Enchanted / Околдованный

      Он сам себя ненавидит за это, но продолжает всматриваться, продолжает пытаться уловить малейшее изменение во внешности или поведении, чтобы понять, что что-то не так.              Нет, он не чертов сталкер, который выслеживает объект и маньячно наблюдает за ним, о нет. Просто сейчас изменилась стратегия: если первые дни Галф старательно избегал благородного лорда, то теперь перестал это делать.              Ну ладно, ладно!       Он же не виноват, что у него хороший слух и что он совершенно случайно выходит из своей комнаты именно в тот момент, когда хлопает соседняя дверь.              На него смотрит вроде как совершенно бесстрастное лицо, но Галф почему-то считывает тревогу:              — Канавут? Вы что-то хотели?              Ах да, они же на публике, поэтому такое официальное обращение, поэтому он отгоняет непрошенную обиду и отрицательно качает головой:              — Я… Я просто хотел прогуляться, воздухом подышать.              — Воздухом, — указательный палец несколько раз дотрагивается до тонких губ, демонстрируя задумчивость своего хозяина. — А что, можно и так. Пойдемте!              — К-куда?! — паника уже по привычке окатывает его ведром ледяной воды.              — На прогулку! Физическая активность тоже помогает прокачать резерв.              Галф смотрит сначала на свои пижамные штаны, а потом — на лорда:              — В таком виде?!              Уголок рта чуть приподнимается в намеке на улыбку:              — Я уже видел вас в таком виде — меня не удивишь.              Его щеки горят от смущения, когда он вспоминает, как завалился “спасать” вампира еще совсем недавно:              — Но не на улицу же идти в тапках!              Его аргумент, кажется, принимают:              — Да, для бега лучше выбрать более удобную обувь.              — Для бега?!              Если и существует спорт, который Галф ненавидит всеми фибрами души, то это бег: скучнейшее и монотонное занятие, когда ты только и делаешь, что бежишь весь мокрый, задыхаясь от боли в боку и нехватки воздуха.              Фу просто!              — Тебя что-то не устраивает? — вновь эта выразительная бровь демонстрирует свое презрение. — Кажется, мы договаривались, что на индивидуальных занятиях будем прокачивать твой резерв.              — Но не такими же варварскими методами! — Галф бурчит, но понимает, что выхода у него особо нет. — Ладно, пойду переоденусь.              Если помирать, то с музыкой!              Поэтому находит в шкафу что-то отдаленно напоминающее спортивные штаны, футболку нет смысла менять — все равно через 5 минут он будет мокрый от пота с головы до пят, а кроссовки хотя бы не дадут образоваться кровавым мозолям.              Наверное, они выглядят очень колоритно, когда идут вместе по коридору: помятый и неформально одетый Галф и благородный лорд, который никогда не изменяет своим шелковым рубашкам, в этот раз на нем темно-синяя. И, конечно же, с блядским глубоким вырезом, чтобы все могли пялиться на бледную гладкую кожу груди.              Бесит, сука!              Галф отворачивается, когда видит понимающую ухмылку этого вурдалака-садиста:              — И не думайте ничего такого!              — Я и не думаю. Я знаю.              Он даже рад выбраться наконец в парк возле корпуса на дорожку, чтобы сбежать от этой невозможной нечисти:              — И сколько мне нужно бегать? Пока третий глаз не откроется?              Мью хмыкает:              — Что-то вроде этого.              — Ясно: пока не сдохну. Понял, принял, пошел самоубиваться.              Было бы правильно сначала размяться перед бегом, разогреться, но Галф настолько зол (на кого?), что вообще забывает об этом и сразу стартует с быстрым темпом, чтобы оказаться как можно дальше от этой упыриной морды, которая бесит его одним своим понимающим видом, чтобы минут через десять просипеть уже пересохшим горлом:              — С-сука! Наслаждается моими страданиями!              — Мне скорее любопытно наблюдать, как у тебя меняются эмоции.              — Блять! — Галф совершенно неприлично громко взвизгивает, останавливаясь и прижимая руку к груди. — Ты как меня догнал?!              Но на рубашке стоящего рядом лорда нет ни единого пятна пота, а лицо его наставника все так же безмятежно:              — Перемещением на расстояние владеют все вампиры, а мне нужно контролировать, чтобы ты не халтурил.              Точно!              В тот первый вечер Мью тоже исчез из его комнаты почти сразу после призыва, но потом он и забыл об этом, потому что почти каждый день наблюдал, как этот королевский вурдалак ходит ногами как самый обычный человек. Но все равно хмурится с подозрением:              — А почему ты постоянно это не делаешь?              Тот смотрит на него как на выпускника детского сада:              — А ты будешь каждый раз тратить силу, чтобы включить свет в комнате? Или пройдешь метр, чтобы использовать выключатель?              Аналогия постыдная, но понятная: нечего разбазаривать резерв на всякие глупости. Галф фыркает в ответ, чтобы скрыть смущение от воспоминаний, в каких условиях это тогда случилось:              — Это был непроизвольный выброс!              — И твоя задача — научиться их контролировать, чтобы силы оставались на действительно важные вещи.              — А у тебя, как я посмотрю, ее сейчас в избытке, раз можешь спускать на вампирские прыжки по пересеченной местности! Ведь донор под боком, даже напрягаться не надо, чтобы получить подкрепление!              Он не хотел огрызаться в ответ, но слабый резерв — это его извечная больная тема, поэтому Галф невольно звереет, когда кто-то попадает по его ахиллесовой пяте. И тут же жалеет о вспышке, потому что лицо Мью мгновенно каменеет:              — Ты прав, этого больше не повторится.              Ну вот кто тянул его за язык?!              Прекрасно же понимает, как тяготит вампира вся эта ситуация: непрошенная связь с человеком, в руках которого теперь его жизнь до тех пор, пока они не выполнят условия договора.              Поэтому опускает глаза и еле слышно шепчет:              — Прости. Я знаю, что ты этого не хотел.              Ответное молчание становится невыносимым, поэтому Галф вынужден посмотреть в глаза того, кто продолжает оставаться странно безмолвным и с нечитаемым выражением лица. И наконец выдавливает из себя:              — Я… тебя не понимаю. Я слышу почти все твои чувства и все равно не понимаю, что происходит в твоей голове. Почему ты сначала злишься на меня, а потом тонешь в вине. Почему боишься меня, а через секунду сопротивляешься изо всех сил не на жизнь, а на смерть, забывая о самосохранении. Я не понимаю тебя, Галф.              Ох…              Это очень хорошие незаданные вопросы, потому что он сам смертельно устал от этих эмоциональных качелей, которые разносят его психику каждый день. Поэтому он с тоской смотрит в почему-то тусклые алые глаза:              — Я не знаю, что тебе ответить. Я тоже не хотел этой связи и до сих пор грызу себя за то, что тогда ошибся в написании рун. Но я понимаю, что сейчас твоя жизнь зависит от меня, поэтому не могу отказаться от роли бутерброда, пока все это не закончится. Меня злит собственная беспомощность, а еще то, что я не понимаю: это я тебя использую или ты меня — и мне не нравится это ощущение.              Галф помнит больные от страданий глаза Пайна, которого выбросили за ненужностью, и понимает, что ему грозит то же, когда связь будет разорвана. И это его, наверняка, убьет, если не физически, то морально, потому что быть не принятым — это то, с чем он живет всю свою жизнь.              Недостаточно хорош, чтобы быть полноценным магом.       Недостаточно хорош, чтобы быть примерным сыном и братом.       А теперь еще недостаточно хорош для того, чтобы стать парой для вампира на постоянной основе потому, что его выбрали, а не потому, что так сложились обстоятельства.              Глупо? Глупо.       А еще почему-то очень больно.              Рука ложится на его щеку, которая влажная то ли от пота, то ли из-за предательски скатившейся слезы:              — Ты не бутерброд.              Его губы дрожат, удерживая накатывающий всхлип:              — Не надо меня обманывать, чтобы успокоить! Я прекрасно осознаю свою ценность в этой ситуации: не дать тебе умереть до тех пор, пока…              Большой палец прижимается к его рту, останавливая поток горьких слов:              — Пара для вампира — это не про еду. Я уже говорил тебе, что это куда больше и глубже, чем то, что могут испытывать люди.              Боль все-таки вырывается наружу едкой горечью, которая разъедает его самого:              — Но ты же не выбирал меня! Ты сам — жертва обстоятельств, которые связали тебя с глупым слабым магом, которого надо тащить на своей шее, которого надо постоянно пинать!              Эти красивые выразительные губы поджимаются, словно признают правоту его слов. И Мью не спорит:              — Не выбирал, но рад, что именно ты оказался по ту сторону круга призыва.              — Что?..              Теперь обе руки держат его лицо, вынуждая смотреть прямо в глаза:              — Я чувствую тебя, помнишь?              — Да, но…              — И я знаю, что тебе не все равно, что будет со мной. Ты злишься, боишься, но переживаешь за меня. Ты буквально ворвался ко мне в комнату, чтобы помочь, когда мне было совсем плохо.              Просто нулевая вероятность, что Мью не ощущает под пальцами его пылающие щеки:              — Я сам не сообразил, что этот холод — твой, пока Азар мне не подсказал, так что…              — Но ты пришел, когда понял, а не оставил меня одного справлять с этим.              — Ты бы умер, придурок! — он вспыхивает от тут же накатившей злости. — Твоя дурацкая гордость не стоит твоей жизни!              Но Мью почему-то улыбается в ответ на этот эмоциональный всплеск:              — Вот видишь? Злишься, но переживаешь. Боишься, но приходишь.              Галф растерянно смотрит на того, от кого совсем не ожидал поддержки:              — И что же нам делать? Как с этим справляться?              Сначала его влажной скулы касается нос, делая глубокий вдох и заставляя его смутиться, потому что от него наверняка сильно пахнет потом даже после небольшой пробежки, а потом и губы, которые словно пробуют его на вкус:              — Пользоваться тем, что дает нам связь.              Галф прикрывает глаза, потому что с трудом сдерживает дрожь:              — А ч-что она дает?              И слышит тихий смешок прямо у своего уха, в то время как под его ладонями, которые совершенно случайно оказались на чужой груди, ритмично бьется сердце, что так сильно сейчас от него зависит:              — Твоя кровь делает меня невероятно сильным. Я и не думал, что такое бывает, и теперь понимаю, почему вампиры несмотря на риск связывают себя узами. Ну а про тебя я и так все знаю.              Галф с хриплым вздохом отстраняется:              — Что?..              Алое пламя пылает жарко, но не обжигает:              — Твоя возросшая сила, твое возбуждение, твое удовольствие — я все это ощущаю, как будто это происходит со мной.              Сильнее покраснеть, кажется, уже невозможно, но он очень сильно старается, потому что это не то, чем хочется делиться.              Потому что стыдно.       Потому что желанно.       Потому что…              Большие пальцы спускаются вниз на его губы, чуть поглаживая их:              — И снова это чувство вины. Теперь ты понимаешь, почему я рад, что это ты? Другой бы воспользовался максимально моей уязвимостью, а ты…              — А я?.. — двигать губами по этим пальцам постыдно приятно, потому что это ощущается как ласка.              Мью молчит и лишь загадочно улыбается в ответ.       А это значит, что он… достаточно хорош?