***
Меч-то выбросил, а вот от пугающего холода внутри не избавился. Изморозь изнутри по доспехам разрослась в ледяные иглы – до самого сердца, оплетая терновой оградой. Эй, ты, там – бьёшься ещё? Ты там – есть ещё? Тишина. За терновником – сон, как и положено. Город и правда вырос перед ним к ночи. Городок. Низкий и протяжённый, разросшийся многорукой моховой кляксой по земле, сросшийся и слившийся с камнем. Закат обрисовывал полупрозрачное воспоминание всё отчётливее, реалистичнее. Чьи-то глаза. Чуть зауженные и тёмные-тёмные, по-южному. Каждое здание, каждый закоулок, каждый фонарь в городке, казалось, смотрят на него этими её – он был уверен, что именно некой её – глазами. И даже не существуя взгляд этот бередил душевное болото гораздо сильнее драконьего чая. Не она ли это – за кем он идёт? Но разве найдёт он её, такую непохожую на всё, здесь? Совершенно ничего не зная о ней. Раньше, конечно, он и не с таким справлялся. Но сейчас авантюры вроде подобных поисков казались бессмысленными совершенно. Вместе с подкрадывающейся темнотой в душу закрадывалось всё больше теней. И откуда там столько места, для целых полчищ. Наверное, потому что была – пустота. Но пустота не совсем обычная… там пряталось что-то, что-то такое, как эти глаза. Просто он никак не мог вспомнить больше, выудить это нечто на поверхность из трясины забвения, а одно-единственное воспоминание ли, видение ли ещё было слишком слабо, чтобы рассеять эту темень. Сил его хватало только на то, чтобы поднять пыль со дна. А самому рыцарю вроде желанно было вспомнить, а вроде – страшно. Кто ж знает, что там, на дне души. Молитва стыла на губах недоговорённым словом, полу-вздохом, недодуманной мыслью. Обрушивались ночь, дым, ядовитые цвета вывесок и удивительная безлюдность тоже – обрушивалась. Будто единственное живое существо – сам городок, что вот, скалит в подворотне зубы, мигает то зелёным, то красным глазом. Найти бы приют уставшему и безоружному путнику.***
Ярко-жёлтый рюкзак за спиной девушки – настоящее солнце, не то что этот тускло-белый шар за облачно-дымной завесой. Будто кто-то включил настольную лампу и сел писать, но пока прибавляются не страницы романа, а только тлеющие обломки сигарет. В одно ухо льётся музыка, в другое – затишье утра. Трамвайная остановка. Кажется, что пустая, ведь тот единственный, кто есть на ней, будто бы уже её часть. Странник при звуке шагов поднял склонённую голову, метнул ледяным копьём взгляд из-под капюшона плаща. Девушка остановилась рядом, спокойно осмотрела силуэт сквозь чёлку и осторожность. Оба – думая, что про себя – выразительно друг для друга и друг на друга усмехнулись. Какая нелепость эти неуместные доспехи, лишь привлекающие ненужное внимание. Какая дерзость эти красные волосы на глаза – что за странная маска и попытка спрятать себя? – Куда путь держите? – Вы это мне? – Ну а кому же? – Не знаю. Рыцарь устало потёр переносицу. В разум утро ещё не пришло, там сновали видения ночи. Вроде бы он понимает язык здешних людей. А вроде бы они и он – на совершенно разных и о разном. Даже алкоголь в этом случае не сплетает развязанные языки в узел единой темы, единого разговора, скорее отстраняет ещё больше – куда уж больше. Они все будто говорят совершенно не о том, о чём хотят. Вот поэты ночью на площади стихи читали – там была какая-то искренность и ясность. Рождение звёзд в городской бездне. Только жаль, что, видимо, в ней же, бездне этой, они и растеряются, если не пробьются куда-то туда выше, за крыши и дым. Но это поэты. Люди иной материи, на них ещё есть какая-то надежда. А с остальными-то что делать? Им словно бы и нужна помощь, а словно они и согласны жить так, как живут. Он, по крайней мере, бессилен здесь. Или просто с ним самим что-то не так? Он всегда был странником, но никогда ещё не чувствовал себя настолько чужим. Разве что вот, девушка эта. Звучит так же ясно, как хозяин одинокой хижины на побережье, будто и не дышит она этим отравленным воздухом города. Видимо, господин дракон и правда давно не виделся с людьми, раз не знает, как они изменились. Пусть привычные им опасности исчезли, теперь здесь нависает что-то другое… идущее изнутри… Тем временем девушка присела рядом на скамью и оглядывала доспехи. – Настоящие? – Конечно, – даже оскорблённо вскинул голову рыцарь. – Ну простите, не обижайтесь. Мне просто интересно. А где же ваше оружие? – Без оружия я остался. – Как же вы собрались спасать? – Кого? – Ну… кого рыцари обычно спасают. Принцесс там. Простых людей, попавших в беду. Он тяжело вздохнул: – Да никому не нужно здесь это. Оба помолчали немного. Вдруг она тихо рассмеялась, сбросив с лица чёлку и уронив быстрый взгляд на странника. – И то верно. Вот уж был настоящий взгляд-копьё. Пронзающий ясностью. Те самые по-южному тёмные глаза, что накануне виделись повсюду. Он нашёл их, а его глаза расцвели под обломками невидимой маски, неизбежно и спокойно. Темень под нагрудником и грудной клеткой рассыпалась осколками чёрного льда. Один из них – в самое сердце. Все важные, дорогие вещи – всегда по-своему болезненные. Нежность – мимолётна, шрам – вечен. Разлука – ещё не шрам, но ноющая рана. – Эстер? Девушка удивлённо улыбнулась. – Моё… мой псевдоним. Как вы догадались? Рыцарь потерянно осматривал до боли родные черты – уж теперь-то он точно вспомнил. Несомненно: взгляд, улыбка, эта ямочка, убежавшая на одну щёку, этот наклон головы в ту же сторону. Но всё это любовно-заученное в окружении чего-то совершенно иного. Неаккуратно выдрали холст из рамки и вставили в другую, то ли не по стилю, то ли не по размеру. То ли… зал не тот для подобной картины. Нет, не она. Но сходство удивительное. – Прошу прощения… вы просто очень напомнили мне мою… возлюбленную. – С ней что-то случилось или почему вас так опечалило это? – Разве я печален? – А разве нет? Она подалась ближе, убрала с его лба случайную прядь, ласково совсем провела по шраму на переносице. Он с лёгким испугом зажмурился от слишком знакомого жеста. – Так что же? – Эстер, она… очень далеко. Я давно не видел её, не знаю, что с ней. – Почему же ты ещё здесь? Иди к ней скорее. Если она тебя любит, ей ты гораздо нужнее, чем безразличным ко всему людям здесь. Девушка поднялась со скамьи и прошла вперёд, поправляя съехавшую к локтю лямку – трамвай приехал. Двери раскрылись. – Подожди! Озарённый столь простой истиной, странник подбежал к ней. Девушка же вскочила на ступеньку, другую, ухватилась за поручень одной рукой и, через открытые пока двери, подалась к нему. Без всяких преград смотрела прямо в светлый лёд глаз. Впервые за долгое время по-настоящему светлый от того, что за ним, взглядом этим, освещая разум и душу, расцвело солнце, да такое тёплое, что лёд уже таял слезами по щеками. Слезами открытия и радости. Так плачут, когда возвращаются. – Благодарю тебя, Путеводная звезда моя. Она подалась ещё ближе и поцеловала его лоб, коснулась губами золотых прядей. – Будь счастлив, милый рыцарь. И пусть лёгок будет твой путь домой. Одинаковые, как им и положено, оттолкнулись друг от друга. Но что-то это соприкосновение всё же оставило в обоих. Рыцарь проводил взглядом уходящий трамвай и отправился в путь. Теперь он точно знал, куда ему идти. У тлеющих углей всегда есть шанс разгореться вновь. Девушка взялась за поручень и слабо улыбнулась. Всё же не зря её солнце – вот, отогрело кого-то. Хотя она почти ничего и не сделала: подумаешь, истина – быть с тем, кто тебе дорог. Но сама она – душой – была ли? Держась за руку, а мыслями – с Ним ли? Вообще с Ним ли была всё это время или сама с собой, фантазией, образом, как и боялась?***
«Нам срочно нужно увидеться». Завидев издалека – бегом навстречу, притяжение противоположностей, спаялись намертво – нет, наживо. Не камень ведь, скорее – сквозь камни молодое деревце. Взгляд – ясный. Лицом к лицу, глаза в глаза. Страшно. Аж дыхание захватывает, сдавливает в груди, а слов-то и нет таких, чтобы всё выразить. Есть только: ладонями по контуру лица, россыпью поцелуев по щекам, губам и векам. Нежно и совсем немного боязно, будто в предпоследний раз. Именно предпоследний, ведь после точно ещё хотя бы один будет. – Посмотри на меня, пожалуйста. Зелёные. Так вот какие у него глаза. В них не один этот цвет, а целый мир. И стоило смотреть на тот мир, что вокруг, искать в нём что-то, когда весь он был здесь? Синеватые разводы – волны, карие вкрапления – камни побережья. И зелёное кружево мха. А в кружево это вплетаются золотистые искорки чувств. Теперь она уж точно никогда не забудет. Такой взгляд – или выпить его или утонуть в нём, растворить в себе или самой раствориться, но равнодушно и мимо нельзя, не получится. – А я люблю тебя, представляешь? Нет, никаких представлений и фантазий больше. Долой. Пусть будет только… Впрочем, что говорить – слова ненадёжны, помнишь?