У Сына Человеческого только одно лицо

— Встретимся в зеркальной беседке, помнишь? — проговорил Чифую. И хоть Ханма слышал его голос по телефону не единожды за все время их разлуки, теперь он казался другим. Словно был теперь намного ближе, роднее, и в нем звучали какие-то яркие звонкие нотки. — Помню, — Ханма проснулся еще рано утром и собрался. Он надел чистенькие черные брюки, которые купил недавно в сэконд-хэнде. Брюки вышли ему по цене бутылки молока, и Ханма был этому рад. За последние полгода Шуджи уже два раза поменял брюки: первые он порвал, пока взбирался на крышу разрушенной заброшки, а вторые попросту стали ему малы по длине. Мальчик надел черную майку — вот Чифую удивиться, подумал Ханма. Его руки были теперь крупнее, и мальчик не стыдился их. Ему сильно хотелось показать Чифую свои мускулы и округлившиеся натренированные плечи. Ханма расчесал волосы и заправил их за уши. Внутри у него поднималась буря. Он страшился, что, увидев Чифую, попросту взорвется от переизбытка эмоций. Но вместе с тем все эти чувства казались ему чуждыми, неправильными, он стянул улыбку со своего лица, чтобы мама не задавала вопросов и, обув кеды, побежал в парк. По пути Шуджи несколько раз запнулся о выступающие камешки и пробурившие поверхность земли корни деревьев. Чифую уже ждал его на витражной остановке, где они встретились впервые. Ханме сильно хотелось курить от волнения, но он рассудил: если Чифую захочет поцеловаться, изо рта будет пахнуть сигаретами, а прежде Ханма так тщательно чистил зубы и сжевал всю пачку Дирола. Чифую был одет в свободные спортивные штаны и футболку, за спиной висел рюкзак. Когда он увидел Ханму, поднялся со скамейки. Ханма и не думал делать вид, что не рад этой встрече, и не сбавлял темп, а когда добежал до остановки, тотчас же обнял. Чифую, казалось, тоже вырос, потому что по-прежнему был Ханме по грудь. Мацуно обнял мальчика в ответ, скрестив руки за его спиной. В дробленных стеклах беседки оба они отражались, принимая искаженные очертания. Макушка Чифую вкусно пахла, Ханма уткнулся в нее и только затем обернулся проверить, не идут ли по тропинке к беседке люди. — Привет, — проговорил Чифую, они разомкнули объятия, но Ханма поймал его запястье. Он хотел бы… он признался себе в этот момент, что хотел бы погулять с ним, держась за руку. — Куда хочешь пойти сначала? — спросил мягко Ханма. Он удивился собственной мягкости. Голос в последнее время особенно подводил Ханму — становился более грубым и как бы необтесанным, он едва ли контролировал свой баритон, отчего многие ребята считали, что мальчик им грубит. Но теперь Шуджи был настолько преисполнен нежности, что она попросту душила, засела в горле и стискивала его. — На море! — сказал весело Чифую, улыбнулся. Ханма взял его за руку, это удивило Мацуно. Он глянул на Ханму, но тут же отвел пугливо. Выйдя из беседки, они направились по тропинке парка к выходу через длинную, безлюдную дорогу и держались за руки. Ханма перебирал пальцы мальчика, трогал костяшки. Он молча слушал Чифую: — Я поехал на утреннем поезде, а ночью совсем не спал. Зато в электричке уснул и чуть не проспал свою станцию, но папа позвонил и спросил, почему я не выхожу. Ханма и сам хотел его встретить. — А сейчас? Спать хочешь? — Совсем нет. Можем хоть до утра гулять. — Хорошо, — вновь мягко сказал Ханма. Мацуно по-настоящему делал его слабым. Они продолжали держаться за руки. Но завидев мальчишек на велосипедах, вмиг синхронно разорвали сцепленные, вспотевшие от волнения руки. Школьные друзья Ханмы помчались дальше, только махнув ему руками. Хару попался мальчикам во дворе по дороге к морю. Он как обычно был молчалив, но спокойствие его всегда казалось Ханме подозрительным. Это совсем не вязалось с тем, как порою Харучиё словно срывался с цепи. Он молчаливо поздоровался с Чифую за руку и улыбнулся порванным уголком губ. Но когда Хару бросил взгляд на Ханму, Шуджи почему-то весь сжался внутри, смущение разлилось по его телу, но он успел совладать с этим чувством и развязно улыбнулся, они ударились в ладоши. Харучиё все знал о них. И теперь, встретив друга находящимся в компании Чифую, Ханма ужасно смутился. Слишком много раз Харучиё видел Ханму в уязвленном виде, и вот сейчас — когда Чифую заставлял его улыбаться одним лишь своим нахождением — снова. Они отправились к морю. По дороге Мацуно несколько раз запрыгивал Ханме на спину, и Шуджи тащил его. Чифую казался мальчику совсем легким и хрупким, но озвучить не решился — для любого мальчишки это звучало бы оскорбительно. Повиснув на спине Ханмы, Чифую несколько раз звонко чмокнул его в ухо, отчего Ханму на пару секунд оглушало. Они прибежали к морю. День был прохладный, потому они купаться не стали, но Ханма был немного разочарован — в действительности он хотел увидеть Чифую раздетым. Они помочили ноги в воде, а потом расплескивали воду друг на друга. Попытались свалить с ног и намочить одежду, но, только взявшись за плечи и прикоснувшись друг к другу, оба сильно смутились — вероятно, подумали об одном и том же. Щеки у Ханмы тотчас же вспыхнули, он подумал о том, что хотел бы увидеть Чифую в мокрой майке, а потом вмиг — без нее. И отпрянул. Они высушили ноги и отправились в заброшенную больницу. Ханма позвал его под предлогом показать свои новые граффити, но на самом деле он просто хотел найти укромное место. Когда Чифую рассматривал его новые граффити, Ханма набрался смелости снова и обнял его сзади. Мацуно положил свои теплые руки поверх его. Через разбитые окна заброшенной больницы проникали солнечные лучи и падали на разноцветные бетонные стены, а со стен на мальчиков больше не смотрели глаза-омуты Мемори, и Ханме казалось, что Мемори исчез навсегда. По крайней мере сейчас, когда у него был Чифую. Мацуно просунул пальцы меж пальцев Ханмы и заставил его опустить руки к своему паху, а Шуджи, совсем не ожидавший этого, шумно выдохнул в шею Чифую. Ханма сжал его пах рукой, он изнывал от неудержимого, пугающего желания, но боялся сделать что-то не так, почему же? Почему он всегда был таким безбашенным, но рядом с Чифую — излишне осторожным, боязливым. Чифую опрокинул голову на плечо Ханмы, закрывая глаза, Ханма вновь сжал его теперь уже напряженные яйца под одеждой. Он хотел бы… хотел бы юркнуть рукой под резинку штанов и выдрочить весь его член, о чем постоянно мечтал, мечтал он и о том, что Чифую опустится на колени в этой грязной заброшке и вылижет весь его член досуха. Ханма заставил его повернуться и прильнуть спиной к запыленной стене, но, встретившись со взглядом Чифую, вернулся в реальность и просто его обнял. Они долго обнимались, Чифую несколько раз порывался отстраниться и поцеловать Ханму, но Шуджи только уворачивался. Он совсем не хотел ударить лицом в грязь, столько раз он писал Чифую, как поцелует его, как заставит его отсасывать, как кончит на него, но даже целовать боялся. Ханма обнимал его, притянув за талию, и чувствовал напряженный член в штанах, соприкасающийся с его напряженным пахом. Это было невыносимо. Голова кружилась. Ханма предложил отправиться дальше, чтобы отвлечься от тяжести в паху. Они разговаривали на отвлеченные темы, однако Чифую то и дело соприкасался с ним руками, едва ли скользнув кончиками пальцев по его пальцам. Ханма хотел их словить, хотел прижать его руку к своим губам и поцеловать, затем притянуть Чифую к себе, но не было возможности остаться лишь вдвоем на всем белом свете. В подворотнях Мацуно то и дело тянул Ханму за футболку и быстро целовал в щеку и, отстраняясь, развязно улыбался. Щеки горели. Шуджи казалось, он взорвется от необузданного желания. По пути они зашли в магазин. — Бери что хочешь, — проговорил Ханма; он подготовился: насобирал все деньги, которые заработал за последнее время, и решил потратить их на Чифую. Чифую засмеялся: — Прямо-таки все, что захочу? Ханма деловито достал пачку шуршащих купюр. Но на самом деле этой пачки хватило бы лишь на скромный ужин в ресторане, куда их, таких чумазых, конечно, не пустят. Мацуно хихикнул. — Хочешь меня так удивить? — Нет, просто порадовать. Чифую взял фруктовый лед и ледяную газировку. Ханма расплатился за двоих, это вызвало у Мацуно улыбку, он пошутил, впрочем, тихим голоском: — А поцелуй можно просто так заслужить, без покупок. Ханма смутился, резко отвернув голову и сказав куда-то в сторону: — Да я это просто так. Может, я подарки люблю делать. Вот у тебя когда день рождения? — Девятнадцатого декабря. — Долго ждать… А что ты хочешь? Они залезли в большую желтую трубу на детской площадке и сели друг напротив друга. Чифую выпил газировку, Ханма наблюдал, как ходит его кадык под кожей, как капелька газировки, случайно пробравшаяся через неплотно прикрытые губы, пробирается от подбородка к шее, течет по ключице и теряется где-то в футболке. Ханма подумал, как, должно быть, прохладно у Чифую во рту сейчас. — Все пять томов манги «Ателье Paradise Kiss», — улыбнулся он. Не успел Ханма продолжить разговор, как Чифую вмиг сократил расстояние между ними и, опершись руками о бедра Ханмы, поцеловал его вновь. Ханма раскрыл губы, и Чифую засунул язык в его рот, Шуджи тоже. Во рту у Чифую и правда было прохладно, но Шуджи вновь предотвратил поцелуй, так и не смирившись с тем, что целоваться не умеет и, отвернувшись, только обнял Чифую. Тот безвольно на нем повис, а потом, отстранившись, разочарованно поглядел на друга. Они замолчали. Ханма принялся пить газировку, ему не хотелось смотреть Чифую в глаза. Мацуно знал, знал теперь точно, что Ханма не умеет целоваться. — Скажи честно, я тебе не нравлюсь? — проговорил Чифую. Его голос был серьезным, а между бровями залегла складка. — Ты мне очень сильно нравишься, — Ханме стоило огромных усилий, чтобы это сказать. — Так нравишься, что рядом с тобой у меня башню сносит, — он занервничал и неосознанно потянулся за сигаретой, все-таки закурив. — И как будто все дрожит внутри. — Почему не целуешь тогда? — напрямую спросил Чифую. Ханма не знал, куда деваться от его вопросов в лоб. — Или хочешь, чтобы мы только дружили? — Нет, не хочу только дружить… — проговорил он, отвернувшись в сторону. — Просто еще не время. Чифую замолк. Упаковка громко зашуршала в трубе, Чифую вытащил фруктовый лед и принялся его есть. По воздуху распространялся сладкий запах вишни, фруктовый лед начал таять, и капельки сока стекали с нижней части брикета, Чифую только успевал ловить их языком. — Ты как будто делаешь все, чтобы я сошел с ума. Чифую улыбнулся. Если бы человеком напротив не был он, если бы это был, например, Тора, едва ли у Ханмы возникли подобные мысли. От них то хотелось убежать, то упиваться ими, все больше погружаясь в сладкую несбыточную фантазию. Чифую установил между ними зрительный контакт, лизнув кончик фруктового льда, потом, нагнувшись, протянул ко рту Ханмы. Ледяной сок остался на его губах. — Конечно. Тебе нужно сойти с ума. Может быть, тогда ты что-нибудь сделаешь? Ханма шумно выдохнул, выпустив сигаретный дым и, быстро потушив сигарету, вылез из трубы. Находиться рядом с Чифую, так грязно играющим, было невозможно, и самое ужасное в этой ситуации то, что Ханма велся на его провокации. Он бы загавкал, если бы Чифую попросил. Уже наступал вечер. Ханма вызвался проводить Мацуно до дома. По дороге они встретили Харучиё вновь и решили пройтись вместе. Вместе они обсуждали, чем займутся завтра. Ожидался приятный, прохладный день. — А помнишь мы пещеру нашли недавно? — проговорил Хару, Чифую заинтересованно глянул на Ханму. — Мы поехали кататься на велосипедах и заехали слишком далеко, километров десять от города. Хочешь туда, Чиф? — Угу, — Чифую кивнул. — Я тогда соберу поесть с собой. — Тебе придется взять вагон еды для Ханмы, — усмехнулся Хару, Ханму, впрочем, это не обидело. Чифую хихикнул: — Да, я знаю. Что ж, возьму вагон, Ханма его и повезет. Кстати, велика у меня нет. — На багажник моего велосипеда сядешь, понял? — проговорил Ханма, словно бы Хару жаждал отобрать мальчика. Но это было не так, и Шуджи сам удивился своей резкости. Они попрощались с Харучиё. Уже виднелся вдали дом Чифую, Мацуно еще разочек как бы невзначай коснулся пальцев Ханмы, а когда они оказались у двери, взял Ханму за руку, утягивая в подъезд. Сердце Шуджи глухо забилось, сейчас, сейчас точно он не отвертится, и Ханме придется опозориться. Он шумно выдохнул, Чифую встал на носочки и потянулся за поцелуем, но Ханма увернулся, и Мацуно попал в уголок губ. Чифую отстранился. — Столько писал, что любишь меня, а в итоге даже поцеловать не можешь! — зло усмехнулся Чифую. — Трус, — четко и резко проговорил мальчика. Это его «трус!» раздалось на всю лестничную клетку первого этажа. Снова он говорил это. — Ты просто ссыкло. Ханма повернулся, молниеносно сократив расстояние между ними. Он нагнулся, соприкоснулся с ним губами и тут же протолкнул язык внутрь. Чифую поддался, простонал только разочек, но этот пленительный стон раздался эхом на лестничную площадку первого этажа. Ханма подхватил его за бедра и приподнял над землей, сравняв их по росту. Припечатал к бетонной стене. Ему хотелось съесть Чифую. Ему хотелось этого давно. Он все углублялся, Чифую беспорядочно трогал его то за лицо, то за плечи и проталкивал свой язык, получалось неумело, и их языки лишь просто неловко сталкивались, пока Ханма не понял, что нужно чуть-чуть поворачивать голову и не только трогать язык, но и облизывать губы. В голове было совершенно пусто. Чифую цеплялся за него своими маленькими пальцами и только лишь дрожал, и кто тут трус, кто же? Поцелуй продлился до тех пор, пока Ханма не услышал шаги со стороны улицы, которые становились все громче, и, опустив Чифую на землю, разорвал поцелуй. Чифую тут же рухнул на землю, сев на корточки. Ноги его просто не держали. — Не трус я, — сказал он и вышел, громко захлопнув дверь подъезда. И правда, через секунду появилась в дверях женщина, она взглянула на Чифую, но прошла мимо, а он все продолжал сидеть на корточках и мять свои губы, будто не веря, что все это произошло. Их губы соприкасались так долго и, кажется, Чифую до сих пор чувствовал на своих губах этот горький сигаретный привкус. На дрожащих ватных ногах Мацуно поднялся и взобрался по лестнице, закрыл за собой дверь. Стоило Ханме выйти и закрыть дверь, он тотчас же побежал прочь. Прочь, прочь от дома Чифую, он бежал и сам не понимал почему — ноги просто несли сами, Ханма ощущал каждый кровеносный сосуд, пронизывающий его тело, и каждый из них пульсировал, и бешено билось сердце. В голове было феерически пусто. Это чувство понравилось Ханме, он теперь больше не думал, чем себя развлечь, весь вечер слонялся по району в странном забвении и не мог найти себе места. Уже стемнело. Он взлетел по лестнице на свой этаж и зашел домой. Отец спросил его, стиснув зубы: «Почему так долго?», но Ханма даже не обратил внимание на его слова и закрыл дверь своей комнаты. В ней царил хаос, но он даже не заметил того, как споткнулся о валявшийся свитер, потом случайно откинул ногой книжку и лег на кровать, утыкаясь в мягкую подушку, тотчас же словив себя на мысли, что хотел бы вместо подушки уткнуться в теплое молочное тело Чифую. Куда-нибудь в области живота, услышать, как его живот урчит и как Мацуно подрагивает от дыхания Ханмы, касающегося кожи. В кармане завибрировал телефон, Чифую написал сообщение: «В понедельник будет жарко. На улицу не пойдем. Приходи ко мне домой в одиннадцать». Казалось, тело Ханмы ломало как при болезни, кровь то приливала к голове, и окружающий мир дрожал и бледнел, а он все никак не мог сфокусироваться на вещах вокруг, то отливала к паху, он все думал, чем им предстоит заняться… Ханма был совсем не готов и не знал, как действовать. Вслед Шуджи подумал: это вовсе не значит, что у них будет секс, и он слишком озабочен мыслями об этом. Возможно, Чифую и не помышляет даже о чем-то большем, чем долгие поцелуи на их диване, но в таком случае, Ханма ведь не выдержит, не выдержит же. Шорты уже болезненно оттягивало, он попытался заснуть. Ему приснился эротический сон, в котором он держал свои руки крепко на талии Чифую, на голой талии. Чифую выгибал спину, смыкая лопатки как лебедь без крылышек и все еще такой грациозный, белый, красивый. На месте, где Ханма держал мальчика, оставались страшные красные гематомы. Ханма проснулся пораньше, умылся и попытался прошмыгнуть мимо родителей, но мама была дома. — Чего так рано встал? — произнесла она бесцветно. — Гулять иду, — произнес Ханма. Он нашел в холодильнике еду с ужина и, даже не удосужившись погреть ее, принялся доедать. — А в школу тебя не разбудишь. Ханма только хмыкнул. Он подумал, учись бы в школе Чифую, каждый его день был бы наполнен смыслом. Яркое солнце в дождливый день и тепло посреди зимы. Но мама точно не поняла бы такого объяснения. Ханма обул кеды и закинул рюкзак на спину. — Постой, — проговорила она, догнав его в коридоре, — а что за мальчик с тобой вчера гулял? Ханма вмиг покрылся испариной. Нет, она не могла видеть их целующимися, не могла, Ханма выдохнул, проговорил как можно спокойнее, натянув обыкновенную свою улыбку: — Мой друг из Токио. — Вот как. Ну, пригласи его как-нибудь, я куплю пирожные. Ханма выдохнул — кажется, она просто хотела с ним познакомиться, но почему вдруг именно с ним? Никогда до сих родители не разрешали приглашать друзей Ханмы; Шуджи приглашал их, когда родители уезжали. Возможно, Чифую просто казался матери хорошим парнем, по крайней мере, намного лучше, чем остальные его друзья. Ханма и не думал его приглашать к себе, слишком уж он стыдился своей бедной квартиры и зашуганной матери, сумасшедшего отца-пьяницу. Ханма доехал до дома Чифую на велосипеде и, взобравшись на этаж, постучался. Чифую предупредил, что отец уже ушел к тому времени на работу, поэтому Ханма легко мог зайти к нему. Интересно, рассказывал ли Мацуно о Ханме отцу… Вероятно, он стеснялся показывать такого друга папе, подумал Шуджи. Чифую открыл дверь, они поздоровались, хлопнувшись в ладоши, но тут же Мацуно крепко схватился за его запястье и потащил Ханму в дом, а затем, когда дверь закрылась, поднялся привычно на носочки, целуя в губы. Ханма уже чувствовал себя смелее и, положив руки на плечи Чифую, любовно сжал их и углубил поцелуй. Затем скользнул вниз, пристроив на талии, и притянул мальчика к себе, тот охотно поддался. Чифую лизнул его губу и опустился на пятки. — Положи в рюкзак термос и еще еду, — он выскользнул из рук Ханмы, исчез в кухне и затем появился снова. — Сколько же ты наготовил. — Знаю я, что вы проглотите это за секунду. Особенно — ты. Спускаясь по лестнице, они держались за руки, но затем, выйдя из подъезда, отпустили друг друга. Расцеплять не хотелось, но пришлось. Ханма сел на велосипед, Чифую сел на его багажник и крепко взялся за сидение. Ребята встретились возле оговоренного места — у остановки, от которой ближе всего начинать путь. Шион, Казутора и Харучиё приехали на своих велосипедах. Каждый из мальчиков мечтал о мотоцикле и по дороге они делились, сколько каждый из них накопил на свой будущий мотоцикл. Родители отказывали им в покупке — ничего необычного, подумал Чифую, но и сам тоже задумался о своем байке. И хоть виду не подавал, отставать от друзей его возраста не хотел и задумывался, где бы мог подзаработать на него. Между тем они уверенно ехали на велосипедах по проторенной широкой дороге и то переругивались, то перекидывались шутками. Ханма ехал позади всех, потому что был вынужден везти еще одно тело, и это заставляло его буксовать и усиленно передвигать педали, отчего он уже сильно вспотел, и футболка взмокла. Вокруг то густо росли деревья, то пестрели цветущие поля и возвышалось голубое небо, снова прячась за густыми, стремящимися друг к другу ветвями. Почему Ханма не хотел знакомить его с этими ребятами? Каким бы ни был Шион крикливым и глупым, каким бы ни был Казутора странноватым, зашуганным и одновременно чрезвычайно смелым, Чифую не противился встречам с ними. А с Харучиё они сдружились еще после того лета. Чифую переместил руки на пояс Ханмы. Шуджи обернулся, лицо его уже покрылось испариной в этот жаркий летний день, и к вискам прилипли намокшие прядки. Спустя время Чифую, нагнувшись, переместил руки на его бедра и аккуратно потрогал пах через шорты, Ханма, тотчас же потеряв ориентир, наткнулся на кочку проросшего корня дерева и свалился вместе с велосипедом, утягивая за собой и Чифую. Они упали, все парни остановились и обернулись: — Ты че, ездить разучился, — засмеялся Шион. Харучие лишь усмехнулся, он произнес: — Помочь вам или сами? — Да езжайте уже, — выплюнул Ханма, он вмиг поднялся и подал руку Чифую. Чифую игриво улыбался и, несмотря на то, что был виноват в их совместном падении, не ощущал стыд. Они отряхнулись, Ханма молча сел на велосипед, но затем, когда они достаточно отстали от парней, чтобы те не слышали, произнес: — Не делай так больше, понял? — Совсем не делать? — проговорил Чифую с долей наивной наигранности. Он положил руки на его живот. — Дома — можно, — едва слышно произнес Ханма. Вскоре они добрались до пещеры. Все это время Ханма никак не мог успокоиться, вспоминая, как легла рука Чифую на его пах. Значит, он все-таки ожидал их секса завтра? Мысли об этом не давали покоя, и его внутренности скручивало тугим узлом. Он все трогал живот, думал: «Так вот что такое бабочки в животе», а затем, когда смотрел на Мацуно: «Чувствует ли Чифую это?». Они оставили велосипеды рядом с пещерой и осмотрелись. Пещера была небольшая, но внутри зияла зловещая темнота, словно проникнув в глубину этой темноты, окажешься в совершенно ином мире. Хару взял неподалеку камень с острым концом и черканул по стене пещеры, оставив белую мелованную метку. — Я замыкаю, — проговорил коротко он. — Кто самый смелый? Они включили фонарики и вместе направили свет в сторону непроглядной темноты, но в пещере были лишь неровные каменные стены, испещренные изображениями от случайных путников. На потолке пещеры было написано: «Кто ступит в темноту — потеряет себя. Или найдет?» — Самый слабоумный и отважный, — произнес Ханма, толкая Шиона, и тот ступил в пещеру первым, вероятно услышав только слово «отважный». За ним двинулся Казутора. Чифую сделал шаг, но Ханма его оттолкнул и направился вперед, а когда они сделали шаги навстречу кромешной темноте, нащупал его руку и крепко взял. Эта рука точно принадлежала Чифую, настолько удобно она умещалась в его руке, и каждый раз Ханма думал — мы созданы друг для друга, но природа все равно ошиблась — мы оба мальчики. Чифую послушно держался за Ханму, а тот освещал фонариком темноту впереди. Мацуно пытался запомнить камешки под ногами за те секунды, когда они были освещены фонарями, чтобы не споткнуться. Позади слышалось пение птиц и свистящий шум ветра, но постепенно они затихли; осталось лишь тяжелое дыхание мальчиков и периодически — звуки трения камень о камень, это Санзу оставлял метки на камнях. Как легко привыкнуть к свету и отвыкнуть от вечной темноты, подумал Ханма. Когда у людей не было электричества повсюду, они часто видели такую непроницаемую густую тьму. Они все шли, и вскоре Ханма начал терять интерес к их приключению. На стенах пещеры были нацарапаны японские иероглифы и надписи на английском, кто-то упрямо оставлял кровавые следы рук на стенах, очевидно побрызгав на ладони баллончиком с красной краской. Постепенно количество устрашающих надписей увеличивалось, и это вызывало у Ханмы лишь усмешку. — Может, повернем обратно? Скучно, — все-таки отозвался первым Ханма. Он чувствовал себя очень смелым. Чифую был за его спиной, как за каменной горой, и Ханме хотелось быть еще выше, еще больше, еще сильнее, чтобы мальчик чувствовал себя в безопасности. — Давайте дойдем до конца, не может же она не заканчиваться? — проговорил Казутора, затем добавил: — Хару, ты делаешь метки? — Зассал? — усмехнулся Харучиё, и Казутора лишь послал его. — У кого уже штаны намокли, может возвращаться по меткам обратно, — проговорил Санзу, нарочито громко черканув по камню. — А вот не было бы пометок, было бы веселее… — не успел проговорить Ханма, как Шион его перебил: — Это что, блять, такое? Все замерли, обратив свой взор на стену, в которую уперлись. Казалось, Ханма перестал дышать, а его сердце остановилось, ему хотелось скукожиться и исчезнуть, ему хотелось бежать, бежать так далеко, чтобы ОН никогда его не нашел, хотелось умереть, чтобы ОН перестал преследовать. Кто-то настойчиво настойчиво выцарапал на каменной глыбе луну: ее улыбка была зловещая, она смеялась над мальчиками, и Ханма мог бы поклясться, что слышал ее смех. Но глазницы были пустые, точнее, вместо них образовались дыры, в которые можно было просунуть руку. Ханма не двигался. Ему хотелось бежать, но он не мог. Оно хотело, чтобы Ханма боялся, чтобы Ханма нуждался в Мемори. Он разозлился, и вмиг из недр лабиринтов его души поднялась необузданная, бушующая смелость: он подбежал и сунул руку в глазницу, со всей силы потянув назад, ему хотелось разрушить эту стену, ему хотелось, чтобы Мемори исчез. Мелкие камешки покатились на землю, стена и правда рушилась, что было за ней? Ханма зажмурился, но, открыв затем глаза, не увидел свет фонариков и силуэтов друзей. Вокруг него было Ничего. Ханма не чувствовал пола. Понятия опоры не существовало. Он был в пустоте или в вакууме и не чувствовал себя собой. Но разрушить Мемори у него не получалось — Мемори возник перед Ханмой вновь огромным ярким месяцем, насмешливым, диким. — Почему ты постоянно от меня убегаешь? — улыбнулся еще пуще Мемори. — Ты мне не нужен, — у Ханмы с трудом изо рта выходили слова, он словно был в вязком сне и не мог управлять собственными конечностями. Одновременно с этим он лихорадочно размышлял, и почему вокруг так пусто? — И никогда не был нужен. — Я — это порождение тебя. Я — часть тебя. Ты никогда от меня не избежишь, потому что для этого тебе придется убить себя. — Просто сгинь. Уйди и не тревожь меня. — Я спас тебя и спасу еще много-много раз. Тебе стоило быть более добрым по отношению ко мне. — Ты мне не нужен! — Ханма попытался наброситься на него, но не вышло — при том, что Мемори казался огромным, он был все еще бесконечно далёк, а если взглянуть — как будто прямо перед Ханмой. — Я не нуждаюсь в тебе. Верни мне его. Верни мне его! — Человеческая оболочка такая хрупкая. Но космос и пространство будут существовать всегда. А вот они, люди, они смертны. — Я хочу к нему. Верни мне его, — повторял Ханма. Руками он водил по пространству, отчаянно пытаясь нащупать заветную руку Чифую. — И Он однажды умрет. Но ты можешь стать бессмертным. Потому что ты — особенный. А он просто человек. — Мне не нужно быть бессмертным. Я хочу быть просто человеком, — силы его покидали. Ханма глубоко вдыхал воздух, но он был спертым или, может быть, воздуха не существовало вовсе. Ханма побежал, он окликал Чифую, выкрикивал отчаянно его имя, но он не отзывался. Запыхавшись и свалившись с ног, Ханма попытался вспомнить, какая на ощупь его рука — маленькая, почти в два раза меньше руки Ханмы, и мягкая, в отличие от мозолистой ладони Шуджи, Ханма вспоминал тепло его руки, выпуклость костяшек. Наконец он нащупал ее своей рукой. Из темноты появилась рука Чифую. Ханма схватился за нее. — Чифую! — прокричал Ханма, его голос множился нескончаемым эхом пещеры. Он схватился за валяющийся фонарик и посветил вокруг — на земле лежали тела его друзей, бездыханные ли, неужели они все умерли? Ханма упал на колени и затряс Чифую. И вот он нахмурился, нехотя открывая глаза, Шуджи был несказанно рад, он обнял Чифую крепко-крепко, сердце билось бешено. — Пожалуйста, помоги мне, Чифую. — Так хочется спать, — произнес Мацуно увядающим голосом. — Нет, нельзя спать. Здесь почти нет воздуха, и мы все умрем. Помоги мне перетащить тела, пожалуйста. Малыш. Впервые это прозвище вырвалось из уст Ханмы в самый неподходящий момент, но Чифую запомнил. Это его «малыш» теплым парным молоком с мёдом разлилось по телу Мацуно, и он улыбнулся. Мальчик попытался подвигать конечностями, получалось с трудом. Ханма нащупал в рюкзаке воду и смочил его лицо и голову прохладной водой. Тело не слушалось. Они поднялись и потащили друзей к выходу, глядя на метки. Путь обратно казался еще более медленным. Ханма закинул самое легко тело — тело Харучиё — на плечо, а затем подхватил и Шиона. Чифую взял Казутору подмышки и потащил тоже. Пот застилал глаза. Наконец появился свет и подул легкий прохладный ветер. Они вышли из пещеры и повалили тела мальчиков на землю. Мальчики дышали, и пусть взор Ханмы был замылен, он пытался сосредоточиться и рассмотреть их грудные клетки, те тяжело вздымались. Но что случилось с ними всеми? Он полил мальчиков водой. Чифую лежал на земле рядом с Казуторой, но не спал. Глаза Чифую были открыты, он улыбался. — Голова болит, — произнес Харучиё, проснувшись. Ханма нервно засмеялся. Вскоре его смех распугал всех птиц вокруг. — Мы были в пещере, — произнес Шион, — а потом не помню. — А потом мы вас вытащили, — проговорил Ханма. Он поднялся и вновь глянул на Чифую, но увиденное его потрясло: Казутора лежал совсем рядом с ним и смотрел в упор на Мацуно. Ханма знал этот взгляд: точно такой же, как у него, взгляд осознавшего влюбленность человека. Он поднялся и, пнув Тору по коленке, проговорил: — Поднимайся. Чифую он вновь подал руку, и тот наконец отнял взгляд от Торы. Ханму трясло: трясло его то ли от произошедшего внезапного приключения, в котором они были на грани — на грани бесконечного сна, на грани смерти, чего же? — то ли от необузданной, горячей ревности. Они устроились на упавшем трухлявом бревне в тени раскидистого дерева. Чифую достал приготовленную еду из рюкзака, и мальчики, словно позабыв о недавнем происшествии, теперь с жадностью глядели на разложенную еду. Ханма подобрался как можно ближе к Чифую. Он заметил, что Тора сидел с другой стороны от Мацуно и бесцеремонно растолкал их, усаживаясь между Казуторой и любимым. — Че тебе там не сиделось? — нахмурился Тора. — Почему бы тебе не заткнуться? — огрызнулся он. Чифую бросил недоуменный взгляд на Ханму. Парни слопали все за считанные минуты: холодный рис, пожаренные сосиски, похрустели водорослями и выпили почти весь чай из термоса. Чифую только хохотал, видя, как они уплетают сосиски, и глядел на Ханму, который ел больше всех. Да и сам он без еды, конечно, не остался. После произошедшего истратил много сил, вытаскивая Казутору, и был теперь ужасно голоден. Они разлеглись на траве. Ханма ощущал, как в его волосах путались жучки и божьи коровки, они щекотали кожу, а земля обдавала тело прохладой. Под густой полевой травой никто не видел, как Чифую с Ханмой держались за руки. Пришло время отправляться домой. Вечерело. Друзья сели на велосипеды, Казутора произнес: — Чиф, может, ко мне на багажник сядешь? Ханма устал, наверное. Внутри Ханмы забурлила ярость. Душа волновалась и разливалась по телу горячая лава ревности, он процедил сквозь зубы: — Я когда-то говорил, что устал? — Ну… нет. Ладно! — не стал настаивать Казутора, он отвернулся и, усевшись на сиденье велосипеда, быстро закрутил педалями. Добравшись до города, Ханма облегченно выдохнул — он действительно устал, ужасно устал везти их двоих, но позволить Казуторе повезти его Чифую не мог. Добравшись до района, они попрощались. Ханма проводил Чифую домой. Он хотел что-то сказать, это «что-то» застревало в горле, крутилось на языке, но он все никак не мог сформулировать. Когда они зашли в подъезд, Чифую поднялся на носочки и поцеловал Ханму. Глубоко целуя его и облизывая губы, Шуджи чувствовал солоноватый привкус пота над губой мальчика, он все никак не мог оторваться, продолжал целовать, пока не послышался звук хлопнувшей двери с верхних этажей. Чифую чуть отстранился, произнес: — Помнишь про завтра? — Угу, — проговорил Ханма. Расставаться с Чифую ему совсем не хотелось. Он был вкусный и мягкий, везде пах по-разному и еще смотрел на Ханму обезоруживающим кошачьим взглядом. Наутро Ханма немедля отправился в ванную и долго мыл свое тело. Он прибывал в странном пограничном состоянии — то это было эйфорическое ликование на грани с безумием, он глупо улыбался, и от улыбки болели скулы, то вдруг сорвался, когда ему надоело намывать свое длинное несуразное тело, и громко выругался. Затем он побрился впервые за долгое время, и снова поранил кожу над губой. Кровь остановилась быстро, но осталась царапинка. На улице было жарко, Ханма затолкал теперь свой свитер подальше и надел черную футболку, широкие джинсы и кеды. Он спустился по лестнице за считанные секунды и побежал к дому Чифую. В подъезде Ханма отдышался и взобрался по лестнице. Время едва ли подошло к одиннадцати дня, а он уже был у квартиры Мацуно. Накануне Ханма посмотрел несколько видео в интернете по запросу «первый раз мужчины», но ему совсем не стало легче. В конце концов он отбросил мысль, что Чифую от их встречи ждал только интимной близости. В отличие от меня, он не извращенец, подумал Ханма. — Проходи, — проговорил Чифую. Чифую был одет в домашнюю одежду, а затем вовсе убежал куда-то на кухню, но все эти обстоятельства не усмирили Ханму — он уже был возбужден и взвинчен. — Чем занимаешься? — проговорил осторожно Ханма. Чифую стоял к нему спиной и был чем-то увлечен. — Лимонад развожу. Он насыпал в кувшин лёд, желтый порошок и залил водой. — Хочешь чем-нибудь перекусить? Ханма вечно хотел есть, Чифую это знал. Но прямо сейчас так волновался, что при мысли о еде его лишь затошнило. Ханма только помотал головой и, встретившись взглядом с Чифую, опустил голову. Чифую усмехнулся, отвернувшись вновь. — Поглядим фильм какой-нибудь, хочешь? — Угу. Ханма чувствовал себя скованно. Они вместе сидели на расстеленном футоне Чифую и смотрели по телевизору марафон аниме. В какой-то момент он даже с досадой подумал, что Мацуно вовсе не из злости назвал его трусом, Ханма и был трусом. Ханма всегда лез в драку первым, дрался со старшеклассниками, ночью бродил по заброшенным зданиям и пещерам. Но придвинуться к Чифую и поцеловать его первым не мог. Чифую был той картиной, при виде которой у зрителя сердце трепещет, и хочется только бежать, бежать подальше от ее красоты и грандиозности. Они соприкоснулись пальцами, но Ханма тотчас же отодвинулся от Чифую. — Я ведь уже говорил, что ты трус? — произнес Мацуно. Вмиг он привстал и забрался на коленки Ханмы, отчего он инстинктивно отпрянул, увеличив между ними расстояние. Сердце гулко забилось в груди, Чифую положил руки на его шею и придвинул Ханму к себе, целуя. И вот он, мальчик, о котором Ханма столько думал в своих непотребных фантазиях, елозил на коленках и, прислонившись вплотную, прикоснулся губами. Этот поцелуй был со вкусом лимонада. Чуть отпрянув, Чифую лизнул засохшую ранку после неудачного бритья и нагловато улыбнулся, зная точно, какая реакция последует после этого смелого действия. Ханма взял его под ягодицы и рывком прислонил к себе, целуя вновь, но глубже и чувственнее. В этот момент Ханме показалось, что он не совладает с собой и сделает ему больно. Шуджи чувствовал, что внизу у Чифую все тоже напряжено. Безумие первой любви, помноженное на кажущуюся бесконечность единения — вот как это было. Ханма задрал его футболку и припал к тяжело вздымающейся белой груди, беспорядочно целуя, притронулся к соскам, лизнув языком широко. Чифую выдохнул шумно, цепляясь за плечи Ханмы, и Шуджи, обратив свой взор на его лицо, увидел, как подрагивают ресницы на его лице. Ханма ложил его на футон. Возвышаясь над Чифую, Ханма смотрел на его распаленное лицо, покрасневшие щеки и дымку в глазах. — Сделай что-нибудь, — прошептал Чифую. Он протянул руки навстречу Ханме, и Шуджи послушно наклонился, обнимая его крепко. Хватило пары минут. Чифую вцепился в его футболку, припал к губам, затем обмяк, застонав в рот. Вентилятор в гостиной обдувал их взмокшие тела. Они лежали на футоне. Какое-то время смотрели на трещины в потолке, в которых от влажности залегла плесень, затем Ханма неохотно повернулся лицом к Чифую. Ему хотелось смотреть на Чифую вечно, но одежда теперь была влажной и холодной, а нижнее белье — мокрое, он не знал, что с этим делать. Но Ханме нравилось глядеть на взмокшие прядки желтеньких волос Чифую, прилипшие к вискам. Когда Мацуно повернулся к нему тоже, Ханме показалось, что глаза мальчика светились, искрились. А может, Шуджи принимал желаемое за действительное? Он до сих пор не мог поверить в то, что кто-то его полюбил. Он протянул потяжелевшую руку к животу Чифую. Беспорядочно водил по нему кончиками пальцев, наблюдая, как от прикосновений Ханмы живот мальчика подрагивал и втягивался. Шуджи нагнулся, положил на мальчика свою голову, послушал, как урчит у него в животе. Потом поднялся выше, послушал сердце. Поначалу бившееся ровно, оно снова забилось в бешеном темпе, и Ханма слушал его несколько минут, все это время оно продолжало биться все сильнее и стремительнее. Ханма думал: и вот так теперь будет всегда? Вот так меня будут любить, так сильно, так страшно? Так, как сейчас, — не бывает. Он приподнялся и лизнул языком губы Чифую, тот хихикнул, растрепанный, и отвернулся, сильно смутившись. Ханма улыбнулся. В ванной комнате Шуджи попытался привести себя в порядок. В зеркало на него смотрел взъерошенный мальчик, его щеки были красными. Он улыбнулся. Ханме показалось, что он самый счастливый человек на планете Земля.