☽
хан джисон победил, пробравшись через долгие переговоры, не прекращавшиеся и дома, пока минхо, как молодой, скакал от шкафа к ящику и обратно, собирая самое необходимое — считая полупустой альбом, где большая часть фотографий это смешно спящий чан, и немного совместных — и в машине, но как-то не по-победительски сейчас сидит на заднем сидении и трясется в руках феликса, зато из города у них получилось выехать, даже если только спустя долгих пять часов в пробке, образовавшейся на выезде из ниоткуда. ликс поглаживает тыльную сторону его ладони, иногда постукивая по костяшкам, уложив голову на плече. он сейчас сильнее всех отказывается принимать реальность, где собственными глазами видел восставших после смерти мертвецов не на экране ноутбука, почти засыпая и закинув ногу на хана, а за стеклом машины чана, пока они стояли в колонне других и ждали, редко двигаясь на метр-полтора к выезду из сеула. и не дай бог сейчас столкнуться с кружащей надоедливой мухой мыслью, что все прожитое и пережитое стало вдруг несущественным, осталась уйма воспоминаний, которые будут греть и одновременно сжигать изнутри душу до самого конца — подумает об этом потом. все еще не настолько плохо, чтобы натурально сгрызать себя такими думами или начать вспоминать отпечатавшиеся в памяти дни практики в больнице, что обязательно в определенный момент заменятся неприятными эпизодами, из-за которых, как и каждый раз, захочется оставить в мыслях исключительно пустоту. на дороге никто не отказывал в помощи. кажется, народ уже начал переосмыслять свои жизни. люди делились едой и медикаментами, но минхо только принимал, если предлагали, а тем, кто просил, врал, что ничего нет. сопровождаемый осуждающим взглядом чана, который чувствовал затылком, но врал нагло, прямо в глаза. потом он обязательно объяснится, сам себе мысленно клянется, пока трясущейся рукой открывает бардачок и укладывает в две бутылки питьевой воды, найденные под сидением. так объяснится, что не оправдать его просто не получится. и это будто не так важно. потом. все будет потом, а сейчас, смотря вперед и краем глаза замечая, как чан до побелевших костяшек вцепился в руль, феликс начинает понимать: создаваемая годами картина мира рушится на глазах, но никто к этому готов не был и подстраиваться не горит желанием. и гореть не будет, пока не припечет.★
19 января 2024 г. в 18:30
солнце, на удивление, печет. совсем не подходит к черному до рубашки костюму и нарастающему беспокойству от вырвавшего его домой сразу после судебного заседания звонка от минхо. странно встревоженного минхо, который сейчас должен быть на учебе, но вместо этого требует приехать как можно скорее, пока джисон на фоне баллансирует между смехом и паникой, увлеченный сумбурным рассказом. чан пропустил мимо ушей, на чью сторону в итоге встал суд и, возможно, полностью проигнорировал благодарности или проклятия, спеша как можно скорее покинуть здание.
теперь летит вверх по лестницам, пропуская ступени и с рукой на сердце. визуально. вообще, на спрятанной во внутреннем кармане пиджака коробочке с кольцом. простеньким и широким в меру, чтобы минхо не ломал сильно глаза в попытке прочитать, что выгравировано с внутренней стороны на письменном японском.
но встречает дома его не привычно ласковый кот, которого он, хоть и понимал по голосу, может и не ждать, но где-то глубоко внутри хотел бы увидеть, чтобы перестать нервничать без, пока что, причины.
минхо точно не заболел, джисон и феликс, что взглядами вцепились в только переступившего порог чана — тоже. никто не умирает, все жизненно важные зачеты сданы, даже конспекты спрятаны далеко в стол за ненадобностью. и бан абсолютно не понимает причины, по которой его обычно сдержанный при младших минхо, сейчас, как только услышал, что дверь закрылась, поспешил к нему с объятиями. не вялыми, как это бывает каждый день после возвращения чана с работы, а такими… отчаянными? порывистыми? явно очень крепкими, будто он уже был готов никогда не увидеться больше.
— почему на сообщения не отвечал? — он шепчет еле слышно и куда-то в плечо, так, что чану время нужно, чтобы сообразить, но ткань пиджака на спине так крепко пальцами уже не сжимает, — я, блять, извелся весь.
— прости. я к тебе спешил.
младшие все еще в напряжении, сидят на диване и ждут, когда до них очередь дойдет. а у феликса — чан почти готов поклясться — еще немного, и глаз задергается, если джисон еще разок-другой вздрогнет в нетерпении. и очередь доходит, когда хан начинает светить экраном с включенным видео, как бы подзывая чана к себе. но минхо от себя отцепить не получается, поэтому приходится брести к молодым в обнимку.
издалека не видно, что на видео происходит. человек. пьяный? скорее всего. но сложно не заметить, когда экран прямо перед носом, что глаза мутные, цвет потеряли, точно как мертвые. чан трупы не так часто видел, но тот, который обхаживал минхо в прохладном помещении морга при их первой встрече, он надолго запомнил. кажется, тогда он пообещал себе во что бы то не стало хоть раз покусать мощные бедра, что терлись друг о друга, когда ахуевше прекрасный незнакомец шел к столу или закидывал ногу на ногу, лениво перемешивая сахар в стакане с чаем для незванного гостя в его «царстве мертвых». дурные воспоминания. защитный механизм. все, чтобы только вытолкнуть картинками всплывающий образ похожего на персонажа из видео человека, который плелся за пьяными ними с минхо прошлой ночью после бара. такие же мутные тусклые глаза, также хромает, также рот открывает и закрывает без устали, как рыба. и…
— блять, что с ним?
…рот и подбородок в крови. свежей, кажется. аж капает. как он сразу не заметил?
— собаку ел.
а может и не совсем человек на видео.
джисон будто блевать собирается, поэтому феликс забирает из его рук телефон, блокирует и вниз экраном кладет на диван рядом с собой. минхо все это время в их сторону и не думал поворачиваться — носом уткнулся в шею чана и глаза закрыл. создавал иллюзию безопасности. и ладонь бана, поглаживающая спину, только помогала.
дуо ли старшего и хана в этой компании всегда особенно выделялось любовью к панике на пустом месте, хоть один и делал это в открытую, а второй, тот, что, по идее, раз постарше, то должен быть и поумнее, просто подпитывался эмоциями, перекидывал их на себя и проживал, но тихо, скрытно. но сейчас что-то подсказывало, что паникуют они не беспочвенно, а заранее, что в корне меняло дело. чан привык доверять своей интуиции. и глазам.
— что это вообще?
— вирус? говорят, месяц назад еще началось, но такое только сейчас.
— чан… — подал голос минхо.
— погоди. что новости?
— в том-то и дело, что молчат. смысл им панику наводить? а вот люди пишут про какие-то лагеря выживших.
— какие нахуй люди, хан?
— да все, блять. надо ехать из города, пока связь не наебнулась.
— чан, — чуть громче, привлекая внимание, — машинка стиральная наебнулась.
— да господи.
бан отходит и рывком дергает минхо за руку за собой, в сторону кухни — опыт говорит, что так тот быстрее в себя приходит.
ли напуган. ужасно напуган. ему бы сейчас, подобно коту, забиться в угол и уснуть, но возможности нет. найдут. чан ничего не видит в глазах, кроме абсолютного страха, когда обхватывает лицо ладонями и заставляет посмотреть на себя. в противовес действиям расцветает мягкая такая улыбка с сияющими любимыми ямочками, хотя у самого ком подкатывает к горлу и сердце бешено колотится.
— что с машинкой, котёнок? — большими пальцами по острым скулам водит и преданно-верно в глаза заглядывает.
— стирка не запускается, — минхо бурчит, а взгляд в пол тупит.
— она подключена вообще?
— уже нет. я отключил.
— зачем?
— не знаю, — он поднимает взгляд на старшего, но уже не такой испуганный. скорее жалобный такой, что душу рвет, не принимающий всего ужаса ситуации, о котором поведал джисон, насмотревшийся дорам о зомби-апокалипсисе. чан всегда называл это полнейшим бредом. ошибался. — я вообще ничего уже не знаю, чан. мне страшно.
— еще же ничего не произошло, маленький, чего ты? — он вкладывает во взгляд и шепот всю нежность, что в нем только есть, когда дело касается этого человека.
что-что, а минхо всегда, абсолютно всегда был в приоритете — иначе просто невозможно. не с ним. единственные отношения, которые прожили настолько долго, что мысль о замужестве уже перестала сталкиваться с «не время» и «он откажет». и единственные, где хочется не только из-за кого-то, но и из-за всего. чану хорошо, чану спокойно, чану как дома, в австралии, когда он наслаждается тем, что единственное, из чего он не сможет выплыть со своими превосходными, годами доводимыми до совершенства навыками плавания — карие глаза, но вглядываясь долго, не спав с пяти утра, в ночи под тусклым светом торшера и желтый можно рассмотреть, и зеленый, так что лучше не вглядываться. болото утянет и выбраться невозможно.
— но что-то происходит, — шепчет уже живее, точно доказывает что-то, — я не хочу бить тревогу, когда будет слишком поздно.
и у чана еще немного и сердце начнет буквально разрываться, но пока что только кольнуло пару раз, хоть и вполне ощутимо. от слов и от уже блестящих от накативших на глаза минхо слез. он видеть их не желает, а потому целует. целует с таким трепетом, что мысленно возвращается в морг, когда накатывало странное приятное волнение от коротких переглядок со студентом, благо, живым, то ли от кошачьей хитрости во взгляде, то ли от смывшегося лавандового на завитых волосах — и то, и то уже стали родными.