мотать удочки, — произнёс Хосок. — В прямом смысле, — парень присвистнул, сматывая воображаемую катушку. — Чеджу? — догадался Юнги. Донхён многозначительно кивнул. Всё чаще, когда они оставались в «Отшельнике» пропустить по кружке пива после тяжёлого дня, Донхён говорил о дальней провинции у моря, в которую ездил каждый свой отпуск. Он рассказывал о тёплом солнце и тихих заводях, о покое, который заслужил, а ещё о женщине. У него появилась подружка среди местных. Она была главной причиной. От одного только упоминания о ней его потускневшие от возраста глаза вмиг становились живыми и блестящими. Его бывшая жена давно обзавелась семьей, он же дотянул до седых висков. Юнги не хотелось, чтобы Донхён уезжал, но он не сказал ни слова, только устало улыбнулся, одобрительно кивая. У него останется немало воспоминаний из их прошлого. За десять лет Донхён успел стать для него настоящим другом и наставником, а бывали моменты, когда напарник заменял ему отца. И вот он провожал его на пенсию. Донхён навсегда покидал «Убийства» и унылые кварталы окраины Тэгу. Что Юнги чувствовал в это мгновение? Боль и обиду, и всё то, что чувствуют, теряя близких людей. Вечер его печалил. — Сыграем? — Донхён кивнул в сторону бильярда, но Юнги покачал отрицательно головой. — Устал. — А я пойду, — поднялся Хосок. Парни один за другим потянулись в зал к бильярдному столу. У них не было шансов в игре против Донхёна, и Юнги, посмотрев на них через плечо, насмешливо хмыкнул. — Вы так расстроены из-за Чеджу? — тихо спросила Нояна. — Из-за девчонки, — поджал губы Мин. — И из-за Чеджу, — всё же признался он, кивнув с грустной улыбкой. Девушка поерзала на диванчике, и её милое личико сделалось хитреньким. — Долго скучать вам не придётся, — она прикусила губу, слегка прищуриваясь. Он вопросительно взглянул на секретаршу из отдела убийств. Она не торопилась отвечать, очевидно, ей нравилось это чувство интриги. — Новый напарник, — сказала она, прикрывая губы ладошкой. Нояна совершенно не умела хранить секреты. — Так быстро? — недоверчиво взглянул на неё Мин. — Кто? — Детектив Пак. Пак Чимин. Юнги задумчиво нахмурился, пытаясь припомнить, слышал ли он уже когда-то это имя. — «Наркотики»? — «Убийства». Он не из наших. — Ты его видела? — спросил Юнги тихим голосом и чуть склонился в её сторону, их плечи соприкоснулись. — Видела фотографию в его деле, — прошептала секретарша. — Он молодой и очень симпатичный. Юнги посмотрел на неё с притворным укором. Девушка захихикала. Нояна находилась в том самом нежном возрасте, когда женщинам очень хочется нравиться мужчинам, особенно тем, которые потенциально годятся в мужья. Прежде она была увлечена Тэхёном, но тот не ответил ей взаимностью, и сейчас у неё наконец появилась возможность покончить с печалью от безответной любви и переключиться на другой вариант. С дельными мужчинами в Дальсо было негусто, поэтому за мечту о служебном романе Юнги её на самом деле совсем не осуждал, да и не считал, что имеет на то право. — Особо не надейся, — фыркнул Мин. — Новенький свинтит из Дальсо сразу же, как только его увидит. — Я так не думаю, ведь он сам попросил перевода, — возразила девушка. — Это не первый его запрос, но раньше не было свободной ставки. — Вот как? — Да. Он из Сеула, детектив Мин, представляете? Такое, быть может, раз в жизни случается, — сказала она восторженно и мечтательно облизала пухлые губки. — И наш начальник, готова поспорить, ни за что не отпустит столичного детектива. Тут Нояна была права. Он не сомневался, что Джун не упустит возможность приобрести в свою команду такой ценный кадр. Но только при условии, что он действительно ценный. Хотя сам Юнги даже представить себе не мог, чем молодому детективу, начинающему карьеру в сеульском отделе убийств, мог приглянуться их Богом забытый район. По меньшей мере это было странно. Для любого человека из мегаполиса их окраина казалась ссылкой или изгнанием. Нередко полицейские просто отказывались туда переезжать, нарушая устав даже под угрозой увольнения. Словом, никто не жаждал попасть в Дальсо. До сего момента. Нояна победно улыбнулась, заметив его смятение. — Из Сеула сюда… У него точно башка дерьмом набита, — осадил он девушку. — Или же он полный псих. Нояна томно вздохнула, не отводя глаз, потом уголок её губ дрогнул, приподнимаясь. Он мягко улыбнулся ей в ответ. Её это удивило. Говорить с ним, когда он не в духе, всё равно что зубы драть, а ей досталась улыбка. Но она быстро поняла, в чём причина: бешеный пёс просто слишком устал, чтобы рычать. Юнги захотелось пойти домой. Принять тёплый душ, одеться в сухую домашнюю одежду, проглотить пару таблеток из баночки, которую он давно перестал прятать за дверцу шкафчика в ванной, и тревожно задремать на диване у телевизора. И тогда он будет готов к следующему раунду. Но он все равно задержался в баре надолго, размышляя о разных превратностях судьбы. К этому его внезапно подтолкнули седые виски бывшего напарника. Он думал о том, сколько лет жизни отдал вместе с ним борьбе с чужой алчностью, эгоизмом и ложью, и каким эти года его сделали. Пожалуй, он стал слишком разочарованным и мог доверять только себе и тем вещам, которые его ещё никогда не подводили: алкоголю и земле. В трудные времена наивность, считал он, — худшее, что может случиться. Посиделка закончилась лишь в полночь. Юнги сел в машину, повернул ключ в замке зажигания и поёжился. Мокрые ноги вмиг снова застыли. Он пошевелил пальцами, вспоминая, как ступал по пружинистому мху, и как холодная влага просачивалась в его ботинки. Дворники заскользили по лобовому стеклу, борясь с изморосью. Он чётко увидел дрожащий на ветру рекламный щит и трепыхавшиеся на нем листовки. Каждый раз, когда на город опускалась непогода, он невольно вспоминал лицо Джинни. Оно представало перед ним так отчётливо и ясно, будто и не было этих двух десятилетий. Как будто он только вчера держался за его крепкую мужскую руку и смотрел в его тёмные глаза, до страшного глубокие и внимательные… Но затем всегда приходило запоздалое осознание того, что Джинни уже никогда не вернётся. Пусть его тело так и не нашли. Юнги протянул руку и на ощупь взял с соседнего сиденья бутылку, этикетка с надписью «Aqua Minerale» заметно потёрлась и истрепалась, помятую тару давно пора было обновить. Резкий порыв ветра сорвал одну из листовок, фото улыбающейся девочки пронеслось мимо. Он сделал крупный глоток, водка мягко согрела горло. Юнги плавно притормозил у тротуара, девушка поправила сползший с хрупкого плеча жёлтый вязаный кардиган и улыбнулась, помахав ему ладонью. — Доброе утро, детектив Мин, — сказала она, заглядывая в машину через открытое окно. — Прыгай, — кивнул на сиденье Юнги. Сон Дахи сгребла в охапку его бумаги и села на сиденье, положив их себе на колени. — Спасибо, — взглянула она на него кротко и снова улыбнулась. Они жили всего в нескольких домах друг от друга, а школа, где она училась, находилась в том же квартале, где и полицейский участок. Её мать по праздникам приносила ему пирог, а отец приглашал на барбекю, на которое он пришёл лишь однажды из соседской вежливости. Этого было слишком мало для того, чтобы считаться друзьями, но достаточно для доверия. Дахи не отличалась пунктуальностью, как и он, и когда их непунктуальности совпадали, он встречал её бегущей по улице, она же, завидев его, махала ему рукой и без вопроса о лишних неловкостях садилась к нему в машину. — Проспала? — спросил Мин, притормаживая на переходе. — Да, слишком поздно легла, — без тени на раскаяние призналась Дахи. — И кто только придумал этот режим?! Ночь такая чудесная, это личное время, принадлежащее исключительно тебе, но ты должен тратить его на сон. Какая глупость! Ненавижу спать. Чувствую, что теряю своё время, когда сплю. Юнги глухо рассмеялся. — Ну что? — тоже хихикнула Дахи. — Вы ведь тоже проспали. — Точно, — согласился он, вздыхая. — Работали? — Нет, не мог уснуть. — Вот же ерунда: вы не спите потому, что не можете уснуть, а я не сплю потому, что не хочу. — В конечном счёте, результат всё равно один: мы оба проспали и опаздываем. Дахи на мгновение задумалась. — И оба потеряли время, — сказала она. — Тебя так заботит время? — он взглянул на неё, она моргнула, смотря на него в ответ своими большими прозрачными глазами. — Конечно! Важно каждое мгновение. Сегодня ты человек, завтра земля. Вдруг что-то случится со мной, и я упущу слишком много? — По-моему, ты очень торопишься. У тебя впереди ещё много всего, не нужно думать о плохом. Дахи пожала плечами и опустила взгляд. — Что в этих папках, детектив Мин? — спросила она, кивнув на бумаги, которые держала на своих коленях. — Мертвые люди? 17 сентября, 2023 год. Стрелки вокзальных часов застыли на двенадцати. Чимин огляделся, его никто не встречал. Впрочем, он догадывался, что так будет. Он прошёл через безлюдный зал ожидания и, толкнув тяжёлую дверь, вышел на вокзальную площадь. Полуденное солнце было ярким и тёплым, но воздух сделался тяжёлым от влаги. В выбоинах старого асфальта ещё блестели лужицы. Чимин прищурился, замечая на дороге проблесковый маячок. На стоянку въехала полицейская машина, она остановилась прямо напротив него, и в следующую секунду из неё торопливо выпрыгнул патрульный. — Детектив Пак? — спросил парнишка, с извинительной улыбкой поправляя кепку. Чимин кивнул. — Простите, вышла накладка, — он бросился обратно к машине и открыл багажник. — Людей не хватает, кто на реке, кто в горах, поисковые отряды прочёсывают местность уже вторую неделю и ничего, — тараторил патрульный. — Кого ищут? — спросил Чимин, опуская чемодан в багажник. — Девчонку. Шестнадцать лет. Патрульный захлопнул багажник и посмотрел на него так, словно уже скорбит по пропавшей. Люди, выросшие в крохотных кварталах, тесно сплетенных между собой, всегда таковы, это их бремя — делить все беды между собой. Они сели в машину. За вокзальной площадью последовали узкие улицы. Серые муниципальные здания, городская библиотека, школа, каштановая аллея, сразу за ней жилой квартал — маленькие ухоженные домики. Мальчишки на скейтах, в сквере у неработающего фонтана девчонки на роликах. Потрескавшийся асфальт, витрины магазинов с манекенами в нелепых нарядах, панорамные окна кондитерских, старый кинотеатр выглядел заброшенным, но новые афиши говорили об обратном. Известные пейзажи, всё те же старые сюжеты. Издалека Дальсо напоминает любое другое маленькое селение на окраине большого города. Тихий. До истомы знакомый. Предсказуемый. Но стоит присмотреться ближе — становится видимым то, что скрывается в тени. В душе у Чимина зашевелилось странное сочетание надежды и глубокого ужаса. Это место простит мне моё возвращение? Он опустил взгляд на свои сложенные на коленях ладони. Бог хранит молчание. Нашептывает, искушая и взращивая страхи, лишь Дьявол. Всё сложилось таким образом, что возвращение его казалось ничем иным, как действом, к которому подвели его сами небеса. Пак Джонхван — его единственный кровный родственник по материнской линии, доводившийся ему родным дедушкой — скончался от сердечной недостаточности. В своём завещании старик указал только одного наследника — его, своего внука. Чимин воспринял новость о наследстве холодно. Как и смерть последнего известного ему родственника. Пак Джонхван первый, когда Чимин был ещё совсем маленьким, указал ему на то, каким негодным он растёт. Глядя на него, тот только и искал к чему придраться, и всегда находил. И рожа у него глупая и во рту каша. Слишком мелкий. Слишком худой. В подоле принесённый — дворняжка, какой с него прок. «Может быть, — думал он, — где-то очень глубоко, под толстым слоем жестокости и высокомерия, под снисходительной жалостью, которую дед путал с любовью, у него, человека, предавшего его так легко, пряталась всё же к нему какая-то привязанность, таилось все эти годы что-то чистое и тёплое, не поддающееся его злобе». Он знал, что дедушка богат и что, скорее всего, унаследовал от него большой фамильный дом и дело, которое приносит стабильный доход, но деньги его не волновали, и полная сумма наследства не была ему известна. Потому что это «может быть» было слишком слабым, практически невозможным. Куда чаще Чимин думал так: «Дед умер, потому что сердце его сгубили гордыня и скупость, так и пусть его «семейное» дело сгинет и всё канет вместе с ним в небытие». Прошёл почти год, прежде чем мысль о спасении собственной души, родившаяся в нём после очередного ночного кошмара, укоренилась в нём достаточно крепко, чтобы суметь перебить старые обиды. В то утро он посмотрел на себя в зеркало и сказал: «Я готов», как говорил каждый раз, с той лишь разницей, что обычно это означало «это мой самый лучший внешний вид из всех возможных, теперь я могу показаться людям и готов выполнять свою работу», но в то утро это значило: «Я готов со всем разобраться. Я готов всё потерять и начать сначала». Не то чтобы ему больше не было страшно расковыривать старые раны, на самом деле он был в ужасе, но впервые в жизни чувствовал, что не растерян и не сбит с толку. Это тоже пугало, но теперь страх его стал совсем другим — осмысленным и направленным. Время пришло. Чимин нашёл контакты адвоката и в тот же день позвонил ему справиться о положении дел. Тогда-то он и узнал, насколько на самом деле сделался богат. Сумма его ошеломила, и что делать с таким наследством он совершенно не знал. У Чимина никогда не было огромных банковских счетов, не было акций, недвижимости и фамильных драгоценностей, да и семьи-то настоящей никогда не было, не было ничего ценного, потому он и сам, казалось ему, ничего не стоит. Но он точно знал, на какое дело потратит часть доставшихся от деда денег. Совсем небольшую часть. Только на это, и ни на что больше. И оно будет во благо. И в то же время нашёлся в Дальсо человек, едва ли не единственный, кому он мог доверять и кто согласился помочь ему, а в скором времени приняли его второе прошение о переводе. И именно последнее Чимин счёл самым убедительным знаком. Впрочем, он не особенно верил в знаки, скорее это была тщательно продуманная договорная система, которая поддерживала его на плаву с самого детства: если спуститься из спальни и не наступить на скрипучую половицу, дедушке до вечера не будет до него дела. Если не дышать во время рекламы хлопьев, мама скорее вернётся домой. Если с первого раза уложить на кровать покрывало, день пройдёт тихо и никто не сделает ему больно. Если его перевод одобрят, он вернётся в Дальсо и непременно сделает то, что задумал. В качестве служебного жилья городское управление предоставило ему, как и обещало, квартиру, которая по факту оказалась крохотной комнатушкой в многосемейном доме. Но, благо, с отдельным входом с улицы. Чимин вытащил из багажника чемодан и торопливо зашагал следом за патрульным, рассыпанная вместо асфальта мелкий щебень на подъездной дорожке противно захрустела под каблуками уставных туфель. — Вот, — сказал полицейский, распахивая дверь, и глупо улыбнулся. Чимин окинул взглядом своё новое жилище. Дешевое и неуютное, будто временное. Стол с потёртой столешницей, две деревянные табуретки, старая кровать с железной сеткой, на сетке лежал свернутый матрас, вместо кухни закуток с раковиной и электрической плиткой на разделочном столе, санузел, отделанный больнично-белым кафелем. — Я могу ещё что-то сделать для вас? — спросил вежливо патрульный, но взгляд выдал его нетерпеливость. — Нет, — покачал головой Пак. — Я вас больше не задержу. — Удачной службы, офицер. — Спасибо. Чимин поставил чемодан у кровати и подошёл к окну, но видно из него всё равно было немного: двор, кусочек улицы и соседский забор. Это место тоже казалось ему знакомым, но скорее всего от того, что все спальные кварталы Дальсо выглядели одинаково. Были, конечно, дома выделяющиеся, дома людей другого достатка, с высокими воротами и просторными дворами. Один такой стоял в конце соседней улицы у озера и теперь принадлежал ему. Два этажа, мансарда, деревянный сайдинг, идеально ровно покрытый белой краской, окна со ставнями, открытая летняя терраса, подъездная дорожка вымощена камнем… Странно, снаружи этот дом Чимин помнил лучше, чем изнутри, хотя прожил в нём десять лет. Боль, какая бывает, когда режут по живому, переродилась в слабую ностальгию. Поймав себя на мысли об отсутствии мучительных страданий, Чимин устыдился, хотя возвращаться к старой боли снова не желал. Отрыв от дома, в котором прошло его детство, тяжело ему дался, но он справился. Этот дом, — повторил он мысленно, впервые обращая внимание на используемые им по отношению к этому строению местоимения. «Этот», «тот», и никогда притяжательное «мой». Чимин всё ещё не считал его своим, хоть уже и вступил в права наследования. Этот дом, как и всё то, что к нему прилагалось, продолжал оставаться во владении своего мёртвого хозяина, безжалостного старика, циничного, скупого и озлобленного. Образ деда в его сознании походил на непобедимое зло из фильма ужасов про полных ярости призраков, когда даже если кажется, что настал хеппиэнд, зло вдруг возвращается после титров, знаменуя новое начало вереницы несчастий. Лучше уж старая скрипучая кровать в тесной комнатушке, чем дом полный печальных призраков прошлого, — подумал он и взглянул на свою кровать, искренне надеясь, что на ней хотя бы никто не умирал. На разбор чемодана ушло меньше часа, вещей у него было немного, так что за слегка перекошенной дверцей шкафа даже осталось свободное место. Чимин застелил кровать и лёг на спину, разводя руки в стороны и похлопывая матрас. Оказалось неплохо: мягко и ровно, от постельного белья приятно пахло стиральным порошком. Поужинать он решил в крохотной таверне на противоположной стороне улицы. Чимин сделал заказ и сел за свободный столик, следом за ним в таверну зашли ещё несколько парней в полицейской форме, должно быть, его соседи по дому, догадался он. Пустые столики закончились, и очередным посетителям приходилось выбирать, к кому подсесть. Чимин заметил, что его столик обходят стороной. Он был чужаком в этом месте, где изо дня в день собирались одни и те же усталые работяги. Он ещё в детстве заметил — в Дальсо не принято надевать маски, поэтому по лицам большинства местных легко можно понять то, о чём они думали, глядя на него. Отчего-то так себе у них сложилось о нём впечатление. По телевизору начались новости, хозяйка прибавила громкость, все в таверне мгновенно отвлеклись на экран и затихли. В новостях повторяли трансляцию пресс-конференции, устроенной полицией и СМИ по поводу пропавшей девочки. Полицейский рапорт был ничтожно маленьким, либо они не могли пока ничего сообщить, либо сообщать действительно было нечего. Девочку звали Сон Дахи. Шестнадцать лет, рост 154 см, вес 44 кг, глаза карие, волосы длинные, ниже лопаток, тёмные, была одета в светло-голубое платье до колен, синюю джинсовую куртку и белые кроссовки, на шее золотая цепочка с подвеской в виде птицы. Пропала пятого сентября между шестью и семью часами вечера, выйдя из дома в магазин, находившийся в нескольких минутах ходьбы. Иными словами, девочка исчезла едва ли не из собственного двора. Затем слово предоставили родителям. Женщина держала в руках фото дочери. Дахи улыбалась, показывая на щеках ямочки, прямые длинные волосы лежали на плечах. Юная, красивая и счастливая. На ней голубое платье, ручка изящно касается подбородка. Снимок, сделанный всего за несколько часов до ее исчезновения. Скорее всего, это её последняя фотография. К двадцати пяти годам Чимин не успел обзавестись детьми и со странной уверенностью знал, что никогда ими и не обзаведётся. Ибо, что он способен им дать? Его собственное детство было скомкано и искорёжено и при воспоминании вызывало лишь чувство гадливости. Дети, семья — понятия ему чуждые. Поэтому Чимину было сложно понять то горе, какое может испытывать любящий родитель, потерявший своего ребёнка. Зато он прекрасно разбирался в таких чувствах, как утрата и тоска, в тех чувствах, что испытывает человек с вырванным одним махом сердцем. Подспудно уже сопереживающий чужому горю, с сосущей внизу живота пустотой, увидев на экране плачущего мужчину, Чимин понял — в его страданиях, как в зеркале отражается его собственное несчастье. — Эти две недели были худшими в нашей жизни… — мужчина опустил голову, вытирая влажные ресницы пальцами, и снова взглянул в камеру, терзаемый собственным бессилием, он не мог скрыть захлестнувшее его отчаяние. — Мы провели их в поисках. Мы осматривали овраги, реки и канавы, прочесывали лес, ища свежую могилу нашей дочери… Отец Сон Дахи был раздавлен, рыдания перехватили ему горло, и к микрофону подошла его жена. От имени семьи она призвала всех жителей Дальсо помочь им найти их дочь. Полное отсутствие вестей их убивало. Затем на экране появилась ведущая новостей. Бесстрастным голосом она сообщила: «Поиски шестнадцатилетней Сон Дахи, пропавшей пятого сентября, продолжаются. Если вы что-то видели или у вас имеется информация, пожалуйста, свяжитесь со службой поиска пропавших детей, номер которой вы видите на экране». Затем, не меняя ни тона, ни выражения лица, она перешла к новости об аварийном отключении электроэнергии, произошедшем из-за непогоды в южном квартале Дальсо. Чимин опустил взгляд на чашку с лапшой и тихонько отложил палочки в сторону. Кусок больше в горло не лез. В эту ночь он был ужасно встревожен, он думал о темных горах, окружающих Дальсо, об острых скалистых выступах на востоке и топях на юге, он думал о пропавшей девочке и о том, что утром ему предстоит отправиться в полицейский участок и приступить к работе в отделе убийств. Но затем воспоминания унесли его вновь в тот дом у озера, а потом в больничную палату к умирающей матери. Ему вспоминались её глаза, ясные и светлые. Раньше они были красивыми. Потом болезнь сделала их мутными, как у мертвеца. В последние дни мама перестала говорить и, кажется, мало что понимала. Он догадался об этом по её бесцветным губам — они больше не улыбались, когда он приходил. Сначала он принимал её тихие постанывания за попытку что-то произнести, склонялся к ней и прижимался к груди в надежде расслышать хоть слово. Но потом понял, она просто так дышала. Так его и бросало из ада в ад до самого утра. 18 сентября, 2023 год. ГОРОДСКАЯ ПРАВДА № 18 (25978) 18 сентября 2023Жгучая месть
Дело Кан Хесон передано в суд. Факт неумышленного причинения вреда здоровью ребёнка был выявлен в ходе рассмотрения заявления, поступившего в полицию от жительницы Дальсо в июне месяце. Женщина заметила, что девятилетняя девочка, живущая по соседству, имеет на теле сильные ожоги. Полиции стало известно, что ребенок не получал от родителей должного внимания и часто был предоставлен самому себе. Детское пособие и другой семейный доход по большей части тратились на спиртное. Разозлившись на мать, голодная девочка, очередной раз увидев в холодильнике вместо еды купленные матерью крепкие спиртные напитки, вылила содержимое найденных бутылок в раковину. Узнав о том, что сделала дочь, Кан Хесон придумала изощрённый метод мести для маленькой девочки. Женщина пообещала дочери, что если та соберёт в лесу землянику, то они смогут продать её и купить на вырученные деньги необходимые продукты и сладости. Она рассказала, на какой поляне лучше всего собирать ягоду, но не упомянула о том, что тропа к ней заросла борщевиком, касаться которого очень опасно. Девочка поспешила выполнить просьбу матери, но уже через несколько часов сбора ягод, открытые участки её тела покрылись волдырями, наполненными жидкостью, и ей понадобилась медицинская помощь. Ожоги поразили 60% её тела. Кан Хесон своей вины не признаёт. Отделом расследования убийств руководил старший инспектор полиции Ким Намджун. Приятный мужчина сорока лет с доброй улыбкой, но холодным взглядом. Когда он поднялся, чтобы пожать ему руку, Чимин слегка опешил, смотря на него снизу вверх. Новый начальник был выше его на голову. Крепкие, широкие плечи, сильные руки, линии его прекрасно сложенного тела прорисовывались даже через не слишком хорошо скроенный костюм. Помимо отдела убийств Ким Намджун возглавлял специальную следственную группу по расследованию особо тяжких убийств. Что-то вроде государства в государстве. Кто ещё входил в эту группу ему пока не сообщалось, но кто бы это ни был, очевидно, им доставались лучшие дела. Чимину очень польстило то, что его безупречная характеристика позволила ему примкнуть к ним. — Это прекрасный шанс для тебя, — сказал старший инспектор, но по его лицу Пак понял, что если он не проявит себя на испытательном сроке, чихать всем на все его блестящие рекомендации, не видать ему стоящих дел, как своих ушей, пьяная поножовщина или прибитая проститутка — будут его потолком. — Я буду работать один или… — Детектив Мин, — из капитана неожиданно вырвался тяжкий вздох, — не так давно проводил своего коллегу на пенсию, ему нужен напарник. Он входит в состав следственной спецгруппы, у него большой опыт в тяжких и поработать с ним отличная возможность для тебя. Прекрасный шанс… отличная возможность… Что-то там точно было не так. Чимин кивнул в знак согласия. Каким бы ни был подвох, выбирать не приходилось. Секретарша, попросившая звать её «просто Нояна», выдала ему стандартную анкету для заполнения и предложила кофе. Он отказался, но, заметив, что девушка расстроилась, пообещал ей выпить его в следующий раз. Она была милой и деликатной, и он подумал, что они, наверное, подружатся. Детектив Мин проводил дознание. Его стол был завален бумагами, примыкающий к нему стол напарника пустовал. Чимин сел на свободное место, чужой бардак оказался прямо перед ним. Он огляделся. В отделе убийств царила не показная занятость. Люди деловито сновали туда-сюда, щёлкали компьютерные клавиатуры, звонили телефоны. Конечно, это был не сеульский бешеный улей, в котором ему довелось поработать будучи стажёром, но сердце всё равно частило не меньше. Несколько парней всё же нашли минутку перекинуться с ним парой слов. Детектив Чон и детектив Хван спросили, что да как, и ещё несколько лейтенантов пожали ему руку, не скрывая насмешливых улыбок. «Ты к Юнги? Прививку от бешенства сделал? Ошейник напялить не забыл? У тебя тут миссия Христа, малыш?» Все они были его старше лет на десять, а то и двадцать, кто-то даже потрепал его по макушке как ребёнка. Чимин усмехался в ответ, но помалкивал. А потом отдел вдруг странно затих, и Чимин быстро понял почему. Мин Юнги вошёл, держа в руках стопку бумаг. Он захлопнул дверь ногой и ринулся к своему рабочему месту, но, увидев его, резко остановился. Кошачьи глаза, широковатый курносый нос, мягкие линии скул и подбородка, неожиданно нежные губы с приподнятыми уголками — приятное лицо, но хмурые брови и строгий взгляд давали понять — нрав у этого человека крайне тяжёлый. Проницательные глаза мгновенно дали ему оценку. Чимину стало неловко, он поднялся, кусая губы как застенчивая школьница. Он надеялся, что кто-то из уже знакомых ему полицейских представит его. Но этого не произошло. Все затихли и тоже чего-то ждали. — Здравствуйте, меня зовут Пак Чимин… — заговорил Чимин, но осекся и замолчал. Лицо Мин Юнги изменилось. Его заметно передёрнуло, рот перекосился, и Чимину показалось, что он сейчас бросится к двери, однако тот только громко вздохнул, швыряя стопку бумаг на стол. — Это что ещё за недоразумение?! — сиплым голосом произнёс Мин, пренебрежительно кивнув в его сторону, и обернулся к полицейскому позади себя. — Джун так решил, — пожал плечами мужчина. Юнги вернул к нему свой взгляд, глаза его блестели то ли от бесконечно глубокого сожаления, то ли от болезненного разочарования. Чимина тут же пронзило огромное желание потупиться, но он ему не поддался. — Джун так решил? Он что, глумится надо мной? — сказал Мин, вновь отворачиваясь. Чимин почувствовал, как лицо его вспыхнуло. Он дышал поверхностно, грудная клетка двигалась слабо, будто уменьшилась и затвердела, сердцу внутри сделалось совсем тесно. А потом он вдруг подумал, что этот коп перед ним обычный сержант. Ни больше и ни меньше. И он не может обращаться с ним, с офицером, так, как ему вздумается только потому, что старше по возрасту. Возраст вообще не показатель ума. — Детектив Мин, — громко позвал он, сделав наконец глубокий вдох. — Заткнись, — даже не взглянув на него, сказал Юнги. — Или кто-то из вас, мудозвонов, решил прикольнуться? Окей, я выкупил. Забирайте своего сынка и ведите его обратно в школьный класс, пропустит уроки… — Моё имя Пак Чимин, я прибыл на службу в Тэгу из Сеула вчерашним днём и ношу звание офицера, а вы грубите мне без стыда и совести, — он гордо вздёрнул подбородок. — Жопа в невесомости! — неожиданно выругался Мин и, заметив его замешательство, криво усмехнулся. — Чёрт знает, что… Он поморщился и вышел, хлопнув дверью. Отдел начал медленно возвращаться к жизни. Чимин сел обратно за стол. Полицейские перешептывались между собой, но из-за клокочущего сердца, он не смог разобрать ни слова. Юнги не было минут десять, и он чувствовал себя за пустым столом музейным экспонатом, на который глазели все кому не лень. Чимин не знал, куда деть свои руки и на что смотреть, чтобы не выглядеть странно, в конце концов, он сложил руки перед собой и уставился на них. Вернувшись, Юнги сел за свой стол молча. Он был зол и с минуту просто смотрел на него исподлобья. Когда он вновь поднялся, Чимин успел подумать, что получит от него в нос, но Мин схватил папку и швырнул ему на стол, а затем ещё одну, и ещё, и ещё… Дела в производстве. — Благодарю, — деланно улыбнулся Пак. — Если что-то непонятно, — Юнги вернул ему лживую улыбку, — твои проблемы, вали к Джуну или куда хочешь… — Но это ваши дела, — возмущённо нахмурил брови Пак. — Мм… в точку, браво, детектив. — Перестаньте паясничать. — Перестань таращиться на меня так, будто я тебе что-то должен. — Вообще-то должны. Вы должны ввести меня в курс дела, потому что, нравится вам или нет, мы теперь напарники. — Нет, — ответил Мин, качнув головой, лицо его всё ещё выражало злость, и оттого равнодушный тон звучал пугающе. — Меня приставили к тебе, как к ляльке гувернантку. Звание не делает тебя хорошим детективом. Сеульская стажировка не делает тебя хорошим детективом. И твои чудные рекомендации на бумажке не делают тебя хорошим детективом. Место напарника нужно заслужить, как и доверие. Понял? Жар снова прилил к лицу. Чимин стиснул зубы, молча открывая первую папку с делом. — Вот и прекрасно, — сказал Мин. Наверное, лицо у него было в этот момент самодовольное, но Чимин из принципа решил на него не смотреть. Если Мин Юнги ждёт от него реакции, то не дождётся, решил он. Хамить в ответ не в его характере. К тому же толика правды в словах Мина действительно есть. С чего он решил, что здесь его примут с распростертыми объятиями? Разве в Сеуле было иначе? Стажеры бегали за кофе и возились с бумажками, лучшие дела доставались гениям отдела, пробиться к которым было сложнее, чем стать космонавтом. Ненависть к новому напарнику улеглась, мягко и медленно, как подброшенный в воздух шёлк. Сердце забилось спокойно, дыхание выровнялось. Чимин был уверен в себе, знал, что умён и хорош в своём деле, несмотря на молодость и небольшую выслугу, нужно было лишь улучить момент и проявить себя, и тогда всё встанет на свои места. К обеду он изучил отчёт о вскрытии по первому делу. Мужчину отравили цианидом. Подозреваемая — жена. Ничего удивительного. Отдел заметно опустел, парни отправились в буфет. Мин Юнги остался, у него постоянно трезвонил телефон и это жутко отвлекало. Чимин спустился в вестибюль к кофейному автомату и купил эспрессо. Выпитый кофе сделал день ещё чуть лучше. Он открыл второе дело. Пожилая женщина задушена в собственной кровати. Подозреваемая — дочь. Обычное дело. Приближался вечер. Девушка секретарша заглянула попрощаться. — Пока, хорошего вечера, — сказал Юнги мягким мурчащим голосом. Чимин удивленно повёл бровью. Неожиданно. Проходя по отделу он мог подобрать с десяток разных фраз, посылая других, обращающихся к нему с тем или иным вопросом копов, куда подальше. Значит, такой он не со всеми. А может, это и не хамство вовсе? Просто он таков — груб от природы, и поэтому матерщина льётся из него как вода из худого ведра. Но грубость не выглядит привлекательно, если ты в ней рос, и всё твоё окружение тоже барахталось в грязи, а любая попытка выбраться означала боль и страдания. Чимин любил людей деликатных, тёплых и мягких. Тёплых и мягких как кашемировый свитер. Мин тоже изучал его. Чимин чувствовал себя странно под его взглядом. Ощущение похожее на то, когда кажется, что за тобой следит таинственный портрет. Даже не поднимая головы, он чувствовал, что его рассматривают. Руки, лицо, голос, взгляд и движения — всё уже подверглось безмолвной оценке. Они сидели друг напротив друга, и между ними не было даже малюсенькой тоненькой перегородочки, Чимин старался не рассматривать его в ответ, во всяком случае, хотя бы не делать этого так откровенно. Но он догадывался, что его тоже давно раскусили. Он не знал, сколько его напарнику лет, возможно около сорока, сложно было судить, потрёпанный внешний вид однозначно делал его старше, чем он есть на самом деле. Уставшее лицо, круги под глазами, всклокоченные волосы, одет не по форме: синие джинсы и белая застиранная футболка с уже нечитаемым принтом, на спинке стула — чёрная кожаная куртка. По какой-то причине тот, кто жил в этом теле, перестал себя любить, и его забота о себе свелась к минимуму. Но кое-что заставляло забывать о его мятой футболке и прочих небрежностях. Это глаза. До страшного глубокие и внимательные. Было в этом мужчине, помимо его странного вида, и ещё кое-что отталкивающее — долгое и загадочное молчание. Иногда Мин Юнги просто сидел и молчал, и это выглядело так, будто он даёт последнюю возможность признаться в смертном грехе. Терпеть это было просто невыносимо. — Детектив Мин! — ворвался в отдел дежурный. — Мы нашли девочку… — произнёс он, запыхавшись, и снял фуражку, прижимая её к груди, во взгляде его было что-то виноватое. Мин приподнялся, упираясь руками о стол и впился взглядом в дежурного, медленно вытягиваясь. Долгожданная подвижка в расследовании, не иначе. Он уже что-то почувствовал, и что-то уже сложилось у него в голове. Застывший в напряжении, но вместе с тем оживленный своим детективным чутьём, он был похож на большую кошку, готовящуюся сделать прыжок. — Мертва. Тело на поздней стадии разложения, найдено в седьмом квадрате, — продолжил, отдышавшись, парень. Юнги громко выдохнул и прижал кулак ко рту. Чимину показалось, что он заглушил собственный болезненный стон, но потом глаза их встретились, и эта мысль тут же испарилась. Взгляд Юнги был тяжёлым и… снова злым. — Кто обнаружил? — спросил он, сдергивая со спинки стула куртку. — Люди нового застройщика. — Мне нужен Чон Хосок. И чтоб до него никто там не топтался. — Понял, детектив. — Тэхён, — позвал Мин, парень за соседним столом молчаливо кивнул и тоже поднялся. Юнги надел куртку и зашуршал торопливо бумагами. Чимин притих, внимательно за ним следя. Ладони вспотели от волнения. Он растерялся, не зная, что должен сделать. Так они напарники или нет? Официально ему не нужно его позволение участвовать в этом расследовании, не официально — лезть в чужие дела строго запрещено негласным кодексом абсолютно любого полицейского участка. — Я поеду с вами, — сказал Чимин и встал, поправляя пиджак. — Нет, — коротко ответил Юнги. — Вали домой, мне не до тебя. — Но я должен выехать на место преступления вместе с вами, — сердце вновь зачастило под прямым взглядом Мина, глаза его совсем почернели. — Брючки запачкаешь, мамочка расстроится. И вообще, будешь лезть, куда не просят, я отправлю тебя в «Висяки», откуда ты не вылезешь до последнего дня своей службы, понял? — рыкнул он, морща нос. Кошка оказалась дикой. Чимин сделал глубокий вздох, но он вышел дрожащим и рваным. Ненависть тяжёлым камнем упала в желудок. Мин замолчал, но не торопился отводить глаз. Что, если это проверка? — подумал Пак. Давай же, решайся! — приказал он себе, понимая, что этот миг может задать тон всему их дальнейшему сотрудничеству. — Я поеду с вами, — заговорил Чимин, повышая тон, и уверенно шагнул вперёд. — Я закончил полицейскую академию с отличием, знаком с новейшими методами расследования и уже стажировался в отделе убийств, перенимая опыт у лучших детективов Сеула, у меня есть навыки, которые могут быть полезны, вы убедитесь в этом сами. Мин повёл бровью, и лицо его неожиданно быстро смягчилось. — Ах ты ж моя Лапонька, — сказал он с наигранным умилением. — Небось и в школе одни пятерки получал! Слишком громко. По отделу прокатилась волна усмешек. Парень, которого он подозвал к себе, тоже не сдержал смешка. Нет ему оправданий. Он просто конченый хам, — сделал вывод Чимин, отводя от Мина глаза. Задетая гордость заставила его отступить. Ещё пара-тройка таких унижений и ему самому захочется перевестись в «Висяки». — Ладно, — вдруг согласился Мин Юнги. — Поехали, напарник, — сказал он, произнеся слово «напарник» так, как люди обычно произносят слово «жопа» или слово «дерьмо». — Ким Тэхён, — протянул руку парень, нарушая установившееся напряжение. — Обычно в таких делах мы работаем вместе. — Пак Чимин, — пожал его крупную ладонь Пак, но узнать, какие «такие» дела тот имеет в виду, он не успел. — Поехали, поехали, — нетерпеливо сказал Мин, подгоняя их взмахом руки. — Тэхён, возьми своих техников. — А Лапонька? — спросил Тэхён. — Лапонька со мной. Чимин стиснул зубы. Ужасно унизительно. Они вышли на парковку. Юнги достал из кармана ключи и чёрный Челленджер мигнул габаритами. Чимин подумал, что это какая-то ошибка, но Мин подошёл к машине, открыл дверь и сел на водительское кресло. Он несмело опустился на пассажирское сиденье рядом. Потрёпанные кроссовки и потёртая кожанка Юнги абсолютно никак не вязались с его машиной, Чимин ощутил внутренний диссонанс от увиденного, но чувство такта не позволило ему задать мучающий его вопрос. Мин устало провёл ладонью по лицу и завел двигатель. Потом перегнулся через него и, достав из бардачка бутылку минералки, сделал несколько глотков воды, снова вздыхая. И на этот раз Чимин отчётливо услышал его стон. — Я не видел материалов дела, — первым нарушил молчание Чимин. Юнги повернулся — глаза его были усталыми, но взгляд оставался внимательным и сосредоточенным. — Я тебе их не дал. — Очень мило с вашей стороны. Они выехали с парковки. Юнги выдержал длинную паузу и, прежде чем заговорить, снова выпил воды. Он был взволнован. — Сон Дахи, шестнадцать лет, — он скользнул рукой за пазуху и вытащил из внутреннего кармана куртки фотографию. Чимин вспомнил лицо девочки с листовки. На этом фото она выглядела старше, потому что не улыбалась, но он уже знал, что когда она это делала, то на щеках её появлялись ямочки. — Пропала пятого сентября. — То есть, сегодня уже тринадцатый день. — Молодец, считать умеешь. День накануне провела с подругами, гуляла с ними по магазинам, купила новое голубое платье. — То, в котором она на фото? Юнги кивнул. — Да, она надела его на семейную вечеринку. Её мать сделала эту фотографию в 17:10. В 18:20 она пошла в минимаркет. Магазин всего в двух минутах от её дома, и она никому не сообщила, что ушла. Мы увидели её на камере видеонаблюдения. В 18:33 она вышла с банкой лимонада в руке. Последним её видел сосед. По его словам она подошла к нему поздороваться, когда он мыл машину приблизительно в 18:40, они перекинулись несколькими фразами, и Дахи пошла дальше вверх по улице. Чимин повернулся, бросая на Юнги скептический взгляд. — Чхве Ханги — тридцать пять лет, работает разнорабочим в школе, тихий и исполнительный, начальство его ценит, ни разу не привлекался, закон не нарушал, в общем обычный трудяга из Дальсо. И у него есть алиби, он был с девушкой. Её имя — Квон Ёнджи, она, кстати, давала Дахи уроки музыки, как соседи они хорошо ладили. Даже больше, чем просто ладили. Девчонка обожала свою учительницу и её уроки. Дело не относилось к отделу убийств, но оно всё равно было моим, и именно мой человек осматривал утром его дом, там всё чисто. — Мин покачал отрицательно головой, поджимая губы, и перестроился на свободную полосу, прибавляя газу. — Так как Дахи не сказала, что ушла, её исчезновение заметили лишь в 20:00. Родители пытались найти дочь сами и только в 21:30 позвонили в полицию. Последний сигнал с её телефона поступил на сотовую вышку у её дома в 18:53, потом устройство было выключено. — Седьмой квадрат — что это? — Мы поделили зону поиска на условные квадраты. Седьмой квадрат — заброшенная территория, аварийное здание, определенное под снос. Мы осмотрели его в ту же ночь, бесхозные постройки и территории закрытых предприятий обыскивались в первую очередь. Чимин понимающе кивнул и отдал назад фотографию. Юнги убрал её обратно во внутренний карман куртки и снизил скорость. Но лишь немного. — Хорошая машина, — подметил Пак. — Ты водишь? — Нет. Я получил водительские права, но так и не сел за руль. Юнги едва заметно кивнул, словно он только что подтвердил уже сложившееся о нём мнение. — Когда мы приедем, не мешайся у меня под ногами, — он склонил голову набок, потом крутанул руль и обогнал ползущий впереди грузовик. Водитель несущейся навстречу легковушки явно успел подумать о смерти. — Стой рядышком и тихо делай выводы. Понял? Мин не поморгал поворотником, резко съезжая с шоссе. По обе стороны разбитой дороги потянулись захиревшие редкие деревья, давным-давно брошенные садовником на произвол судьбы. Впереди замаячило несколько тёмных построек. — Не слышу ответа. — Да… — отстранённо прошептал Чимин. Смутная тревога пробралась ему в грудь, он старался не думать, к какому заброшенному зданию ведёт эта дорога, но обмануть себя всё же не смог. Он слишком хорошо её помнил и сразу узнал. Железная арка над воротами с надписью «Сент-Стилиан». Буквы лишились позолоты и почернели, заржавевшие прутья кованой ограды протыкали копьями расползшийся вьюн. Сразу за воротами Юнги остановился. Проехать дальше было невозможно. Внутренний двор заполнила полиция. Юнги вышел из машины, Чимин робко последовал за ним. Лёгкая туманная дымка уже опустилась в низину у подножия тёмных гор. Она сползала как покрывало, обнажая верхушки деревьев и расплывчатые в сумерках очертания полуразрушенных построек. Влажный воздух поднимался по одежде и обдавал кожу неприятной прохладой. — Она на футбольном поле, — сказал один из полицейских, голос его звучал глухо и словно издалека. Мин ускорил шаг, Чимин отстал. Секунда, и он потерял его из вида. Колени сделались совсем слабыми, сердце забилось где-то у самого горла. Он закрутился, оглядываясь. Проблесковые огни полицейских машин слепили глаза. Футбольное поле… Он знал где это. Знал так хорошо, что мог дойти с закрытыми глазами. Грех, грех, грех… — Чимин зашагал к футбольному полю, ссутулившись и опустив голову. — Я не искупил его, поэтому я здесь. Ничего не даётся просто так… Девочка лежала на заросшем сорняками газоне. Склонившийся над ней криминалист, скрыл от него её лицо, точнее то, что могло от него остаться. Его белый комбинезон светился в лучах ярких прожекторов, и он был похож на ангела. Он и был ангелом. Ангелом смерти. Чимин несмело поднял голову и увидел трехэтажное здание из красного кирпича, состоящее из нескольких павильонов, соединенных между собой буквой «н». Постройка рубежа XIX–XX веков, полностью выполненная в традициях церковных сооружений того времени. Храм, а рядом с ним — башня колокольни. Ледяной ужас спустился по позвоночнику, скользнул под крестец и растёкся по животу, медленно поднимаясь обратно к сердцу. Мин Юнги. Он возник перед ним из ниоткуда. Чимин посмотрел в хмурое лицо своего напарника, робко надеясь на то, что всё это просто чья-то глупая шутка.