faggot

С недавних пор в квартире, где на стенах висели старые портреты Ленина и ковры, остался один житель. Хозяин квартиры находился в местах не столь отдалённых, потому что во время пьянки розочкой убил собутыльника. Бабка горе-хозяина скончалась в прошлом году от инсульта, а про деда никто и не слышал уже лет двадцать. Хозяйка покинула этот мир, повесившись от безнадёги, которая царила не только в этой квартире, но и в доме, на каждой улице, во всем городе и в каждом его закутке. Эта безнадёга пускала свои длинные щупальца и дальше, ползла по заснеженным дорогам в другие города, встречая на пути своих родственников — безнадёг из других городов. Зима остался один. В общем и целом он с детства был один. Бабка особо за ним не следила, потому что ее почти беззубый рот был занят паленой водкой, как и рот отца. Она часто составляла ему компанию в попойках и нередко после этих пьянок он ее поколачивал, а бабка продолжала с ним пить. Мать единственная тянула семью, работала на заводе, в кровь стирая свои руки. А потом тихо рыдала в комнате, когда отец пил. Будучи мелким, Вахит иногда приходил к ней, она обнимала его, зарывалась пальцами в волосы, покачивалась и мочила одежду сына своими горькими слезами. «Какие же мы с тобой горемыки, сынок… какие горемыки» — часто приговаривала она. Зималетдинов просто молчал, иногда поглаживая мать по спине, словно своей детской рукой старался помочь ей, сделать несколько минут ее жизни более спокойными, но это никогда не помогало. После таких моментов, она всегда просила Вахита любить женщину, которую он выберет и никогда, никогда не пить водку и самогон. Зима кивал, словно давал обещание.. — Когда старший наливает, пить надо. Утробно рыкает Кащей, как обычно заставляя скрежетать зубы от прокуренного в хлам голоса на зоне. Вахит смотрит своим холодным взглядом, черти, недовольство и презрение пляшут в нем. Но опрокидывает стакан, полностью, стараясь не кривиться. Он уже не скорлупа, ему позорно так реагировать на водку. — Поговорить надо, Вахит. Кащей смакует огурец, неприятно чавкая и облизывая свои слегка потрескавшиеся от мороза губы. Сегодня его дружков с ним нет, в берлоге, где они обычно глушат паленый алкоголь только Зима и Кащей. И что понадобилось этому старому утырку, Вахит только гадает. — Как Вова Адидас вернулся, слушок ходит, будто порядки навести хочет. Мол, не по понятиям живем. А что значит по понятиям, а? Кащей хватает Вахита за плечо и притягивает к себе. Зима еле сдерживается, чтобы не скривиться от запаха перегара и дешевых сигарет, запах которых уже просто въелся в одежду старшего. — Значит как пацаны живут. Через паузу отвечает младший, стараясь не дышать носом, поэтому слегка размыкая губы, чтобы воздух проходил через рот. Беседы с автором Универсама всегда настораживали его и загоняли в стресс. — И что вы как-то не так живете? Я здесь что, просто так сижу? Щурится Кащей, сглатывает и все так же держит Зиму около себя, заставляя смотреть четко себе в глаза. — Я почем знаю, меня и Турбо все устраивает, других старших тоже. Не хочется конфликтовать, но почти вся группировка на дух не переносит этого пропитого и прокуренного зека. Кащей отпускает его плечо и смеется, опрокидывая еще один стопарик водки, облизывая губы и громко выдыхая, откидываясь на диван. — Ну хорошо, Зима. Молодцом! Пошел, пошел я сказал! Кащей резко меняется в настроении и толкает в плечо Зиму, а тот только и рад быстрее свалить из качалки, быстро хватая куртку и шапку, выходя на улицу и наконец-то вдыхая полные легкие свежего воздуха. Воздуха с запахом безнадёги, зато чистого и обволакивающего легкие. Из куртки вынута пачка, а из нее сигарета, быстро прикурив, Вахит идет в подвал, где часто можно застать старшего Адидаса. Поговорить надо, раз такие дела. Кащей как дракон над своей властью чахнет, увидев угрозу, захочет ее убрать. А Вова, по мнению Зимы, настоящий пацан, да с армейскими замашками после Афгана, но настоящий и всей душой за улицу. После стопарика водки слегка качает, но мозги еще ясные, сейчас на улице все быстро выветрится. Выкинув бычок на асфальт и придавив его ногой, Зималетдинов застегивает куртку и идет быстрее. Сегодня холоднее обычного, уши мерзнут, но ему слишком лень вынуть руки из карманов и натянуть шапку сильнее. Его лысая башка тоже предательски мерзнет, но Вахит не обращает на это внимание. Широкими шагами быстро доходит до подвала и ныряет внутрь. — В заповеднике вот в каком - забыл, жил да был козел - роги длинные. Хоть с волками жил - не по-волчьи выл - блеял песенки, да все козлиные. Вова, как обычно, играл на гитаре, которую привез из ада Афганистана. Младший Адидас и его новый дружок Пальто подпевали. Турбо курил, но тут же поднял глаза, как увидел Вахита, хмыкнул, сразу же понимая по виду старшего, где он был. — Кащей боится. Думает, что ты ему предъявить что-то хочешь и скорлупу против него настраиваешь. Говорит Зима, потому что Вова при виде одного из старших перестает играть на гитаре и отставляет ее в сторону. После слов Вахита ухмыляется и закатывает рукава своего свитера. — Ссыкло. Давно ему пора уползти бухать в свою квартиру, из-за него весь город считает, что наша улица самая угашенная. Фыркнул Адидас, а младший, как уже повелось, ему поддакнул, вызывая мимолетный недовольный взгляд Турбо. Вахит сел рядом с другом, пихая его в плечо, чтобы тот подвинулся. Кареглазый слегка растянул левый уголок губ в полуулыбке, словно говоря ему найти другое место, где присесть, но через пару секунд все-таки слегка сдвинулся с места, зыркая на обветренные губы, уши и пальцы старшего. — Ты отшить его хочешь? Приподнял одну бровь Турбо, отрывая глаза от красных ушей Вахита, переводя их в сторону Вовы, который уже натягивал куртку, явно собираясь пойти куда-то после их разговоров. — Да. Ответ простой, а скорлупа замолчала и перестала шушукаться на заднем фоне. Ералаш выглядел особенно напряженным, хотя обычно ведет себя непринужденно и незаметно. Андрей еще мало что понимал, но единственное, что он знал о Кащее, так это то, что он ему не нравится. А вот Марат улыбнулся после слов брата, ощущая гордость, потому что, а кто еще кроме его старшего мог выступить против этого зажравшегося утырка. — Я сказал, что старшие им довольны и никаких слухов нет. Сказал Зима, потерев все-таки свои уши, потому что их словно сковывала корка и было весьма неприятно. — Правильно сказал. Я здесь разбираться буду, вы все еще не готовые. Бросил Вова, после этого встал и толкнул Марата в плечо, мол, на выход. Им надо было вернуться к ужину, отец опять проел всю плешь, что оба сына шляются где попало. Пальто ушел вместе с ними, чтобы вернуться домой и снова выслушать от полоумной матери тираду о том, что надо вернуться в музыкалку и стучать пальцами по пианино. Ералаш свинтил следом, потому что находиться с двумя старшими ему было некомфортно. В подвале остались только Зима и Турбо. — От тебя водкой несёт. Кинул Валера, встав со своего места, могло показаться, что он сделал это, чтобы не вдыхать неприятный запах, но на самом деле он просто хотел потянуть спину, которая уже ныла сидеть в одной позе, хотелось размять плечи. Вмазать кому-то было бы вообще замечательно. Такой он по своей природе мужской пол — более агрессивный что ли. Для них драка — способ выпустить пар и ничего больше. Даже с другом можно помогать кулаками, помериться силой, пару раз получить по челюсти и идти домой со спокойной отдохнувшей душей, без всяких нервов. — Старшим не отказывают. Безразлично отозвался Зималетдинов, прикрывая глаза, после этого потерев переносицу. Все еще ныла после того, как ему прилетел мяч прямо в лицо, пока играли со скорлупой в футбол. — Блять, думаешь я не знаю? В этом весь Турбо — быстро заводится, причем с пустого, но потом так же быстро остывает. Скорее всего его выбесил сам факт, что Кащей, которого Валера на дух не переносил, напоил его друга. Друга, ставшего братом не по крови, а по душе. Зима на эмоциональный всплеск уже не реагирует, лишь смотрит на Туркина в упор, считывая все эмоции до единой. — В следующий раз за меня иди, водку с Кащеем хлебать раз злишься. Вахит встал, но Турбо тут же размашистым жестом прижал его плечо к стене, чертями бегая по лицу старшего. Зима знал, почему тот злится, точнее больше предполагал, ведь могло быть две причины. У спокойного и холодного Вахита авторитет в группировке был выше, несмотря на то, что Турбо бил больнее и чаще. Авторитет строится не только на страхе и кулаках, но и на других составляющих. Туркин всегда хотел дотягивать до уровня Зимы, несмотря на то, что они оба супера, Кащей на ковер чаще всего вызвал именно Вахита. Это первая причина, а вторая, Валера не хотел, чтобы Кащей спаивал его друга. Потерять еще одного близкого человека из-за паленого алкоголя он не сможет. Мать пережил, она и не была ему семьей толком, но была близка. Сейчас она даже не помнит имени сына, настолько пропила себе мозги. Зиму не переживет, повторюсь, он стал ему братом. Турбо фыркает и отпускает его плечо, сунув руки в карман так, что старая дырка на дне левого разорвалась еще чуть больше. Зашить некому — нет женских рук. — Домой пошли, я жрать хочу. Бросил он через плечо, направляясь к выходу, пригибая голову, чтобы не треснуться о низкий потолок. Зималетдинов молча направился за ним. Из-за вечных пьянок матери Турбо ошивался где только можно, мог несколько дней спать в качалке, мог по подъездам и лавочкам, когда тепло. Не мог он терпеть пьяную мать, потому что после того, как их отец ушел в первую ходку, она совсем слетела с катушек и только и делала, что запивала свою безнадёгу самогоном и водкой. А потом блевала, так что рвота могла несколько дней быть неубранной, пока она не протрезвеет и как по инерции чего-то прежнего не начнёт убираться и, если повезет, готовить ужин. Откуда у нее были деньги на это дерьмо, Валера не знал. Сам постоянно отжимал у чушпанов, либо барыжил тем, что удалось стащить. Каждый выживает как может, вот он выживал. После того, как квартира Зимы окончательно опустела от семейного «тепла», Турбо, кажется, поселился у него. Вахит не выгонял, потому что Валера ничем не мешал ему, даже иногда притаскивал что-то поесть. Картошку^ например, которую можно было и сварить, и пожарить — и уже какая никакая еда. Спали по разным углам, но в одной комнате, так теплее, надышат в холодный зимний вечер и хоть не так зябко утром вставать. За недолгое время настолько привыкли друг к другу, что если заставали за мастурбацией, молча уходили, не тревожив. Просто чертова щеколда в ванной уже давно была вырвана, а лучше места и не придумаешь. В кровати как-то не очень, стирать-то они не стирали почти, только самое необходимое. А ванна самый раз. Полотенце для рук только бы стоило стирать чаще, но это ведь пацаны, у них других забот хватает. Хотя бывало и со всеми удобствами в кровати передергивали, главное только не попасть спермой на белье и нормально. — Картошку жарим? Спросил Вахит уже на улице, когда догнал друга, натягивая шапку все-таки на уши, потому что сегодня были, видимо, непривычные для Казани заморозки. Турбо снова курил, последнее время больше обычного. — Без разницы. Бросил Валера еще явно злой из-за того, что Кащей напоил Зиму своей паленой водярой. Старший не стал приставать, и они молча шли, пока не скрылись в убитом подъезде вахитовского дома. Несмотря на безразличный ответ, Зима все-таки быстро почистил картошку, стараясь не обрубливать ее до состояния многоугольника, потому что это раньше, когда мать работала, можно было. Сейчас каждый день — это попытка добыть себе еду. Значит надо ценить то, что есть. Можно было бы пойти на завод работать, протоптанный путь многих мужчин того времени, но загонять себя в рамки “дом - завод - бухло” он не хотел. Почистив картошку, бросил ее на сковородку, которая уже разогрелась на плите. На вторую горелку он поставил чайник, чтобы выпить горячего и согреться, потому что тело неприятно дрожало от холода. Валера, судя по звукам, лег на кровать в комнате, потому что по квартире разнесся жалобный скрип. Картошка, криво местами пожаренная, а где-то подогревшая, была готова. Тарелки пришлось мыть, потому что кто-то не мыл их уже неделю и все чистые чудесным образом стали грязными. Поэтому пришлось быстро помыть две тарелки и вилки, чтобы было из чего поесть. Остальное потом, если время будет. — Есть иди! Крикнул Вахит, срываясь слегка на хрипотцу из-за крика, а потом кашляя в рукав. Простыл что ли? Последнее время часто кашляет, на старого задохлика похож. Морщин побольше и будет один в один, а то для старика лицо слишком гладкое у него. Валера нехотя стащил свою тушу с кровати, он уже был в домашних штанах и свитере: зимой особо в шортах и майке не походишь. Переступив через бутылку "Буратино", которую явно купил себе Зималетдинов, потому что Турбо терпеть не мог сладкое, парень пошел на кухню. Завалился туда всей своей тяжелой конституцией, вдыхая запах и криво улыбаясь одной стороной рта, вытягивая половину губ в тугую острую линию, после этого приземлился на стул. В отличие от Зимы Туркин массивнее и рука у него куда более тяжелая. Поэтому скорлупа его боится больше: если он за куревом поймает, точно таких звездюлей отвешает, что звезды перед глазами. А Вахит мягче, несмотря на сильный удар, которому Вова еще до Афгана научил. — Вкусно. Облизывает губы Валера, закусывая хлебом, который успел отнять у какого-то хиляги прям за поворотом от дома Зимы. Они хлеб даже не резали, куски отламывали и ели. Так даже вкуснее, если говорить честно, все что не по правилам всегда вкуснее. — У Вовы отшить Кащея выйдет? Бросает вопрос Вахит, после этого набивая рот картошкой и тщательно пережевывая, слыша, как иногда хрустит челюсть — сильно вмазали прошлый раз на стычке с Разъездом. — Я почем знаю. Было бы неплохо, этот зек меня заебал. По своим правилам арестановским живет и пацанов нормальных под них склоняет. Недовольно отвечает Туркин. У него свой зуб на Кащея. Пару месяцев назад, по мнению старшего, Турбо накосячил и пацанов подставил. Из-за него дружка Кащея поймали менты и засадили на пятнадцать суток. Туркину тогда здорово влетело, парень даже Зиме не рассказал о всей ситуации подробно, не хотел оправдываться, потому что знал, что был прав. Кости после этого он собирал с неделю, провалялся дома, а потом не выдержал и снова ушел к Вахиту, потому что терпеть пьяную мать без возможности куда-то идти семь дней было выше его сил, на восьмой он бы точно ее убил, если бы не ушел. Зималетдинов ничего не ответил, молча кивнул и продолжил кушать, чтобы не донимать Валеру расспросами. После обеда оба пошли в комнату, Туркин снова закурил, хоть и знал, что Зима этого не любит, но после нескольких недель сожительства было уже все равно. Вахит стянул со стола газету, которую на какой-то черт вытащил у деда, пока шел домой вчера, начал читать. Все равно делать нечего, надо будет завтра книгу отжать у кого-нибудь. Несмотря на то, что Зима состоял в группировке, он частенько что-то читал, но об этом знали, наверное только Турбо и Вова — второй, потому что часто стаскивал из дома книги. Не идти ведь в библиотеку, не по-пацански как-то. — Хочу порнуху глянуть. Бросил вдруг Валера, свесившись с кровати и дотянувшись до граненого стакана, который служил пепельницей, затушил о него сигарету и после этого, отталкиваясь рукой от пола, завалился обратно на кровать. — Иди в видеосалон, я тебе че, с неба ее достану? Валера раздраженно на ответ Вахита фыркнул, оттягивая штаны с области паха, словно чтобы еще больше показать свое недовольство. — Выйди, я подрочить хочу. Кинул Туркин, на что Зима приподнял бровь, опуская газету, смерив парня своими выразительными глазами, под которыми уже залегли вековые мешки. — Сам выйди, я читаю. Ответил спокойно Вахит. Он мог показаться психопатом, потому что почти все время отморожено реагировал на происходящие вокруг действия, шел в драку без единой дрогнувшей мышцы на лице, разве что только если это была не улыбка, бил всегда своих за провинности тоже не колеблясь. На самом деле, когда ты живешь в поглощающей тебя безнадёге, то постоянно эмоции притупляются. Он не был таким уж отмороженным, как могло показаться на первый взгляд. Умел веселиться, а порой даже слишком, особенно когда напивался. Зима становится весьма тактильным, поэтому после одной пьянки в честь украденной качественной алкашки, из дома одного зажиточного, Вахит проснулся в одной кровати с Турбо. А Валера еще неделю подкалывал Зималетдинова, что тот чуть не плакал и лез к нему обниматься. Шутил, правда, пока не выхватил по челюсти, так что нижний ряд зубов подпрыгнул. Рука у Зимы пусть и не такая тяжелая, но бьет он метко. — Херовая отмазка, Зима, выйди. В голосе младшего отлично читалось раздражение, но Вахит его проигнорировал и продолжил читать. На лице Валеры прочиталось — ну как знаешь. Парень прикрыл глаза, явно вспоминая порно, которое они глянули недавно совершенно случайно, когда, заплатив по рублю, пошли смотреть фильмы к какому-то деду. Перед глазами Валеры было трое девушек, голых с пышными грудями, которые так и подпрыгивали во время того, как девушки в позе наездницы ублажали мужчин, приоткрывая ротики и постанывая. Когда ты все время напряжен, дрочка — отличный способ снять это напряжение и стресс. Возможно, если бы Турбо дрочил почаще и не был бы таким вспыльчивым. Скользнув рукой по груди, он запустил ее в штаны, глухо выдохнув, когда взялся рукой за слегка вставший орган. Перед глазами вспомнилась девчонка, с которой он танцевал на прошлой дискотеке. Блондинка, пониже его сантиметров на десять, с глазами олененка, намазанными мамиными тенями и так и эдак, в короткой юбке и олимпийке, явно умыкнутой у отца или старшего брата. Когда медляк танцевали, она грудью к нему прижималась, там явно приличный размер, несмотря на то, что олимпийка все скрывает. Туркин представил ее голой, словно это она так же как и девушки из порнухи двигается сейчас на нем, целует своими губами, неумело так, потому что девственница и не разу ни с кем не целовалась. Двигается так же робко, потому что больно еще и не умеет толком. Валера прикусил губу, двигая рукой быстрее, выдыхая чаще. Кажется он даже забыл, что Зима рядом и все чудесно видит, даже с приподнятой газетой. Девушку, кажется, звали Захира, если честно Валера не особо запомнил ее имя, потому что с этой дискотеки его сдернули быстро. Пьяная мать выперлась на улицу и успела поколотить какую-то бабку. Надо было замять все перед ментами и пригрозить бабке, чтобы она заявление не писала. Самое главное, что сейчас его мозг очень четко рисует себе очертания тела этой Захиры, ее грудок, со стоящими сосками, плоского живота и девственной промежности. — Блять.. Сдавленно выдохнул Турбо, немного выгибаясь в лопатках, сильнее обхватывая орган, начиная двигать рукой быстро. В какой-то момент, все фантазии парня развеялись, потому что он почувствовал на себе холодный взгляд Зимы, а открыв глаза и повернув голову встретился с ним, в этот момент заканчивая себе в руку, вынимая ее из белья, чтобы не запачкать. — Ты пидор что ли? Хули пялишься. Валера встал с кровати, сжимая кулак, испачканный спермой. Надо было пойти помыть руки и покурить. — Ты кончил, когда я на тебя посмотрел, кто из нас еще пидор. По лицу Турбо было понятно, насколько тот опешил, а потом разозлился, все жилки на лице заиграли, а в глазах плясали черти. Туркин подошел к Зиме и схватил его за грудки чистой рукой, подтягивая к себе, смотря в глаза с такой непередаваемой злобой, что могло показаться, что Вахит в миг ему стал врагом. На лице старшего была улыбка, он обожал эти эмоции Валеры, часто правда получал за них, когда пытался его сдержать, но правда любил. Они были искренние и правдивые, как в целом почти весь Туркин. Он слишком верил в пацанов, в их культуру и поэтому был соткан из правды и злобы, в отличие от Зимы. — Да пошел ты. Валера с силой толкнул Зиму, ударив его об стенку, а после этого ушел в ванну. По звуку воды можно было понять, что он помыл руки, а потом, судя по всему, переоделся и ушел, потому что Вахит услышал, как шандарахнулась дверь. Хмыкнув парень как ни в чем не бывало продолжил читать.