Генерал и графиня

      Аден никогда не верил в своего рода суеверия или же предметы, приносящим некое везение на случай того, если что-то да случится. Возможно, на него повлияла скептически настроенная ко всему мать. Он вспоминал несколько моментов, когда, будучи семнадцатилетним юношей, его друзьям молодые девушки отдавали белоснежные накрахмаленные платочки с какой-нибудь незамысловатой вышивкой в виде синего цветка или же небрежным инициалами бежевых оттенков. А ему никто никогда не дарил подобного. Но он и не просил. Не надо.       Даже став генерал-майором, с ним такого не случалось, хотя в знакомых кругах многие считали его тем ещё сердцеедом. Однако Аден никогда не сравнивал любимую женщину, которая когда-то, но должна была появиться в жизни, и какую-нибудь графиню-изменщицу, в привычке меняющей кавалеров как лайковые перчатки. После первого посещения светского мероприятия он сильно разочаровался в столичных женщинах и сделал вывод, что у деревенских девушек хотя бы есть понятие верности.       Он бы так и продолжал воевать на фронтах, если бы не ожиданное появление графа Серенского с довольно заманчивым предложением. Заключить брак с «дорогой» племянницей, а взамен получить звание генерал-лейтенанта, который так не хотели отдавать другие вышепоставленные военачальники, посчитав его слишком вспыльчивым. Аден, не раздумывая, согласился. Он не видел в супружестве никакой проблемы — всё равно большую часть времени проводил на фронте, в горячих точках, а по возвращении в город хотел проводить досуг с друзьями.

***

      Пора на фронт. Снова. Аден, разлепив тяжёлые веки, привстал с постели. Вокруг темнота, едва различимы очертания окружающих предметов. Слышно сладкое сопение Октавии, незаметно устроившаяся под его боком. Он, включив свет прикроватной лампы, бросил на неё взгляд. Густые каштановые волосы разметались по подушке, а золотистый кулон, подаренный в день свадьбы и который она не снимала, лежал на груди. Сколько раз в голове убеждался, что женился на красивой женщине. Неужто — Судьба им была заключить брак «поневоле» или ему просто повезло?       В любом случае, Аден оставил эти размышления на потом. Он встал с кровати и, схватив вещи — а именно тёмно-синий мундир с позолоченным ремнём —, безобразно лежавшие на деревянном стуле, направился в сторону выхода. Он старался уходить аккуратно, чтобы Октавия не проснулась. Ему попросту не хотелось участвовать в слезливых или, точнее, женских церемониях по типу провожания его на фронт и пожелания, чтобы он вернулся в целости и сохранности. Хотя от Октавии Аден никогда не слышал подобного. Она могла сидеть в кабинете, работать, когда его вызывали обратно в гарнизон, он заходил, оповещал об этом и они сухо прощались. Ничего лишнего.       — Генерал Рэйг, — обратилась к нему старшая горничная, поклонившись. — Что мне сказать госпоже после вашего ухода?       — Ничего. — сухо отрезал Аден.       Он хотел было выйти на холод, как услышал стук каблучков. Сразу понял — Октавия. Однако не хотел ждать её. А причина ему сама была неизвестна. Наверное, не имел желания тратить время.       — Генерал, постойте! — воскликнула Октавия, дёрнув его за рукав.       Аден обернулся, посмотрев на неё с недовольством, тотчас сменившимся удивлением. Она, с тёмно-зелёным пеньюаром на плечах, что висел поверх длинной ночнушки того же цвета, стояла перед ним, вытянув ладонь, на которой лежал шёлковый платок с вышитыми инициалами её имени и рода.       — Графиня, я вам говорил, что не верю в подобную чушь? — спросил он, вопросительно изогнув брови.       — Я отказа не принимаю, генерал, — уверенно произнесла Октавия, скрестив руки на груди. Немного постояв в тишине, она добавила: — Я буду ждать вас.       Она, отвернувшись, направилась в сторону покоев, оставив его одного. Аден остался один на один с мыслями и шёлковым платочком. В груди стало теплее, сердце начало биться быстрее. Уголки рта невольно поднялись вверх. Это настолько приятно? Аден, удивившись от собственной сентиментальности, что скрывалась где-то в глубине души, мотнул головой, став снова серьёзным. Убрав платок во внутренний карман мундира, он вышел на улицу.