записки сумасшедших

«я подъезжаю»       Плавающая картинка из зданий и парков медленно перестает сменяться, постепенно останавливаясь. Светофор? А нет, внимательный взгляд в окно вылавливает аварию. «выхожу на следующей, но я немного в пробке, выходи через две минуты»       Две минуты растягиваются на пять, но автобус все-таки сворачивает на остановку, и Ренджун стремительно кидает мелочь (наскреб дома на проезд) и выбегает, едва водитель давит на тормоза. Боится, что его ждут.       Разумеется — нет. Сообщения не прочитаны.       Он закатывает глаза и чертыхается, как будто еще не привык, и, уже не так торопясь, ковыляет до колледжа. Руки мерзнут и откровенно хочется зарыться в шарф не только носом, но и всем собой. Ренджун наворачивает круги возле здания и уже собирается доставать телефон, чтобы настрочить примерно миллиард сообщений, но видит знакомую макушку, выглядывающую из серого шарфа. И ни капли не виноватую улыбку.       — Клянусь, я запихаю твой телефон тебе в жо-       — Я тоже очень рад тебя видеть! — Донхёк хватает ком шарфа (Ренджуна) в охапку и бегло целует, словно на улице кроме них никого нет.       Ренджун утопает в донхёковом запахе — духи сгущёнка, хотя из них двоих любитель сладкого — Ренджун. Донхёк принимает проявление сахара только в мятном шоколаде, но аромат не меняет уже который год.       — Молю, отвечай на сообщения, я не хочу в следующий раз умереть от холода, — выкапывается из объятий Ренджун и наигранно строго смотрит.       На деле он может прождать и трое суток, стоя на одном месте хоть в минус сорок, хоть в минус девяносто, как верный пёс — лишь бы увидеться. Вообще-то он скучал. Встречи раз в неделю — катастрофически мало, но учебы вагон и маленькая тележка что у одного, что у другого. Получилось встретиться на неделе — чудо, говоря откровенно, потому что бывало они не виделись и месяц.       — Да ладно тебе, я же быстро. — Донхёк смеется, закатывая глаза, и хватает чужую руку, пряча ее в своем кармане. — Пошли, зайдем куда-нибудь. Погода кошмар.       Они шагают куда-то вперед и Ренджун чувствует себя спокойно, как никогда.       — Сначала покурим?       — Солидарен. >       Донхёк молча протягивает пачку фиолетовых мальборо, уже зажимая сигарету губами.       Пальцы покалывает от холода, а часть лица, не закрытая шарфом покраснела настолько, что, кажется, сейчас взорвется. И если Ренджуна хоть как-то спасает несчастный шарф, Донхёк и без шарфа, и даже без шапки.       — Ты идиот, в курсе? — Ренжун закусывает фильтр и поджигает кончик сигареты. Выдыхает дым специально в лицо отшатнувшегося Донхёка. — Прогноз погоды для меня персонально делают?       Донхёк смешно фыркает, затягиваясь. На нем короткая куртка, вероятно, осенняя, джинсы и вовсе не зимние кроссовки. Они выглядят как две противоположности, потому что Ренджун, в противовес, в длинном зимнем пуховике и вдобавок обмотанный шарфом почти с головы до ног.       Кончики пальцев начинают неметь от холода. Честно говоря, курить зимой Ренджун считал самым идиотским выбором любого человека, потому что ради чего вообще можно быть готовым добровольно получить обморожение всего себя? Ради минутного вреда себе? Как будто выйти на улицу в погоду ниже нуля градусов уже неплохой вред себе.       — Я думаю бросать.       Донхёк поворачивается, поднимая брови. Они теряются в недрах рыжей чёлки.       — Не опять, а снова? — он усмехается.       — Я хочу уменьшить свое нахождение на холоде, — закатывает глаза Ренджун. — Желательно, до нуля секунд в день, что было бы очень замечательно, но увы.       Вместо ответа Донхёк красноречиво пожимает плечами, мол, дело твое. И дальше они курят в тишине. >       Они, изрядно подмерзшие, забегают в ближайшую кофейню. Которая, тем не менее, оказывается забита людьми, из-за чего они почти бегом перебираются в другую и оседают уже там, на одном диванчике, еще добрых пять минут так и не снимая курток — отогреваются.       С этой кофейней везет больше — кроме двух ледышек здесь только бариста в цветастой рубашке, заставляющий Ренджуна задуматься от несправедливости. Он привык одеваться в сто одёжек и мерзнуть даже в помещениях, забывать о самоощущении себя вне толстовки до наступления хотя бы мая, пока другие (по ощущениям, все остальные люди на планете) как будто и не знают, что такое холод и какого это мерзнуть. Донхёк, кстати, из таких людей, и это делает все еще в разы несправедливее (для Ренджуна).       Когда они наконец-то стягивают куртки, Ренджун издает непонятный звук, напоминающий что-то между сопением и фырканьем. Потому что Донхёк в одном тонком лонгсливе и, судя по всему, уже вполне согревшийся, пока Ренджун все еще трясется.       — Ты как брошенный на улице котёнок, — смеётся Донхёк и Ренджун обиженно надувается.       Денег ни у кого не в избытке, но сидеть, так ничего и не заказав, совесть не дает уже спустя десять минут тишины. Еще более неловко от того, что в заведении только они, и не заказать ничего будет как-то некрасиво. Поэтому Ренджун спешно проверяет, сколько денег у него на карте, великодушно спрашивая:       — Будешь что-нибудь?       Донхёк, от балды разглядывающий меню, поднимает голову.       — У меня ровно деньги на проезд домой и надежда на милость матери вечером.       — Я заплачу, — Ренджун закатывает глаза. — Просто выбери.       — Чай? Возьмем чайник на двоих. В следующий раз беру я.       — Я не люблю чай.       Донхёк закатывает глаза так, что, наверное, успевает разглядеть все извилины собственного мозга.       — Ой, иди к черту, — и Ренджун уходит к парню бариста, покорно ждущему на кассе.       Он берет одно какао на кокосовом молоке, зная о предпочтениях Донхёка, и возвращается на место.       У Донхёка руки всегда ледяные — это Ренджун тоже знает, поэтому сразу загребает их в свои, грея теплыми ладонями.       — Что собираешься делать на новый год?       — А ты? — Донхёк отвечает через секунду, как будто ждал вопрос, и теперь глаза закатывает Ренджун.       Он задумывается, как будто и сам не знает.       — Как обычно. В семье. У меня же мама повернута на «новый год — семейный праздник», поэтому без вариантов. — Ренджун вздыхает. — Я в заточении до совершеннолетия.       Повисает тишина, за которую парень-бариста успевает принести какао. Донхёк улыбается, когда Ренджун придвигает кружку к нему, призывая попробовать первому. Он делает глоток и расплывается в улыбке.       — На кокосовом?       — Ага, — Ренджун прямо лыбится.       — Ты слишком хорошо меня знаешь.       Руки Донхёка медленно, но отогреваются, а какао кочует из рук в руки.       — Я на новый год тоже с семьей похоже. Так не хочется… — Он скатывается по дивану так, что почти оказывается на полу.       — А к кому-нибудь из наших?       Донхёк фыркает.       — Марк празднует у Джено с его семьей, там на меня койко-места не хватит. Чонлэ и Джисон тоже с родителями. Иногда я хочу, чтобы у нас всех родители дружили, как у этих идиотов. Джемин, ну, сам знаешь, они на Чеджу семьёй едут. Боюсь, что окажется, что мне вообще нет места в этой компании.       В него прилетает подзатыльник моментально.       — Ты идиот? — серьезно спрашивает Ренджун. — Когда-нибудь мы обязательно встретим новый год всей компанией, может даже следующий. Сейчас выпустимся и посъезжаем от родителей, тогда и разгуляться можно будет.       Донхёк неоднозначно кивает и делает большой глоток.       — На одном празднике все не заканчивается, не нужно слишком много думать. Тебе есть место, Хёк, и будет везде. Иначе я не был бы сейчас здесь.       Ренджун улыбается и утягивает Донхёка в объятия. Он хочет, чтобы Донхёк был самым счастливым, и готов сделать для этого все, что в его силах. Поэтому этими объятиями он пытается сказать все будет хорошо. Пока Ренджун рядом, все обязательно будет хорошо.       Они пьют одно какао на кокосовом на двоих, переключаются с темы на темы и стреляют блестками из глаз друг в друга. Когда только-только начинает темнеть, Ренджун тянет Донхёка на воздух, хотя именно он больше ноет о холоде, но прогуляться хочется.       Переплетенные руки прячутся в кармане куртки Донхёка, потому что Ренджун слишком низкий и до его кармана дотянуться не то, чтобы удобно. Парни обходят все улицы центра, даже самые скрытые, с разломанным асфальтом, разрисованными граффити стенами и разбитыми окнами. Потом, когда солнце уже скрывается за горизонт, они сворачивают на дорогу к остановке и бегут на полной скорости, замечая стоящий автобус. Тем не менее, когда оба запыханные и пытающиеся отдышаться залетают внутрь, водитель не двигает еще несколько минут. Ренджун стойко терпит подшучивания, потому что он первым ускорился, боясь не успеть. Автобус трогается.       — Как думаешь, на следующей неделе получится пересечься?       Ровно два сидения освобождаются через остановку и удается сесть в дальний угол. Донхёк задумчиво перебирает чужие пальцы, следя за дорогой через окно, и поворачивается на вопрос.       — Посмотрим. Пока у меня горят дедлайны, но я очень верю и надеюсь, что сяду за работу в понедельник.       Ренджун закусывает губу.       Ему выходить первым. Донхёка ждет еще проезд до конечной и пересадка на другой автобус. Уходить не хочется, как и терять хрупкий момент, когда Донхёк рядом. Но приходится украдкой смазано поцеловать в щеку и, расплатившись за проезд, шагать домой.       После встречи в груди тепло и легкая грусть — Ренджун уже скучает. В тайне надеется в будущем съехаться и жить вместе. Но пока только цель — дожить до следующей встречи.