У Сына Человеческого только одно лицо

Чифую проснулся сразу после того, как отец закрыл за собой дверь. Очередной летний день встретил его приятной прохладой, веющей из окна. Белые занавески колыхались от порывов ветра. В полусне Чифую почудилось, что Пеке Джей ходит в где-то в ногах мальчика и приминает лапами постель. Но это было невозможно. Ощущение это было таким реальным и долгожданным, и спросонья Чифую подумал, что он находится дома, а потом в голову закрались тревожные мысли. Он почему-то подумал, что Пеке Джей умер и пришел попрощаться с мальчиком: Мацуно подорвался и взял телефон, набрал номер мамы. — Сумасшедший ребенок, — послышалось мамино бурчание в трубке. — Всё с ним в порядке, — будто в подтверждение ее слов где-то совсем близко мяукнул кот. Чифую выдохнул. Прежде ему снился сон. Очень странный сон. Чифую находился в большом светлом доме. В гостиной повсюду стояли полевые цветы, воткнутые в вазы, Чифую то и дело натыкался на них, и каждая ваза вот-вот норовила упасть и разбиться. Мацуно ужасно боялся этого момента и постоянно ловил хрупкие хрустальные вазы. Их воды были полны сгнивших лепестков, плавающих на поверхности, но все цветы в вазах выглядели свежими и ароматно пахли. Вокруг мальчика было много незнакомых людей, лица которых он не помнил, они общались между собой, и дом наполнялся неразборчивым говором. Чифую помнил лишь одно реальное лицо — это был Ханма. Ханма спустился со второго этажа дома по лестнице и уселся на диван, одарив Чифую улыбкой. Голоса и просьбы отвлекали Чифую, и он постоянно отдалялся от Ханмы, хотя мальчик очень хотел поговорить с другом. В конце концов они так и не обмолвились словом, и Ханма вышел на улицу, закрыв за собой дверь. Чифую отправился за ним, но открыв дверь, не обнаружил друга. Дом, как оказалось, стоял прямо посреди бескрайнего макового поля, но маки были огромными, как подсолнухи, и Шуджи пропал среди них. Чифую бросился за другом, но когда обернулся, обнаружил, что его дом совсем не двухэтажный, в нем был лишь один этаж и маленькая крыша. Сон оставил Чифую в задумчивости. Он посмотрел на свои руки и попытался сосредоточиться на ощущении их, внушая себе, что он действительно существует. Чифую позавтракал и умылся. Поглядел в зеркало, нахмурившись как можно сильнее: мальчик часто стоял перед зеркалом, репетируя делать суровое выражение лица, ему казалось, что оно отвлекает людей от детской припухлости и делает мальчика взрослее. Он собрал рюкзак и позвонил Ханме. Выйдя из дома, Чифую понял, что забыл побрызгать парфюм, который ему подарила мама, но возвращаться не стал. Парфюм казался ему чересчур сладким, как пахнут шампуни и средства для укладки девчонок, и порою ему не хотелось брызгать им кожу — вдруг кто-то из парней засмеет. Впрочем, он и других мальчиков презирал за то, что от них пахнет потом, и в этот момент всякий раз думал: «Лучше уж я буду пахнуть цветочками». Чифую был ужасно рад, что Ханма согласился пойти в библиотеку вместе. Он осторожно шел по дворам и сворачивал в закоулках, пытаясь вспомнить путь до дома Ханмы. Что-то тревожное закралось в нем с самого утра, оно раздражало горло, щекотало живот изнутри. Впереди был день, длинный или короткий летний день, в котором Чифую ждало что-то неизвестное. Он прислушался к гудению электросетей, но они не передавали ему послания. Ханма стремглав выбежал прямо из подъезда, резко открыв дверь, ведущую в темноту, словно из портала. Шуджи, по правде говоря, был похож на чудище из сказок. Чифую это не пугало, только лишь подогревало интерес. Он любил жить в мире фантазий. Ханма улыбнулся широко и сказал, что теперь всё точно в порядке. Улыбка у Ханмы была широкая, Чифую четко осознавал, что она и есть самое идеальное его оружие. И хоть глаза у Ханмы были необыкновенными, улыбка отделяла его от остальной массы сверстников. Шуджи шел по узкой тропке впереди. Чифую глядел на его затылок, задрав голову, и пытался прислушаться к себе, но не находил ответов внутри. Когда он смотрел на Ханму, тревога поднималась, расщеплялась на множество частей, она превращалась в бабочек, щекочущих внутренности, распространялась по сосудам и стекалась в конечности, и они приятно тяжелели; тревога продиралась через горло и вызывала тошноту. Ханма горбился. Он часто наклонял голову, и его шея теперь всегда выступала вперед. Шея у него была тонкая, загорелая. Чифую невдомек было, почему Ханма носит этот большой свитер. По признанию друга он сильно стеснялся худого тела и высокого роста, но Чифую это не понимал просто потому, что самому нравилось, как Ханма выглядит. Узкая тропка расширилась, и они поравнялись. Шуджи закурил, Чифую припоминал, что раньше он выкуривал по одной-две сигареты в день, Ханма говорил это сам, но теперь с каждым днем количество сигарет в пачке уменьшалось. Мацуно глянул на мальчика: он казался нервным, на переносице залегла складочка. Что-то, наверное, случилось, но Ханма, вероятно, рассказывать не хотел. Чифую думал, как подступиться к нему и начать разговор, чтобы мальчик не выдумывал небылицы и рассказал всё, что было внутри, но часть его уже понимала, что Ханма не из тех, кто задыхается, взахлеб рассказывая каждую деталь своей жизни. Он, похоже, был из тех, кто лучше уж отвлечет собеседника шуткой или глупым рассказом, но никогда не выложит всё на духу. А может, просто время еще не настало. Библиотека была светлой и просторной. Ханма как-то упоминал, что часто бывал здесь и читал от скуки; в помещении было гораздо прохладней, чем на улице, и приятно пахло печатью и свежим чаем. — О, опять пожаловал, так еще и с другом, — проходящая мимо библиотекарша вскинула руки и остановилась. — Угу. Представляете, он всю литературу на лето читает. — Это вообще-то правильно, — проговорила она, хохотнув, и поглядела на Ханму задорно. — А этот молодой человек, — она говорила о Ханме, — часто заглядывается на литературу для взрослых. — А чего она тогда здесь находится, раз на нее заглядываться нельзя, — Ханма спрятал руки в карманы шорт и мотнул головой Чифую, мол, пойдем уже. Чифую действительно нравилось читать. Многие книжки из тех, что они читали на уроках литературы, действительно ему нравились и, в отличии от большинства одноклассников, он совсем не заставлял себя это делать, чтение приносило ему удовольствие. Чифую нравилось читать мангу жанра сёдзе и иногда — но об этом Чифую никому не говорил — романтические рассказы на сайтах мобильной литературы. Ища нужную книгу на полке, Чифую раздумывал, какова была бы реакция Ханмы на это признание? Чифую совсем не хотелось в нем разочаровываться. У Чифую было много секретов. Например, он на самом деле ужасно ранимый и чувствительный. Чифую осознал это уже давно и усиленно контролировал. Очень часто ему хотелось плакать, например, когда он видел бездомных больных животных или уставшую маму. Он часто задумывался, должен ли сдерживать свои слезы, и хоть понимал, что мальчишеские слезы непонятны для других людей, ему совсем не хотелось сдерживать себя. И вообще, хотелось найти такого человека, перед которым нестыдно будет поплакать. Чифую вдруг подумал, что Ханма похож на настоящего мальчика. На того, который курит, дерется, матерится и делает вид, что ему плевать на этот мир. Поэтому решил не рассказывать ему о своем увлечении романтическими рассказами на сайте мобильной литературы. Мацуно набрал нужные книги, записался и положил их в рюкзак, отчего он сразу стал тяжелым, эта тяжесть ему была почему-то приятна. Он отправился искать Ханму и, вспомнив, о чем говорила женщина, набрел на отдел литературы для взрослых. Шуджи его не сразу заметил. Прежде чем он захлопнул небольшую книгу в твердом переплете, Чифую успел быстренько высмотреть, что на ней написано. «Исповедь маски». Ханма испугался, когда заметил мальчика, и щеки его стали красными. Чифую подавил смешок. В этом дне перемешалось всё: неосязаемое, эфемерное счастье, приятная тревога, какая-то недосказанность, Чифую даже толком не знал, что хотел бы сказать, что он хотел донести до Ханмы, но он наблюдал, как Ханма отгибает для него ветки деревьев, когда они шли по узенькой тропке, и поглядывает украдкой, как преданная собака, идущая впереди на поводке, мол, ты идешь? Идешь же? Ханма отгибал веточки так, словно бы Чифую не был на это способен и вообще крайне беспомощен, это злило, но и было ужасно приятно, хоть и совсем неловко замечать все эти знаки. В конце концов он тут же ушел с головой в свою работу, а сам Чифую — в книгу. Иногда они прерывались и болтали, Чифую достал бутерброды и угостил Ханму. На самом деле с недавнего времени он стал делать в два раза больше бутербродов, чтобы наесться самому и дать Ханме добрую половину. Мальчик съедал все быстро и незаметно, словно бы до этого момента не ел уже несколько дней. В складочках ладоней и под ногтями рук Ханмы оставалась краска, желтая и красная, черная, синяя, она, казалось, уже намертво въелась в кожу. Чифую подумал, что ему нужно закончить Пеке Джея и нарисовать возле него полянку, чтобы коту не было скучно в пустой заброшенной больнице. Когда Чифую посматривал на Ханму, внутри что-то сжималось. То есть становилось до приятного больно, как бывает, когда надавливаешь на воспаленное место раз за разом. Он снова и снова разглядывал мальчика и не совсем понимал, стоит ли сравнивать это чувство с описаниями из мобильных романов. Их пишут взрослые девчонки, уж они-то точно знают, о чем пишут, и вот бы найти такую, у которой можно спросить, что же все-таки это за чувство. «Ожидая корабль, чтобы плыть в провинцию Бунго, провел день и ночь в домике на берегу Внутреннего моря Сегодня ночью так звонко сверчок верещит неподалеку — может быть, к примеру, на кухне, где-нибудь в овощной корзинке?» — прочитал он в книге; послышались быстрые шаги, Ханма замер и устремил свой взор на лестницу. Чифую тоже посмотрел в сторону лестницы, это были мальчишки, которых они видели в первую встречу на море. Они остановились, поглядели в сторону ребят, Чифую поднял руку, махнуть им, мол, приходите к нам. Ему хотелось познакомиться и с другими мальчиками, а затем, может быть, и с девчонками тоже. Никакой цели Чифую не преследовал, хотел только лишь здорово провести летние каникулы. Они двинулись дальше вверх по лестнице, вяло махнув рукой Ханме, будто бы совсем не замечая Чифую. Мацуно ощущал себя пустым местом. Может быть, его вообще не существует? Может быть, Ханма придумал этот мир и придумал его? Такое ощущение возникло еще и потому, что эти раскрашенные пестрые стены давили. Ханма рисовал Мемори, и Чифую подумалось, что улыбка Мемори напоминала улыбку Шуджи. — Прости, я слишком увлекся. Время рядом с Ханмой вело себя поразительным образом. Чифую был уверен, что не прошло больше двух часов, но вот уже сгущались сумерки за окном. Ханма действительно был похож на сказочного персонажа, может, он из тех, кто временем управляет? И пространством тоже. Нет, слишком тяжелая роль для тринадцатилетнего мальчика. Шуджи вел себя совсем странно: приблизился к Чифую, наклонив голову, и как бы замер; только через несколько секунд мальчик понял, что Ханма принюхивается, его нос скользнул ниже, по вороту футболки и затем приблизился к самому сердцу. А сердце Чифую стучало так, что наверняка услышал и Шуджи, и мальчик резко отпрянул, выставив руки. Если он услышит этот бешеный стук сердца, подумает совсем не то… но что сам Чифую думал об этом? — Ханма, пойдем домой. Он снова отгибал ветки, они продирались через тёмный пролесок и постоянно натыкались мысками кроссовок на камешки. Чифую хотелось, чтобы какая-то ветка ударила его по лицу, и тогда Ханма бы обернулся и посмотрел еще разок на Чифую, но он все никак не хотел глядеть на него. Будто бы даже делал вид, что мальчика не существует. Они не попрощались еще, но очень хотелось с другом встретиться вновь. Но как же это все-таки глупо, ведь он стоял прямо перед Чифую, и если так подумать, можно и папу ослушаться, погулять подольше. Но отца расстраивать не хотелось, потому что вечером он проводил время с мальчиком, а это время было единственно доступным. Чифую смотрел на пухлые губы Ханмы, скользнул взглядом по кончику носа, недавно уткнувшегося в край футболки, и что-то темное поднялось из глубин его сознания. Что-то очень опасное. Внизу живота стало так тяжело, и трудно было дышать, к щекам тотчас же подступила кровь, и стало дурно, кружилась голова. — До завтра! Мы же увидимся завтра? Чифую побежал прочь. Он бежал от этого страшного чувства, хотел убежать, но не мог, он был быстрее, этот монстр его догонял.