***
— Какое же сложное и заведомо проигрышное дело мне досталось. Я не понимаю, как построить линию защиты, чтобы смягчить срок хотя бы на пять лет. Да я бы сам дал подсудимой двадцать лет, или сколько там запрашивает прокурор, — сокрушался тем временем Сесеу, сидя в кафетерии с донной Даниэллой. За полтора года ей удалось расширить штат до девяти сотрудников, включая секретаршу и пару новых помощников, а также поселиться в Кампо-Гранди и открыть там офис. Пусть офис был тоже небольшим, пусть район находился далеко от Тижуки, но там было более благополучно, да и клиенты были способны платить больше, чем рабочие из Эстасио и окрестностей. Хотя те по-прежнему оставались клиентами донны Даниэллы и ее коллег, слава ее разрасталась все больше. Сесеу же за эти полтора года в основном работал в тандеме с другими адвокатами, а самостоятельно провел не слишком много дел. Одни дела он выигрывал, другие — проваливал, но неудачи воспринимались им слишком близко к сердцу. — И это при том, что уголовное право мне очень даже нравится. Есть в этом всем какой-то азарт, мне нравится придираться к деталям, но не могу сочувствовать женщине, которая убила ребенка и пыталась оболгать случайного прохожего и обвинить его в похищении дочери, — Сесеу, как с ним бывало в моменты, когда он был увлечен чем-либо, активно жестикулировал и повышал голос, но донна Даниэлла прижала палец к губам, и он стал говорить тише. — Сесеу, ну я тоже недавно проиграла дело, — резонно заметила она. — А у Роберто в прошлом году была полоса неудач, помнишь ведь? Мы, адвокаты, в чем-то бросаем вызов обществу, нам сложно оставаться идеалистами, хотя даже у меня это присутствует. — Я все понимаю, но мне совсем неприятно проигрывать, — Сесеу зарылся пальцами в волосы. — Изначально я хотел заниматься авторским правом и открыть свою контору, стажировался у Леонидаса Ферраза и носил костюмы… В общем, ты знаешь мою историю до того, как Нанду и его болезнь вдохновили меня на резкую смену деятельности. И мне обидно, что я совсем оплошаю. Я каждый день доказываю себе, что не зря пошел этой дорогой… — Сесеу, скажи мне, какие аргументы ты смог найти? — вздохнула Даниэлла. — Возможно, я попробую подсказать тебе что-нибудь. — Спасибо, Даниэлла, буду очень благодарен, — смутился Сесеу. — А что касается линии защиты, тут есть одна идея. Нанду учится на психолога, и он посоветовал мне давить на то, что у нее была послеродовая депрессия. — Честно говоря, я сделала бы также, можно еще попробовать давить на невменяемость подсудимой, запросить медицинскую экспертизу, — предположила Даниэлла. — Наследственность у этой девушки не лучшая, отец-алкоголик. А еще нужно понять, какое место занимал отец ребенка в этом деле. Возможно, часть вины перейдет на него. — Я попробую, спасибо, — улыбнулся окрыленный Сесеу. — Меня это дело тоже пробирает до мурашек, — поежилась вдруг Даниэлла. — У меня тоже есть дочь, и я не представляю, что могла бы убить ее или допустить ее гибели. Пусть даже мы и в ссоре, мне интересно, как она там поживает. Скажи мне, Сесеу? — У Деборы все хорошо, недавно несколько ее работ были представлены на университетской выставке, — Сесеу, хоть и был в этой ситуации на стороне Деборы, проникся признанием Даниэллы. Пусть она могла быть резкой и не считала профессию художника серьезной, она любила дочь и переживала за нее. — Выставка еще работает, можешь прийти и посмотреть. Мне ее картины показались довольно взрослыми и глубокими, в них она поднимает разные важные темы. — Дебора всегда была романтичной и ранимой, — Даниэлла совсем поникла, вспоминая дочь. — Она была влюблена в тебя, я знаю. Интересно, как она пережила то, что у тебя есть парень? — Что? — Сесеу от неожиданности поперхнулся чаем. — Как ты догадалась? — Когда вы с Нанду заходили к нам в квартиру за Маркусом, чтобы потом всем вместе поехать на пляж, — улыбнулась Даниэлла. — Все в ваших жестах и взглядах было слишком очевидно. Но мне, на самом деле, плевать на то, с кем спят мои сотрудники. Главное, чтобы твое желание работать и совершенствоваться не угасло. — Не волнуйся, пока у меня точно есть запал, — уверил ее Сесеу и добавил. — Любовь дает мне силы двигаться дальше.***
Удивительно, какой же силой может обладать любовь, ведь два человека, находящиеся на разных концах города, почти в одно время заговорили об этом чувстве. И не только разговоры были подтверждением их любви, которая цвела уже более двух лет. Нанду благодаря любви Сесеу постепенно превращался из лишенного сочувствия к окружающим наркомана в эмпатичного и открытого парня, вполне способного стать психологом. Сесеу же, чувствуя, что его любовь взаимна, оставался все тем же парнем, готовым искать справедливость и отстаивать себя. Однако любовь не только преображала их внутренне, но и давала приятные бонусы телесного плана. Стоило Сесеу прийти с работы, а Нанду — с учебы, как они тут же бросались с головой в объятия и поцелуи, которые порой приводили к большему. И сегодняшний день не стал исключением, даже несмотря на запланированные посиделки с друзьями и наличие других людей в квартире. Хорошо, что межкомнатные двери имеют свойство закрываться изнутри… — Не думал, что у тебя так сильно отросли волосы, — шептал Сесеу прямо в поцелуй — горячий и жадный, но полный любви и трепета — и в это время пропускал сквозь пальцы упругие кудри Нанду. — Тебе же нравится, поэтому не постригаюсь, — откликнулся Нанду, избавляясь от рубашки, которую Сесеу расстегнул в процессе. Белое поло Сесеу уже давно было отброшено в сторону. — Только из-за этого не постригаешься? Какие жертвы, — усмехнулся Сесеу и тут же сдавленно застонал, когда рука Нанду забралась в его штаны, сжала напряженную плоть и задвигалась по всей длине. — Серьезно, прямо сейчас? Не дотерпишь до вечера? — Ты прав, дотерплю, хотя это будет непросто, — Нанду оторвался от члена Сесеу и принялся поглаживать и покрывать поцелуями его торс. Не менее приятно, но не так рискованно. Однако, увлеченные друг другом и собственными стонами, они даже не сразу услышали настойчивый стук в дверь. — Ребята, я все понимаю, но Дебора и Маркус уже пришли, — раздался голос Телминьи, и Нанду поспешил открыть дверь, так и не одевшись. Он не ожидал, что невысокая и хрупкая Телминья может так громко стучать. Увидев растрепанных и наполовину обнаженных парней, Телма закатила глаза. — Одевайтесь и идите в гостиную, мы не так часто собираемся вшестером, а вы живете вместе, и у вас вся ночь впереди. Иначе скоро превратитесь в сиамских близнецов. Нанду и Сесеу вышли в гостиную с терракотовым диваном, где Мэл и Телминья расставляли на журнальный столик блюда с закусками, а сияющий Маркус, с которым парни тут же поздоровались, разливал по бокалам шампанское. — Эй, Маркус, ты опять пьешь? Как-то странно для наркомана в ремиссии. Меня лично совсем не тянет, — усмехнулся Нанду, но сердце его дрогнуло от неясного чувства тревоги. Что-то в движениях и взгляде Маркуса его насторожило, но он не мог понять, что именно. Точнее, догадывался, но верить не хотел. «Нужно присмотреться к нему», — подумал Нанду и устроился на диване. — А мне налей немного, полбокала, — попросил Сесеу, усаживаясь рядом с Нанду и обнимая его за плечи. Двое раскрепостились настолько, что не скрывали свои чувства перед друзьями и вели себя так, как хотели. — Работаю сейчас над сложным делом, и немного можно выпить, а больше мне кое-кто не позволит. — Нанду, не будь занудой! — воскликнул Маркус. — Сложно быть вхожим в светское общество и ни разу не пропустить бокал вина или шампанского. Недавно я ходил с Телминьей и ее родителями на модный показ, и совсем не понял замысел дизайнера. Не понимаю, чем меня может это заинтересовать. — Мы с тобой будем жить вместе в квартире моих родителей, и тебе придется появляться на мероприятиях в качестве будущего зятя семьи Вальверде, — ответила Телма, ставя на стол сырную тарелку. — Ого, вы хотите пожениться? Поздравляю вас! — сказал Нанду, на что Маркус слегка поменялся в лице и парень, заметив это, перевел тему. — Телминья, а где Дебора? Давно ее не видел. — Взаимно, Нанду, — раздался за его спиной знакомый голос, и спустя мгновения перед ними показалась девушка в желтых классических брюках, белой легкой блузке без рукавов и в комплекте крупной бижутерии в желто-зеленой гамме. Ее вьющиеся волосы теперь были пострижены до плеч и выкрашены в цвет темного шоколада. С такой прической Дебора появилась в обществе друзей впервые, а яркие вещи стали основой ее гардероба после поступления на факультет искусств. — Ух ты, Дебора, этот цвет тебе очень подходит! — искренне восхитился Нанду. — Да, ты красотка, настоящая богемная дива, — протянул Сесеу, внимательно приглядываясь к ней. — Сразу видно, что ты учишься на факультете искусств. — Спасибо, ребята, — Дебора села в кресло, беря бокал с игристой жидкостью. За эти месяцы у нее было два коротких романа, не завершившихся ничем, но интерес к Сесеу она полностью потеряла, а к Нанду стала относиться лучше. Ведь в один момент, когда она переживала разлуку с матерью и обмолвилась в компании друзей, что напилась и попробовала марихуану, именно Нанду вызвал ее на откровенный разговор и предостерег от опасности наркотиков, в деталях рассказав, что происходило с ним за долгие четыре года. Повествуя о проблемах со здоровьем и близкими, о противозаконных действиях и полной потере себя, Нанду чуть не плакал, и это отрезвило Дебору. Вот только тогда она умолчала о том, кто в их компании также не смог устоять перед наркотиками…***
В тот день, полгода назад, Маркус пришел к ней в пансион расстроенным, но при этом подозрительно оживленным. Дебора сама пребывала в душевном раздрае: однокурсник Антонио, с которым она встречалась, изменил ей, а картину, над которой девушка долго трудилась, не приняли на конкурс. И теперь она в одиночестве постепенно опустошала бутылку вина, параллельно набрасывая беспорядочные мазки на холст. Она запланировала воплотить сюжет с изменой в масляных красках. — Представляешь, эту картину не приняли на университетский конкурс, — голос Деборы, подкрепленный красным полусладким, звучал непривычно развязно. Она указала на полотно, запечатлевшее двух влюбленных, стоящих под фонарем, и будто надвигающиеся на них тени. В ответ на недоуменный взгляд Маркуса Дебора пояснила. — Это метафора художника, который находится в слиянии с музой, но внешние обстоятельства не дают ему творить. В комиссии сказали, что моя задумка непонятна простому обывателю. А я так старалась. — Парень на картине похож на Сесеу, а девушка — на тебя, — насмешливо пробубнил Маркус под нос. — Ты что-то сказал? — переспросила Дебора. — Нет, ничего такого. Просто говорю, что я бы тоже не пришел к этой идее. Но ты молодец, сестренка, очень талантливо выполнено, и фантазия у тебя есть. — Мне интересно, может ли она разыграться под этим, — Дебора взяла со стола спичечный коробок, в котором лежала небольшая самокрутка. — Ребята угостили, а я не решаюсь попробовать. — Это то, о чем я думаю? — глаза Маркуса округлились и вспыхнули каким-то нездоровым блеском. — И правильно, не стоит начинать. Тетя Даниэлла, какой бы она ни была, права в ее стремлении оградить тебя от наркотиков. — Но Маркус, мне очень плохо, — Дебора сделала слишком большой глоток вина и скривилась. — Мне не нравится то, что меня не ценят: ни мама, ни Антонио, про которого я тебе рассказывала, ни эти снобы из комиссии. — Дебора, сестренка, мы тебя ценим, — ласково проговорил Маркус, обнимая ее. — Мы все — я, Телминья и Мэл, Сесеу и Нанду. Ты наша маленькая подруга, которую мы так любим. — Спасибо, конечно, но я чувствую себя одинокой, — отрешенно проговорила Дебора. — Конечно, я общаюсь с одногруппниками, сдружилась со многими из них, хожу на вечеринки. И всех вас я тоже очень ценю. Но очень сложно постоянно держать лицо, особенно, когда находишься в кругу ребят из богатых семей. — Знаешь что, а давай покурим вместе, — решил Маркус после нескольких минут молчания. — Насчет этих богачей ты абсолютно права. Мне тоже бывает тяжело в компании Вальверде… — Подожди, Маркус, — перебила его Дебора. — Ты снова сорвался? Неужели лечение в «Гармонии с собой» оказалось напрасным и недейственным? — Почему, это отличный реабилитационный центр, Нанду и Мэл ведь держатся, — возразил Маркус. — И я бы не сказал про себя, что сорвался. Курю раз или два в неделю, когда мне становится особо тяжело. Например, мы с Телминьей и ее родителями ходили на премьеру одного спектакля, и встретили подругу донны Лидьяне с мужем. Они мне показались милыми людьми: интересовались моей жизнью, а когда узнали, что я работаю в ремонтной бригаде, попросили посоветовать им краску для стен. Все было хорошо, но вдруг та донна спросила: «Маркус, а как ты понял спектакль, который смотрел?». А я ответил, что совсем не понял замысла режиссера, и даже не читал книгу, по которой он был поставлен. Это была «Лавка чудес» Жоржи Амаду. И она посмотрела на меня с таким высокомерием, а когда я отошел, начала что-то шептать мужу, косясь на меня. Конечно, успокоить меня смогло только дыхание природы… Спустя несколько минут брат и сестра уже не думали о своих проблемах, а только смеялись, глядя какую-то глупую комедию по телевизору и поедая мороженое. Дебора испытывала странные чувства: с одной стороны, ей было легко и радостно, все вокруг казалось более ярким и объемным, чем было на самом деле. С другой стороны, девушка ощущала какую-то странную заторможенность и желание лежать и ничего не делать. Как будто она проваливалась в зыбучие пески, однако оттуда ее вытягивал голос здравого рассудка, принадлежащий одновременно Мэл (до этого они разговаривали с Деборой по душам, и о наркотиках в том числе), Нанду и Даниэлле. — А знаешь, для меня это последний косячок, — вклинился в эту какофонию голос Маркуса. — И для тебя тоже. Я не хочу, чтобы ты принимала, это жуткая дрянь. Только не говори, что я снова обратился к травке. Нанду меня убьет. — Правда? — Дебора захихикала. — Хорошо, я не буду делать ни того, ни другого.***
Действительно, на следующий день Дебора почувствовала себя настолько плохо, что не пошла на занятия в университете. Еще бы, к травяному дурману примешивался и винный, что и привело к таким печальным последствиям. Она рассказала все Нанду, Сесеу и Телминье (Маркус и Мэл не смогли присутствовать на тех посиделках из-за работы и домашних дел), но про брата умолчала, искренне веря ему. Дебора и не догадывалась, что «раз в неделю» превратился в дозу, которая появлялась в жизни Маркуса три, а то и четыре раза в неделю и рисковала превратиться в нечто более регулярное. Отставив в сторону нежелательные воспоминания, Дебора взяла с тарелки сэндвич и поспешила обратиться к разговору с друзьями. Точнее, послушать, как Нанду играл на гитаре. — В последнее время я часто слушаю инди-рок из Англии, вот, несколько мелодий могу сыграть, — струны под его пальцами отозвались задумчивым звуком, который превратился в меланхоличную мелодию. Все заслушались, ведь у Нанду получалось весьма неплохо. — Хочешь снова вернуться к музыке? — спросила Мэл, когда он закончил играть. — Не уверен, если только меня отчислят из университета, — как-то неопределенно произнес Нанду. Его в последнее время затягивала психология и стажировка у синьора Виктора, а еще он слышал о том, что многие музыканты увлекаются наркотиками. Нет, профессиональный шоу-бизнес его точно не интересовал, а вот примкнуть к какой-нибудь местной группе было бы неплохо. — Пока я хотел бы играть в качестве хобби. Спрашивал у университетских музыкантов, никто из них не ищет гитариста. Хотел бы начать писать свои песни, но пока нет времени и вдохновения. — Попробуй, Нанду, — поддержала его Телминья, а Сесеу кивнул, любуясь Нанду. В ярко-голубой рубашке и серых потертых джинсах, с отросшими кудрями и гитарой, он выглядел невероятно привлекательно. Но восхищало Сесеу и то, с какой горячностью Нанду брался за учебу, стажировку, музыку или освоение нового рецепта. По Нанду было видно, что ему хочется вырваться из амплуа наркомана и потерянного человека. Сесеу перевел взгляд на Мэл, которая сейчас также одновременно училась на экономиста и работала в компании ее деда, синьора Леонидаса Ферраза. А вот про Маркуса сложно было сказать, что он стремится перейти «от ремиссии к полному исцелению», как говорил Нанду. Конечно, Маркус работал на довольно крупную фирму, оказывающую услуги по ремонту квартир, но он не посещал собрания анонимных наркоманов, отказался от предложенного ему места куратора, и часто пил спиртное. И сейчас Сесеу посмотрел на Маркуса, который уничтожал уже четвертый сэндвич и закусывал их сыром, оливками и бананами, и вспомнил себя, сидящего в гостиной с Нанду и поедающего сладости, ведь марихуана вызывала тогда у него чувство голода. Немного поразмыслив, Сесеу решил пока не тревожить Нанду, ведь кто знал, как он может отреагировать на возможный срыв Маркуса. — А еще ко мне недавно подошел парень с четвертого курса и сказал, что ему нравятся все мои картины с выставки, — хвасталась тем временем Дебора, и Сесеу вспомнил, как вчера разговаривал об этой выставке с Даниэллой. Она пообещала прийти и посмотреть картины, когда у Деборы будет выходной в университете. — Особенно его впечатлила картина с океаном и нефтяным пятном. — У нее красивые цвета, но мне порой сложно считать скрытые смыслы в живописи, — откликнулся Нанду. — Так что моя любимая, — та, где изображены водопады Игуасу. Это действительно завораживает. — Нанду, как же я согласен с тобой, — хохотнул Маркус. — Иногда я не понимаю всех замыслов моей сестренки. — И не нужно, Маркус, каждый может найти свое трактование, — подбодрила его Мэл. — А как вам спектакль по этому, как его… — Маркус напрягся. — Нанду и Сесеу на него ходили, да и мы с Телминьей тоже. — Жоржи Амаду, — подсказала Телминья. — Да, я совсем забыл, — как-то совсем лениво протянул Маркус, и теперь насторожился Нанду. Каким образом Маркус из веселого и живого превратился в расслабленного, будто качающегося на мягких волнах? Еще это его желание съесть все, что не приколочено, проблемы с кратковременной памятью… Нанду наконец догадался, что с ним происходит. — Маркус, пошли, покажу тебе новые диски с музыкой? — услышал он собственный голос. Нанду не хотел устраивать скандал перед всеми. — Остальные уже видели и слышали их, мне кажется, тебе должно понравиться несколько песен. Я обещал тебе дать один диск, чтобы ты послушал. Заодно посмотрим, что можно включить для всех. — Ну пошли, — в недоумении согласился Маркус, не понимая, почему Нанду не отправился за дисками один. Они зашли в комнату Нанду и Сесеу — их уютное убежище с кучей подушек и пледов на кровати и всюду разложенными материалами для работы и учебы. — Маркус, ты снова начал курить марихуану, я вижу, — начал Нанду. — И выкурил косяк сегодня. Неужели твое лечение пошло насмарку? — Нанду, не обижайся, но, по-моему, ты слишком близко к сердцу принял то, что тебе говорили в реабилитационном центре, — возразил ему Маркус. — А тебе там наверняка говорили, что нужно отказаться даже от алкоголя, сигарет и травки по выходным. и как можно быстрее. А еще я помню, что ты подрался с однокурсником из-за того, что он курил во время вечеринки. Меня, надеюсь, не ударишь? — последний вопрос был задан с явной насмешкой. — Не ударю, я стал спокойнее относиться к наркоманам, — тяжело вздохнул Нанду. — Но переубедить тебя попытаюсь. И не надо говорить мне, что куришь только в выходные. — Да, примерно два-три раза в неделю, — признался Маркус. — И я не наркоман, я могу бросить в любой момент. Я слышал, что некоторые наркоманы в ремиссии так же, как я, изредка курят травку и пьют алкоголь. Они это делают для того, чтобы не сорваться на более тяжелые наркотики и не бросать вот так сразу. А еще представь: ты оказался в непривычной для тебя среде, например, как я среди светских людей. Мне сложно привыкнуть к тому, что происходит вокруг меня, все такие образованные, рафинированные… — Маркус, я слышу очень много заблуждений. И где ты только слышал о таких наркоманах, которые употребляют, чтобы не сорваться? — Нанду был в ужасе от слов друга и даже не понимал, как к нему подступиться. В вузе ему говорили, что психологи должны задавать наводящие вопросы и подталкивать пациента к осознанию его болезни. Но Маркус — не пациент, а друг Нанду и, возможно, стоит поговорить с ним, как с приятелем. — Посмотри, ты ведь многого достиг: устроился на работу в фирму по ремонту, завел новых друзей, встречаешься с великолепной девушкой. Хочешь, выскажи мне все, что у тебя на душе, но выбрось всю дрянь, что есть у тебя дома. Можем сделать это вместе, если не можешь решиться сам. — Ты прав, мне действительно это не нужно, и я откажусь от дури. Считай, что сегодня последний день, когда я ее употребил, — Маркус старался звучать искренне, хотя Нанду показалось, что он делает одолжение и хочет, чтоб от него отстали. — Не бойся, дома у меня нет ничего такого, что тебе бы не понравилось. — Хорошо, я верю тебе, — выдавил Нанду после мгновений напряженного молчания. — Смотри, вот тот диск, который я хотел тебе предложить, а вот остальные новые диски. Хочешь, можешь выбрать сам, что включить в гостиной? — Довольно интересная музыка, многое слышал, и некоторые песни вполне неплохи, — с неподдельным интересом произнес Маркус, рассматривая диски и выбирая несколько для всех. Нанду кивнул и решил, что можно ему поверить. Возможно, Маркусу нужна вера в него, как некогда самому Нанду. Однако в голове вдруг закрутилась строка из любимого стихотворения Нанду, написанного Пабло Нерудой: «Это утро набухло бурей». И это неспроста, подумал он. Полтора года прошли относительно гладко и спокойно, но сейчас все выглядит так, будто грядут потрясения и перемены.