Дети Цветов

В пункте первой помощи было пусто: гудел на столе компьютер, лежали недописанными на столе бумаги, словом, выглядело всё так, будто сестра Глинк отлучилась на минуту и вот-вот вернётся. Электронный замок пискнул, когда Токи ввёл код, тяжёлая дверца отворилась с тихим «пфф». — Что у нас тут? — Токи сунулся в сейф. На пол посыпались упаковки лекарств. — Не то, не то… Где она его держит?.. Ага! Из-за дверцы показался Токи, держа в руках плоскую коробочку, опоясанную красной полосой. На этикетке значилось «Морфина гидрохлорид». — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробурчала Аска, округлив глаза. У братца, похоже, появился план, которым тот не планировал делиться из опасения в очередной раз оказаться подслушанным. «Хорошо, если не полностью основан на сюжетах мозгожорок, — понадеялась Аска, — Хотя кого я обманываю». Происходи всё это в какой-нибудь аниме, она, конечно, поставила бы на Токи: острый на язык мальчишка ещё дал бы коллективному разуму фору. Пугало только, что план подразумевал использование сильнодействующих лекарств. — Более или менее, — Токи вскрыл коробочку сбоку. Наружу скользнула картонная подложка, в гнёздах которой покоились пластиковые шприц-тюбики. Выколупав два с противоположной стороны от вскрытой, Токи задвинул подложку обратно, разгладил бумажку и уронил упаковку на пол, где она смешалась с остальными. Выгреб ещё несколько упаковок с полки сейфа — они легли сверху. Обнаружить пропажу теперь можно было, только если точно знать, что искать. Тюбики Токи спрятал за пояс, скрыв под футболкой. Снова залез в сейф, тут же вынырнул обратно — с новым ингалятором. Капсула из сломанного перекочевала в исправный, став на место с лёгким щелчком. Пшикнул на пробу — пахнуло пропеллентом. — «Без вкуса, цвета и запаха», — процитировал Токи инструкцию. — Ещё что-нибудь? — поинтересовалась Аска. Брат задумался. — Думаю, я готов. Может, тебе что надо? Угощайся, — гостеприимно открыл сейф пошире. — Воздержусь, — буркнула Аска, — Я тут думала, может, домой заглянуть? Проверить, как там мамы? Мысль о родительницах не отпускала с момента ухода матерей из полицейского участка. «Если там остаются какие-то осколки личности после проращивания, с ними можно поговорить». Токи переменился лицом, и Аска мысленно вздохнула. Эмоциональный интеллект брата, несмотря на усилия последней пары лет, оставался типичным для подростка: все сколько-нибудь беспокоящие мысли Токи предпочитал вытеснять в глубины подсознания. Там им полагалось перегнивать и разлагаться до момента, пока удачливый психотерапевт не нащупает наводящими вопросами месторождение непроработанных травм, которые можно будет разрабатывать на протяжении десятилетий. Отреагировал Токи именно так, как Аска и ожидала: запустив ладонь себе в вихры, крепко сжал пальцы. — Не думаю, — произнёс медленно, — что стоит туда идти. После всего, что мы видели, ничего хорошего там не ждёт. Брат оскалился, со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы, — во время совместного просмотра аним это означало обычно, что прямо сейчас героине не поздоровится. — Вещи не перестают существовать, — пожала Аска плечами, — от того, что на них не смотришь. На сердце было неспокойно. «Есть дела, которые нужно довести до конца, хочешь того или не хочешь». Она вышла на улицу, направившись к дому. Токи, ссутулившись, тащился рядом и ныл: — Может, там весь дом в ловушках… «Весь город — одна сплошная ловушка, — задумавшись, Аска ответила про себя, — И мы уже в ней». — Может, там не Юнка и Риса, — нудел брат, попинывая мостовую носками кроссовок, — а злая Юнка и злая Риса?.. «Интересно, как выглядели бы злые версии мам?» — Аска попробовала представить, но не смогла. — Или того хуже — тёмная Юнка и… — не останавливался Токи. — Что, есть разница? — искоса взглянула на него Аска. — Технически небольшая, — оживился брат — но на практике… Тут же спохватился: — Не заговаривай зубы! Опередив сестру на пару шагов, развернулся и пошёл задом наперёд, продолжая уговаривать: — Может, они решили устроить романтический ужин на двоих — цветы у них уже есть… Аска против воли хмыкнула. — Не рано для ужина? — Романтический обед, — тут же исправился Токи. — Обедали уже, — напомнила Аска. — Романтический второй обед, — внёс повторную коррективу брат, — А тут мы. В самый неподходящий момент. — Если не хочешь, — остановилась Аска, — можешь не идти. — Сестра, — Токи запнулся, едва удержав равновесие, и стал рядом, — в большинстве подобных историй, если герои каким-то образом всё-таки выживают, визит в родительский дом — самый надёжный источник ночных кошмаров на долгие, долгие годы. — Я в курсе, — буркнула Аска. — Ладно, — сунув руки в карманы, Токи двинулся дальше. Дорога шла под горку, впереди показались крыши улицы Алебардистов. Среди одинаковых оранжевых скатов Аска привычно нашарила взглядом собственный. Юнка хотела установить поверх черепицы панели солнечных батарей, но общественный совет не разрешил «нарушить единообразие городского ландшафта». Отсюда Тариок и впрямь походил на сказочные городки, как их любят изображать в анимах: горсть уютных домиков на холме, узкие улочки, где все знакомы со всеми и не происходит ничего необычного. «Всё когда-нибудь случается первый раз, — Аска проводила взглядом стайку голубей, пронёсшуюся над крышами куда быстрей, чем на то способны птицы, — И этого раза достаточно, чтобы всё изменить». Входная дверь осталась не заперта. — Да и зачем, — пробормотал, входя, Токи, — все свои. Первый этаж был пуст. Аска поднялась по лестнице. Токи, корча недовольные гримасы, поднялся следом. Двери стояли приоткрыты — Юнка любила свежий воздух — кроме родительской спальни. Аска постучала — тишина. Взглянула на Токи — тот замотал головой. Повернула ручку, вошла. Пол, стены, даже потолок густо были покрыты россыпями нежно-розовых маргариток и небесно-голубых кружков, похожих на цветы льна. Неровные их узоры завёртывались спиралью в центре комнаты, поднимаясь двумя сплетёнными в объятии фигурами — повыше и пониже. Розовой и голубой. — Мама? — Аска сделала шаг внутрь. Близлежащие цветки развернулись к ней чашечками, и продолжали поворачиваться с каждым шагом. Стараясь не наступать на продолжающие распускаться прямо под ногами бутоны, Аска пошла к матерям. — Вы ещё здесь? Чем дальше, тем гуще росли цветы, а мамы были покрыты ими без просветов. — Я пришла попрощаться. Аска протянула руку к плечу Рисы, но коснуться не успела. Словно почувствовав приближение пальцев, цветы, скрывавшие Рису и Юнку, начали осыпаться. Под ними оказались другие, тоже просыпавшиеся вниз. Под теми — ещё. Цветы падали, разлетались, кружили в воздухе, закрутив вокруг акварельный вихрь. Аквамарин сменялся румянцем, дымчатый опал — бледной сиренью. Краски метались, крохотными кляксами оседая на волосах, руках, повсюду. Когда последние пятна цвета, покачиваясь, опустились вниз, от Юнки с Рисой не осталось ничего — рассыпавшие цветы составляли их целиком. — Жестоко, — сообщила Аска льну и маргариткам. Те отвернулись. Оставляя шлейф оседающих лепестков, она пошла к двери. Ждавший по ту сторону порога Токи протянул ей руку, не сказав: «Говорил же», за что Аска его не поблагодарила. В молчании они спустились по лестнице, Аска вышла из дома. Половиной минуты позже на крыльце появился Токи с кухонной зажигалкой в руках. Зажёг огонёк, протянул сестре. Аска мотнула головой. — Мы ж не жопные алхимики, — сказала хрипло, — в самом деле. Ей показалось, что брату важно будет услышать какую-нибудь отсылку, но на ум пришла только история малолетних сирот, вознамерившихся стать лучшими в опасном искусстве трансмутации и спаливших дотла родной дом, чтобы не оставлять себе пути к отступлению. — Ладно, — сравнение, похоже польстило брату. Не без сожаления Токи погасил зажигалку, но тут же просветлел. — Если вечером и правда сгорит весь город, это сильно круче. «Будь алхимики сёстрами, — Аска опёрлась рукой за перила, — дом бы жечь они не стали. Ну три года только, как мамы ипотеку выплатили. Как так-то?» — Жест, конечно, символичный, — она подумала, что в каком-нибудь другом сеттинге ей следовало бы, ломая спички о коробок, попытаться безуспешно зажечь сигарету, — но не сильно умный, как большинство красивых жестов. Ты как? Токи прислушался к себе, пожал плечами. — Норм. Взглянув на сестру, пояснил: — Попробуй отстраниться, почувствовать себя персонажем внутри истории. Помогает. У тебя не бывало, что смотришь аниму, там кого-нибудь раскатывает сюжетом, а ты ждёшь, пока у него закончится нервный срыв, чтобы узнать — что будет дальше? «Мальчишки, — подумала Аска, — Первая реакция — отстраниться. Сказать — «это не я» и «это не со мной». Мысль, конечно, утешительная, но последствия…» — Вообще-то, — она села на ступеньку, сделав глоток, — как преодолеть срыв — и есть самое интересное. — Ну, — брат задумался, — они бьют кулаком в стену, кричат «не-е-е-т», погружаются в воспоминания или ментальные проекции, — снова приподнял зажигалку, — сжигают дом, наконец. — А за помощью кто-нибудь обращался? — Аска закрутила пробку, защемив узкую полоску кожи на пальце, — К психиатру, я имею в виду? С отстранённым любопытством заметила, как краснеет попавшая под пробку кожа. «Не чувствую боли, — поняла она, — Защитная реакция». — Было кино про докторку, которая по снам шарилась, — брат щёлкнул зажигалкой, глядя на колыхающуюся синеву огонька, — но больше про кошмары, чем про ментальное здоровье. Хотя, может, не те жанры смотрю. — Вот так приходишь к психиатру, — с тем же безучастным интересом Аска поняла, что собственный голос почти не изменился, — и говоришь: «Мои мамы слились с цветами и рассыпались у меня в руках». — А он в ответ, — подхватил Токи, снова запалив язычок пламени, — «Странно, обычно это случается с отцами. Причём без всяких цветов». Аска отставила бутыль на крыльцо: та мелко вибрировала, отдаваясь в кончиках пальцах. — А ты ему «Это вроде как моя вина. Если б мы выбрались из города…» Щёлк! — зажигалка в руках Токи треснула, широкая клавиша, на которую он жал, вывалилась наружу. Покрутив в руках, Токи положил её к сестриной бутылке. — А врач, — ответил легкомысленно, — «Опаньки, синдром выжившего. Да тут работы лет на десять». — «Синдром выжившего», — повторила Аска, — Жопа. Не думала, что столкнусь с этой хернёй иначе, чем в книгах. Коснулась прохладного бетона крыльца — тот тоже вибрировал. Приподняв ладонь к глазам, поняла — «Дрожат пальцы». — Маленькая поправка, сестра, — Токи сел рядом, положив ей руку на плечо, — Мы ещё не выжили. Рука брата подрагивала. «Он или я? Мы оба?» Сверху что-то зашелестело. Аска приподняла голову. Лепестки нестройным потоком выплывали из окна спальни у них над головой и, меняясь местами, как рыбки в косяке, летели вдаль, теряясь из виду. Два или три спустились ниже, метнулись мазком акварели перед глазами и исчезли. Из-за ограды показалась изрядно помолодевшая Иргри: — Дон ожидает вас на площади. Из-за плеча соседки показалась, ощерив в зевке пасть, влетённая в косу роза. — Спасибо, — чуть раздражённо кивнул Токи, — но манера встревать в разговор слегка раздражает. И вообще, у вас же вроде как одно сознание, почему ты не можешь сказать, чего надо, вместо Дона? Роза тихо зашипела, Иргри машинально пощекотала бутон у основания. — Дон готовит прибытие садовника, — объяснила с прохладцей, — а садовник желает говорить с вами лицом к лицу. Шипение розы сменило тональность: похоже, ласка пришлась ей по вкусу. — И передайте ему это, — Иргри протянула через забор пухлый пакет с надписью «Биогумус». — Зашибись, — Токи смерил пакет взглядом, — Ещё посылки вам носить. — Неспособность к сотрудничеству, — Иргри продолжала держать пакет на вытянутой руке, — главный признак низкого развития. — Давайте, отнесём, — вздохнув, Аска сошла с крыльца и приняла увесистый свёрток. — Мы благодарны, — церемонно кивнула соседка и двинулась прочь, нежно почёсывая млеющую розу. — Я возьму, — Токи отобрал у сестры пакет, — Тяжёлый, зараза. Думаешь, правда перегной? Или?.. — Упаковка магазинная, — успокоила брата Аска, — Она этой штукой азалии подкармливала. Они двинулись к площади. — А теперь те азалии, — предположил Токи, — сами кого хочешь сожрут. Со старой Иргри брата связывали четырнадцать лет взаимных и не всегда беспочвенных обвинений. Отказываться от этой вражды Токи был неготов даже на фоне происшедшего вторжения. — Не кипеши, — миролюбиво отозвалась Аска, — Зачем им кого-то жрать? — Георгин помнишь? — хмыкну брат, — Как он пчелу… — Мне кажется, цветочники перекраивают биосферу в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Смотри, — Аска кивнула в сторону сквера. С ближайшей яблони внезапно сорвалась вся листва и, перестраиваясь в воздухе, несколькими ручейками потянулась в проём между домами. Из-под коры других выпячивались, мерно сокращаясь, морщинистые пузыри молочного окраса. Прохудившись, один пустил струйку лимонно-зелёного пара, поплывшего тающим облачком. Трава под яблонями — густая, какой вырастала обычно к середине лета, — шла мелкой рябью, расходившейся от стволов в такт пульсации пузырей. — Мда, — Токи отфильтровал несколько реплик, ранжированных по степени нецензурности, оставив в итоге только эту, — Понимаю чуваков, которые будут нас бомбить. Что уж, я б и сам себя разбомбил при таком раскладе. «Невозможность происходящего, — сделала мысленную заметку Аска, — единственное, что держит психику на плаву. Мозг никак не может поверить, что всё это всерьёз». Брат с сестрой вышли к площади, миновали Кая — тот всё стоял посреди клумбы, ноги оплетены лениво колышущимися травами чуть не до колена, лицо задрано в небо. — Тебе не кажется, что он гудит? — наклонил голову Токи. — Что делает? — Аска села на кромку, окаймляющую клумбу. Ноготки потянулись к ней и разочарованно отпрянули. — Ну так «у-у-у», — изобразил Токи. Аска прислушалась. От Кая в самом деле доносился тихий низкий гул, словно тот тянул и тянул одну ноту. — У него на носу муха, — заметила она, — жирная такая. — Ещё одна, — Токи протянул указательный палец, — выползла изо рта. На подбородок Кая выбралось сразу несколько мух, жужжание стало громче. — Серьёзно? — со страдальческим лицом вопросил Токи, — Почему нельзя распадаться на что-нибудь красивенькое? Рот Кая разверзся, гул достиг пика. Мухи потоком летели ввысь. Лицо булочника поплыло, просело внутрь — из дыр на месте глаз и рта, как дым, поднималась мошкара. — Ладно, цветы уже были, но почему не бабочки? — скривил Токи рот, — Когда много, конечно, тоже крипово, но они хотя бы разноцветные. Клубы чёрных точек сгущались над клумбой. Рубашка Кая, собравшись морщинами, изгибалась, словно тот пустился в пляс, рукава шевелились, выпуская насекомых. — Божьи коровки? — наморщил лоб Токи, — Миленькие и тихие. Одежда осела бесформенной грудой, над которой тут же хищно сомкнулась календула. — Стрекозы, в конце концов? Жужжащее облако снялось с места и поплыло против ветра прочь. — Лучше колибри, — проводила Аска взглядом насекомых, — Стая маленьких симпатичных колибри. Хотя им тут жрать нечего, перемрут к концу дня. — Я так понимаю, — пожал Токи плечами, — к концу дня перемрут более или менее все. На том конце клумбы показался худой мужчина в костюме с лопатой на плече. Перекинув ноги через бортик, зашагал через цветы. С момента встречи на шоссе Дон осунулся. Щёки ввалились, глаза запали, лоб покрылся морщинами — он выглядел лет на двадцать старше, чем с утра. — Мои соболезнования, — сказал вместо приветствия, — Непростой день. «Не похож на злодея», — Аска подавила приступ неприязни. — Надеюсь, успею ответить тем же, — изобразил полупоклон Токи. «Но в жизни вообще мало кто похож, было бы слишком просто», — Аска молча кивнула. — Вы позволите? — Дон указал на «Биогумус», воткнув лопату в землю. Пара не успевших отпрянуть ноготков забились, замедляя движения, на земле. Остальные, чуть выждав, склонили над неудачниками оранжевые головки. — Прошу, — протянул свёрток Токи. Дон уселся на кромку клумбы, водрузил пакет на колени, разодрав верх. Пахнуло перегноем. Порывшись во внутреннем кармане пиджака, извлёк ложку, позаимствованную, похоже, в магазине сувениров: на ручке красовался герб Тариока — зубчатая башня на жёлтом поле. — Извините, — зачерпнул полную ложку комковатой жирной массы, — Немного не в ресурсе, нужно восстановиться. Отправил удобрение в рот. «Не употреблять в пищу» — бросилась Аске в глаза надпись на пакете. — Приятного аппетита, — пожелал Токи. — Шпашипо, — не уловил иронии цветочник, быстро орудуя ложкой. — Может, вам червей накопать? — любезно предложил Токи. Когда брат входил в режим вежливой ехидны, остановить его делалось почти невозможно. — Черви, — с сожалением сообщил Дон в промежутке между глотками, — заняты слишком важной работой. — Могу порекомендовать, — ещё любезнее улыбнулся Токи, — туалетную кабинку за углом. Контейнер ещё не опорожняли, и… — Только что оттуда, — Дон сделал паузу, проглотив пару ложек, и добавил, — Не в этом теле, разумеется. — Понимаю вашу неприязнь, — запрокинув пакет над головой, просыпал остатки в рот, — Обитатели миров, где нам случается бывать, бывают не слишком рады. — Удивительно, — поправила очки Аска, — что могло бы быть причиной? — Хоть мы и ладим неплохо с цветами, — Дон тряхнул пакет, поймав ртом последние крошки, — это не самая сильная наша сторона. — А какая?.. — Аска поняла, что вовлеклась в разговор. — Яды, — Дон поднял глаза к небесам, будто припоминая, — Наркотики. Соединения, заставляющие видеть то, чего нет. Совершать дела, о которых жалеешь до конца. Думать о том, о чём прежде не мыслил. Обещание, которое ты заключила, было слишком точным. Такое можно произнести, только когда точно знаешь, с кем имеешь дело. Ты не знала. Это любопытно. — Повезло, — пожала Аска плечами, — Ну или не повезло. Как посмотреть. — Мы смотрим на тебя не без интереса, — цветочник поднялся на ноги. По костюму пробежала волна, очистившая его от пятен и пыли. Растрёпанные волосы сложились чуть взлохмаченной причёской. Иголки щетины на щеках и подбородке втянулись внутрь. Дон протянул Аске руку. На ладони проступил неровный круг с узором внутри. Линии его приподнялись, словно кожа выворачивалась наизнанку, и тёмно-алыми изгибами поплыли вверх. Пунцовая бахрома собралась в неровный тяж, медленно поднимавшийся из-под кожи. Лишь когда показался первый шип, Аска поняла, что это роза. Галантно поклонившись, Дон протянул цветок. — Нет, — качнула она головой, — спасибо. Парой часов назад процесс показался бы тошнотворным, сейчас мозг только сделал заметку — «Вырастил из самого себя». — Не удивлён, — Дон опустил розу на землю, — Но попробовать стоило. Цветок поднялся, изогнув стебель, повёл алым бутоном — ноготки отпряли в испуге. Роза зашипела удовлетворённо и, извиваясь змейкой, споро поползла вдоль клумбы. — Опять меня игнорируют, — вздохнул Токи, поспешно добавив, — Не то, чтобы я напрашивался. Дон повернулся к нему. — В тебе, не считая скверного чувства юмора, нет ничего интересного. Особого ума я не заметил. Попытки понять правила обещания провалились. Теория с паутиной не выдерживает критики. — Ладно, — закатил глаза Токи, — Сдаюсь. Как работает прослушка? Дон вздохнул. Вид он имел профессора, обнаружившего на лекции по квантовой физике полный зал первоклассников. — Пыльца, — обвёл взглядом площадь, — В воздухе, на земле, практически повсюду. На коже, на слизистых. Вы ей дышите, она в глазах, во рту, в бронхах. Глотаете со слюной, её частицы достигли кишечника. — Это же просто?.. — Токи осёкся, — Не просто пыльца? — Очень умная, — Дон сделал несколько шагов вдоль кромки клумбы — вперёд, назад — как лектор у доски, — Нет нужды сажать жучков, если я чувствую волны звука, рождающиеся в ваших гортанях. Пульс, дыхание, продукты реакций, бегущих в ваших телах — я знаю, злитесь вы или тревожитесь, напуганы или радостны. — Он хочет сказать, — Аска повернулась к Токи, — что узнает, если мы солжём. — А это, — поправила очки, — может трактоваться, как нарушение обещания. Ещё одна вещь, которой не делают цветочники, и от которой должны воздерживаться мы. — Любопытная догадка, — кивнул Дон, — которую, впрочем, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. — Проращивание, — нахмурился Токи, — тоже работает через пыльцу? Дон кивнул. — Чтобы инициировать процесс, достаточно дать сигнал, — щёлкнул для наглядности пальцами, — и она перейдёт в активную фазу. Сложный процесс на низком уровне. Перестройка генетического кода и метаболических цепей в реальном времени. — То есть, — уточнил Токи, — вы не человек? Вот без всяких там «правд может быть несколько»? — Выгляжу, как человек, — поджал губы Дон, — поскольку в мои задачи входит первичная инфильтрация, но с точки зрения анатомии и физиологии — конечно, нет. Человеческий организм на редкость неэффективен: перекрещивания нервных стволов, рудиментарные органы, медленная и непроизводительная энергетика. Один только цикл трикарбоновых кислот… — Но вы были человеком, — перебила Аска, — Помните, как перестали им быть? Цветочник устало потёр лоб. — В третий раз повторю: ряд аспектов чувственного опыта не поддаётся вербализации. «Осколки личности, — вспомнила Аска. — Заметно, что был учёным». — «В третий»? — Токи обернулся на сестру. — Сержант, потом Риса, — пояснила та, — тоже об этом говорили. — Понимаю, что вы не можете описать всего, — перевела взгляд на Дона, — но что вы думали? Чувствовали? — Я работал в лаборатории, — Дон взошёл на клумбу и взялся за лопату, — когда услышал голос. — Голоса в голове, — поморщился Токи, — дешёвый приём. — Во всех смыслах, — Дон подал знак цветам — «кыш-кыш» — те расступились, освободив участок земли, — Передача информационного сигнала не так накладна, как транспорт материального объекта. Если, конечно, речь не идёт о чём-то крохотном… — Вроде зёрнышка пыльцы, — мрачно дополнила Аска. — Именно, — Дон улыбнулся, как учитель, радующийся ответу отличницы, — Но до появления формулы низкоэнергетического перехода даже такого рода перемещение требовало определённых действий на стороне получателя. Весьма, — он помрачнел, — специфичных действий. — Голос нашептал инструкции, — зевнул Токи, — вы выполнили ритуал. Что дальше? Дон копнул землю. — Лёгкое чувство онемения, — опустившись на колени, он размял пальцами ком земли, попробовал на вкус и, видимо, удовлетворённый результатом, продолжил копать, — сменившееся безграничным счастьем. — Прям-таки безграничным? — Изменение, — копал Дон, лишь немного уступая экскаватору, — болезненная процедура. Человек едва ли может пережить. Поэтому сопровождается выбросом эндорфинов. Очень высокие дозы. Мозг купается в блаженстве, пока тело претерпевает преображение. Потом, конечно, дело доходит и до него. — Иными словами, — скривилась Аска, — вы накачиваете новичков наркотиками? — Лишь один из способов взглянуть на вещи, — не переставая копать, возразил Дон, — Я бы сказал, мы делаем невесомость жития чуть менее невыносимой. Если выбирать между непрекращающимся кошмаром, в котором живут ширишихары, или осознанием себя, как тени — подход дзюуг, наша стратегия имеет право на существование. — Осознание тени, — заинтересовалась Аска, — это про принятие тёмной стороны, как антипода? — Не совсем, — Дон задумался на мгновение, — В их парадигме тёмная сторона — единственное, что существует. Весьма чувствительные, но печально эффективные создания, которые, хвала цветам, уже не так часты. — При всей увлекательности ксенопсихопатологии, — Токи кивнул в сторону сестры, — Можно вернуться к вопросу о том, что ваша умная пыльца делает в моих лёгких? — Пока ничего, — лопата наткнулась на валун, и, отставив её, Дон нагнулся, разглядывая торчащий из земли камень, — Но потенциально может многое. Вещества, выделяемые в альвеолах, сразу поступают в кровоток. Мы могли бы остановить биение ваших сердец или дыхание. Можем заставить испытать ненависть, страх, горечь или любовь. С каждым словом по телу Аски прокатывала волна, разжигавшая названное чувство. То же, видимо, происходило и с Токи, выглядевшим всё более сконфуженным. — Иллюстрация тезиса, — извиняющимся тоном произнёс Дон, — не демонстрация силы. Примерно это случилось с вашей мамой. Цветочник положил ладони на камень. Валун шевельнулся, дёрнулся и выскочил из земли прямо в подставленные руки. В округлой ямке шевельнулись белые кольца корней. — С Рисой? — уточнила Аска. — Со второй, — Дон без видимых усилий отбросил валун в сторону. Тот прокатился по земле с глухим стуком. «Я такой и с места не сдвину», — поняла Аска. — То есть вы всё-таки соврали? — оживился Токи. — Ни слова неправды. Мы сказали, — Дон задумался на миг, — «Я могла бы забрать тебя прямо сейчас. Но не стану». И действительно взяли её чуть позже. Юнка лишь почувствовала себя чуть более одинокой, а её любовь к Рисе стала чуть более горячей, чем можно было бы ожидать в сложившихся обстоятельствах. — Разве это честно? — приподняла брови Аска. — Она разрушила обещание, — Дон принялся расширять углубление на месте валуна. — И вы ещё удивляетесь, что вам не рады, — пробормотал Токи. — Так или иначе, — проигнорировал его Дон, — концентрация пыльцы в воздухе позволяет говорить о том, что мы полностью контролируем пространство, окружающее Тариок. Отложив лопату, Дон оглядел результат трудов — прямоугольную яму, в которой он стоял по колено. Цветы ноготков придвинулись, свесившись с краёв вниз, из земляных откосов показались корни, начавшие сочиться густой бурой жижей. — Ещё не наелись? — делано удивился Токи. — Это для садовника, — рассеянно проговорил Дон, глядя, как жижа скрывает его ступни, — Он скоро прибудет. — Начальник? — с таким же напускным сочувствием уточнил брат. Дон сел на корточки, коснулся кончиком пальца густой массы. — Скорее узкоспециализированный профессионал, — обнюхал палец, облизнул, — Пророщенные, даже радикально изменённые, недостаточно чувствительны для задач, которые предстоит выполнить. Судя по тому, что жидкость из корней потекла быстрее, результат пробы его устроил. — Простите, — подняла руку Аска, — Вы не досказали. Что происходит, когда прорастает мозг? — Очень хороший вопрос, — слабо улыбнулся Дон, — На него есть очень интересный ответ, чтобы понять который нужно провести несколько десятков лет, изучая нейробиологию и смежные дисциплины. — Опустим технические детали, — Аска задумалась, формулируя вопрос, — Как принципиально возможно поддерживать связь между сознаниями в разных мирах? Это же, ну, ненаучно. Дон хмыкнул. Жижа поднялась ему до щиколоток, коснувшись края подвёрнутых брюк. — Помимо наук в том виде, в котором их принято преподавать, есть другие области знаний. Обычно их называют искусствами. Захватывающая, но сложная концепция. Пошарив по карманам пиджака, выложил на край ямы авторучку, пару банковских карт и телефон. — Ваша мама упоминала марионеток, — проговорил он задумчиво, — ей ближе этот образ. Другая мама, наверное, привела бы пример с разными серверами, с которыми — последовательно или параллельно — может установить соединение пользователь. Я, как биолог, уже, впрочем, бывший, мог бы вспомнить метаморфоз насекомых, но беда в том, что все аналогии далеки от истины. Опустившись на колени, Дон лёг на спину, сложив руки на груди. Жижа колыхалась у висков. Корни календулы белыми нитями поползли со стен вниз. — Я дико извиняюсь, — встрял Токи, — но вы же не собираетесь… — Я не был верующим, скорее агностиком, — пропустил его слова Дон, — Время от времени задумывался о том — как оно будет, когда умру. Если считать, конечно, что что-то будет. Уже тогда мне казалось, что тут есть подвох. Люди по сути своей ужасно телесны. Эмоции, чувства — продукт химических реакций, действие гормонов. Кортизол — тебе тревожно, эндорфины — ты счастлив, окситоцин — чувствуешь привязанность. Литература, театр, кино — человеческая культура выстроена на деятельности лимбической системы. Пока Дон говорил, нити корней оплетали его тело, сделав похожим на плотно спелёнутый кокон. — Значит, всё-таки собираетесь… — вздохнул Токи. — Когда ты умер, если осталась какая-то душа, — голос Дона сделался глуше, — вряд ли она будет испытывать те же чувства. Ей нечем. Эта душа уже не будет мной — кем-то другим. Возможно, сохранившим память обо мне, как я храню иногда память о героях своих снов, но не имеющим к тому «я», что жило и трепетало, уже никакого отношения. Из области его диафрагмы поднялся стебелёк. Выше, толще — он рос на глазах, выпуская бледные листочки, пока Дон усыхал, всё больше походя на мумию. Календулы на клумбе пожухли и сникли, не пытаясь уже ухватить Аску за руку. — А сейчас я — этот другой, — грудь цветочника перестала подниматься и опускаться, но голос ещё звучал, будто бы не зависел от дыхания, — Помню, что думал, о чём волновался, но всё это далеко и уже не имеет никакого значения. Цветок раскрылся, обнажив полную серых иголок сердцевину, и увял, опустив колючую голову. — Ещё более странно, — Дон сделался едва различим, заглушаемый шелестом трав, — что и этому «я» тоже близится конец. Скоро тело выполнит своё предназначение, и перестанет существовать. А «я» проснётся в другом — уже проснулось, и я (очень странное чувство) ощущаю себя здесь и там одновре… Земля у подножия цветка просела, проваливаясь ниже, мясистые корни зашевелились, сокращаясь. Из напитанного жижей кокона выбралось бесформенное плюгавенькое создание — ростом чуть выше, чем по колено Токи. Больше всего оно походило на сросшиеся между собой свёклины или картофелины, среди которых застрял перезрелый кукурузный початок. Состоящий из перекрывающих друг друга бугорков, корнеплод весь был покрыт толстыми волосками. Перебирая кривыми отростками, он выбрался из ямы и изобразил подобие поклона: — Милые цветочки! Необычайно рад встретить вас, так сказать, во плоти. Можете называть меня садовником. — Узри мою финальную форму, — пробормотал Токи.