Неразлучницы

Июнь 1941. Где-то под Смоленском       — Берём с собой только всё самое необходимое! — прогремел звучный голос заведующей.       В детском доме с утра суета. Дети собирали и укладывали немногочисленные вещи в чемоданчики. В воздухе стояла тревога и напряжение. Фронт приближался. Все ощущали неопределенность будущего и страх перед неизвестным. Воспитанники детского дома были взволнованы и обеспокоены, их лица выражали настороженность и неуверенность.       Старшие обитатели — воспитатели, повара, завхоз и плотники — укладывали поклажу в телеги. Запряжённый конь обмахивался хвостом от насекомых и топтался на месте, в нетерпении скорее отправиться в путь. Два оставшихся вола отмахивались от вредителей лениво, без особого энтузиазма от предстоящего путешествия. Колхоз смог выделить только одного коня, поскольку большая часть лошадей была направлена на нужды фронта.       В комнате девочек стояло такое же оживление. Обитательницы длинной комнаты складывали постельное бельё, одеяла и подушки, чтобы плотник дядя Демьян сложил их в мешки на телегах.       Среди низеньких воспитанниц возвышались две фигуры — вожатые Аня Пислегина и Оля Куплинская. Пока первая помогала справиться с постельным бельём, вторая помогала четырёхлетней Поленьке натянуть чулки.       — А мы далеко поедем? — спрашивала Поля.       — Не далеко. До Смоленска. Потом на поезде будем кататься, — отвечала Оля.       — А далеко?       Оля только пожала плечами и улыбнулась. Мимо прошла Аня с мешком подушек.       — О-о, далеко. До Удмуртии доедем, — сказала она с характерным акцентом, распевая окончания.       — А немцы нас не догонят? — продолжала спрашивать Поленька.       — Не успеют.       Оля застегнула застёжку на сандалиях девочки и, завязав под подбородком белый платочек, взяла её за руку, в другую руку — её чемодан. Большая часть воспитанниц уже высыпала на улицу вместе с Аней. Оля в последний раз окинула взглядом комнату. Два ряда пустых кроватей сиротливо стояли в полупустой комнате, где теперь от стен отскакивало эхо. Где-то в углу пестрели детские рисунки, которые ребята нарисовали на кануне. Воспитательница Варвара Витальевна тогда крепко их отругала, но оттереть каракули никто не успел. Объявили эвакуацию.       Оля вместе с Полей спустились вниз. Весь детский дом опустел, как и комната. Воспитанники толпились на ступенях крыльца, играли в догонялки вокруг колон. Раньше здесь была усадьба какого-то помещика. После прихода советской власти тут открыли детский дом. Но теперь он грустно смотрел глазами-окнами на покидающих его детей и сотрудников. Помимо сирот, здесь были дети местных жителей посёлка и близлежащих деревень, которые успели прийти на эвакуацию.       Взрослые закинули последние котомки, построили старших и усадили самых маленьких на повозки. Хлопнули вожжи. Лошадь и два вола тронулись с места. Колёса заскрипели и колонна отправилась в путь. Три телеги шли друг за другом. Сбоку парами шли дети во главе с заведующей. Воспитатели в середине колонны подгоняли воспитанников, чтобы те не растягивались по дороге. Замыкали шествие Аня с Олей.       Тревога шла прямо за колонной сирот, даже несмотря на яркое летнее солнце. Воздух пропитался настоявшимся дурманом трав и дорожной пылью. Птицы не пели. Даже кузнечики и цикады не стрекотали. Звучал только скрип телег и слабые голоса людей, утомлённых на солнце.       — А что там в Удмуртии? — продолжала спрашивать Поленька.       — Это Страна алангасаров, — ответила Аня. — Есть такая легенда, что раньше там жили люди-великаны. Они и назывались алангасарами.       — Большие?       — Очень большие. Когда пришли маленькие люди, великаны алангасары ушли из этих мест, сели и превратились в Уральские горы. Вот настолько большие были, — с увлечением рассказала Аня.       Дети с интересом слушали её рассказы, и это немного убивало дорожную скуку. После истории про великанов Аня стала рассказывать миф о том, как появилась земля.       — Мне бабушка рассказывала, что это было так давно, что даже никто не помнит, когда это было. Ни земли, ни людей на всём свете — только небо, вода и солнце. На небе жил хозяин неба Инмар.       — А он добрый бог или плохой? — подключился мальчик Кирюша.       — Самый добрый. Вот, а воде жил его брат — хозяин воды Вукузё.       — А он тоже был добрый?       — Ну… Хулиган он, — ответила Аня. — Как Баба Яга. Вот, и однажды Инмару стало скучно, и он попросил Вукузё достать со дна земли. И Инмар сделал землю, и была она плоская как сковородка. Но оказалось, что Вокузё спрятал часть земли у себя во рту. Когда земля стала расти на планете, она стала расти и во рту Вокузё. Тогда он её выплюнул. Так земля перестала быть плоской — появились горы, холмы и овраги.       Дети слушали и посматривали то на неё, то на Олю, то на бескрайние поля. Они как раз проходили мимо поворота, ведущего в очередную деревню. После неё потянулись длинные подсолнечные поля. Подсолнухи весело подставляли свои несозревшие лица свету, совсем не подозревая, что вокруг люди бегут от страшной опасности.       Тихая по своей сути Оля не могла отвести взгляда от яркого моря жёлтых лепестков. Оно напоминало о родной грузинской деревеньке, где на крутом склоне холма каждое лето зрели такие же подсолнухи. И весь бок горы казался жёлтым. Такими же жёлтыми были и акации, которые росли по весне на улицах их деревни.       Вспомнив об акациях, она перенеслась в Крым, в солнечный лагерь Артек. Туда она попала за окончание первого класса на отлично и активное участие в жизни школы. Но получилось так, что Оля оказалась в числе тех ребят, которые немного опоздали и поэтому приехали позже открытия смены.       После знакомства её окружили новые ребята из отряда и стали расспрашивать о всяком, пока одна из девочек, похожая на муху, бестактно не ляпнула:       — Так ты деревенская? Мне папа говорил, что вы там все дурачки.       Все замолчали. Повисла звенящая тишина. Оля вдруг замялась от чего-то. То ли от внезапности, то ли от неуместности вопроса. Ей казалось, воздух превратится в металл и рухнет на неё огромной стальной плитой.       — А ты что, боярыня ли? — вдруг произнесла с распевом последнего слога кареглазая девочка с двумя русыми косами, разорвав молчание. — Мы тут в стране рабочих и крестьян живём.       Девочка-муха тут же замялась сама и отступила, чтобы не навлечь на себя гнев класса.       — Точно! Нечего тут! — поддержал один из мальчишек.       О случае рассказали вожатой, а та обещала провести воспитательную работу с «мухой». А после обеда Олю нагнала та самая девочка из отряда с косами.       — Оля, айда вместе! — сказала быстро она. — Ты не смотри. У нас в отряде ребята все хорошие. Это только Вырикова у нас себе на уме. Но ты не бойся, я тебя ей в обиду не дам. Я тебя провожу, ыхы?       — Так я же деревенская… — грустно опустив голову, сказала Оля.       — Ты деревенская, я вотячка, тоже деревенская! Будем знакомы. Меня Аня зовут, — радостно сказала та. — У меня вот тоже бабушка с дедушка в деревне живут, ну вернее в селе. Алнаши называется. А ты из какой деревни?       — Я из Гори.       — Осто инмарэ! — всплеснула Аня руками. — Какая ж это деревня! Вырикова на географии видать мух только и считала, раз Гори деревней назвала. Это ж родной город товарища Сталина!       — Ага, — радостно кивнула Оля, тихо гордясь тем, что родилась именно там.       — Так ты грузинка, получается? А почему у тебя фамилия не грузинская?       — У меня мама из Москвы. Она туда приехала учительницей работать. Там с моим папой и познакомилась. Только когда они поженились, мама свою фамилию оставила и мне её записала.       Так девочки познакомились. Когда отряд попривык к новенькой, глупых неуместных вопросов больше не было. Аня и Оля стали подругами не разлей вода.       У самой Ани тоже была интересная биография. Родилась она в голодные двадцатые годы в Ижевске. Её родителей, как сельскохозяйственных работников, направили в Смоленск. Там Аня пошла в первый класс, где так же за отличную учёбу и активное участие получила путёвку в Артек.       Вместе девочки ходили в походы, жили в одной палатке, пели песни у костра и купались в Чёрном море. А когда смена кончилась, слёзно друг с другом прощались и обещали писать друг другу письма. Они переписывались всё время, пока учились в школе.       Школу они окончили за год до войны. И во время поступления Оля сделала внезапный сюрприз Ане. Когда она смотрела списки поступивших в Смоленский государственный педагогический институт Наркомпроса РСФСР, то с удивлением увидела знакомые имя, фамилию и отчество подруги. А уж как обрадовалась, когда увидела её рядом. Оказалось, что Оля специально приехала поступать в Смоленск, чтобы учиться с подругой, а жила у родственников.       Несмотря на то, что учились они на разных специальностях, продолжали видеться на потоковых лекциях, общаться на комсомольских сборах. В июне сорок первого, когда уже закрыта была летняя сессия, девчата отправились вожатствовать в детский дом по направлению комсомола. Там-то их и застала война.       С тревогой они слушали обращение Молотова по приютскому репродуктору. Эхом в душе отдавали слова Левитана: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»        Оля, услышав их в первый раз, выбежала из комнаты и тихо и долго плакала в туалете, пока её не нашла воспитательница. Аня часто повторяла эти слова, преисполненная решимости и веры в победу. Повторяла, чтоб приободрить и подругу, и детей и себя.       Череда воспоминаний одна за другой прошла у Оли в голове. Но сейчас она шла по тракту. Вместе с остальными беженцами под нещадно палящим солнцем. Колонна всё тянулась и тянулась пёстрой хаотичной полосой. Их становилось всё больше и больше. Люди с ближайших сёл и деревень, все пытались спастись. И страх за свою жизнь порой толкал их на ругань с ближними, порождая тем самым неразбериху в толпе. Более сознательные старались такое пресекать. Колонна детдомовцев держалась особняком, двигалась ровно, стараясь не растягиваться и двигаться вперёд.       — Анюта, расскажи ещё. Расскажи, — жалобно защебетали дети с повозки.       — Не могу я уже, голос хрипнет, — отмахнулась она.       Но ребята не унимались и требовали ещё историй.       — Ой! Аклес турымьёс! Оль, расскажи что-нибудь? — прозвучал рядом напевный голос Ани.       Оля очнулась.       — Что?       — Историю расскажи им, а то я уж устала, — повторила Пислегина и прочистила горло.       — Ну хорошо. Значит, жил да был Хома Брут… — она стала по памяти пересказывать гоголевского «Вия».       Дети слушали и слушали с интересом. Но чем дольше они ехали, чем сильнее пекло солнце, тем тяжелее становились их веки. Уже скоро изморенные дорогой ребята уснули на повозке. Оля замолкла, когда заметила, что Поленька, Кирюша и ещё несколько ребяток с ними дружно сопели, опираясь друг на друга. Качающаяся в дороге телега убаюкала их, как в люльке. Мешки с постельным бельём были для них периной.       — Тебе батя писал? — тихо и серьёзно спросила Аня, опасаясь, что воспитанники могут услышать.       Оля отрицательно покачала головой и помрачнела.       — Мне тоже, — грустно сказала Аня. — Атай кроме телеграммы так ничего и не отправил с начала войны. Анай только недавно телеграмму присылала, что её противотанковые рвы отправили рыть.       — А как же братья твои?       — Их тоже в эвакуацию отправляют. А твои как?       — Не знаю. Мама с братьями в деревне. Мы скоро до неё дойдём. У меня там тётка живёт. Может, заберём их потом.       — Ох-ох-хо, тяжко нынче всем. Хоть бы успели мы. — Аня посмотрела в сторону горизонта и утёрла пот со лба пёстро расшитым рукавом своего красного клетчатого платья. Видя утомлённое лицо подруги, она решила отвлечь её от мрачных мыслей: — А мне вчерась товарищ Сталин снился, — ехидно улыбаясь сказала Аня.       — Та ты шо-о-о, — удивлённо протянула Оля. Её лицо сразу посветлело.       — О-о. И знаешь где я его видела? Под лабазом у бабушки моей! Он мне медальку на грудь повесил и в щёчку поцеловал.       — Везучая ты, Аня. А мне ничего не снится, как война началась. Спать спокойно не могу.       — Дык и я. Как тут уснёшь?       Они всё продолжали идти. Солнце уже достигло высшей точки и шло на спад. Июньский ветер ласкал разгорячённые смуглые лица девочек. Но вместе с драгоценной прохладой приносил с собой странный неведомый запах. Запах, похожий на металл. Он тянулся с запада, оттуда, где была война. Казалось, ветер приносил с собой с полей сражений запаха гари и копоти орудий, стрекот пулемётов и другие страшные военные звуки.       И звук. Жужжащий противный звук, похожий на трение крыльев огромного шершня. Звук становился всё громче и громче, будто в сторону колоны летел целый рой. Но даже в этом звуке было что-то механическое. Люди подняли головы, разыскивая источник жужжания.       Первой завопила Аня:       — ВОЗДУХ!       На колонну посыпался град пуль с неба. Люди закричали, бросаясь в стороны, хватая детей. Они закрывали лицо руками, узелками и чемоданами, закрывали собой детей. Воспитательницы пытались спрятать детдомовцев под повозки.       И будто этого было мало, раздался взрыв. Аню с Олей снесло ударной волной вместе с ребятами, которые жались к ним, ища защиты. Земля ушла из-под ног. Вокруг всё заходило ходуном.       Аня смотрела в небо и не могла понять — был ли это бомбардировщик или пикировщик. Облака двоились перед глазами. А потом стало совсем темно.