***
На работу Сесеу пришел явно не в том приподнятом настроении, в котором очнулся ото сна. Радуясь, что донна Даниэлла сегодня находится где-то в городе, он приступил к написанию отчета. Рабочий день тянулся подобно густому сладкому сиропу, и Сесеу, постоянно падая в омут мыслей, еле досидел до обеденного перерыва. Встреча с Режининьей выбила его из колеи, но еще больше его ввели в ступор слова девушки о том, что его увлечение Нанду всего лишь временное. Да, молодой человек понимал, что на их пути встретится много препятствий, — их могут не принять, а Нанду может сорваться. В одном Сесеу был уверен полностью — девушки красивы, но уже не будоражат его кровь так, как Нанду, а некоторые и вовсе не привлекают его. Вот, например, взять Дебору, которая только что врезалась в него, пока он шел на обед… — Черт, нельзя поаккуратней? Что за день такой сегодня! — воскликнул Сесеу, почувствовав обжигающую влажность на животе и ниже. Посмотрев вниз, он увидел на бежевом льняном костюме кофейные подтеки. — Сесеу, прости, пожалуйста, я не заметила тебя, — протараторила секретарша, опустив глаза. — Чем я могу тебе помочь? Хочешь, позвоню Маркусу, и он принесет тебе что-нибудь из его одежды? — Ничего страшного, — Сесеу понимал, что злится на Режининью, и ни в коем случае не хотел срываться на Деборе. — Это ты прости меня, Дебора, у меня сегодня тяжелый день. Не нужно никого беспокоить, прохожу так до конца дня, тем более Маркус ниже ростом. И давай так: раз уж твой кофе остался на моем костюме, я куплю его тебе. — Хорошо, спасибо. Могу я составить тебе компанию? — спросила Дебора. — Поняла, что хочу еще взять печенья в кафетерии, но куплю сама. — Можем тогда посидеть вместе, — пожал плечами Сесеу. Дебора покраснела и улыбнулась, и парню стало еще более очевидно, что происходит. Она явно влюблена в него, и это вызвало у Сесеу неловкость и некое чувство вины. Наверное, в других обстоятельствах он ответил бы ей взаимностью, но сейчас его даже не тянуло к ней. Они спустились на первый этаж в кафетерий, заказали обед и кофе, и Сесеу рассмотрел девушку более детально. Не утонченная красавица, какие нравились парню раньше, но довольно симпатичная: русые вьющиеся волосы, курносый нос, серые глаза. Сегодня Дебора надела голубую блузку с декольте и туфли на каблуках, — наверняка по совету какой-нибудь подруги. Однако, вопреки своей скромности и наивности, девушка вовсе не была зажатой и первая начала разговор. — Как твой друг, Нанду, кажется? — спросила Дебора. — Маркус говорил, что он на днях выходит из реабилитационного центра. — С Нанду все хорошо, он в предвкушении новой жизни. Живем сейчас вместе в его квартире, чтобы не платить за аренду, — Сесеу почувствовал, как краска приливает к щекам, и поспешил уткнуться в обед. — Желаю выздоровления ему и верю, что он не сорвется, — искренне сказала Дебора. — Спасибо, обязательно передам ему. Слушай, не хотите с Маркусом сходить на пляж после работы со мной и Нанду? — предложил Сесеу. — Будет моя сестра Телминья и, возможно, еще одна девушка, Мэл. — Да, я была бы рада, только не сегодня, — просияла Дебора. — На следующей неделе, я думаю, — ответил Сесеу. — Нанду нужно немного адаптироваться к большому миру. — Хорошо, без проблем, — Дебора отпила кофе и спросила. — Узнала, что у тебя скоро день рождения. Как планируешь провести его? — Отмечу с родителями, возможно еще с Нанду, — честно признался Сесеу. — Хочу погулять с ним по городу, этого ему явно не хватает. — А в кино не хотите сходить? Недавно новый фильм вышел, — Дебора начала оживленно рассказывать о новой картине, и разговор потек более плавно. Сесеу подумал, что девушка может быть неплохой подругой и интересной собеседницей, однако избавить его от волнений она не смогла, и остаток дня снова потянулся невыносимо медленно.***
— Странно это, ходить за продуктами вместе со своим парнем, — сказал Нанду, когда они с Сесеу только вернулись домой с двумя пакетами, нагруженными рыбой и мясом, рисом и фасолью, молоком, овощами и всем необходимым для выпечки. В общем, тем, из чего «можно приготовить нормальную еду», как выразился Нанду. Слишком уж не обрадовало его то, что Сесеу в основном питался полуфабрикатами. — Остальное тебя не смущает? Например, то, что у тебя есть парень, — усмехнулся Сесеу, закрывая за собой дверь и целуя Нанду. Он мечтал об этом целый день, и теперь чувствовал, как тягостные ощущения покидают его. Нанду испытывал то же самое, отдаваясь неспешным ласкам и прикосновениям губ возлюбленного. Сейчас ему был жизненно необходим Сесеу, ведь Нанду окончательно проснулся уже ближе к полудню в холодном поту, — ему снилась Режининья, больше похожая на зомби из второсортных ужастиков, чем на саму себя. Она тянула руки к бывшему другу и спрашивала, почему он оставил ее умирать. И так до тех пор, пока не вцепилась в него и не начала тащить глубоко под землю. Этот сон настолько потряс парня, что он пролежал в постели весь день, встав только к вечеру. Едва Нанду успел принять душ, как домой пришел чем-то расстроенный Сесеу с кофейными пятнами на одежде. Нанду настолько стало стыдно за его праздное времяпровождение, что он сбегал за газетой к почтовому ящику, пока Сесеу переодевался и закидывал вещи в стиральную машину. — Удивительно, но нет, — немного подумав и оторвавшись от самых желанных губ на свете, ответил Нанду. — Мне становится намного лучше всякий раз, когда ты целуешь меня. А остальное уже не так важно. Представляешь, мне приснился настолько ужасный сон, что я не смог собраться с силами и поискать работу, позвонить по объявлениям. А мне так не хочется сидеть на твоей шее… — Не переживай и не спеши, тебе нужно привыкнуть к жизни вне реабилитационного центра. Отдыхай как следует, я же вижу, насколько сложно тебе дается спокойный сон, — возразил ему Сесеу и только сейчас обратил внимание на еще одну деталь рассказа. — Что такое тебе приснилось, расскажи? — Нет, я хочу найти работу как можно быстрее. В клинике нам советовали погрузиться с головой в новое занятие, лишь бы не было времени думать о наркотиках. А про сон… Да вроде ничего такого, просто Режининья в облике зомби затащила меня в могилу, — Нанду попытался скрыть за бравадой волнение, но ему не удалось. Сесеу заметил, что возлюбленный снова отворачивается и кусает губы и обнял его, зарывшись в волосы. Нанду шумно выдохнул, лицо его смягчилось, и Сесеу почувствовал это. Но одна тема так и висела над ними, подобно тяжелой наковальне, способной пробить дыру в земле. Встреча с Режининьей. Нельзя будоражить уставший от недосыпа мозг Нанду еще больше, думал Сесеу, сидя на работе. С другой стороны, Нанду откровенен с ним, так, возможно, и у Сесеу не должно быть секретов от того, кто так легко называет его «моим парнем»? — Я встретил ее сегодня у нашей квартиры. Она клялась мне, что хочет завязать, и согласилась поехать в клинику. Отвез ее в наркодиспансер на дороге Кандидо-де-Оливейра, — выпалил Сесеу, и ему стало легче. — Знаешь, спасибо, что ты поступил так, и не утаил от меня это, — Нанду был шокирован, но в душе ему было приятно от того, что Сесеу не стал его беречь, а еще помог Режининье, несмотря на неприязнь к ней. — Ты бы хотел ее увидеть? — осторожно уточнил Сесеу. — Не знаю, с одной стороны, я вряд ли могу ей помочь. Сам только недавно выбрался, — рассуждая, Нанду начал разбирать пакеты, чтобы хоть чем-то занять руки. Он заметно нервничал и даже чуть не уронил продукты на пол. — Но с другой стороны, я мечтаю помогать бывшим наркоманам, и особенно Режининье. Она очень хороший человек, правда. — Не соглашусь с последним твоим утверждением, но могу сходить с тобой к ней в клинику, чтобы тебе не было так тревожно, — предложил Сесеу. — Хорошо, но я пока сам не готов видеть ее, — с сомнением протянул Нанду. Как же быстро меняется его настрой даже за пределами реабилитационного центра! В клинике он горел желанием помогать наркоманам, а сейчас весь трясется и не хочет сталкиваться с Режининьей, которую считал хорошей подругой. «Я боюсь сорваться… боюсь, что посмотрю на нее и побегу за дозой», — назойливая мысль застучала в голове Нанду, словно метроном. Он даже не заметил, как комкает в руках пакет свежей зелени. К счастью, это заметил Сесеу и поспешил забрать у него пакет. — Прости, я задумался. Со мной уже часто бывало такое, — Нанду осознал, что впал в ступор — еще одно последствие зависимости. — Я все понимаю, и я с тобой. Может быть, тебе попробовать отвлечься? Сходить на пляж со мной, Телминьей, Маркусом и Деборой. Можем еще Мэл позвать, — осторожно предложил Сесеу. — Наверное, не на этой неделе, — ответил Нанду. — Отпразднуем твой день рождения, найду работу, и тогда можно будет сходить. Я еще не привык к большому миру, но ты сходи. Кстати, что ты хотел бы на ужин? — Давай вместе приготовим что-нибудь на твое усмотрение, — ответил Сесеу, поняв, что Нанду сегодня не в лучшем состоянии, и ему нужна помощь. Через некоторое время, наслаждаясь говяжьими стейками, они вдвоем смотрели объявления о работе, выбирая наиболее подходящие для Нанду. Все тревоги прошедшего дня будто испарились бесследно, уступив место домашнему уюту, который двое решили строить вместе.***
Шестнадцатого июня, только открыв глаза, Сесеу понял, что его ожидает, наверное, лучший день рождения в его жизни. Точнее, двадцать три года ему исполнилось вчера, и он провел этот день в компании родных. Конечно, Сесеу был рад провести время с отцом, матерью и сестрой: Тавиньо дал ему несколько профессиональных советов, Лидьяне поинтересовалась самочувствием Нанду и поддержала сына в его новой жизни, а довольная Телминья делилась рассказами из жизни старых знакомых. Несмотря на это, Сесеу казалось, будто в воздухе витает напряжение, — его работа на донну Даниэллу по-прежнему не дает родителям покоя, а еще они догадываются о его романе с Нанду. Подарки же несказанно порадовали Сесеу: мама и Телминья вручили ему новый парфюм и кожаный ремень, а отец отдал ему свой синий «Fiat Doblo». Просторному автомобилю было уже около пяти лет, но он по-прежнему был хорош на дорогах. «Будь осторожнее, когда будешь оставлять ее в Эстасио. Сам понимаешь, тебе нужна машина, но новую не могу тебе подарить», — сказал Тавиньо, купивший недавно себе новую «Тойоту», и Сесеу был согласен с ним. Пусть у него будет подержанный автомобиль, чем он будет испытывать неловкость от того, что не оправдал надежды отца, но при этом получать дорогие подарки. Сейчас же Сесеу поспешил отбросить тревожные мысли и отдаться прикосновениям Нанду, который лежал рядом и смотрел на него с нескрываемым восхищением. — С днем рождения еще раз, — Нанду провел по густым темным волосам, очертил линию скул и рта и чуть оттянул нижнюю губу большим пальцем, чувствуя, как Сесеу слегка прикусил его. От такого интимного жеста оба задышали чаще, чувствуя, как в квартире становится невыносимо жарко. — Доброе утро. Хочу всегда просыпаться так, — мечтательно произнес Сесеу, вставая с кровати. — Сейчас приведу себя в порядок и продолжим, надеюсь? — Обязательно. У меня есть для тебя подарок. Он, конечно, не сравнится с тем, что ты подарил мне, но тебе должно понравиться, — и Нанду протянул ему два билета, оформленных в стиле одной из картин, представленных на выставке художников из фавел. — Нанду, это же та выставка, про которую я тебе рассказывал, — воскликнул Сесеу и обнял его. — Спасибо, я очень хотел туда сходить! — Если хочешь, ты можешь пригласить Телминью или кого-то из родителей, — робко предложил Нанду, надеясь однако, что Сесеу возьмет его с собой. — Билет действует до конца выставки. — Нет, я хочу пригласить тебя. Это будет для меня частью подарка, — возразил именинник. — И пойдем сегодня, давно уже никуда не выбирался. Добраться до Музея современного искусства Рио-де-Жанейро они смогли ближе к вечеру, — сначала долго завтракали, затем все же решили продолжить начатое с утра. Всю дорогу с лица Сесеу не сходила улыбка, глаза его блестели, и это казалось Нанду чем-то странным и забавным одновременно. Родители подарили Сесеу машину и пару вещей от известных фирм, а он радуется, как ребенок, билетам на выставку. Экспозиция занимала шесть залов, и парни решили рассматривать картины вместе, чтобы затем обсуждать увиденное. Первый зал занимали пейзажи с видами Росиньи, Маре и других фавел. Пусть Сесеу ни разу не бывал в этих местах, а только слышал разные жуткие истории о них, сейчас ему казалось, что от пейзажей веет умиротворением и какой-то светлой простотой. Даже те пейзажи, на которых были изображены нагромождения ветхих домов, выглядели довольно успокаивающе. — Знакомое место, — откликнулся Нанду, глядя на одну из картин. Она изображала вид на горы близ Росиньи, поросшие зеленью и окруженные убогими домами. Светлые, сочные тона и легкие мазки, как на полотнах импрессионистов, передавали совсем не то впечатление, которое оставило это место у Нанду. За фасадом холста, среди хижин, скрывались те годы, которые он провел в притонах. — Ты в порядке? — спросил Сесеу, будто заподозривший неладное. — На удивление, да, — честно ответил Нанду. — Я помню эти места в других цветах. Кирпичные крыши, грязно-желтые и серые стены. А художник видит много зелени, горы и чистое небо… Наверное, он жил здесь в детстве, ты не обратил внимание? — Ты прав, детство его прошло в фавелах Росиньи, — подтвердил Сесеу его догадку и прочитал строки из брошюры. — «Габриэль Рамос* не стремится показать внутреннюю сторону жизни в фавелах. Его цель — донести до зрителя, что красоту можно найти и среди окружающей серости. Внутри него живет ребенок из фавел, который еще верит в добро и способен замечать только хорошее». — Может, он и прав. Даже грустно, что я не смогу оценить красоту этих мест. Возвращаться туда очень уж не хочется, — произнес Нанду, и Сесеу легко сжал его запястье в знак утешения. Следующие три зала занимали сюжетные картины в разных стилях и с разным настроением — одни изображали пасторальные сюжеты, другие были более мрачными и реалистичными. Именно вторые собрали вокруг себя довольно много респектабельных людей, не знающих о жизни фавелах примерно ничего, да и Нанду с Сесеу не смогли пройти мимо. Выходцы из фавел писали уличных торговцев и проституток, детей, играющих в луже, и местных бандитов. А некоторые сюжеты и вовсе выглядели шокирующе. Например, одно из полотен изображало перестрелку между кариока, один уже был ранен и лежал, истекающий кровью и поддерживаемый товарищем. Резкие мазки, темные грязноватые цвета, проработанная мимика героев — все придавало картине некоторую долю динамичности, но при этом наводило ужас. Рядом висела еще одна картина этого художника, представляющая безногого гитариста с пропитым лицом и рядом с ним — оборванного тощего мальчишку с кружкой для милостыни. — Жутко, но что-то в этом есть, — проговорил Сесеу, вглядываясь в лица героев полотна. Выписаны они были, действительно, мастерски и эмоционально. — Чем-то напоминает мне Диего Веласкеса, если бы он писал своих шутов в наше время. — Да, наверное, что-то есть, — Нанду не слишком хорошо разбирался в мировой живописи, но не хотел ударить в грязь лицом, поэтому перевел тему, взглянув в брошюру. — Этот художник, Перейра, погиб от рук грабителей в прошлом году, представляешь, какая ирония? — Да, здесь он изобразил себя в виде раненого, — Сесеу перевел взгляд на картину с изображением перестрелки и поддержал разговор, понимая, что Нанду вряд ли изучал творчество известных художников и посещал выставки в последние годы. — Жаль его, погиб, не дожив до сорока. Мне кажется, он мог сказать еще больше в своих картинах, — и с этим Нанду был абсолютно согласен. Они направились дальше по залам, рассматривая полотна, выполненные в разных стилях — от реализма и примитивизма до абстракции. Однако не изображения попрошаек и раненных в перестрелке больше всего задели Нанду. Это было полотно, герой которого — рыжеволосый парень в красном свитере — сидел на фоне серых обшарпанных стен. Лицо героя было искажено мазками и практически лишено человеческих черт, а перспектива была выстроена так, будто он находился на краю пропасти. Нанду смотрел на картину, как завороженный, видя в каждом мазке и черточке того, кто должен быть изгнан, вытравлен, выжжен из сердца и из памяти. Прежнего Нанду Гимараеша. «Какой удачный подбор цветов», — с горечью подумал Нанду. Художник под псевдонимом Кику как будто наблюдал за ним тогда и проник в его мысли. У Нанду рыжеватые волосы, он тоже был одет в терракотовый свитер, когда сбежал от Сесеу перед домом музыканта из группы. А после накачался в очередной раз, но не испытал ни грамма удовольствия, а почувствовал себя примерно также, как герой картины, — разбитым, потерянным, пропащим. Конечно, этот парень без лица похож на Нанду. А грязно-серый фон — это стены притона, опираясь на которые и сидя прямо на липком замусоренном полу, он на автомате и без единого проблеска наслаждения вдыхал белую пыль. А может быть, этот фон — всего лишь метафора его прежней жизни, к которой он так боится вернуться даже сейчас и которую видит во снах и наяву. Чем больше Нанду погружался в картину, тем сильнее подступали слезы, но он отчаянно отгонял их, не желая портить такой прекрасный день. Однако так же, как возможно изменить собственную жизнь, можно мысленно превратить эту гнетущую картину в диптих с более оптимистичным сюжетом. В воображении Нанду возникла еще одна фигура в бело-голубых ослепительных одеждах, с кожей и волосами, выписанными в теплых тонах. Его Сесеу Вальверде, его личное светило, опора в тяжкие дни ремиссии и надежда на лучшее будущее. До реабилитации в редкие дни трезвости Нанду порой ловил себя на мысли, что хочет вернуть общение с бывшим другом. Тогда Сесеу снился ему в лучах мягкого света, будто звал за собой. Однако Нанду просыпался, возвращался в реальность, и ослепительно-белый свет от образа Сесеу трансформировался в сыпучую субстанцию иного рода, но такого же цвета. Даже когда Нанду протрезвел спустя несколько дней после побега, в его голову закрадывались мысли о том, что было бы, если бы он остался с Сесеу. Неужели отношения между ними могли бы завязаться раньше? От этого осознания Нанду будто прорвало, а по щекам потекли нежеланные слезы. — Нанду, я потерял тебя, пошли посмотрим фотографии… Ой, ты плачешь? — Сесеу спешил к нему, крайне обеспокоенный. — Что случилось? — Ничего такого, просто осознал, на что потратил лучшие годы своей жизни. Ты посмотри на эту картину. Пусть она и называется «Пожар в Маре», я увидел в этом образе себя. Помнишь, в тот день, когда ты пытался отвезти меня к дому Марсело?.. — Иди сюда, — Сесеу просто заключил Нанду в объятия, радуясь, что в зале больше никого не было. Он понимал, что слезы и восприимчивость Нанду — это все последствия зависимости, и его сердце сжималось от безграничного сочувствия к возлюбленному. — Я испортил тебе праздник? — спросил Нанду, всхлипывая. — Ничего ты не портишь, — мягко возразил ему Сесеу, путаясь пальцами в густых кудрях. — Хочешь, продолжим его в другом месте? Поедем домой, приготовим что-нибудь, посмотрим фильм, или я почитаю тебе вслух. — Нет, только не домой. Боюсь, что там все будет напоминать мне о тех днях, когда я употреблял. Хочу прийти в себя. — Тогда предлагаю заехать куда-нибудь перекусить, а потом на пляж Глория**. Прогуляемся, посмотрим на океан. — Давай так и поступим, — просиял Нанду сквозь высыхающие слезы. Океан встретил их высокими и бурными волнами, разбивающимися об острые камни на тысячи брызг и перекатывающими крохотные песчинки. Солнце уже зашло, и это играло влюбленным на руку, — они могли не бояться, что кто-то увидит их. Тем более небольшой пляж Глория был не слишком популярен среди местных жителей. Сесеу и Нанду разместились, обнявшись, на камнях чуть поодаль от волн и некоторое время просто молча смотрели на темные воды, в которых отражалась растущая луна и огни фонарей. — Спасибо, что не стал злиться на меня из-за моих слез. Я совершенно не контролирую себя. Даже непонятно, что в очередной раз заставит меня провалиться в переживания, — Нанду первым нарушил молчание. — У меня и в мыслях не было ничего подобного. Когда отец возил нас в реабилитационный центр, пациенты рассказывали мне о подобном. Так что меня не пугает ничего из того, что происходит с тобой. Больше меня беспокоит то, что ты весь дрожишь, — Сесеу достал из рюкзака специально припасенный для таких целей свитер и протянул его Нанду, который поспешил укутаться в мягкую вязаную ткань. Стало теплее, но еще больше, чем свитер, его согревали объятия возлюбленного, который в этот момент задумался о своем. Каково это — быть взаимно влюбленным в наркомана и встречаться с ним? Сложно и непредсказуемо, иногда опасно, ответил бы Сесеу. Раньше, фантазируя об их совместной жизни с Нанду, он представлял все не в таких мрачных тонах. Воображение его рисовало идиллические сцены, похожие на воздушные пейзажи Габриэля Рамоса. Но оказалось, это больше похоже на картины скоропостижно погибшего Педро Перейры с его попрошайками, бандитскими разборками и жестокой реальностью фавел. Столкнувшись с проявлениями недуга Нанду, Сесеу тоже начал опасаться его срыва. В начале недели Нанду видел во сне Режининью и впадал в ступор, сегодня он не может сдержать слез из-за собственной интерпретации картины, а что завтра? Сорванное терпение, побег из дома, поиски дозы? А за этим может последовать их расставание, потому что Сесеу окажется бессильным… Нет! Вот же он, Нанду, жмется всем телом к Сесеу, утыкается носом в его плечо, прося ласки и защиты. Всю неделю он не выходил из квартиры без сопровождения Сесеу, а дома готовил и читал книги по психологии. А внезапные воспоминания, ночные кошмары, перепады настроения и слезы — это часть болезни Нанду, которую он и Сесеу должны исцелять вместе, шаг за шагом. И первый, наверное, самый важный шаг он уже сделал — поверил в Нанду, еще в тот день, когда он, промокший и сломленный, позвонил ночью в квартиру Вальверде. Вера и поддержка — это то, что нужно наркоману в ремиссии, он слышал об этом. Сесеу смог поверить в возлюбленного, и теперь важно привить ему уверенность в себе, помочь обрести почву под ногами. С этими мыслями Сесеу затянул Нанду в долгожданный для обоих и невероятно сладкий поцелуй, потом в еще один, и еще… Такое окончание дня стало для Сесеу избавлением от всех сомнений и недосказанностей, а для Нанду — уверением в том, что он справится с недугом.